Своего рассвета Кристен дождаться сумела. Всё прошлое, которое могло хоть как-то тревожить, в своё время умерло вместе с ней. Всё то происходило с какой-то другой Кристен Стоук, а новая Кристен вспоминала это, словно какой-то старый фильм или чей-то рассказ.
Она всегда считала, что испытания и внутренние смерти были тем самым пламенем горна, которое закаляло лезвие внутреннего стержня человека. Но иногда наступали моменты, подобные этому, и она невольно задумывалась: когда неведомый кузнец решит, что «клинок» — Кристен Стоук — завершён, и его уже не нужно подвергать переплавке? Или же в ней существовала бездна неизвестных ей изъянов, просто «подшлифовать» которые недостаточно?
— Не зря Грег прикалывается, что я думаю за нас обоих, — вздохнула женщина, без энтузиазма изучая собственное отражение и думая, как бы с помощью лёгкого макияжа довести лицо до той кондиции, когда оно ей понравится. — И правда слишком много мыслей, и не все из них по делу.
Рамсес прыгнул на раковину и издал странный звук — смесь мурлыканья и заунывного «мяв». Кристен усмехнулась и почесала его за ухом.
— Тоже мыслью о высоком поделиться решил, или просто есть охота?
Кот дружелюбно боднул её, как всегда снисходительный к человеческой ограниченности и чрезмерной увлечённости собственными проблемами.
За окном неспешно расцветало уныло-серое городское утро. Невольно порадовавшись завершению ночи, женщина набрала номер. На том конце долго не отвечали. Потом заспанный мужской голос на заднем плане витиевато выругался и уже в трубку, с большой натяжкой попытавшись изобразить вежливость, произнёс:
— Грег Стоук слушает.
— Бедняга, — искренне посочувствовала Кристен. — Не буду издеваться и говорить «доброе утро».
— Я тебя обожаю, Крис, — расслабился Грег и, кажется, даже улыбнулся. — Ещё больше обожал бы, если б сейчас было ближе к полудню.
— Новый будильник к Рождеству дарить не придётся? — она мягко рассмеялась.
— Ха, я стал умнее. Теперь я просто жду твоего звонка, сестрёнка. Правда, есть вероятность, что придётся дарить новый телефон.
— Эдак мне никакого гонорара не хватит. Ладно, давай уже отскребай свой «около-идеальный» комплект мышц от кровати, приводи в порядок личико, по которому умирают сотни поклонниц, и приезжай.
— Тск, я буду капризничать, как положено исполнителю ведущих ролей! — насмешливо возмутился Грегори. — Что за сарказм, я не понял?
— Научилась у тебя, братец, — не без удовольствия отметила молодая женщина. — А если будешь капризничать слишком долго — рискуешь пропустить завтрак и пойти на «прогон» голодным.
— Понял. Уже лечу!
* * *
Тоскливую до тошноты чересчур правильную тишину коридора прорезал вопль:
— Trick or treat!
Кристен от неожиданности ударилась о входную дверь, которую только что открыла.
— Чёрт возьми, Грегори! Ты мне так инфаркт организуешь!
— А пора бы привыкнуть. Когда это я здоровался по-человечески? — Грег проскользнул в квартиру, пока сестра вообще не передумала его пускать. — Да и вид у тебя не праздничный, прямо сказать. Должен же хоть кто-то создать нашему постановщику настроение!
— Хэллоуин — это «готический» праздник. Я вполне вписываюсь по стилю, — заметила она и подкрепила свои слова фирменной улыбкой, вызывающей ненавязчивые ассоциации с ротвейлерами из фильма «Омен».
— Ну, стиль у тебя не отнять, сестрёнка, кто бы спорил, — бархатным голосом персонажа одной из своих коронных ролей произнёс Грег и, обняв сестру за талию, увлёк на кухню.
— Хватит подлизываться, — усмехнулась она.
— Ну что тебе, вкусностей для меня жалко? Хочешь, даже трюк покажу!
— Вот не надо мне твоих трюков, а! — шутливо взмолилась Кристен. — Ешь уже, потому что ещё немного, и мы опоздаем. Нам за это шоу выложили целое состояние, и оно должно пройти совершенно! Сколько сил потрачено, а недоработок куча! Я уже не знаю, за что хвататься.
— Опять дёргаешься! Ну что мне с тобой делать, а? — Грег покачал головой, накладывая себе омлет с помидорами и сыром. — Сколько раз тебе повторять: ты всё равно не сможешь сделать за всех их работу. Ты — сценарист, а в этом проекте ещё и постановщик. По-моему задача и без того непростая, чтоб ещё волноваться, что осветитель без твоего непосредственного участия не сменит вовремя фильтр на прожекторе, звукарь не врубит нужный трек, а главный герой вдруг заведёт не тот монолог. Научись уже доверять людям, с которыми работаешь.
— Я не сомневаюсь в вашем профессионализме. У нас прекрасный сработанный коллектив! Просто…
— Я знаю, — мягко прервал Грег, потрепав её по щеке. — Просто когда боги создавали мою сестру, они не рассчитали пропорции между чувством ответственности и лимитом организма. На чём ты вообще держишься, а? И не железная вроде, — он шутливо ткнул Кристен в бок, будто проверяя, что она действительно сделана из плоти и крови.
— Ну ладно, ладно. Вот поставим, и сразу расслаблюсь.
— Ага, — он вложил в это короткое словечко столько сарказма, что хватило бы на целый политический скетч. — Тебе бы в отпуск…
— Не сейчас. Слишком много дел.
— А их никогда не убавится, Крис.
— Ну… Бывают месяцы поспокойнее. Вот, например, скоро Рождество.
— Скорее не бывает. Через два месяца, если быть точным, — Грег обезоруживающе улыбнулся — той самой улыбкой, которая уже разбила столько сердец.
— С тобой не поспоришь, — молодая женщина усмехнулась и пожала плечами.
— Да, это абсолютно бесполезное занятие, — не без самодовольства согласился он, а потом вдруг проговорил: — Я вот о чём подумал… Ты давно не показывала мне ничего из своих новых произведений. Все твои проекты связаны со старыми набросками.
— Я полностью ушла в доработку крупных вещей, — с улыбкой отмахнулась Кристен. — Если б было что-то новое, ты бы первый узнал об этом.
— Спасибо… — Грег вздохнул, и его взгляд стал очень серьёзным. — Я помню тебя полтора года назад. Я очень рад, что ты вообще вернулась к работе.
— Я всегда выживаю, братец, — усмехнулась она. — Стоуки — живучая порода, а я унаследовала всю нашу живучесть настолько, что многим кажется, будто меня ничто не затрагивает вовсе.
— Я помню тебя мёртвой изнутри. Я бы не хотел увидеть это снова… Знаешь, я до последнего боялся, что выживешь ты совсем… иной.
Кристен невольно снова попыталась вспомнить детали своей истории, коснуться наиболее болезненных шрамов… но не произошло ровным счётом ничего. То, что когда-то могло погрузить в агонию, теперь не отзывалось даже намёком.
— Вот зачем ты снова об этом? Это всё было не со мной.
— Да, — Грег улыбнулся, узнав их общую фразу, которую они иногда повторяли точно какую-нибудь магическую формулу. — Прошлое осталось там, где ему и положено быть. А вот что у нас с будущим, кстати? Кто из толпы поклонников удостоился милости от нашей неприступной ледяной королевы?
— Ну ты вечно как скажешь! — Кристен фыркнула. — В тебе пропадает поэт-сатирик. Это я тебе говорю, как вечная жертва твоего юмора.
— Ты давай от темы не уклоняйся, — Грег подмигнул ей. — Ну, кто тебя вдохновляет?
— Ты, конечно, — рассмеялась женщина. — Кто же ещё достоин этой роли в моей жизни?
— Лестно, не скрою. А посерьёзней? С кем проводишь нерабочее время? Должен же я знать, кому шепнуть, чтоб уже вытащил тебя, наконец, в этот чёртов отпуск!
Кристен закатила глаза.
— Во-первых, где ты видишь у меня нерабочее время?… Успокойся, Грегори Стоук. В этой области ровным счётом ничего не изменилось.
— А по тебе не скажешь, — подозрительно заметил он.
Молодая женщина одарила его очередной скептической улыбкой.
— Надо это исправлять, — с энтузиазмом продолжал Грег. — Вот прямо на ближайшей же вечеринке займёмся!
— Даже не думай, — Кристен погрозила ему пальцем. — С тебя станется и через микрофон объявить что-нибудь в духе: «Внимание: моя сестра ищет себе новую музу, воплощённое вдохновение».
— А хороша идейка-то!
— Убью, — ласково ответила она.
— Пока ты наладишь эту, как ты выражаешься, область своей жизни самостоятельно, я успею состариться.
— Не исключено.
— Тебе-то несложно, с твоими данными! Ты главное сними эту свою маску а-ля «Мне никто не нужен», более известную как «Видала я вас всех в…»
Кристен откашлялась, заглушив ругательство.
— О Грегори Стоук, великий гуру по случайным связям, когда мне понадобится твой мастер-класс, я непременно дам знать.
Он покачал головой, а потом накрыл её руку ладонью и понизил голос.
— Крис, меня восхищают реальности твоих произведений. Более того, они восхищают и твоих поклонников. Но что бы ты сама об этом ни думала, ты не можешь провести всю жизнь в иных мирах. Ты родилась в этом.
Кристен сумела выдержать его взгляд и то, как ему на самом деле было больно за неё за всей этой показной весёлостью.
— Спасибо, Грег. Ты не раз говорил это, и я не стану спорить с очевидным. Но ты же знаешь: я передаю чужие истории любви людям хорошо именно потому, что я променяла на них свою ещё до того, как она успела толком родиться. Иногда я пыталась создавать себе имитации. Мне даже удалось придумать себе любовь, в последний раз наиболее удачно и живо — так живо, что это едва не стало последним из того, что я придумала, — она мягко рассмеялась. — Мне достаточно других.
— Но ты же не можешь стать никем другим… не можешь прожить чужую жизнь, как бы хорошо ни передавала её в книгах. Даже я, играя роли и проживая жизни, чтобы донести их до зрителя, всегда помню, что должен вернуться к тому, кем я являюсь.
— Я тоже помню, к сожалению, — она усмехнулась.
— Твои желания, как и мои, всегда сбываются, так или иначе. Такое вот семейное чародейство…
— Да, след их воплощения до сих пор пересекает мою жизнь. Особенно одного, за которое иногда я себя обожаю, а иногда — ненавижу. Интересно, кто там принимает плату, когда назначаешь её?
Глаза Грега мистически сверкнули, и Кристен невольно восхитилась, почти поддалась его внутренней магии. Вкрадчиво он продолжал:
— И ты, и я, часто ошибались, сестрёнка. Да и, чего уж там, иногда нас конкретно заносило от осознания собственной силы. Ну и получали мы за это по-крупному, ведь никогда невозможно просчитать все последствия. Теперь, когда этот урок усвоен, всё, что тебе нужно сделать, это просто пожелать повернуть всё вспять!
— Ну что со мной не так, Грег? — со смехом спросила она. — Какая-то я неправильная, наверное. У меня ведь всё отлично. Я вернулась к любимым проектам. Я восстановлена, целостна. И всё же… Мне нужно что-то… или кто-то?… Только… Я же сама отдала это, отмела, как ненужное… И знаешь, — её голос упал до шёпота, — мой мост, кажется, до сих пор мёртв. Я всегда так чётко представляла, чего хочу, а теперь просто не знаю, чего желать от будущего. У меня есть то, о чём я мечтала, а того, о чём я могла бы мечтать, я желать боюсь.
— Я знаю, что ты загадала когда-то.
Женщина невольно отшатнулась, ощутив, как по спине побежали мурашки. Нет, ей не было страшно. Это просто было следствием одного особого ощущения. Она помнила, что ровно такое действие оказывает порой и её собственный взгляд. Это был один из тех моментов, когда голосом Грегори говорил не только он, и не только он смотрел на неё сквозь серебристое стекло его глаз.
— Как ты думаешь, в какой момент я ошиблась? — осторожно, чётко выверяя каждое слово, спросила она. — Когда пожелала самореализации превыше всего остального, полагая, что в этом моё единственное счастье, единственное, что может утолить мою мучительную жажду воплощать идеи? Или когда желала, чтобы «не тот» оказался вдруг «Тем»? Но одно исключает другое… Когда сбылось одно, другое перестало быть возможным. И хотя я из неимоверной глупости и гордыни отказалась от возможности получить настоящее, я не хочу новых имитаций.
— И в том, и в другом случае ты вынесла себе несправедливый приговор, Кристен, ограничила себя ненужными рамками исполнения этих желаний, и жила по закону, созданному для тебя тобой же… Но это — прошлое, уже исполнившее свою роль. Пришло время и тебе стать героиней чьей-то истории, оставаясь при этом собой. Пожелай для себя — в этом нет ничего преступного. Только теперь… пожелай правильно.
* * *
…Клинок всё так же верно рассекал порождённых чьей-то кошмарной фантазией фантомов, и они рассыпались прахом у его ног. Но сегодня меч не пел. Сегодня он стонал, словно привычный танец боя теперь причинял ему боль. Это пугало и глубоко печалило воина, потому что не было в целом свете никого и ничего, на что бы он полагался больше, к чему был бы настолько привязан. Впрочем, времени задумываться сейчас не было.
Когда он оказался у дверей на одну из верхних террас, те распахнулись… но нового нападения не последовало. Даже его инстинкты, обычно безошибочно сообщавшие ему о грядущей опасности, молчали. Не веря себе, воин сделал несколько осторожных шагов по массивным каменным плитам, испещрённым вязью древних символов. Здесь царил полумрак, но для его зрения это не было преградой.
Вдалеке отзвучал тревожный раскат грома. Надвигалась гроза. Возможно, она способна будет разогнать странный туман, обволакивающий башню. Здесь, на открытой террасе, этот туман чувствовал себя полноправным хозяином, обволакивая плечи нежданного гостя холодными объятиями, приглушая, задерживая каждый шаг.
Воину показалось, что он ощутил чьё-то присутствие. Он резко обернулся, вскинув меч… и вдруг понял, что его ладонь опустела. Клинок словно перетёк в туман, растворился в нём.
Сердце взорвалось биением. Нет, он не боялся неожиданной схватки — как раз к этому он был готов. В сражении без оружия с ним мало кто мог сравниться. Он мог выжить даже в опаснейших из боёв — в конце концов, его не раз вынуждали действовать на пределе человеческих возможностей, к счастью, не зная его собственных пределов. Но воин так привык полагаться на свой верный зачарованный меч, так сроднился с ним, что сейчас потеря его была сравнима с потерей руки.
— Ты так хотел добраться сюда, вложил столько сил, пережил столько боли, преодолел столько препятствий… и всё ради цели, которая даже не была твоей. Но желал ты страстно, о да. И потому всё же достиг меня.
Он резко обернулся на голос, знакомый до дрожи, и замер, не веря себе.
— Ты… Владычица Штормовой Башни — это ты?! — с усилием проговорил он, даже не пытаясь скрыть изумления. — Так не может быть… Так не должно быть…
Призрачная воительница, приходившая к нему, когда было особенно тяжело, здесь обрела плоть. Её черты и голос теперь были так явственны, что она показалась ему реальнее, чем он сам. Даже туман расступился, когда она шагнула ему навстречу — такая, какой он помнил её… разве что ещё прекраснее, притягательнее.
— Так меня называют иногда, да. Похоже, люди нередко дают имена по первому впечатлению… Сама я бы назвала себя скорее пленницей.
Он покачал головой, рассекая ладонью воздух между ними в безоговорочном отрицании.
— С тобой я не могу сражаться.
— Зачем же нам сражаться? Я пойду с тобой и так, если тебе будет угодно, — она печально усмехнулась и чуть склонила голову. Камень в высоком венце её открытого шлема потемнел. — Но это ведь даже не тебе угодно, не так ли?
Она всегда считала, что испытания и внутренние смерти были тем самым пламенем горна, которое закаляло лезвие внутреннего стержня человека. Но иногда наступали моменты, подобные этому, и она невольно задумывалась: когда неведомый кузнец решит, что «клинок» — Кристен Стоук — завершён, и его уже не нужно подвергать переплавке? Или же в ней существовала бездна неизвестных ей изъянов, просто «подшлифовать» которые недостаточно?
— Не зря Грег прикалывается, что я думаю за нас обоих, — вздохнула женщина, без энтузиазма изучая собственное отражение и думая, как бы с помощью лёгкого макияжа довести лицо до той кондиции, когда оно ей понравится. — И правда слишком много мыслей, и не все из них по делу.
Рамсес прыгнул на раковину и издал странный звук — смесь мурлыканья и заунывного «мяв». Кристен усмехнулась и почесала его за ухом.
— Тоже мыслью о высоком поделиться решил, или просто есть охота?
Кот дружелюбно боднул её, как всегда снисходительный к человеческой ограниченности и чрезмерной увлечённости собственными проблемами.
За окном неспешно расцветало уныло-серое городское утро. Невольно порадовавшись завершению ночи, женщина набрала номер. На том конце долго не отвечали. Потом заспанный мужской голос на заднем плане витиевато выругался и уже в трубку, с большой натяжкой попытавшись изобразить вежливость, произнёс:
— Грег Стоук слушает.
— Бедняга, — искренне посочувствовала Кристен. — Не буду издеваться и говорить «доброе утро».
— Я тебя обожаю, Крис, — расслабился Грег и, кажется, даже улыбнулся. — Ещё больше обожал бы, если б сейчас было ближе к полудню.
— Новый будильник к Рождеству дарить не придётся? — она мягко рассмеялась.
— Ха, я стал умнее. Теперь я просто жду твоего звонка, сестрёнка. Правда, есть вероятность, что придётся дарить новый телефон.
— Эдак мне никакого гонорара не хватит. Ладно, давай уже отскребай свой «около-идеальный» комплект мышц от кровати, приводи в порядок личико, по которому умирают сотни поклонниц, и приезжай.
— Тск, я буду капризничать, как положено исполнителю ведущих ролей! — насмешливо возмутился Грегори. — Что за сарказм, я не понял?
— Научилась у тебя, братец, — не без удовольствия отметила молодая женщина. — А если будешь капризничать слишком долго — рискуешь пропустить завтрак и пойти на «прогон» голодным.
— Понял. Уже лечу!
* * *
Тоскливую до тошноты чересчур правильную тишину коридора прорезал вопль:
— Trick or treat!
Кристен от неожиданности ударилась о входную дверь, которую только что открыла.
— Чёрт возьми, Грегори! Ты мне так инфаркт организуешь!
— А пора бы привыкнуть. Когда это я здоровался по-человечески? — Грег проскользнул в квартиру, пока сестра вообще не передумала его пускать. — Да и вид у тебя не праздничный, прямо сказать. Должен же хоть кто-то создать нашему постановщику настроение!
— Хэллоуин — это «готический» праздник. Я вполне вписываюсь по стилю, — заметила она и подкрепила свои слова фирменной улыбкой, вызывающей ненавязчивые ассоциации с ротвейлерами из фильма «Омен».
— Ну, стиль у тебя не отнять, сестрёнка, кто бы спорил, — бархатным голосом персонажа одной из своих коронных ролей произнёс Грег и, обняв сестру за талию, увлёк на кухню.
— Хватит подлизываться, — усмехнулась она.
— Ну что тебе, вкусностей для меня жалко? Хочешь, даже трюк покажу!
— Вот не надо мне твоих трюков, а! — шутливо взмолилась Кристен. — Ешь уже, потому что ещё немного, и мы опоздаем. Нам за это шоу выложили целое состояние, и оно должно пройти совершенно! Сколько сил потрачено, а недоработок куча! Я уже не знаю, за что хвататься.
— Опять дёргаешься! Ну что мне с тобой делать, а? — Грег покачал головой, накладывая себе омлет с помидорами и сыром. — Сколько раз тебе повторять: ты всё равно не сможешь сделать за всех их работу. Ты — сценарист, а в этом проекте ещё и постановщик. По-моему задача и без того непростая, чтоб ещё волноваться, что осветитель без твоего непосредственного участия не сменит вовремя фильтр на прожекторе, звукарь не врубит нужный трек, а главный герой вдруг заведёт не тот монолог. Научись уже доверять людям, с которыми работаешь.
— Я не сомневаюсь в вашем профессионализме. У нас прекрасный сработанный коллектив! Просто…
— Я знаю, — мягко прервал Грег, потрепав её по щеке. — Просто когда боги создавали мою сестру, они не рассчитали пропорции между чувством ответственности и лимитом организма. На чём ты вообще держишься, а? И не железная вроде, — он шутливо ткнул Кристен в бок, будто проверяя, что она действительно сделана из плоти и крови.
— Ну ладно, ладно. Вот поставим, и сразу расслаблюсь.
— Ага, — он вложил в это короткое словечко столько сарказма, что хватило бы на целый политический скетч. — Тебе бы в отпуск…
— Не сейчас. Слишком много дел.
— А их никогда не убавится, Крис.
— Ну… Бывают месяцы поспокойнее. Вот, например, скоро Рождество.
— Скорее не бывает. Через два месяца, если быть точным, — Грег обезоруживающе улыбнулся — той самой улыбкой, которая уже разбила столько сердец.
— С тобой не поспоришь, — молодая женщина усмехнулась и пожала плечами.
— Да, это абсолютно бесполезное занятие, — не без самодовольства согласился он, а потом вдруг проговорил: — Я вот о чём подумал… Ты давно не показывала мне ничего из своих новых произведений. Все твои проекты связаны со старыми набросками.
— Я полностью ушла в доработку крупных вещей, — с улыбкой отмахнулась Кристен. — Если б было что-то новое, ты бы первый узнал об этом.
— Спасибо… — Грег вздохнул, и его взгляд стал очень серьёзным. — Я помню тебя полтора года назад. Я очень рад, что ты вообще вернулась к работе.
— Я всегда выживаю, братец, — усмехнулась она. — Стоуки — живучая порода, а я унаследовала всю нашу живучесть настолько, что многим кажется, будто меня ничто не затрагивает вовсе.
— Я помню тебя мёртвой изнутри. Я бы не хотел увидеть это снова… Знаешь, я до последнего боялся, что выживешь ты совсем… иной.
Кристен невольно снова попыталась вспомнить детали своей истории, коснуться наиболее болезненных шрамов… но не произошло ровным счётом ничего. То, что когда-то могло погрузить в агонию, теперь не отзывалось даже намёком.
— Вот зачем ты снова об этом? Это всё было не со мной.
— Да, — Грег улыбнулся, узнав их общую фразу, которую они иногда повторяли точно какую-нибудь магическую формулу. — Прошлое осталось там, где ему и положено быть. А вот что у нас с будущим, кстати? Кто из толпы поклонников удостоился милости от нашей неприступной ледяной королевы?
— Ну ты вечно как скажешь! — Кристен фыркнула. — В тебе пропадает поэт-сатирик. Это я тебе говорю, как вечная жертва твоего юмора.
— Ты давай от темы не уклоняйся, — Грег подмигнул ей. — Ну, кто тебя вдохновляет?
— Ты, конечно, — рассмеялась женщина. — Кто же ещё достоин этой роли в моей жизни?
— Лестно, не скрою. А посерьёзней? С кем проводишь нерабочее время? Должен же я знать, кому шепнуть, чтоб уже вытащил тебя, наконец, в этот чёртов отпуск!
Кристен закатила глаза.
— Во-первых, где ты видишь у меня нерабочее время?… Успокойся, Грегори Стоук. В этой области ровным счётом ничего не изменилось.
— А по тебе не скажешь, — подозрительно заметил он.
Молодая женщина одарила его очередной скептической улыбкой.
— Надо это исправлять, — с энтузиазмом продолжал Грег. — Вот прямо на ближайшей же вечеринке займёмся!
— Даже не думай, — Кристен погрозила ему пальцем. — С тебя станется и через микрофон объявить что-нибудь в духе: «Внимание: моя сестра ищет себе новую музу, воплощённое вдохновение».
— А хороша идейка-то!
— Убью, — ласково ответила она.
— Пока ты наладишь эту, как ты выражаешься, область своей жизни самостоятельно, я успею состариться.
— Не исключено.
— Тебе-то несложно, с твоими данными! Ты главное сними эту свою маску а-ля «Мне никто не нужен», более известную как «Видала я вас всех в…»
Кристен откашлялась, заглушив ругательство.
— О Грегори Стоук, великий гуру по случайным связям, когда мне понадобится твой мастер-класс, я непременно дам знать.
Он покачал головой, а потом накрыл её руку ладонью и понизил голос.
— Крис, меня восхищают реальности твоих произведений. Более того, они восхищают и твоих поклонников. Но что бы ты сама об этом ни думала, ты не можешь провести всю жизнь в иных мирах. Ты родилась в этом.
Кристен сумела выдержать его взгляд и то, как ему на самом деле было больно за неё за всей этой показной весёлостью.
— Спасибо, Грег. Ты не раз говорил это, и я не стану спорить с очевидным. Но ты же знаешь: я передаю чужие истории любви людям хорошо именно потому, что я променяла на них свою ещё до того, как она успела толком родиться. Иногда я пыталась создавать себе имитации. Мне даже удалось придумать себе любовь, в последний раз наиболее удачно и живо — так живо, что это едва не стало последним из того, что я придумала, — она мягко рассмеялась. — Мне достаточно других.
— Но ты же не можешь стать никем другим… не можешь прожить чужую жизнь, как бы хорошо ни передавала её в книгах. Даже я, играя роли и проживая жизни, чтобы донести их до зрителя, всегда помню, что должен вернуться к тому, кем я являюсь.
— Я тоже помню, к сожалению, — она усмехнулась.
— Твои желания, как и мои, всегда сбываются, так или иначе. Такое вот семейное чародейство…
— Да, след их воплощения до сих пор пересекает мою жизнь. Особенно одного, за которое иногда я себя обожаю, а иногда — ненавижу. Интересно, кто там принимает плату, когда назначаешь её?
Глаза Грега мистически сверкнули, и Кристен невольно восхитилась, почти поддалась его внутренней магии. Вкрадчиво он продолжал:
— И ты, и я, часто ошибались, сестрёнка. Да и, чего уж там, иногда нас конкретно заносило от осознания собственной силы. Ну и получали мы за это по-крупному, ведь никогда невозможно просчитать все последствия. Теперь, когда этот урок усвоен, всё, что тебе нужно сделать, это просто пожелать повернуть всё вспять!
— Ну что со мной не так, Грег? — со смехом спросила она. — Какая-то я неправильная, наверное. У меня ведь всё отлично. Я вернулась к любимым проектам. Я восстановлена, целостна. И всё же… Мне нужно что-то… или кто-то?… Только… Я же сама отдала это, отмела, как ненужное… И знаешь, — её голос упал до шёпота, — мой мост, кажется, до сих пор мёртв. Я всегда так чётко представляла, чего хочу, а теперь просто не знаю, чего желать от будущего. У меня есть то, о чём я мечтала, а того, о чём я могла бы мечтать, я желать боюсь.
— Я знаю, что ты загадала когда-то.
Женщина невольно отшатнулась, ощутив, как по спине побежали мурашки. Нет, ей не было страшно. Это просто было следствием одного особого ощущения. Она помнила, что ровно такое действие оказывает порой и её собственный взгляд. Это был один из тех моментов, когда голосом Грегори говорил не только он, и не только он смотрел на неё сквозь серебристое стекло его глаз.
— Как ты думаешь, в какой момент я ошиблась? — осторожно, чётко выверяя каждое слово, спросила она. — Когда пожелала самореализации превыше всего остального, полагая, что в этом моё единственное счастье, единственное, что может утолить мою мучительную жажду воплощать идеи? Или когда желала, чтобы «не тот» оказался вдруг «Тем»? Но одно исключает другое… Когда сбылось одно, другое перестало быть возможным. И хотя я из неимоверной глупости и гордыни отказалась от возможности получить настоящее, я не хочу новых имитаций.
— И в том, и в другом случае ты вынесла себе несправедливый приговор, Кристен, ограничила себя ненужными рамками исполнения этих желаний, и жила по закону, созданному для тебя тобой же… Но это — прошлое, уже исполнившее свою роль. Пришло время и тебе стать героиней чьей-то истории, оставаясь при этом собой. Пожелай для себя — в этом нет ничего преступного. Только теперь… пожелай правильно.
* * *
…Клинок всё так же верно рассекал порождённых чьей-то кошмарной фантазией фантомов, и они рассыпались прахом у его ног. Но сегодня меч не пел. Сегодня он стонал, словно привычный танец боя теперь причинял ему боль. Это пугало и глубоко печалило воина, потому что не было в целом свете никого и ничего, на что бы он полагался больше, к чему был бы настолько привязан. Впрочем, времени задумываться сейчас не было.
Когда он оказался у дверей на одну из верхних террас, те распахнулись… но нового нападения не последовало. Даже его инстинкты, обычно безошибочно сообщавшие ему о грядущей опасности, молчали. Не веря себе, воин сделал несколько осторожных шагов по массивным каменным плитам, испещрённым вязью древних символов. Здесь царил полумрак, но для его зрения это не было преградой.
Вдалеке отзвучал тревожный раскат грома. Надвигалась гроза. Возможно, она способна будет разогнать странный туман, обволакивающий башню. Здесь, на открытой террасе, этот туман чувствовал себя полноправным хозяином, обволакивая плечи нежданного гостя холодными объятиями, приглушая, задерживая каждый шаг.
Воину показалось, что он ощутил чьё-то присутствие. Он резко обернулся, вскинув меч… и вдруг понял, что его ладонь опустела. Клинок словно перетёк в туман, растворился в нём.
Сердце взорвалось биением. Нет, он не боялся неожиданной схватки — как раз к этому он был готов. В сражении без оружия с ним мало кто мог сравниться. Он мог выжить даже в опаснейших из боёв — в конце концов, его не раз вынуждали действовать на пределе человеческих возможностей, к счастью, не зная его собственных пределов. Но воин так привык полагаться на свой верный зачарованный меч, так сроднился с ним, что сейчас потеря его была сравнима с потерей руки.
— Ты так хотел добраться сюда, вложил столько сил, пережил столько боли, преодолел столько препятствий… и всё ради цели, которая даже не была твоей. Но желал ты страстно, о да. И потому всё же достиг меня.
Он резко обернулся на голос, знакомый до дрожи, и замер, не веря себе.
— Ты… Владычица Штормовой Башни — это ты?! — с усилием проговорил он, даже не пытаясь скрыть изумления. — Так не может быть… Так не должно быть…
Призрачная воительница, приходившая к нему, когда было особенно тяжело, здесь обрела плоть. Её черты и голос теперь были так явственны, что она показалась ему реальнее, чем он сам. Даже туман расступился, когда она шагнула ему навстречу — такая, какой он помнил её… разве что ещё прекраснее, притягательнее.
— Так меня называют иногда, да. Похоже, люди нередко дают имена по первому впечатлению… Сама я бы назвала себя скорее пленницей.
Он покачал головой, рассекая ладонью воздух между ними в безоговорочном отрицании.
— С тобой я не могу сражаться.
— Зачем же нам сражаться? Я пойду с тобой и так, если тебе будет угодно, — она печально усмехнулась и чуть склонила голову. Камень в высоком венце её открытого шлема потемнел. — Но это ведь даже не тебе угодно, не так ли?
