ЭПИГРАФ
Дорога бежит и видна колея,
По ней жизнь проходит, твоя и моя.
Но наши с тобой колеи разошлись,
И каждым по своему прожита жизнь.
Беспечная юность ушла, не вернуть.
Тернист и загадочен жизненный путь.
Мечты и желанья уже за бортом,
Теперь нужно думать, что будет потом.
Но здесь и сейчас на мгновенье забудь,
Тихонько осядет житейская муть.
И в чистой воде сможешь ты разглядеть
Того, на кого так любила смотреть.
Пускай дождь неистово льёт за окном,
Нам это не важно, пока мы вдвоём.
В такт каплям два сердца стучат в унисон.
Мы здесь, мы так близко — и это не сон.
Пускай всё случится, а может и нет.
На это не знаем пока мы ответ.
Но знаки должны мы увидеть с тобой,
Ведь три БМВ — назовём мы судьбой.
(Елена Елена)
Парковщик сразу понял – эта женщина пришла по его душу.
Молодая, видная, в элегантном наряде, будто сошедшая со страниц модного каталога. В одной руке – чемодан, в другой – две объемистые сумки. Она ловко лавировала между рядами припаркованных машин, и её движения были полны той лёгкой неуверенности, которая выдаёт человека, впервые оказавшегося в этом лабиринте из металла и асфальта.
На ней был тот самый чуридар камиз – воздушный, с изящной вышивкой. Жена только на днях заказывала такой же в интернет-магазине и, сидя перед экраном, с восхищением перечисляла: "Посмотри, какая красота! Так сейчас носят! Скоро приедет – не могу дождаться!" Он тогда лишь кивнул – да, красиво. Но сейчас, глядя на незнакомку, вдруг осознал: действительно, красиво.
А ещё он осознал другое: она направляется прямиком в сектор С.
Уже больше недели он и напарник перебрасывались, как мячиком, этой проблемой. "Ты разберёшься?" – "Нет, ты!" – "Да ладно, там же всего пара машин!" – "Зато каких!" В итоге жребий пал на него. И, конечно же, именно сейчас – когда в кабинке стоял умопомрачительный аромат малай-кофты.
Прия готовила это блюдо так, что пальчики оближешь – в прямом смысле. Он бы и тарелку вылизал, будь она поближе. Но вместо этого пришлось оторваться от обеда, выйти навстречу гостье и объяснять, почему её машину… ну, скажем так, немного подвинули.
С тяжелым вздохом он отодвинул судочек, вышел из кабинки и нехотя зашагал в сторону женщины.
Три здоровенных джипа, будто стальные великаны, сомкнулись вокруг крошечной жёлтой машинки, зажав её так, что ни подступиться, ни протиснуться. Девушка поставила чемодан, бросила сумки на асфальт и в растерянности оглядывалась, нервно теребя край дуппаты. Её пальцы скользнули к сумке, нащупали телефон, но, не найдя спасения в нём, она с досадой швырнула его обратно.
И тут её взгляд упал на него.
— И что мне теперь делать, скажите, пожалуйста?! — бросилась она к нему, в голосе — смесь возмущения и безнадёги.
Он медленно подошёл, почесал затылок, затем с деловитым видом протиснулся между машинами, осмотрел ситуацию с разных сторон, изобразив на лице искреннее изумление. Хотя прекрасно знал, что это за "любовный треугольник": хозяева джипов — его постоянные клиенты, и вернутся они не скоро.
— Ну, что я могу предложить… — задумчиво протянул он. — Первый вариант — эвакуатор. Второй — такси, а за машиной вернётесь позже. Сразу скажу — такси дешевле.
Девушка вздохнула.
— А эвакуатор долго ждать?
— Не скажу точно, у нас своего нет, вызывать придётся со стороны.
— Ладно. Тогда такси. С машиной ничего не случится?
— Конечно нет, она под нашей ответственностью. Только вот… аккумулятор у вас отключён?
— Да, я клеммы сняла, — ответила она, закидывая сумку на плечо.
Он чуть усмехнулся про себя: "Соображает". Подхватил чемодан, и колёсики загремели по асфальту, пока он вёл её к офису.
— Я уточню, когда освободятся эти… гм… "соседи" вашей машинки. Как только место будет — сразу позвоним, — бормотал он, волоча неподъёмный чемодан.
— Надеюсь, — буркнула она. — И вообще, куда вы смотрели, когда их парковали? У вас же камеры должны быть!
Он замялся.
— Бывает… человеческий фактор…
— Человеческий фактор! — фыркнула девушка. — Напишу жалобу — узнаете, что за фактор!
Охранник заметно сник, и в его глазах читалось отчаянное желание её умилостивить. Она вдруг смягчилась.
— Ладно, не буду ничего писать. Только обещайте — позвоните сразу, как что-то прояснится.
— Обещаю! Лично проконтролирую, даже если не на смене буду! — закивал он. — Войдёте в офис или подождёте здесь?
— Постою тут. Только побыстрее, ладно? — она взглянула на хмурое небо. — Кажется, дождь собирается…
Он исчез в каморке, зашуршал бумагами, позвонил куда-то. Через пару минут вернулся.
— Всё выяснил. Одна машина уедет через три дня, остальные — позже.
— Прекрасно! Три дня пешком топать, — усмехнулась она. — Ладно, мой номер у вас есть? Я в анкете указывала…
Охранник продиктовал цифры.
— Да, это мой. Буду ждать звонка.
Он сложил ладони, как перед молитвой, и в десятый раз принялся извиняться.
— А вот и такси! Прошу вас…
Машина подкатила, из неё вышел водитель, оценивающе окинул взглядом багаж.
— Это всё?
— Да-да, это всё! — засуетился охранник.
Таксист открыл багажник, водрузил туда чемодан и нахмурился:
— Больше ничего не влезет — детское кресло мешает. Остальное — в салон. Но тогда вам придётся сесть спереди. Не против?
— Не против, — пожала плечами девушка.
Водитель утрамбовал чемодан на заднее сиденье, обошёл машину и устроился за рулём. Она села рядом.
— Пристёгиваться нужно? — спросила она.
— Если не хотите вылететь в лобовое стекло — то да, — буркнул он, заводи?я мотор. — Что случилось-то?
Девушка поправила подол туники, щёлкнула ремнём и ответила с лёгкой усмешкой:
— Мою машину заблокировали. Даже дверь открыть не смогла.
— Понятно, — кивнул водитель. — Ну, поехали. Куда?
Она назвала адрес. Навигатор ожил, проложил маршрут, и такси тронулось, растворяясь в потоке машин.
Город кипел вокруг — шумный, безразличный, живущий своей жизнью. Но в этой толчее она чувствовала себя спокойнее, чем в тишине родительского дома.
Многое изменилось. Она сама стала другой. Призраки прошлого почти не тревожили её — лишь иногда чьё-то неосторожное слово, жест или знакомый запах накрывали липкой волной воспоминаний. На мгновение становилось душно, сердце сжималось… но потом — глубокий вдох, и всё снова на своих местах.
И сейчас было именно так.
"Чему быть — того не миновать…"
Он украдкой поглядывал на пассажирку. Хорошо, что не из болтливых. Не то чтобы он не любил поговорить — но слушать пустую болтовню нужно было иметь стальные нервы. За пять лет работы таксистом он наслушался всякого. Теперь ценил тишину.
Но молчание тянулось слишком долго. Он включил радио. В салон ворвался очередной одноразовый хит, но он его не слышал. Глаза следили за дорогой, а где-то в самых потаённых уголках памяти звучал тихий женский голос. Та самая песня — не из радиоэфиров, не из кино, не из праздничных застолий. Только для него. Его прошлое.
— Странные сейчас песни... — вдруг сказала девушка.
Он вздрогнул, будто разбуженный.
— Да... Не то что раньше.
Она рассмеялась:
— Вы прямо как моя мама.
— А ваша мама, значит, умная женщина.
— Бывает по-разному, — ответила она неожиданно грустно и отвернулась к окну.
Мама... Когда-то она любила её до безумия. И так же сильно боялась. Теперь — нет. Она выросла. Да и мама изменилась. То, что пережила их семья, оставило след на всех.
— Вы откуда приехали? — спросил он, чтобы разрядить тишину.
— С севера, — ответила она уклончиво.
— Я тоже когда-то жил на севере. В Раджастане.
Девушка повернула голову, но вместо продолжения темы сказала:
— Кажется, дождь начинается.
"Хм, сменила тему. Ладно."
— Да, и не просто дождь, а ливень, — пробормотал он, глядя на тяжёлые тучи.
— Я люблю дождь... — прошептала она задумчиво.
Они ехали молча, каждый погружённый в свои мысли. Он вдруг заметил, что не спешит. Обычная скорость, хотя мог бы и прибавить. Усмехнулся про себя. Ему было... хорошо. Непонятно почему — то ли из-за предгрозового воздуха, то ли из-за этой странной тишины между ними.
Первые капли шлёпнулись по лобовому стеклу. Июль, сезон дождей. Лило почти каждый день...
— Ну что, поплывём? — пошутил он, но, заметив её тревожный взгляд, тут же добавил: — Всё в порядке, ничего страшного.
Дождь обрушился стеной. Дворники едва справлялись, пришлось сбросить скорость и вглядываться в красные огни машин впереди.
— Наверное, стоит остановиться. Переждать. Видите, многие так делают.
— Согласна, — кивнула она.
Он свернул на обочину и заглушил мотор.
— Как думаете, надолго мы застрянем? — спросила девушка, всматриваясь в водяную пелену за стеклом.
— Надеюсь, что нет. Вы куда-то спешите?
— Нет, не спешу.
"Спросить, как её зовут?.. Но что мне даст её имя?"
— А что вы любите делать, когда идёт дождь? — спросил он вместо этого.
— Петь, — неожиданно ответила она и тут же смутилась. — Ой, только не просите меня спеть.
— Почему?
— Я не очень хорошо пою.
— Я тоже. Давайте так: вы мне — потом я вам.
Девушка тихо рассмеялась.
— Ладно... Я попробую. Это моя любимая песня. Её пел... один очень близкий мне человек.
Она отвернулась к залитому дождём окну, сделала лёгкий вдох и запела. Голос её был тихим, чуть неуверенным, но в нём была такая тёплая, глубокая нота, что он замер. За окном бушевал ливень, а в машине звучала мелодия, которой не было ни в одном эфире.
Только для него. Как когда-то...
Девушка, глядя в дождь, тихо запела:
— Heli mhari sunn le Ram,
Heli sunn le Ram jee,
Jyot jala de ... moh mita de...
Kar-kaya nihal jee,
Heli sun le Ram jee.
Rangrasiya tu, Manbasiya tu!
Simroo thahro naam jee,
Heli mhari sunn le Ram
Heli sun le Ram jee!...
Первые же ноты заставили его сердце остановиться. Он инстинктивно задержал дыхание, будто боялся, что малейший звук разрушит этот хрупкий момент. Руки сжали руль, лоб прижался к прохладной кожанной обшивке. В ушах звенело, а перед глазами вставали стены той больничной палаты, белые занавески, колеблющиеся от сквозняка, и её голос...
— Вы не узнали меня, Аман-джи? — тихо спросила пассажирка.
Он медленно поднял голову и вгляделся в её лицо. Она улыбнулась — застенчиво, словно девочка, пойманная на шалости.
— Я — Сунери...
Сердце снова пропустило удар.
— Сунери? — голос его дрогнул. — Сестра Рудры?
Она кивнула.
— А я вас узнала сразу... как только вы подошли к машине.
Аман резко развернулся к ней, и тут, наконец, увидел — не просто черты лица, а что-то неуловимое, давно забытое. Тень улыбки, которую он когда-то знал. Взгляд, полный той же тихой грусти.
— Сунери! Сунери! — голос матери донёсся со двора, резкий и нетерпеливый.
"Надо поспешить!"
Я сорвалась с места и выбежала наружу:
— Да, мама!
— Отряд твоего брата здесь, им нужно подать чай... — проговорила она сладким голосом, каким всегда говорила с гостями.
Я замерла на пороге. Во дворе стояли мужчины в военной форме — столько сразу! — и от неожиданности половину её слов пролетели мимо моих ушей.
А потом я увидела Его.
Мир перестал существовать.
Звуки исчезли. Запахи растворились. Всё, что осталось — это Он. Сердце сначала подпрыгнуло, а потом будто вовсе остановилось. Я пожирала Его глазами — от аккуратно зачёсанных волос до начищенных до блеска ботинок — и не могла оторваться.
А потом Он посмотрел на меня.
На меня.
И всё.
Я умерла.
Умерла от этого взгляда. Пусть всего на секунду — но мне хватило, чтобы понять: вот он. Мужчина моей мечты.
Где-то вдали прозвучал до боли знакомый голос:
— Чего ты застыла? Беги в дом, ставь чайник!
Я с трудом отвела глаза от молодого офицера, пытаясь сообразить, чего от меня хочет мать.
— Да-а-а... — протянула я и, бросив на Него ещё один восторженный взгляд, смущённо улыбнулась и рванула выполнять приказ.
Тут я заметила Паро.
— Невестка! — зашептала я, подбегая к ней и хватая за руку. — Видишь того офицера? Помнишь, брахман говорил, что я выйду замуж за военного? Это Он! Не сторож, не кондуктор — офицер из СБГ! Я это чувствую!
Паро смотрела на меня с тихой улыбкой, но в глазах у неё стояла грусть.
Помню, как в дом вошли Рудра и Он — моё сердце снова запрыгало, как бешеное.
— Это Аман... — тихо сказала Паро, глядя, с кем зашёл её муж во внутренний дворик.
Я аж подпрыгнула.
— Аман?! Его зовут Аман?! — зашептала я, заворожённая. — Сунери и Аман. Аман и Сунери...
Я повторяла это имя, как мантру, пока резкий голос матери не врезался в мои грёзы:
— Ты до сих пор тут стоишь?!
А потом Паро обожгла себе руки...
Позже, спустя годы, я научилась понимать намёки, различать нюансы в разговорах, замечать скрытые взгляды. Но тогда я была просто глупой семнадцатилетней девочкой, для которой жизнь казалась лёгкой и прекрасной.
Воспоминания нахлынули внезапно, как этот ливень за стеклом. За несколько секунд перед глазами промелькнули картины прошлого — яркие, жгучие, — и сердце снова сжалось от знакомой боли. Тоска вонзила свои острые шипы глубже, чем она ожидала.
— Вам плохо, Сунери? — где-то рядом прозвучал голос, и чьи-то пальцы осторожно коснулись её руки.
Она вздрогнула и встретилась взглядом с Аманом.
— Простите, — прошептала едва слышно. — Всё в порядке. Просто... немного душно. Со мной иногда такое бывает.
— Может, воды? — он протянул бутылку минералки, и в его глазах читалось беспокойство.
— Нет, спасибо, — она слабо улыбнулась. — Сейчас пройдёт. Вы очень добры.
Аман открутил крышку и сделал несколько глотков, украдкой наблюдая за ней. Он испугался, когда она внезапно "уплыла" — застыла, уставившись в одну точку, не реагируя на его слова. Очнулась только от прикосновения.
В машине повисла тишина, нарушаемая лишь шумом ливня, хлеставшего по крыше. Они молчали, избегая встретиться взглядами, каждый погружённый в свои мысли.
— Расскажите о себе, Аман, — неожиданно нарушила молчание Сунери.
Он улыбнулся, удобнее устраиваясь на сиденье:
— С одним условием...
— Каким?
— Сначала я, потом вы, — твёрдо сказал он, глядя ей прямо в глаза.
Она замешкалась, но затем кивнула:
— Хорошо. Расскажу.
Аман откинулся на спинку сиденья, скрестив руки на груди:
— Как и Рудра, я ушёл со службы, только чуть позже. После Чандигарха жил в Мумбаи. В Дели — уже шесть лет.
— Вы совсем оставили армию?
— Совсем, — кивнул он. — Решил завязать окончательно. Работал где придётся — военная подготовка выручала. Был и охранником, и телохранителем, даже частным детективом.
Сунери едва заметно улыбнулась:
— Не могу представить вас сыщиком, честно.
Аман рассмеялся:
— Получалось неплохо, но... выслеживать неверных жён и мужей — не моё. Потом устроился в службу безопасности банка. Женился. Через год банк лопнул, и я перебрался в Дели. Перепробовал кучу работ, но душа ни к чему не лежала. Пока один знакомый не предложил водить такси. Вот уже пять лет за рулём.
— Вам нравится? Это же опасно...
— Бывало всякое. Пару раз пытались ограбить — армейские рефлексы ещё живы. Но мне нравится: не сидится на месте.
— А жене? Вас, наверное, редко видят дома... — её голос был спокоен, но в глазах читался неподдельный интерес.
Аман помолчал, затем медленно проговорил:
— Жена ушла, когда я остался без работы. Прошла любовь... — он замолчал, потом добавил тише: — Но я её не виню. Выходила за офицера, а получила банкрота.
Дорога бежит и видна колея,
По ней жизнь проходит, твоя и моя.
Но наши с тобой колеи разошлись,
И каждым по своему прожита жизнь.
Беспечная юность ушла, не вернуть.
Тернист и загадочен жизненный путь.
Мечты и желанья уже за бортом,
Теперь нужно думать, что будет потом.
Но здесь и сейчас на мгновенье забудь,
Тихонько осядет житейская муть.
И в чистой воде сможешь ты разглядеть
Того, на кого так любила смотреть.
Пускай дождь неистово льёт за окном,
Нам это не важно, пока мы вдвоём.
В такт каплям два сердца стучат в унисон.
Мы здесь, мы так близко — и это не сон.
Пускай всё случится, а может и нет.
На это не знаем пока мы ответ.
Но знаки должны мы увидеть с тобой,
Ведь три БМВ — назовём мы судьбой.
(Елена Елена)
Глава 1
Парковщик сразу понял – эта женщина пришла по его душу.
Молодая, видная, в элегантном наряде, будто сошедшая со страниц модного каталога. В одной руке – чемодан, в другой – две объемистые сумки. Она ловко лавировала между рядами припаркованных машин, и её движения были полны той лёгкой неуверенности, которая выдаёт человека, впервые оказавшегося в этом лабиринте из металла и асфальта.
На ней был тот самый чуридар камиз – воздушный, с изящной вышивкой. Жена только на днях заказывала такой же в интернет-магазине и, сидя перед экраном, с восхищением перечисляла: "Посмотри, какая красота! Так сейчас носят! Скоро приедет – не могу дождаться!" Он тогда лишь кивнул – да, красиво. Но сейчас, глядя на незнакомку, вдруг осознал: действительно, красиво.
А ещё он осознал другое: она направляется прямиком в сектор С.
Уже больше недели он и напарник перебрасывались, как мячиком, этой проблемой. "Ты разберёшься?" – "Нет, ты!" – "Да ладно, там же всего пара машин!" – "Зато каких!" В итоге жребий пал на него. И, конечно же, именно сейчас – когда в кабинке стоял умопомрачительный аромат малай-кофты.
Прия готовила это блюдо так, что пальчики оближешь – в прямом смысле. Он бы и тарелку вылизал, будь она поближе. Но вместо этого пришлось оторваться от обеда, выйти навстречу гостье и объяснять, почему её машину… ну, скажем так, немного подвинули.
С тяжелым вздохом он отодвинул судочек, вышел из кабинки и нехотя зашагал в сторону женщины.
Три здоровенных джипа, будто стальные великаны, сомкнулись вокруг крошечной жёлтой машинки, зажав её так, что ни подступиться, ни протиснуться. Девушка поставила чемодан, бросила сумки на асфальт и в растерянности оглядывалась, нервно теребя край дуппаты. Её пальцы скользнули к сумке, нащупали телефон, но, не найдя спасения в нём, она с досадой швырнула его обратно.
И тут её взгляд упал на него.
— И что мне теперь делать, скажите, пожалуйста?! — бросилась она к нему, в голосе — смесь возмущения и безнадёги.
Он медленно подошёл, почесал затылок, затем с деловитым видом протиснулся между машинами, осмотрел ситуацию с разных сторон, изобразив на лице искреннее изумление. Хотя прекрасно знал, что это за "любовный треугольник": хозяева джипов — его постоянные клиенты, и вернутся они не скоро.
— Ну, что я могу предложить… — задумчиво протянул он. — Первый вариант — эвакуатор. Второй — такси, а за машиной вернётесь позже. Сразу скажу — такси дешевле.
Девушка вздохнула.
— А эвакуатор долго ждать?
— Не скажу точно, у нас своего нет, вызывать придётся со стороны.
— Ладно. Тогда такси. С машиной ничего не случится?
— Конечно нет, она под нашей ответственностью. Только вот… аккумулятор у вас отключён?
— Да, я клеммы сняла, — ответила она, закидывая сумку на плечо.
Он чуть усмехнулся про себя: "Соображает". Подхватил чемодан, и колёсики загремели по асфальту, пока он вёл её к офису.
— Я уточню, когда освободятся эти… гм… "соседи" вашей машинки. Как только место будет — сразу позвоним, — бормотал он, волоча неподъёмный чемодан.
— Надеюсь, — буркнула она. — И вообще, куда вы смотрели, когда их парковали? У вас же камеры должны быть!
Он замялся.
— Бывает… человеческий фактор…
— Человеческий фактор! — фыркнула девушка. — Напишу жалобу — узнаете, что за фактор!
Охранник заметно сник, и в его глазах читалось отчаянное желание её умилостивить. Она вдруг смягчилась.
— Ладно, не буду ничего писать. Только обещайте — позвоните сразу, как что-то прояснится.
— Обещаю! Лично проконтролирую, даже если не на смене буду! — закивал он. — Войдёте в офис или подождёте здесь?
— Постою тут. Только побыстрее, ладно? — она взглянула на хмурое небо. — Кажется, дождь собирается…
Он исчез в каморке, зашуршал бумагами, позвонил куда-то. Через пару минут вернулся.
— Всё выяснил. Одна машина уедет через три дня, остальные — позже.
— Прекрасно! Три дня пешком топать, — усмехнулась она. — Ладно, мой номер у вас есть? Я в анкете указывала…
Охранник продиктовал цифры.
— Да, это мой. Буду ждать звонка.
Он сложил ладони, как перед молитвой, и в десятый раз принялся извиняться.
— А вот и такси! Прошу вас…
Машина подкатила, из неё вышел водитель, оценивающе окинул взглядом багаж.
— Это всё?
— Да-да, это всё! — засуетился охранник.
Таксист открыл багажник, водрузил туда чемодан и нахмурился:
— Больше ничего не влезет — детское кресло мешает. Остальное — в салон. Но тогда вам придётся сесть спереди. Не против?
— Не против, — пожала плечами девушка.
Водитель утрамбовал чемодан на заднее сиденье, обошёл машину и устроился за рулём. Она села рядом.
— Пристёгиваться нужно? — спросила она.
— Если не хотите вылететь в лобовое стекло — то да, — буркнул он, заводи?я мотор. — Что случилось-то?
Девушка поправила подол туники, щёлкнула ремнём и ответила с лёгкой усмешкой:
— Мою машину заблокировали. Даже дверь открыть не смогла.
— Понятно, — кивнул водитель. — Ну, поехали. Куда?
Она назвала адрес. Навигатор ожил, проложил маршрут, и такси тронулось, растворяясь в потоке машин.
Город кипел вокруг — шумный, безразличный, живущий своей жизнью. Но в этой толчее она чувствовала себя спокойнее, чем в тишине родительского дома.
Многое изменилось. Она сама стала другой. Призраки прошлого почти не тревожили её — лишь иногда чьё-то неосторожное слово, жест или знакомый запах накрывали липкой волной воспоминаний. На мгновение становилось душно, сердце сжималось… но потом — глубокий вдох, и всё снова на своих местах.
И сейчас было именно так.
"Чему быть — того не миновать…"
Он украдкой поглядывал на пассажирку. Хорошо, что не из болтливых. Не то чтобы он не любил поговорить — но слушать пустую болтовню нужно было иметь стальные нервы. За пять лет работы таксистом он наслушался всякого. Теперь ценил тишину.
Но молчание тянулось слишком долго. Он включил радио. В салон ворвался очередной одноразовый хит, но он его не слышал. Глаза следили за дорогой, а где-то в самых потаённых уголках памяти звучал тихий женский голос. Та самая песня — не из радиоэфиров, не из кино, не из праздничных застолий. Только для него. Его прошлое.
— Странные сейчас песни... — вдруг сказала девушка.
Он вздрогнул, будто разбуженный.
— Да... Не то что раньше.
Она рассмеялась:
— Вы прямо как моя мама.
— А ваша мама, значит, умная женщина.
— Бывает по-разному, — ответила она неожиданно грустно и отвернулась к окну.
Мама... Когда-то она любила её до безумия. И так же сильно боялась. Теперь — нет. Она выросла. Да и мама изменилась. То, что пережила их семья, оставило след на всех.
— Вы откуда приехали? — спросил он, чтобы разрядить тишину.
— С севера, — ответила она уклончиво.
— Я тоже когда-то жил на севере. В Раджастане.
Девушка повернула голову, но вместо продолжения темы сказала:
— Кажется, дождь начинается.
"Хм, сменила тему. Ладно."
— Да, и не просто дождь, а ливень, — пробормотал он, глядя на тяжёлые тучи.
— Я люблю дождь... — прошептала она задумчиво.
Они ехали молча, каждый погружённый в свои мысли. Он вдруг заметил, что не спешит. Обычная скорость, хотя мог бы и прибавить. Усмехнулся про себя. Ему было... хорошо. Непонятно почему — то ли из-за предгрозового воздуха, то ли из-за этой странной тишины между ними.
Первые капли шлёпнулись по лобовому стеклу. Июль, сезон дождей. Лило почти каждый день...
— Ну что, поплывём? — пошутил он, но, заметив её тревожный взгляд, тут же добавил: — Всё в порядке, ничего страшного.
Дождь обрушился стеной. Дворники едва справлялись, пришлось сбросить скорость и вглядываться в красные огни машин впереди.
— Наверное, стоит остановиться. Переждать. Видите, многие так делают.
— Согласна, — кивнула она.
Он свернул на обочину и заглушил мотор.
— Как думаете, надолго мы застрянем? — спросила девушка, всматриваясь в водяную пелену за стеклом.
— Надеюсь, что нет. Вы куда-то спешите?
— Нет, не спешу.
"Спросить, как её зовут?.. Но что мне даст её имя?"
— А что вы любите делать, когда идёт дождь? — спросил он вместо этого.
— Петь, — неожиданно ответила она и тут же смутилась. — Ой, только не просите меня спеть.
— Почему?
— Я не очень хорошо пою.
— Я тоже. Давайте так: вы мне — потом я вам.
Девушка тихо рассмеялась.
— Ладно... Я попробую. Это моя любимая песня. Её пел... один очень близкий мне человек.
Она отвернулась к залитому дождём окну, сделала лёгкий вдох и запела. Голос её был тихим, чуть неуверенным, но в нём была такая тёплая, глубокая нота, что он замер. За окном бушевал ливень, а в машине звучала мелодия, которой не было ни в одном эфире.
Только для него. Как когда-то...
Девушка, глядя в дождь, тихо запела:
— Heli mhari sunn le Ram,
Heli sunn le Ram jee,
Jyot jala de ... moh mita de...
Kar-kaya nihal jee,
Heli sun le Ram jee.
Rangrasiya tu, Manbasiya tu!
Simroo thahro naam jee,
Heli mhari sunn le Ram
Heli sun le Ram jee!...
Глава 2
Первые же ноты заставили его сердце остановиться. Он инстинктивно задержал дыхание, будто боялся, что малейший звук разрушит этот хрупкий момент. Руки сжали руль, лоб прижался к прохладной кожанной обшивке. В ушах звенело, а перед глазами вставали стены той больничной палаты, белые занавески, колеблющиеся от сквозняка, и её голос...
— Вы не узнали меня, Аман-джи? — тихо спросила пассажирка.
Он медленно поднял голову и вгляделся в её лицо. Она улыбнулась — застенчиво, словно девочка, пойманная на шалости.
— Я — Сунери...
Сердце снова пропустило удар.
— Сунери? — голос его дрогнул. — Сестра Рудры?
Она кивнула.
— А я вас узнала сразу... как только вы подошли к машине.
Аман резко развернулся к ней, и тут, наконец, увидел — не просто черты лица, а что-то неуловимое, давно забытое. Тень улыбки, которую он когда-то знал. Взгляд, полный той же тихой грусти.
***
— Сунери! Сунери! — голос матери донёсся со двора, резкий и нетерпеливый.
"Надо поспешить!"
Я сорвалась с места и выбежала наружу:
— Да, мама!
— Отряд твоего брата здесь, им нужно подать чай... — проговорила она сладким голосом, каким всегда говорила с гостями.
Я замерла на пороге. Во дворе стояли мужчины в военной форме — столько сразу! — и от неожиданности половину её слов пролетели мимо моих ушей.
А потом я увидела Его.
Мир перестал существовать.
Звуки исчезли. Запахи растворились. Всё, что осталось — это Он. Сердце сначала подпрыгнуло, а потом будто вовсе остановилось. Я пожирала Его глазами — от аккуратно зачёсанных волос до начищенных до блеска ботинок — и не могла оторваться.
А потом Он посмотрел на меня.
На меня.
И всё.
Я умерла.
Умерла от этого взгляда. Пусть всего на секунду — но мне хватило, чтобы понять: вот он. Мужчина моей мечты.
Где-то вдали прозвучал до боли знакомый голос:
— Чего ты застыла? Беги в дом, ставь чайник!
Я с трудом отвела глаза от молодого офицера, пытаясь сообразить, чего от меня хочет мать.
— Да-а-а... — протянула я и, бросив на Него ещё один восторженный взгляд, смущённо улыбнулась и рванула выполнять приказ.
Тут я заметила Паро.
— Невестка! — зашептала я, подбегая к ней и хватая за руку. — Видишь того офицера? Помнишь, брахман говорил, что я выйду замуж за военного? Это Он! Не сторож, не кондуктор — офицер из СБГ! Я это чувствую!
Паро смотрела на меня с тихой улыбкой, но в глазах у неё стояла грусть.
Помню, как в дом вошли Рудра и Он — моё сердце снова запрыгало, как бешеное.
— Это Аман... — тихо сказала Паро, глядя, с кем зашёл её муж во внутренний дворик.
Я аж подпрыгнула.
— Аман?! Его зовут Аман?! — зашептала я, заворожённая. — Сунери и Аман. Аман и Сунери...
Я повторяла это имя, как мантру, пока резкий голос матери не врезался в мои грёзы:
— Ты до сих пор тут стоишь?!
А потом Паро обожгла себе руки...
Позже, спустя годы, я научилась понимать намёки, различать нюансы в разговорах, замечать скрытые взгляды. Но тогда я была просто глупой семнадцатилетней девочкой, для которой жизнь казалась лёгкой и прекрасной.
***
Воспоминания нахлынули внезапно, как этот ливень за стеклом. За несколько секунд перед глазами промелькнули картины прошлого — яркие, жгучие, — и сердце снова сжалось от знакомой боли. Тоска вонзила свои острые шипы глубже, чем она ожидала.
— Вам плохо, Сунери? — где-то рядом прозвучал голос, и чьи-то пальцы осторожно коснулись её руки.
Она вздрогнула и встретилась взглядом с Аманом.
— Простите, — прошептала едва слышно. — Всё в порядке. Просто... немного душно. Со мной иногда такое бывает.
— Может, воды? — он протянул бутылку минералки, и в его глазах читалось беспокойство.
— Нет, спасибо, — она слабо улыбнулась. — Сейчас пройдёт. Вы очень добры.
Аман открутил крышку и сделал несколько глотков, украдкой наблюдая за ней. Он испугался, когда она внезапно "уплыла" — застыла, уставившись в одну точку, не реагируя на его слова. Очнулась только от прикосновения.
В машине повисла тишина, нарушаемая лишь шумом ливня, хлеставшего по крыше. Они молчали, избегая встретиться взглядами, каждый погружённый в свои мысли.
— Расскажите о себе, Аман, — неожиданно нарушила молчание Сунери.
Он улыбнулся, удобнее устраиваясь на сиденье:
— С одним условием...
— Каким?
— Сначала я, потом вы, — твёрдо сказал он, глядя ей прямо в глаза.
Она замешкалась, но затем кивнула:
— Хорошо. Расскажу.
Аман откинулся на спинку сиденья, скрестив руки на груди:
— Как и Рудра, я ушёл со службы, только чуть позже. После Чандигарха жил в Мумбаи. В Дели — уже шесть лет.
— Вы совсем оставили армию?
— Совсем, — кивнул он. — Решил завязать окончательно. Работал где придётся — военная подготовка выручала. Был и охранником, и телохранителем, даже частным детективом.
Сунери едва заметно улыбнулась:
— Не могу представить вас сыщиком, честно.
Аман рассмеялся:
— Получалось неплохо, но... выслеживать неверных жён и мужей — не моё. Потом устроился в службу безопасности банка. Женился. Через год банк лопнул, и я перебрался в Дели. Перепробовал кучу работ, но душа ни к чему не лежала. Пока один знакомый не предложил водить такси. Вот уже пять лет за рулём.
— Вам нравится? Это же опасно...
— Бывало всякое. Пару раз пытались ограбить — армейские рефлексы ещё живы. Но мне нравится: не сидится на месте.
— А жене? Вас, наверное, редко видят дома... — её голос был спокоен, но в глазах читался неподдельный интерес.
Аман помолчал, затем медленно проговорил:
— Жена ушла, когда я остался без работы. Прошла любовь... — он замолчал, потом добавил тише: — Но я её не виню. Выходила за офицера, а получила банкрота.
