- Друзья прогнали фото по милицейским базам и кое-что нашли. Нет, она не судима, но по сводкам, все-таки, проходила. Семь лет назад, когда она вместе с мужем жила у свекрови в Первом Обыденском переулке, с ней произошел нервный срыв. Короче, она решила утопить мать Сереброва, Ольгу Ивановну, в ванной. Слава богу, вмешался сын. В общем, ее забрали в психушку. Дальше информации нет, это уже дело не милиции, а врачей. Судя по всему, она очень долго лечилась, но... гадать можно сколько угодно. Сейчас она живет и здравствует, изображает экстрасенса и у нее эзотерический салон где-то на Якиманке.
Не то чтобы густо, но действительно убийственно. Поблагодарив сыщика, мы с ним расстаемся и я, продолжая пребывать в прострации, быстренько распихиваю коробки по шкафам - уже не до порядка - очень хочется вырваться на улицу и освежить мозги - новый поворот выбивает из колеи и выворачивает ситуацию совершенно другой стороной. Отправляюсь в магазин за замком, прихватив на прогулку Мими – не знаю, чего уж там рыскали в моей квартире, но с псиной, на улице, чувствую себя безопасней.
Спустя полчаса, сунув в карман штанин кулак с намотанным поводком, бреду с довольной собаченцией вдоль дома, и все не могу успокоиться - прокручиваю и прокручиваю в голове жуткие слова, пытаясь зацепиться за любую мелочь:
«Семь лет назад, когда она вместе с мужем жила у свекрови в Первом Обыденском переулке, с ней произошел нервный срыв. Короче, она решила утопить мать Сереброва, Ольгу Ивановну, в ванной. Слава богу, вмешался сын. В общем, ее забрали в психушку».
В кармане начинает наяривать мобильник, и я достаю его. Одной рукой открывать неудобно, приходится помогать другой, с зажатым поводком, подтягивая к себе собаку. Открыв крышку телефона, обнаруживаю, что номер не определился. Странно, целый день определялся и вот на тебе. Плохая связь?
- Алло.
В ответ сопение и тяжелое дыхание. Повторяю настойчивей:
- Алло! Алло, говорите.
Тяжелый сап продолжается, и я никак не пойму, то ли человек тяжко болен, то ли кто-то хулиганит. Скорее всего, второе, и я раздраженно рявкаю в трубку:
- Да пошли вы!
Захлопнув крышку, сую мобильник в карман – вот, придурки, развлекаются, людям голову морочат. Новый трезвон и снова номер не определяется. Похоже, сопящий злодей, угомониться не желает. Раздраженно аллекаю, и опять в ухо долбит все тот же предсмертный сап.
- Алло… Алло, эй, кому там делать нечего?!
Не обращая внимания на хрипы умирающего, захлопываю крышку, пожимая плечами:
- Больные люди.
Возле подъезда сталкиваюсь с возвращающейся с работы Дорохиной, и мы вместе поднимаемся к себе на этаж. Светка кивает вниз на коврик перед дверью, и я тоже замечаю там послание.
- Смотри.
Склонившись, подруга поднимает конверт, и я тороплю ее озвучить адресата:
- И что это за депеша?
- Тебе.
Вручив послание, Дорохина спешит закрыть входную дверь, а я, медленно продвигаясь к гостиной, в ожидании подруги, на ходу извлекаю сложенный лист. Разворачиваю: «Не лезь куда не просят, здоровее будешь».
Интересно, про что это? Продолжение погрома? И мы переглядываемся со Светкой. Недоуменно развожу руками:
- Елы-палы... И что это такое?
Дорохина нервно пхэкает:
- Я то, откуда знаю? Дай, сюда!
Она отбирает листок, быстро смотрит и, поджав губы, идет в гостиную:
- Мда. Весело.
И это все, что она может сказать? Удивленно вытаращив глаза, тащусь следом:
- Весело?
Кругом воры, психопатки, сопящие в трубку маньяки, а Светке хоть бы хны! Возмущенно качаю головой:
- Весело ей!
И ведь все началось с похищения Ромки из больницы его полоумной женой. Может, все вокруг ее шалости? Но причем тут я? Почему она ко мне прицепилась? Сунув руку в карман, зло переминаясь с ноги на ногу, ругаюсь:
- Капец. Это конченая и меня достала!
В голосе Дорохиной разглядывающей бумажку, непонимание:
- Какая конченая?
Можно подумать их у нас много. Раздраженно повышаю голос:
- Какая конченая... Бывшая жена Сереброва!
Светка никак не въедет:
-Да с чего ты взяла, что это она?
- А кто? Дед Мороз, что ли?
- Да откуда я знаю!
Пора эту активную дуру дезактивировать и выручать Сереброва. Тем более, что его место в больнице, а не у нее дома.
- Так, все, я еду к Милане! Адрес у меня есть.
Светлана наблюдает за мной, потом пожимает плечами:
- И что ты ей скажешь?
- Все, как есть. В конце концов, пригрожу милицией.
Дорохина скептически пхэкает:
- Хэ... И что, у тебя есть доказательства?
Снова, срываюсь на ор:
- Какие еще доказательства?! Она мне звонила!
Светка качает головой, а я, торопясь переобуться, продолжаю крутить ногой, угнездывая стопу в туфле.
- Хэ... Неужели угрожала? То есть, у тебя есть диктофонная запись, да?
Слова Дорохиной слегка сбивают мой пыл, и ее скепсис начинает передаваться мне, но я упрямо переспрашиваю:
- Причем здесь запись?
- Да притом!
Держась рукой за полку, приподнимаю ногу поправить задник. Дорозина двумя руками встряхивает листок:
- Что письмо это напечатано, милицию на проникновение не вызывали, угрозы отсутствуют. Да она тебя и на порог не пустит!
Поставив ногу на пол притаптываю, усаживая ступню в туфле покомфортней. Светкины слова возмущают, хотя внутри понимаю - именно так все и будет. Замок-то вскрыли аккуратно, отмычками, а то, что это бывшая сумасшедшая притянуто за уши. Принять правду очень не хочется, и я продолжаю упрямо возмущаться. Светланино нежелание услышать мои доводы, заставляет снова наброситься с упреками на подругу, мотающуюся туда-сюда перед моим носом:
- Ты что, предлагаешь мне сидеть и ждать, когда эта вольтанутая за нож возьмется?
- Что ж за кровожадные такие истории: ножи и трупы!
Да потому, что в психушку упекли не за рисунки губной помадой, только озвучивать эту информацию не хочется, даже лучшей подруге.
- Если бы было все так запущено, ну, ее бы вряд ли выпустили из дурдома.
Ха! Это в наше-то время? С нашей медициной? Хотя, звучит, конечно, убедительно, только я, вот, что-то сомневаюсь, что была психиатрическая комиссия и ей, причем через суд, вернули не только лишенную дееспособность, но и право что-то требовать от Романа. Несмотря на упрямство подруги, сдаваться не хочу, и буквально нависаю над малорослой Светланой, срываясь на крик:
- А с чего ты взяла, что ее выпустили?!
- О господи, я больше не могу. У меня болит голова.
Практичная Дорохина не хочет слушать и явно пытается отгородиться от ненужных ей проблем. По-человечески я ее понимаю - одно дело помогать мне вернуть Романа, который может и очнется, и совсем другое встревать в отношения Сереброва с женой, будь она даже трижды сумасшедшая. Но мне голову в песок не спрятать как страусу, и я, ворча, отворачиваюсь:
- Ню, ню, как бы потом не рвать волосенки с этой больной головы.
Дорохина засовывает записку обратно в конверт:
- Короче говоря, нужно подождать, пока она подставиться по полной.
Устремив взгляд в пространство, и негодуя внутри, лишь киваю - только поздно бы не было.
- То есть, ты предлагаешь подождать?
- Да, подождать. Потому что это письмо - это не доказательство!
Подруга глубокомысленно молчит, подперев щеку рукой, а потом вдруг оживает:
- Слушай, может быть тебе попробовать зайти с другого края, м-м-м?
- С какого?
- Ну, попробуй поговорить с его мамой.
Удивленно поджимаю губы:
- C мамой?
- Ну, да. Ну, сама подумай, если она пострадавшая, ну она всяко твоя союзница. И вообще твой интерес вполне себе оправдан.
Начинаю снова разуваться:
- Слушай, Дорохина, а ведь ты можешь, когда хочешь.
Та довольна похвалой до соплей:
- Я всегда могу, только кое-кто меня никогда не слушает.
Да уж будет врать то. Одна история с шаманским чаем навсегда отобьет охоту у любого разумного человека слушать Светкины рекомендации. Беззвучно шлепнув губами, отвожу взгляд, оставляя дифирамбы без комментариев. Вот так и остаюсь дома, чтобы провести вечер вдвоем, хотя бездействие не лучший способ утихомирить разбушевавшуюся фантазию и нервное возбуждение.
Пока переодеваюсь, в джинсы и майку, ужинаю со Светланой, отвлекающей меня разговорами о работе, пью чай, тревожные мысли отступают, сменяясь бытовыми проблемами - не пойму, то ли это я поправилась, то ли майка на мне полиняла после стирки и села, став непонятного цвета. Когда на улице становится совсем темно и Дорохина уходит к себе в комнату, тревожные мысли снова лезут из всех углов и я, сунув руки в карманы, начинаю торкаться по гостиной, нервничая и психуя. А что еще делать? Смотреть телевизор невмоготу, читать или работать совершенно не хочется. Мими, лежа на диване, сочувственно следит за моими метаниями, но помочь, увы, ничем не может. Зато мой взгляд то и дело притягивает ноутбук на столе - так и манит изложить все сегодняшние перипетии, мысли о завтрашней презентации и возможной катастрофе, если не вмешается мое второе «я», не позволяют успокоиться. Промаявшись еще минут пятнадцать в гостиной, отправляюсь мучиться в спальню – походу, сегодня полубессонная ночь мне обеспечена.
4-1 Вторник
Ромаша
Просыпаюсь среди ночи, от чьих-то прикосновений и не пойму - ни где я, ни что происходит. Горят свечи и пространство вокруг тает в черных тенях. Я лежу, блаженно раскинувшись на какой-то чужой кровати на красных шелковых простынях… в Машкином обнаженном теле. По углам этого романтического лежбища стоят высокие подсвечники, на шесть свечей каждый, освещая широкую постель с витым металлическим изголовьем. Внезапно, я осознаю, что не один, что рядом со мной Пригожин, прижимающийся ко мне горячим обнаженным телом... И что странно - это меня нисколько не пугает и не тревожит. Мы что в гостинице? Кош-мар! Докатилась Филатова.... Мысль ленивая и совершенно не влекущая за собой никаких действий с моей стороны. И даже она исчезает, когда Сергей обнимает меня свободной рукой и наваливается сверху, крепко прижимая к себе и целуя шею, целуя плечи, целуя губы. Его нога давит, расталкивая мои колени, и вот он уже полностью на мне - большой сильный горячий, тяжелый. И это так естественно, так правильно и желанно, что я задыхаюсь от блаженства, вцепившись одной рукой, ногтями, в его спину, а другой рукой, комкая в кулаке простынь. Чувствую, как мужская рука скользит вниз по моей правой ноге, по внутренней стороне бедер, нежно и настойчиво заставляя их раздвинуться, принуждая, в сладком томлении, согнуть ногу в колене и раскрыть себя навстречу ему, моему мужчине. Да, я женщина и это мой мужчина! Мое тело выгибается, а пальцы скребут ему спину, намекая на желание большего. Его другая рука скользит по моей левой ноге, заставляя и ее согнуться, откинуться в сторону, как можно шире. Мы перекатываемся и меняемся местами — вот уже я сверху, оседлав его и целуя ему грудь, крепкую и мускулистую. Сергей прижимает мою голову к себе, лохматит волосы, а потом мы снова перекатываемся и я опять внизу, под ним, лицом к лицу... Наши губы сливаются в поцелуе, от которого кружится голова и зажигается кровь. Я чувствую, как его рука добирается до моей груди и уютно устраивается чашечкой, продолжая ласкать и нежно мять и ее, и напрягшийся сосок.... А внизу... Там, у меня внизу, словно огненная лава, горячая, влажная, липкая, готовая поглотить Сергея целиком, особенно ту его часть, которая твердо давит в промежность, все настойчивей и настойчивей. Господи, как я хочу этого! Хочу-у-у! Ну и что такого? Я женщина! Я таю под этими ласками и готова отдать ему все, что он захочет, всю себя! Роман Серебров - это сон, это миф, оставшийся в прошлом!
Роман Серебров? Роман Серебров.... Будто кто-то выталкивает и вырывает меня из сладких объятий — я широко раскрываю глаза и ничего не вижу, кроме темноты вокруг и ничего не чувствую, кроме яростно бьющегося сердца, готового выскочить из груди. Резко сажусь на кровати и обвожу взглядом темень - никаких свечей, никакого голого Пригожина. Одна одинешенька в Машкиной постели и в ее ночной сорочке. Набрав полные легкие воздуха, недоуменно вздыхаю:
- Фу-у-ух.
Что это было? Тру рукой глаза — надо прогнать глупое наваждение.
- Черт!
Рука безвольно падает на одеяло. Когда я был мужчиной у меня тоже были подобные сны.... Но таких ярких, таких... романтичных, таких чувственных — никогда. Страшно признаться — но мне, там во сне, будучи женщиной, самой захотелось узнать, что там дальше. Блин — и судя по реальным ощущениям внизу, не только во сне. Тихий ужас. Поводя головой из стороны в сторону, снова вздыхаю:
- Фу-у-ух!
И заваливаюсь на подушки, пялясь в потолок. Надо постараться уснуть и забыть происшедшее, как кошмарный сон. Сны же наутро забываются?
От всех этих ночных пертурбаций просыпаюсь раньше обычного. Сразу лезу в телефон, посмотреть какое число и день недели. Все, как всегда - понедельник в памяти отсутствует напрочь, зато на сегодня стоит пометка о презентации перед инвесторами. Приготовив и разложив на постели шмотки, в которых пойду на работу – юбку и красную блузку, отправляюсь в душ — сон почему-то забыть не удается, а душ - самое лучшее средство от ночных гормональных фантазий. Когда я уже в халате и сушу полотенцем волосы, ко мне в открытую дверь заглядывает Дорохина. Она что-то выискивает, шаря глазами по сторонам, а потом проходит к полочке у зеркала.
- Слушай, Маш…
- М-м-м?
– Ты брала мой тоник?
Еще бы знать, что это такое. Хотя какие–то тюбики лежали на прикроватной тумбочке.
- В спальне посмотри.
Слышу, как Светка цокает языком и язвительно тянет, уходя из ванной:
- Да, подруга... Никогда бы не подумала, что ты будешь рыться в моей косметичке.
После сегодняшней ночи, я не уверен, что ее слова относятся к Машке, а не ко мне. Роману Сереброву такие сны сниться не могут, по определению. Лениво огрызаюсь:
– Что ты там бурчишь?
Из спальни доносится:
- Да, ни что, ни что...
Подсушив волосы, беру розовую расческу с полки и начинаю расчесываться. Дорохина снова подает голос:
- Ванну, когда говорю, мне освободишь?
Интересное кино. Удивленно таращу глаза:
- Я только зашла?! Я вообще только под утро уснула.
- Понятно.
Даже не знаю, стоит ли Светке рассказывать про сон. Но очень хочется поделиться с подругой, понять причины, разобраться к чему подобное ведет и как от этого избавиться. Наконец решаюсь - оставляю волосы в покое и, уперев руки в бока, разворачиваюсь к Дорохиной. С сомнением в голосе начинаю:
Не то чтобы густо, но действительно убийственно. Поблагодарив сыщика, мы с ним расстаемся и я, продолжая пребывать в прострации, быстренько распихиваю коробки по шкафам - уже не до порядка - очень хочется вырваться на улицу и освежить мозги - новый поворот выбивает из колеи и выворачивает ситуацию совершенно другой стороной. Отправляюсь в магазин за замком, прихватив на прогулку Мими – не знаю, чего уж там рыскали в моей квартире, но с псиной, на улице, чувствую себя безопасней.
***
Спустя полчаса, сунув в карман штанин кулак с намотанным поводком, бреду с довольной собаченцией вдоль дома, и все не могу успокоиться - прокручиваю и прокручиваю в голове жуткие слова, пытаясь зацепиться за любую мелочь:
«Семь лет назад, когда она вместе с мужем жила у свекрови в Первом Обыденском переулке, с ней произошел нервный срыв. Короче, она решила утопить мать Сереброва, Ольгу Ивановну, в ванной. Слава богу, вмешался сын. В общем, ее забрали в психушку».
В кармане начинает наяривать мобильник, и я достаю его. Одной рукой открывать неудобно, приходится помогать другой, с зажатым поводком, подтягивая к себе собаку. Открыв крышку телефона, обнаруживаю, что номер не определился. Странно, целый день определялся и вот на тебе. Плохая связь?
- Алло.
В ответ сопение и тяжелое дыхание. Повторяю настойчивей:
- Алло! Алло, говорите.
Тяжелый сап продолжается, и я никак не пойму, то ли человек тяжко болен, то ли кто-то хулиганит. Скорее всего, второе, и я раздраженно рявкаю в трубку:
- Да пошли вы!
Захлопнув крышку, сую мобильник в карман – вот, придурки, развлекаются, людям голову морочат. Новый трезвон и снова номер не определяется. Похоже, сопящий злодей, угомониться не желает. Раздраженно аллекаю, и опять в ухо долбит все тот же предсмертный сап.
- Алло… Алло, эй, кому там делать нечего?!
Не обращая внимания на хрипы умирающего, захлопываю крышку, пожимая плечами:
- Больные люди.
***
Возле подъезда сталкиваюсь с возвращающейся с работы Дорохиной, и мы вместе поднимаемся к себе на этаж. Светка кивает вниз на коврик перед дверью, и я тоже замечаю там послание.
- Смотри.
Склонившись, подруга поднимает конверт, и я тороплю ее озвучить адресата:
- И что это за депеша?
- Тебе.
Вручив послание, Дорохина спешит закрыть входную дверь, а я, медленно продвигаясь к гостиной, в ожидании подруги, на ходу извлекаю сложенный лист. Разворачиваю: «Не лезь куда не просят, здоровее будешь».
Интересно, про что это? Продолжение погрома? И мы переглядываемся со Светкой. Недоуменно развожу руками:
- Елы-палы... И что это такое?
Дорохина нервно пхэкает:
- Я то, откуда знаю? Дай, сюда!
Она отбирает листок, быстро смотрит и, поджав губы, идет в гостиную:
- Мда. Весело.
И это все, что она может сказать? Удивленно вытаращив глаза, тащусь следом:
- Весело?
Кругом воры, психопатки, сопящие в трубку маньяки, а Светке хоть бы хны! Возмущенно качаю головой:
- Весело ей!
И ведь все началось с похищения Ромки из больницы его полоумной женой. Может, все вокруг ее шалости? Но причем тут я? Почему она ко мне прицепилась? Сунув руку в карман, зло переминаясь с ноги на ногу, ругаюсь:
- Капец. Это конченая и меня достала!
В голосе Дорохиной разглядывающей бумажку, непонимание:
- Какая конченая?
Можно подумать их у нас много. Раздраженно повышаю голос:
- Какая конченая... Бывшая жена Сереброва!
Светка никак не въедет:
-Да с чего ты взяла, что это она?
- А кто? Дед Мороз, что ли?
- Да откуда я знаю!
Пора эту активную дуру дезактивировать и выручать Сереброва. Тем более, что его место в больнице, а не у нее дома.
- Так, все, я еду к Милане! Адрес у меня есть.
Светлана наблюдает за мной, потом пожимает плечами:
- И что ты ей скажешь?
- Все, как есть. В конце концов, пригрожу милицией.
Дорохина скептически пхэкает:
- Хэ... И что, у тебя есть доказательства?
Снова, срываюсь на ор:
- Какие еще доказательства?! Она мне звонила!
Светка качает головой, а я, торопясь переобуться, продолжаю крутить ногой, угнездывая стопу в туфле.
- Хэ... Неужели угрожала? То есть, у тебя есть диктофонная запись, да?
Слова Дорохиной слегка сбивают мой пыл, и ее скепсис начинает передаваться мне, но я упрямо переспрашиваю:
- Причем здесь запись?
- Да притом!
Держась рукой за полку, приподнимаю ногу поправить задник. Дорозина двумя руками встряхивает листок:
- Что письмо это напечатано, милицию на проникновение не вызывали, угрозы отсутствуют. Да она тебя и на порог не пустит!
Поставив ногу на пол притаптываю, усаживая ступню в туфле покомфортней. Светкины слова возмущают, хотя внутри понимаю - именно так все и будет. Замок-то вскрыли аккуратно, отмычками, а то, что это бывшая сумасшедшая притянуто за уши. Принять правду очень не хочется, и я продолжаю упрямо возмущаться. Светланино нежелание услышать мои доводы, заставляет снова наброситься с упреками на подругу, мотающуюся туда-сюда перед моим носом:
- Ты что, предлагаешь мне сидеть и ждать, когда эта вольтанутая за нож возьмется?
- Что ж за кровожадные такие истории: ножи и трупы!
Да потому, что в психушку упекли не за рисунки губной помадой, только озвучивать эту информацию не хочется, даже лучшей подруге.
- Если бы было все так запущено, ну, ее бы вряд ли выпустили из дурдома.
Ха! Это в наше-то время? С нашей медициной? Хотя, звучит, конечно, убедительно, только я, вот, что-то сомневаюсь, что была психиатрическая комиссия и ей, причем через суд, вернули не только лишенную дееспособность, но и право что-то требовать от Романа. Несмотря на упрямство подруги, сдаваться не хочу, и буквально нависаю над малорослой Светланой, срываясь на крик:
- А с чего ты взяла, что ее выпустили?!
- О господи, я больше не могу. У меня болит голова.
Практичная Дорохина не хочет слушать и явно пытается отгородиться от ненужных ей проблем. По-человечески я ее понимаю - одно дело помогать мне вернуть Романа, который может и очнется, и совсем другое встревать в отношения Сереброва с женой, будь она даже трижды сумасшедшая. Но мне голову в песок не спрятать как страусу, и я, ворча, отворачиваюсь:
- Ню, ню, как бы потом не рвать волосенки с этой больной головы.
Дорохина засовывает записку обратно в конверт:
- Короче говоря, нужно подождать, пока она подставиться по полной.
Устремив взгляд в пространство, и негодуя внутри, лишь киваю - только поздно бы не было.
- То есть, ты предлагаешь подождать?
- Да, подождать. Потому что это письмо - это не доказательство!
Подруга глубокомысленно молчит, подперев щеку рукой, а потом вдруг оживает:
- Слушай, может быть тебе попробовать зайти с другого края, м-м-м?
- С какого?
- Ну, попробуй поговорить с его мамой.
Удивленно поджимаю губы:
- C мамой?
- Ну, да. Ну, сама подумай, если она пострадавшая, ну она всяко твоя союзница. И вообще твой интерес вполне себе оправдан.
Начинаю снова разуваться:
- Слушай, Дорохина, а ведь ты можешь, когда хочешь.
Та довольна похвалой до соплей:
- Я всегда могу, только кое-кто меня никогда не слушает.
Да уж будет врать то. Одна история с шаманским чаем навсегда отобьет охоту у любого разумного человека слушать Светкины рекомендации. Беззвучно шлепнув губами, отвожу взгляд, оставляя дифирамбы без комментариев. Вот так и остаюсь дома, чтобы провести вечер вдвоем, хотя бездействие не лучший способ утихомирить разбушевавшуюся фантазию и нервное возбуждение.
***
Пока переодеваюсь, в джинсы и майку, ужинаю со Светланой, отвлекающей меня разговорами о работе, пью чай, тревожные мысли отступают, сменяясь бытовыми проблемами - не пойму, то ли это я поправилась, то ли майка на мне полиняла после стирки и села, став непонятного цвета. Когда на улице становится совсем темно и Дорохина уходит к себе в комнату, тревожные мысли снова лезут из всех углов и я, сунув руки в карманы, начинаю торкаться по гостиной, нервничая и психуя. А что еще делать? Смотреть телевизор невмоготу, читать или работать совершенно не хочется. Мими, лежа на диване, сочувственно следит за моими метаниями, но помочь, увы, ничем не может. Зато мой взгляд то и дело притягивает ноутбук на столе - так и манит изложить все сегодняшние перипетии, мысли о завтрашней презентации и возможной катастрофе, если не вмешается мое второе «я», не позволяют успокоиться. Промаявшись еще минут пятнадцать в гостиной, отправляюсь мучиться в спальню – походу, сегодня полубессонная ночь мне обеспечена.
Прода от 21.08.2023, 14:14
4-1 Вторник
Ромаша
Просыпаюсь среди ночи, от чьих-то прикосновений и не пойму - ни где я, ни что происходит. Горят свечи и пространство вокруг тает в черных тенях. Я лежу, блаженно раскинувшись на какой-то чужой кровати на красных шелковых простынях… в Машкином обнаженном теле. По углам этого романтического лежбища стоят высокие подсвечники, на шесть свечей каждый, освещая широкую постель с витым металлическим изголовьем. Внезапно, я осознаю, что не один, что рядом со мной Пригожин, прижимающийся ко мне горячим обнаженным телом... И что странно - это меня нисколько не пугает и не тревожит. Мы что в гостинице? Кош-мар! Докатилась Филатова.... Мысль ленивая и совершенно не влекущая за собой никаких действий с моей стороны. И даже она исчезает, когда Сергей обнимает меня свободной рукой и наваливается сверху, крепко прижимая к себе и целуя шею, целуя плечи, целуя губы. Его нога давит, расталкивая мои колени, и вот он уже полностью на мне - большой сильный горячий, тяжелый. И это так естественно, так правильно и желанно, что я задыхаюсь от блаженства, вцепившись одной рукой, ногтями, в его спину, а другой рукой, комкая в кулаке простынь. Чувствую, как мужская рука скользит вниз по моей правой ноге, по внутренней стороне бедер, нежно и настойчиво заставляя их раздвинуться, принуждая, в сладком томлении, согнуть ногу в колене и раскрыть себя навстречу ему, моему мужчине. Да, я женщина и это мой мужчина! Мое тело выгибается, а пальцы скребут ему спину, намекая на желание большего. Его другая рука скользит по моей левой ноге, заставляя и ее согнуться, откинуться в сторону, как можно шире. Мы перекатываемся и меняемся местами — вот уже я сверху, оседлав его и целуя ему грудь, крепкую и мускулистую. Сергей прижимает мою голову к себе, лохматит волосы, а потом мы снова перекатываемся и я опять внизу, под ним, лицом к лицу... Наши губы сливаются в поцелуе, от которого кружится голова и зажигается кровь. Я чувствую, как его рука добирается до моей груди и уютно устраивается чашечкой, продолжая ласкать и нежно мять и ее, и напрягшийся сосок.... А внизу... Там, у меня внизу, словно огненная лава, горячая, влажная, липкая, готовая поглотить Сергея целиком, особенно ту его часть, которая твердо давит в промежность, все настойчивей и настойчивей. Господи, как я хочу этого! Хочу-у-у! Ну и что такого? Я женщина! Я таю под этими ласками и готова отдать ему все, что он захочет, всю себя! Роман Серебров - это сон, это миф, оставшийся в прошлом!
Роман Серебров? Роман Серебров.... Будто кто-то выталкивает и вырывает меня из сладких объятий — я широко раскрываю глаза и ничего не вижу, кроме темноты вокруг и ничего не чувствую, кроме яростно бьющегося сердца, готового выскочить из груди. Резко сажусь на кровати и обвожу взглядом темень - никаких свечей, никакого голого Пригожина. Одна одинешенька в Машкиной постели и в ее ночной сорочке. Набрав полные легкие воздуха, недоуменно вздыхаю:
- Фу-у-ух.
Что это было? Тру рукой глаза — надо прогнать глупое наваждение.
- Черт!
Рука безвольно падает на одеяло. Когда я был мужчиной у меня тоже были подобные сны.... Но таких ярких, таких... романтичных, таких чувственных — никогда. Страшно признаться — но мне, там во сне, будучи женщиной, самой захотелось узнать, что там дальше. Блин — и судя по реальным ощущениям внизу, не только во сне. Тихий ужас. Поводя головой из стороны в сторону, снова вздыхаю:
- Фу-у-ух!
И заваливаюсь на подушки, пялясь в потолок. Надо постараться уснуть и забыть происшедшее, как кошмарный сон. Сны же наутро забываются?
***
От всех этих ночных пертурбаций просыпаюсь раньше обычного. Сразу лезу в телефон, посмотреть какое число и день недели. Все, как всегда - понедельник в памяти отсутствует напрочь, зато на сегодня стоит пометка о презентации перед инвесторами. Приготовив и разложив на постели шмотки, в которых пойду на работу – юбку и красную блузку, отправляюсь в душ — сон почему-то забыть не удается, а душ - самое лучшее средство от ночных гормональных фантазий. Когда я уже в халате и сушу полотенцем волосы, ко мне в открытую дверь заглядывает Дорохина. Она что-то выискивает, шаря глазами по сторонам, а потом проходит к полочке у зеркала.
- Слушай, Маш…
- М-м-м?
– Ты брала мой тоник?
Еще бы знать, что это такое. Хотя какие–то тюбики лежали на прикроватной тумбочке.
- В спальне посмотри.
Слышу, как Светка цокает языком и язвительно тянет, уходя из ванной:
- Да, подруга... Никогда бы не подумала, что ты будешь рыться в моей косметичке.
После сегодняшней ночи, я не уверен, что ее слова относятся к Машке, а не ко мне. Роману Сереброву такие сны сниться не могут, по определению. Лениво огрызаюсь:
– Что ты там бурчишь?
Из спальни доносится:
- Да, ни что, ни что...
Подсушив волосы, беру розовую расческу с полки и начинаю расчесываться. Дорохина снова подает голос:
- Ванну, когда говорю, мне освободишь?
Интересное кино. Удивленно таращу глаза:
- Я только зашла?! Я вообще только под утро уснула.
- Понятно.
Даже не знаю, стоит ли Светке рассказывать про сон. Но очень хочется поделиться с подругой, понять причины, разобраться к чему подобное ведет и как от этого избавиться. Наконец решаюсь - оставляю волосы в покое и, уперев руки в бока, разворачиваюсь к Дорохиной. С сомнением в голосе начинаю:
