– Валь, ты чего говоришь? Он же с ней закрылся, она плакала в голос, звала на помощь.
Побужецкий тоже начинает квакать от окна:
- По-моему, у Марии Павловны очень богатая фантазия.
Сказал и снова отвернулся к окну. Все против меня, все… Никому нельзя верить! Затравленно поворачиваюсь в сторону Побужецкого и ору, срывая свое отчаяние:
- Слушай, тебе не стыдно? Подонок!
- Ну, вот видите, как с ней говорить, а?
Петрович тоже повышает голос:
- Хватит, ну что это, Маш.
– Что, хватит?
Я уже почти в истерике от обиды, в отчаянии пытаюсь воззвать к совести неудачных «свидетелей». Ну, не могло же у них за одну ночь отшибить память!
- Валя, Толик, вас что, запугали что ли?
Они оба молчат, и я оборачиваюсь к Петровичу, указывая рукой в сторону Пузырева и Мягковой:
- Ну, их запугали, я же вижу!
Толик, пряча глаза, бормочет:
– Мне больше нечего сказать.
- Поня-я-я-тно-о-о, все. Была проделана большая работа.
Сашок Стужев, вот гнилой человечишко, изображает возмущение и негодование:
- Нет, это уже паранойя!
Я прекрасно понимаю, чьи мерзкие ручонки здесь поработали, и смотрю на него с ненавистью:
- Слушай, ты и тут присосался?!
Тот пытается наехать:
- Слышь, ты, присасываются обычно пиявки!
Была бы воля, прибил бы собственными руками. Буквально наскакиваю на него:
- А ты то, кто?
Федотов встревает в спор:
- Все, хватит! Даже мне уже надоело! Мария Павловна! Хватит, я сказал! Все.
Затем поворачивается к Киру:
- Я от лица всего нашего коллектива приношу тебе извинения.
Во мне все клокочет. Никогда! Еще и извиняться перед подлецом?! Тычу в себя рукой и срываюсь на крик:
- Я извиняться перед ним не буду!
Федотов шипит:
- Тогда выйди. Езжай домой и чтоб глаза мои тебя не видели!
Да ради бога. Обхожу толпень уродов и трясогузов, и, ни на кого не глядя, широким шагом покидаю поле проигранного боя.
Моему возмущению нет предела. Так же, как человеческой подлости и трусости. Первый раунд я полностью проиграл… Ну, с Пузыревым все понятно - трус каких поискать… Но, Валька! Сколько раз Маша ей помогала и всегда считала твердо стоящей на правильных позициях. Вот, правду говорят, никому не верь и не делай людям добра, все равно боком выйдет.
А эти гаврики - Козлов, Федотов, Стужев… Устроили, блин, экзекуцию. Буквально врываюсь в Машкину комнату:
- Козлы! Ну, козлы!
Если я сейчас не выговорюсь, меня, наверно, Кондратий хватит… Да! И еще я совершенно не понимаю, что теперь делать и как себя вести. Хватаю мобильник со стола и, зависнув возле кресла, оглядываюсь на дверь:
- Надо же быть такими козлами!
Садиться нет никакого желания, набираю номер на телефоне и прикладываю трубку к уху. Остается возмущаться и беспомощно вздыхать:
- Пф-ф-ф…
Как только соединение проходит, тороплюсь вывалить на подругу все свои проблемы:
- Алло, Свет!
- Да?
- Слушай, ну это полный капец, я просто в ауте.
- Что опять случилось?
- Да ты представляешь, эти уроды уже обработали Мягкову с Пузыревым!
- Как обработали?
- Как, как… Дихлофосом, как… Теперь они в одну дудку говорят, что работал себе Побужецкий, сидел спокойно….
Развожу руками:
- … А Ма… Я, такая дура стукнутая, влетела и дала ему по морде!
- Ничего себе.
- Козлы, а? Еще Стужев сидит там, жаба, квакает.
- Подожди, ты говорила, что у этой девочки истерика была.
- Да-а-а! А это у нее от счастья, представляешь? Это ей, оказывается, судьба подарила такой шанс поработать с таким известным извращенцем! В общем, ладно, Свет, прости, что я тебя гружу… Некому выговориться… Но я, все равно, просто так это не оставлю.
- Ну, что ты сможешь, одна?
- Вечером посмотрим, как они у меня запрыгают.
Раздраженно захлопываю крышку мобилы… Кажется, меня гнали домой? Ну и ладно! Не очень то и хотелось!
Через час я уже дома и открываю дверь в квартиру. Светки нет, и меня встречает одна Мими. Сняв сумку с плеча, кидаю ее на ящик с обувью и маршевым шагом топаю на кухню - у меня есть цель и плевать я хотел на все препятствия. А цель эта святая – компенсировать уныние, идиотские раздумья и сопливость настроения любым вкусным способом. Оставив ключи, на кухонном столе, открываю холодильник и извлекаю на божий свет полупустой жбан с мороженным, а еще баночку с вареньем. Все это переношу на стол, иду к полке с посудой, чтобы вооружиться большой миской и столовой ложкой – самыми подходящими инструментами для приема сегодняшнего лекарства.
Усевшись за кухонный стол, приступаю к главной подготовительной процедуре - открыв банку, перекладываю куски мороженного в миску и обильно все это поливаю клубничным вареньем…. М-м-м! С удовольствием слизываю красные капельки с края баночки и закручиваю крышку назад.
Ну, что, приступим? Вздохнув, начинаю уминать содержимое миски за обе щеки. К черту всех! К черту Козлова и Федотова с Побужецким! Покачав головой, передразниваю:
- Езжай домой и чтоб глаза мои тебя не видели! … Тоже мне, блин!
И отправляю в рот новую порцию.
Оставив мобильник в гостиной, отправляюсь в спальню переодеться. Не найдя в шкафу ничего более привлекательного натягиваю на себя красный спортивный костюм. Снаружи слышится знакомый трезвон телефона, и я тороплюсь вернуться за трубкой.
- О, кто-то проснулся!
Хочется перекреститься – надеюсь, отрицательные разборки на сегодня закончены и в офисе уже не до меня. Интересно, пресса уже вышла из печати? Смотрю на часы – едва перевалило обеденное время. Пожалуй, для бомбы, обещанной Оксаной, еще рано.
- Ну что, понеслась душа в рай… Гхм… Алло!
Голос Петровича суров и холоден.
- Мария Филатова?
Стараюсь говорить веселее:
- Да, Николай Петрович?
- Мы тут посовещались… Госпожа Филатова, с сегодняшнего дня вы уволены.
Словно звук вокруг выключили. Хватаю ртом воздух и ноги словно ватные. Не может быть! Я ничего не понимаю.
- Как, уволена. Это что шутка?
Телефон молчит. Гудки.
- Николай Петрович, алло! Николай Петрович!
Захлопываю телефон. А изнутри поднимается волна гигантской обиды и несправедливости.
- Полный триндец.
Вся неистраченная энергия, весь накопленный критическими днями психоз лезет из меня наружу. Меня уволили! Нет… Машку - уволили! За что? И кто посмел? Я нарезаю круги по комнате, и не устаю поливать старого маразматика последними словами:
- Ты хоть понимаешь, кого ты уволил, а?
6-2
Ромаша
Скрежещет входной замок и в прихожую вваливается Дорохина с собакой на поводке. Обе ошарашено смотрят на мою бессмысленную беготню.
- Маш, что случилось?
- Что?
Торможу около нее и наконец-то нахожу новый объект для горьких словоизлияний.
- Что случилось? «Что случилось?» - она меня еще спрашивает… Что случилось. А ты угадай с трех раз!
- Ну, Маша!
- Что Маша?! Меня уволили! Ясно тебе? Меня, взяли и уволили!
Сунув руки в карманы штанов, снова начинаю метаться по комнате.
- Маш, подожди. Как?
- Чего ждать!? Чего ждать, а? Ну, офигеть... А она? О чем она думала, наивная чукотская девушка! На Побужецкого в лоб поперла!
- Кто она?
- Кто, кто…
Машка, кто же еще… Хотя я бы и сам с удовольствием врезал ему между ног. Снова начинаю нарезать круги, уже лучше следя за словами:
- Как кошку помойную вышвырнули! Как уборщицу последнюю…
Развожу руками, словно конферансье в комплименте:
- «Вы уволены», он мне заявляет…. Марксист – ленинист недоделанный!
Черт! Чувствую, как по-бабски дрожит от обиды голос и замолкаю.
- Ну, Маша!
- Что, Маша!?
- А я тебя предупреждала, между прочим.
Когда? Вчера? Ну, это извини, не меня! И что теперь памятник поставить во дворе? В полный рост, на лошади? Предупреждала, не предупреждала, какая на хрен теперь разница.
- Что ты меня предупреждала! Вот что ты меня предупреждала! А?
- Я тебе говорила, что эта драка с Побужецким и твоей идеей все это обнародовать, мне не нравится!
- Ах, вот оно что... То есть эта идея тебе ни фига не нравилась, а все твои идеи были просто фонтан?!
Возмущенно вскидываю руки вверх, и Светка сразу тушуется:
- Что ты имеешь в виду?
- Слушай, Дорохина, не прикидывайся овцой безмозглой!
Я снова начинаю нарезать круги возле Светки, глядящей на меня, словно побитая собака.
А кто напялил на меня все эти юбки, колготки, все это гейское шмотье?! Ты! Руками пытаюсь изобразить с каким отвращением все это ненавистное одеяние мне приходилось одевать и натягивать на себя все эти дни... И я это делал. Делал! Чувствую, что несправедлив, но удержаться не могу. Дорохино обиженно кричит:
- Но Маш, Я не понимаю… Ах, так! Значит, если у нас нет крайнего, мы его назначим?
Я торможу прямо перед ее носом.
- Слушай, я пословиц и поговорок тоже знаю много. До хрена! Мы с тобой не на олимпиаде по русскому языку…. Так, короче, все!
Машу ей прощально рукой.
- Что все?
- Все! Досвидос!
Иду в прихожую и сую ноги в кроссовки.
- Маш, подожди, ты куда?
- На Кудыкину гору.
- Маша, ну, не делай глупости, пожалуйста.
Меня бесят ее слова:
- Чего не делать?
Может у меня плохо со слухом? Наклоняюсь в ее сторону и тычу пальцем себе в ухо:
- Чего не делать, ты сейчас сказала?
- Глупостей.
- Слушай, все глупости давным-давно сделаны. Давно! Все! Arrivederci!
- Маша!
Не хочу ничего слышать. Тороплюсь выскочить за дверь. На улицу! На воздух!
Полчаса спустя, подтянув рукава спортивной куртки до локтей и закатав штанины до колен, вяло бреду по Бауманскому парку. Наше с Машкой любимое место. Звонок на мобильник отвлекает от грустных размышлений. Достаю телефон из кармана и щелчком пальца ловко открываю крышку.
- Да.
Ну, конечно, это Стужев. Празднует мое увольнение, гнида.
- Ну, как настроение? Хандришь?
- Чего тебе надо?
- Поздравить тебя. Ты у нас теперь знаменитость.
- Это все?
- Нет, не все. Ты знаешь, что такое облажаться? Ха-ха.
Изгаляйся, изгаляйся. Наплевать мне на вас на всех, с высокой колокольни.
- Алле, чего молчишь? И ты знаешь, я понял, как бороться с женщиной. Надо дать ей гранату, да побольше – она сама себя в клочья разорвет. Ха-ха.
Сам ты… Женщина. Мне надоедает слушать эту самодовольную крысу:
- Пошел в задницу!
Захлопываю крышку мобильника и с силой поддаю ногой пустую банку из-под пива. Сбоку слышится:
- Эй, девушка, может, познакомимся?
Оборачиваюсь. Неподалеку сидят два пацана с пивными банками. Кавалеры, значит. Покадриться захотелось, да? Ну, держитесь теперь, надеюсь, уши не завянут. Сунув руки в карманы, начинаю:
- Ха-а-а... Слышите, вы, пикаперы недоделанные, а ваши мамки знают, что вы тут пиво цедите?
- Чего сказала?
- Чего слышал. У тебя еще голос ломается, и прыщи не прошли…
И тут я выплескиваю на них все, что у меня за сегодня накопилось…, трехэтажным матом. Под рокот работающей газонокосилки. И завершаю:
- Всосали оба?
Ошарашенная пацанва сидит молча. Отворачиваюсь… Отвел душу….Что ж, в другой раз подумают, прежде, чем вякать. Тряхнув гривой, иду дальше. Снова трезвон. Что ж вам всем неймется-то. На дисплее высвечивается «Пригожин».
- О! Вспомнил энтузиаст… Алло!
– Маш, это я.
- Чего тебе надо?
- А... Я хотел с тобой поговорить.
- Удали этот номер телефона!
- Маш!
- Все, отбой!
Отключаю Серегу и сразу новый звонок, теперь от Светки:
- Маш, а с кем ты сейчас разговаривала?
- Свет, какая тебе разница, с кем я разговаривала.
- Маш, ну вообще-то с подругами так не общаются.
Достала уже.
- Фу-у-ух… А мы больше не подруги!
- Да-а-а? Филатова, подожди, ты что серьезно?
- А нет, мне сейчас самое время прикалываться…. Дорохина, бабы дружить не умеют, по определению. Ясно?
- Маш, ну подожди, ты не права.
Останавливаюсь и стою посреди аллеи подбоченясь.
- Свет, извини, я отключаюсь.
- Маш, Маш, подожди!
Я захлопываю мобильник и шагаю дальше. Хватит соплей и сантиментов.
Спустя полчаса, я уже в офисе. Уперевшись двумя руками в стенки лифтовой кабины, жду, пока вознесусь на четвертый этаж. Когда двери открываются, выхожу в холл и, засунув руки в карманы штанов, тороплюсь проскочить сквозь шум, гам и офисную суету к Машкиному бывшему рабочему месту… Все вокруг такое родное и в то же время уже чужое. Я отстранился… Вернее меня отстранили…, вышвырнули. Настроение мерзопакостное - обида гложет и разъедает изнутри. Откуда-то сбоку подбегает Пригожин, ну как же без него:
- Маша!
- Отойди от меня.
Он хватает меня за руку, стараясь притормозить:
- Подожди, ты можешь объяснить?
Ускоряю шаг, пытаясь освободиться.
- Меня уволили, вот и все объяснения.
- Маш, это я знаю.
Блин. Разворачиваюсь на 180 градусов, лицом к нему, и ору:
- А если знаешь, какого черта лезешь?
Захожу в комнату, Сергей за мной. Я не выдерживаю, мне нужно выплеснуть на кого-нибудь обиду и боль:
- А уволили меня, между прочим, по милости Погужецкого! И ни одна собака не вступилась!
- Что значит, по милости Погужецкого?
Беру пустую коробку, кладу ее к себе на кресло и откидываю крышку. Вот сюда и буду складывать пожитки.
- А ты не врубаешься?
А кто еще мог надавить на Федотова и напеть такое решение!?
- Я действительно не понимаю, Маш.
Как же он меня достал.
- Слушай, Серега, у тебя там что, ключик заводной в спине – Маша, Маша, Маша, Маша.
Мои причитания срываются на слезливый вопль:
- Блин, на пустом месте, вся карьера козлу под хвост!
Бросаю в коробку Машкины записные книжки, заметки, ручки, всякую прочую дребедень.
- Ты же знаешь, я всегда поддерживал тебя и все твои идеи. Так что же, все-таки, произошло?
Ну и поддерживай, сколько влезет. Хоть до морковкиного заговенья. Не отвечая, переставляю коробку с кресла на стол. Пригожин с укоризной смотрит на мои сборы:
- Что ты делаешь?
- Пакую чемоданы, сматываю удочки, собираю манатки – нужное подчеркнуть.
- Не делай этого!
Он пытается мешать мне и тянет к себе коробку.... Ха! Как это не делать? Курс четко указан - пинком под зад.
- Отпусти ящик.
- Маш, послушай.
- Я тебя уже слушала. Блин, говорил мне Серебров - не связывайся с Серегой!
- Причем тут Роман?
- А при том… Чего тебе надо? Чего ты ко мне все время подкатываешь?
Срываюсь на крик:
- Он никогда тебе не доверял! И правильно делал!
- Слушай, причем тут я? И не сравнивай себя с Серебровым!
- У тебя забыла спросить с кем мне себя сравнивать.
- Маш, ты сейчас не можешь так уйти.
- Хорошо, я уйду вприсядку. Цыганочка с выходом в дверь тебя устроит?
- Послушай, я прошу тебя, успокойcя. И послушай меня – здесь, не все против тебя. Не все понимаешь? Ты нужна фирме, ты мне нужна. Если ты сейчас так уйдешь, у всех твоих недоброжелателей сегодня будет праздник, ты понимаешь это или нет?
Побужецкий тоже начинает квакать от окна:
- По-моему, у Марии Павловны очень богатая фантазия.
Сказал и снова отвернулся к окну. Все против меня, все… Никому нельзя верить! Затравленно поворачиваюсь в сторону Побужецкого и ору, срывая свое отчаяние:
- Слушай, тебе не стыдно? Подонок!
- Ну, вот видите, как с ней говорить, а?
Петрович тоже повышает голос:
- Хватит, ну что это, Маш.
– Что, хватит?
Я уже почти в истерике от обиды, в отчаянии пытаюсь воззвать к совести неудачных «свидетелей». Ну, не могло же у них за одну ночь отшибить память!
- Валя, Толик, вас что, запугали что ли?
Они оба молчат, и я оборачиваюсь к Петровичу, указывая рукой в сторону Пузырева и Мягковой:
- Ну, их запугали, я же вижу!
Толик, пряча глаза, бормочет:
– Мне больше нечего сказать.
- Поня-я-я-тно-о-о, все. Была проделана большая работа.
Сашок Стужев, вот гнилой человечишко, изображает возмущение и негодование:
- Нет, это уже паранойя!
Я прекрасно понимаю, чьи мерзкие ручонки здесь поработали, и смотрю на него с ненавистью:
- Слушай, ты и тут присосался?!
Тот пытается наехать:
- Слышь, ты, присасываются обычно пиявки!
Была бы воля, прибил бы собственными руками. Буквально наскакиваю на него:
- А ты то, кто?
Федотов встревает в спор:
- Все, хватит! Даже мне уже надоело! Мария Павловна! Хватит, я сказал! Все.
Затем поворачивается к Киру:
- Я от лица всего нашего коллектива приношу тебе извинения.
Во мне все клокочет. Никогда! Еще и извиняться перед подлецом?! Тычу в себя рукой и срываюсь на крик:
- Я извиняться перед ним не буду!
Федотов шипит:
- Тогда выйди. Езжай домой и чтоб глаза мои тебя не видели!
Да ради бога. Обхожу толпень уродов и трясогузов, и, ни на кого не глядя, широким шагом покидаю поле проигранного боя.
***
Моему возмущению нет предела. Так же, как человеческой подлости и трусости. Первый раунд я полностью проиграл… Ну, с Пузыревым все понятно - трус каких поискать… Но, Валька! Сколько раз Маша ей помогала и всегда считала твердо стоящей на правильных позициях. Вот, правду говорят, никому не верь и не делай людям добра, все равно боком выйдет.
А эти гаврики - Козлов, Федотов, Стужев… Устроили, блин, экзекуцию. Буквально врываюсь в Машкину комнату:
- Козлы! Ну, козлы!
Если я сейчас не выговорюсь, меня, наверно, Кондратий хватит… Да! И еще я совершенно не понимаю, что теперь делать и как себя вести. Хватаю мобильник со стола и, зависнув возле кресла, оглядываюсь на дверь:
- Надо же быть такими козлами!
Садиться нет никакого желания, набираю номер на телефоне и прикладываю трубку к уху. Остается возмущаться и беспомощно вздыхать:
- Пф-ф-ф…
Как только соединение проходит, тороплюсь вывалить на подругу все свои проблемы:
- Алло, Свет!
- Да?
- Слушай, ну это полный капец, я просто в ауте.
- Что опять случилось?
- Да ты представляешь, эти уроды уже обработали Мягкову с Пузыревым!
- Как обработали?
- Как, как… Дихлофосом, как… Теперь они в одну дудку говорят, что работал себе Побужецкий, сидел спокойно….
Развожу руками:
- … А Ма… Я, такая дура стукнутая, влетела и дала ему по морде!
- Ничего себе.
- Козлы, а? Еще Стужев сидит там, жаба, квакает.
- Подожди, ты говорила, что у этой девочки истерика была.
- Да-а-а! А это у нее от счастья, представляешь? Это ей, оказывается, судьба подарила такой шанс поработать с таким известным извращенцем! В общем, ладно, Свет, прости, что я тебя гружу… Некому выговориться… Но я, все равно, просто так это не оставлю.
- Ну, что ты сможешь, одна?
- Вечером посмотрим, как они у меня запрыгают.
Раздраженно захлопываю крышку мобилы… Кажется, меня гнали домой? Ну и ладно! Не очень то и хотелось!
***
Через час я уже дома и открываю дверь в квартиру. Светки нет, и меня встречает одна Мими. Сняв сумку с плеча, кидаю ее на ящик с обувью и маршевым шагом топаю на кухню - у меня есть цель и плевать я хотел на все препятствия. А цель эта святая – компенсировать уныние, идиотские раздумья и сопливость настроения любым вкусным способом. Оставив ключи, на кухонном столе, открываю холодильник и извлекаю на божий свет полупустой жбан с мороженным, а еще баночку с вареньем. Все это переношу на стол, иду к полке с посудой, чтобы вооружиться большой миской и столовой ложкой – самыми подходящими инструментами для приема сегодняшнего лекарства.
Усевшись за кухонный стол, приступаю к главной подготовительной процедуре - открыв банку, перекладываю куски мороженного в миску и обильно все это поливаю клубничным вареньем…. М-м-м! С удовольствием слизываю красные капельки с края баночки и закручиваю крышку назад.
Ну, что, приступим? Вздохнув, начинаю уминать содержимое миски за обе щеки. К черту всех! К черту Козлова и Федотова с Побужецким! Покачав головой, передразниваю:
- Езжай домой и чтоб глаза мои тебя не видели! … Тоже мне, блин!
И отправляю в рот новую порцию.
***
Оставив мобильник в гостиной, отправляюсь в спальню переодеться. Не найдя в шкафу ничего более привлекательного натягиваю на себя красный спортивный костюм. Снаружи слышится знакомый трезвон телефона, и я тороплюсь вернуться за трубкой.
- О, кто-то проснулся!
Хочется перекреститься – надеюсь, отрицательные разборки на сегодня закончены и в офисе уже не до меня. Интересно, пресса уже вышла из печати? Смотрю на часы – едва перевалило обеденное время. Пожалуй, для бомбы, обещанной Оксаной, еще рано.
- Ну что, понеслась душа в рай… Гхм… Алло!
Голос Петровича суров и холоден.
- Мария Филатова?
Стараюсь говорить веселее:
- Да, Николай Петрович?
- Мы тут посовещались… Госпожа Филатова, с сегодняшнего дня вы уволены.
Словно звук вокруг выключили. Хватаю ртом воздух и ноги словно ватные. Не может быть! Я ничего не понимаю.
- Как, уволена. Это что шутка?
Телефон молчит. Гудки.
- Николай Петрович, алло! Николай Петрович!
Захлопываю телефон. А изнутри поднимается волна гигантской обиды и несправедливости.
- Полный триндец.
Вся неистраченная энергия, весь накопленный критическими днями психоз лезет из меня наружу. Меня уволили! Нет… Машку - уволили! За что? И кто посмел? Я нарезаю круги по комнате, и не устаю поливать старого маразматика последними словами:
- Ты хоть понимаешь, кого ты уволил, а?
Прода от 28.06.2022, 15:05
6-2
Ромаша
Скрежещет входной замок и в прихожую вваливается Дорохина с собакой на поводке. Обе ошарашено смотрят на мою бессмысленную беготню.
- Маш, что случилось?
- Что?
Торможу около нее и наконец-то нахожу новый объект для горьких словоизлияний.
- Что случилось? «Что случилось?» - она меня еще спрашивает… Что случилось. А ты угадай с трех раз!
- Ну, Маша!
- Что Маша?! Меня уволили! Ясно тебе? Меня, взяли и уволили!
Сунув руки в карманы штанов, снова начинаю метаться по комнате.
- Маш, подожди. Как?
- Чего ждать!? Чего ждать, а? Ну, офигеть... А она? О чем она думала, наивная чукотская девушка! На Побужецкого в лоб поперла!
- Кто она?
- Кто, кто…
Машка, кто же еще… Хотя я бы и сам с удовольствием врезал ему между ног. Снова начинаю нарезать круги, уже лучше следя за словами:
- Как кошку помойную вышвырнули! Как уборщицу последнюю…
Развожу руками, словно конферансье в комплименте:
- «Вы уволены», он мне заявляет…. Марксист – ленинист недоделанный!
Черт! Чувствую, как по-бабски дрожит от обиды голос и замолкаю.
- Ну, Маша!
- Что, Маша!?
- А я тебя предупреждала, между прочим.
Когда? Вчера? Ну, это извини, не меня! И что теперь памятник поставить во дворе? В полный рост, на лошади? Предупреждала, не предупреждала, какая на хрен теперь разница.
- Что ты меня предупреждала! Вот что ты меня предупреждала! А?
- Я тебе говорила, что эта драка с Побужецким и твоей идеей все это обнародовать, мне не нравится!
- Ах, вот оно что... То есть эта идея тебе ни фига не нравилась, а все твои идеи были просто фонтан?!
Возмущенно вскидываю руки вверх, и Светка сразу тушуется:
- Что ты имеешь в виду?
- Слушай, Дорохина, не прикидывайся овцой безмозглой!
Я снова начинаю нарезать круги возле Светки, глядящей на меня, словно побитая собака.
А кто напялил на меня все эти юбки, колготки, все это гейское шмотье?! Ты! Руками пытаюсь изобразить с каким отвращением все это ненавистное одеяние мне приходилось одевать и натягивать на себя все эти дни... И я это делал. Делал! Чувствую, что несправедлив, но удержаться не могу. Дорохино обиженно кричит:
- Но Маш, Я не понимаю… Ах, так! Значит, если у нас нет крайнего, мы его назначим?
Я торможу прямо перед ее носом.
- Слушай, я пословиц и поговорок тоже знаю много. До хрена! Мы с тобой не на олимпиаде по русскому языку…. Так, короче, все!
Машу ей прощально рукой.
- Что все?
- Все! Досвидос!
Иду в прихожую и сую ноги в кроссовки.
- Маш, подожди, ты куда?
- На Кудыкину гору.
- Маша, ну, не делай глупости, пожалуйста.
Меня бесят ее слова:
- Чего не делать?
Может у меня плохо со слухом? Наклоняюсь в ее сторону и тычу пальцем себе в ухо:
- Чего не делать, ты сейчас сказала?
- Глупостей.
- Слушай, все глупости давным-давно сделаны. Давно! Все! Arrivederci!
- Маша!
Не хочу ничего слышать. Тороплюсь выскочить за дверь. На улицу! На воздух!
***
Полчаса спустя, подтянув рукава спортивной куртки до локтей и закатав штанины до колен, вяло бреду по Бауманскому парку. Наше с Машкой любимое место. Звонок на мобильник отвлекает от грустных размышлений. Достаю телефон из кармана и щелчком пальца ловко открываю крышку.
- Да.
Ну, конечно, это Стужев. Празднует мое увольнение, гнида.
- Ну, как настроение? Хандришь?
- Чего тебе надо?
- Поздравить тебя. Ты у нас теперь знаменитость.
- Это все?
- Нет, не все. Ты знаешь, что такое облажаться? Ха-ха.
Изгаляйся, изгаляйся. Наплевать мне на вас на всех, с высокой колокольни.
- Алле, чего молчишь? И ты знаешь, я понял, как бороться с женщиной. Надо дать ей гранату, да побольше – она сама себя в клочья разорвет. Ха-ха.
Сам ты… Женщина. Мне надоедает слушать эту самодовольную крысу:
- Пошел в задницу!
Захлопываю крышку мобильника и с силой поддаю ногой пустую банку из-под пива. Сбоку слышится:
- Эй, девушка, может, познакомимся?
Оборачиваюсь. Неподалеку сидят два пацана с пивными банками. Кавалеры, значит. Покадриться захотелось, да? Ну, держитесь теперь, надеюсь, уши не завянут. Сунув руки в карманы, начинаю:
- Ха-а-а... Слышите, вы, пикаперы недоделанные, а ваши мамки знают, что вы тут пиво цедите?
- Чего сказала?
- Чего слышал. У тебя еще голос ломается, и прыщи не прошли…
И тут я выплескиваю на них все, что у меня за сегодня накопилось…, трехэтажным матом. Под рокот работающей газонокосилки. И завершаю:
- Всосали оба?
Ошарашенная пацанва сидит молча. Отворачиваюсь… Отвел душу….Что ж, в другой раз подумают, прежде, чем вякать. Тряхнув гривой, иду дальше. Снова трезвон. Что ж вам всем неймется-то. На дисплее высвечивается «Пригожин».
- О! Вспомнил энтузиаст… Алло!
– Маш, это я.
- Чего тебе надо?
- А... Я хотел с тобой поговорить.
- Удали этот номер телефона!
- Маш!
- Все, отбой!
Отключаю Серегу и сразу новый звонок, теперь от Светки:
- Маш, а с кем ты сейчас разговаривала?
- Свет, какая тебе разница, с кем я разговаривала.
- Маш, ну вообще-то с подругами так не общаются.
Достала уже.
- Фу-у-ух… А мы больше не подруги!
- Да-а-а? Филатова, подожди, ты что серьезно?
- А нет, мне сейчас самое время прикалываться…. Дорохина, бабы дружить не умеют, по определению. Ясно?
- Маш, ну подожди, ты не права.
Останавливаюсь и стою посреди аллеи подбоченясь.
- Свет, извини, я отключаюсь.
- Маш, Маш, подожди!
Я захлопываю мобильник и шагаю дальше. Хватит соплей и сантиментов.
***
Спустя полчаса, я уже в офисе. Уперевшись двумя руками в стенки лифтовой кабины, жду, пока вознесусь на четвертый этаж. Когда двери открываются, выхожу в холл и, засунув руки в карманы штанов, тороплюсь проскочить сквозь шум, гам и офисную суету к Машкиному бывшему рабочему месту… Все вокруг такое родное и в то же время уже чужое. Я отстранился… Вернее меня отстранили…, вышвырнули. Настроение мерзопакостное - обида гложет и разъедает изнутри. Откуда-то сбоку подбегает Пригожин, ну как же без него:
- Маша!
- Отойди от меня.
Он хватает меня за руку, стараясь притормозить:
- Подожди, ты можешь объяснить?
Ускоряю шаг, пытаясь освободиться.
- Меня уволили, вот и все объяснения.
- Маш, это я знаю.
Блин. Разворачиваюсь на 180 градусов, лицом к нему, и ору:
- А если знаешь, какого черта лезешь?
Захожу в комнату, Сергей за мной. Я не выдерживаю, мне нужно выплеснуть на кого-нибудь обиду и боль:
- А уволили меня, между прочим, по милости Погужецкого! И ни одна собака не вступилась!
- Что значит, по милости Погужецкого?
Беру пустую коробку, кладу ее к себе на кресло и откидываю крышку. Вот сюда и буду складывать пожитки.
- А ты не врубаешься?
А кто еще мог надавить на Федотова и напеть такое решение!?
- Я действительно не понимаю, Маш.
Как же он меня достал.
- Слушай, Серега, у тебя там что, ключик заводной в спине – Маша, Маша, Маша, Маша.
Мои причитания срываются на слезливый вопль:
- Блин, на пустом месте, вся карьера козлу под хвост!
Бросаю в коробку Машкины записные книжки, заметки, ручки, всякую прочую дребедень.
- Ты же знаешь, я всегда поддерживал тебя и все твои идеи. Так что же, все-таки, произошло?
Ну и поддерживай, сколько влезет. Хоть до морковкиного заговенья. Не отвечая, переставляю коробку с кресла на стол. Пригожин с укоризной смотрит на мои сборы:
- Что ты делаешь?
- Пакую чемоданы, сматываю удочки, собираю манатки – нужное подчеркнуть.
- Не делай этого!
Он пытается мешать мне и тянет к себе коробку.... Ха! Как это не делать? Курс четко указан - пинком под зад.
- Отпусти ящик.
- Маш, послушай.
- Я тебя уже слушала. Блин, говорил мне Серебров - не связывайся с Серегой!
- Причем тут Роман?
- А при том… Чего тебе надо? Чего ты ко мне все время подкатываешь?
Срываюсь на крик:
- Он никогда тебе не доверял! И правильно делал!
- Слушай, причем тут я? И не сравнивай себя с Серебровым!
- У тебя забыла спросить с кем мне себя сравнивать.
- Маш, ты сейчас не можешь так уйти.
- Хорошо, я уйду вприсядку. Цыганочка с выходом в дверь тебя устроит?
- Послушай, я прошу тебя, успокойcя. И послушай меня – здесь, не все против тебя. Не все понимаешь? Ты нужна фирме, ты мне нужна. Если ты сейчас так уйдешь, у всех твоих недоброжелателей сегодня будет праздник, ты понимаешь это или нет?