Гатоцке бросил на того предупреждающий взгляд.
— Откровенно говоря, Кантетсо здесь ни при чем.
Теперь Гатоцке бросал взгляд на Тосая.
— Значит, это ты меня вызвал?
— Да, я. Нам действительно нужно помощь лучших, чтобы задавить наступление в самом его начале. Они будут здесь уже через два дня. Мы отдадим им все прилегающие деревни и хутора. Встретим их здесь.
— Я могу сейчас же развернуться и отправиться домой, Тосай.
— Можешь. Но тогда я приложу все свои усилия и использую все связи, чтобы тебя объявили имперским предателем, который бросил своих товарищей на погибель. Нужно ли твоему сыну такое будущее?
— Что-то вы все слишком переживаете за мою семью. Моя кровь — не ваша забота. — грубо ответил Кенрюсай.
— Как скажешь, самурай. Исходя из сказанного мной, что же ты решил?
— Я останусь… — нехотя сказал он.
***
И снова луна готовилась открыть себя восточной империи. Ооноке и Такендо прятались в оборудованной под жилище пещерке, прикрытой валуном чистого белого цвета, словно не от мира сего. Они притащили сюда столько еды, сколько могли унести за раз. В принципе, того, что у них было, хватило бы на месяц.
Ооноке сидел на лежаке и смотрел на задумчивого сына своего Сёкана.
— Говори, не молчи. Будет легче, если выпустишь мысли наружу.
— Думаешь, мой отец уже умер? — грустным голосом спрашивал мальчик.
— Да. Несмотря на то, что он Сёкан, шансов нет.
— Ну спасибо!
— Я говорю честно. Не хочу врать другу.
— Другу? Ты считаешь меня другом? — взбодрился тот.
Ооноке коротко кивнул.
— Ооноке, я… я хотел убить тебя.
— Я заметил. — Такендо понял, что тот улыбается, даже не смотря на маску.
— Нет, ты не понял. Я хотел отравить чай, подсыпав туда лепестки утопленца.
— Разбираешь в алхимии? Хорошо это. — после короткой паузы, добавил Ооноке.
— Ты меня не понял? Я хотел убить тебя! Всерьез убить, отравить и прирезать тебя, пока ты лежал бы и задыхался!
Ооноке лишь улыбнулся еще шире. В его глазках виднелась неприкрытая радость.
— Тогда я благодарен тебе, что еще жив, Такендо. — случайно прикусив неудачно упавший громоздкий язык, сказал он.
У Такендо проступили слезы, и он сразу отвел лицо, в надежде, что Ооноке того не заметил. Дабы не показать секундной слабости, он сразу, шмыгнув пред тем носом, сказал:
— Пойдем, покажу, как отец учил меня самурайскому шагу!
Тот коротко кивнул и последовал за ним наружу.
***
Наутро снегопад стал еще сильнее. Казалось, северные шаманы специально колдовали, дабы похоронить врага, которого уже заметили их вороны, под снежным килем. Патрульные сменялись и чистили снег, сменялись и снова чистили. Остальные сидели в шатрах и палатках и ждали столкновения. Отдыхали и готовились. Запасались снадобьями, принимали лекарства от простуды, ведь многие в лагере стали заболевать. Кашель и слабость валили с ног одного за другим. Один Кенрюсай сидел без движения на морозе, окутанный снегом, и медитировал. Он слушал, что несет в себе ветер, слушал, о чем шепчут деревья, слушал, чего тревожились птицы. Холод его не брал. Энергия его тела согревала изнутри. Картина впечатлила имперских воинов и самого Тосая, который периодически посматривал на самурая из своего уютного шатра.
Через час к нему отослали одного воина спросить у того, как самочувствие.
— Э, самурай! Ты там не издохнешь случайно?
— Они идут.
— Чего? — не понял тот.
— Они будут здесь минут через пять-десять.
— Что за шутки?
— Иди, передай полководцу. Быстро. — спокойно бурчал Кенрюсай.
Воин со всех ног понесся по расчищенной дорожке к Тосаю в шатер.
— Этот безумец говорит, что через десять минут они будут уже здесь!
— Но по нашим подсчетам они должны подойти не ранее, чем завтра к обеду. Это было еще без учета снегопада… — уверял Гатоцке.
— Приготовить всех к бою. — не думая, молвил полководец.
Зазвучали тревожные колокола. Воины выскакивали из укрытий в полном обмундировании, недоумевая, что творится.
Снегопад не утихал.
— Кенрюсай, надеюсь, ты не ошибся, иначе оплошность твоя будет тебе дорого стоить. — раздраженно говорил ему Тосай, стоящий по правую руку.
— Слушай. Не говори. Просто слушай. Твои воины встали в ряд вдоль природного рва. Их там накроют. Они приближаются западнее, чем вы планировали.
— Что?! Да как ты… Откуда тебе… Черт! Посыльного ко мне!
К полководцу подбежали двое ближайших в облегченных доспехах.
— Перестроиться на подход с северной лощины! Передайте, быстрее передайте! — во всю глотку кричал тот.
— Не успеть.
— Успеем! — отрицал полководец.
— Слушай. Не говори. Просто слушай. — с последними словами самурая донеслись пушечные залпы.
Сразу их не заметили, ибо пушки были смастерены из окрашенного в белый металл. Они идеально сливались со снегом и открылись виду имперских только по открытию огня.
Разрывные ядра при столкновении с твердым препятствием разрывались шипами во все стороны и, пробивая броню, впивались в плоть.
Первый залп с неожиданной стороны унес жизни не меньше полсотни воинов. Бреши в строю сразу были заполнены. Повернутые в другую сторону пушки примерзли, по сему их не получалось развернуть сразу. Союзный залп задержался, воины были растеряны, но команды полководца приводили их в чувство.
— На северную лощину! Пушки, разворачивайте пушки! Максимально растянуться вперед! Не ждать! Наступаем!
Те из имперских, что могли услышать Тосая, действовали и передавали команды по рядам дальше. Остальные делали свои шаги по наитию и решили не ждать, пока их задавят огнем, бросились вперед, прямо по засыпанным полуметровыми сугробами переходам.
Новый залп. Уже менее точный, но все еще эффективный. Империя несла потери, хотя бой еще толком не начался. Полководец Тосай рвался в передние шеренги, дабы укрепить боевой дух и сплотить одно мощное наступление. Уверенное и разрушительное наступление. Он пытался ухватить взглядом самурая, но он, как сквозь землю провалился, исчез, развеялся по ветру, слившись с падающим снегом. Имперское войско продвигалось сквозь сугробы и даже не наблюдало основные силы противника. Все, что им было открыто с позиции, — это одни мраморно белые пушки меж деревьев и несколько человек в тяжелых шубах у каждой из них.
Имперские ожидали третьего залпа, но его почему-то не последовало. Лишь некоторые из воинов видели белого тигра, что сеял смерть своими катанами, окрашивая снег в красный. Когда они добрались до пушек с варварскими телами, — самурая вновь никто не видел.
Наступило затишье. Кроме топота и бряцанья доспехов тысячного войска, — больше ничего не было. Один только Кенрюсай, забравшись на укутанное снегом дерево, наблюдал за белым холмом затаившуюся орду. И было их в два раза больше, чем ожидалось. Тысяч десять, не меньше. Сердце его выдавало устойчивые ритмы. Самурай был готов биться до смерти. По такому снегопаду ему все равно не уйти. Тем более, если они сейчас не отбросят эту орду обратно на север, — Шенхай будет уничтожен, а затем еще и половина востока, — разграблена.
Всадники обогнули холм, где их и встретила орда. Наступление обернулось крахом. Орда двинулась вперед и почти сразу поглотила собой конницу, бесполезную в глубоких снегах. До сих пор еще не было ясно, сколь велико варварское войско. Тосай скомандовал прекратить наступление, но никто уже и так не рвался вперед. Выстроившись полукругом, они медленно отходили к лагерю. Единицы, оставшиеся в лагере, уже разворачивали орудия. Варварские силы старались проглотить имперскую армию, огромной тучей огибая лагерь со всех доступных направлений. Имперские воины многого стоили в бою, но против такого количества северян у них было мало шансов на победу. Союзный залп дал о себе знать, изрыгнув в сторону тучи около тридцати ядер с пылающим маслом. Люди гибли целыми пачками, а те, что избегали прямого попадания, сгорали заживо из-за жидкого пламени. Но и этого было мало, чтобы остановить десятитысячное войско варварских ублюдков. Кенрюсай тоже вступил в бой, заканчивая жизнь всякого, кто преодолевал защитное построение. Ни один северянин не мог сравниться с его мастерством до одного момента. Через строй пробился отличающийся от других воитель. К его шлему были привинчены оленьи рога, в бою он использовал парные топоры и телосложением походил на мамонта. Пробивная внушительная туша скрывалась за железной, исцарапанной в многочисленных сражениях, броней. Этот северянин с меховым пончо занял самурая и заставил того попотеть. Броня его была невероятно прочная, что служило для Кенрюсая главной проблемой. Он старался метить в подвижные части, но тот умело их прикрывал, подставляя самые крепкие области, превращая себя в настоящий танк. Железные чудища изрыгали ядра по обе стороны конфликта. Изредка попадались снаряженные пороховыми пистолями варвары, выпускающие осколки, объятые огнем, в свои цели.
Кровь и снег стали едины, перевоплощая поле битвы в красно-белую сцену с тысячами актеров, складывающих свои головы во имя ее дальнейшего преображения. Наконец, воитель открылся, чем сразу воспользовался самурай, углубив в того сразу две свои катаны. Кенрюсай был уверен, что после такого ранения тому более не светит сражаться, но был неприятно удивлен, когда получил в ответ удар железным лбом по голове. Самурай отступил на два шага, перепрыгивая, словно перышко, но затем поскользнулся и плюхнулся в кровавый снег. Варварский боевой клич сокрушал веру в победу у имперских воинов. Их дух держался на ниточке, а ниточкой этой был полководец Тосай, сражающийся плечом к плечу с товарищами. Двусторонней алебардой тот создавал вихри и круговороты, рассекая всех зевак вокруг. Лицо его поглотила ярость сражения, и не видел он ничего, кроме все еще живых варваров, которые только и ждали, чтобы умереть от его руки. Он забыл про всякое отступление и командование и теперь жаждал только убивать. Кромсать и убивать.
Железная туша громилы двинулась к лежащему Кенрюсаю. Его огромные покрасневшие глаза прямо-таки светились в тени его рогатого шлема.
Очередной свист и грохот залпов. Небо над головой самурая заслонило сталью и огнем с кипящей кровью.
— Можешь попробовать забрать меня сейчас, Оонсё, но так просто я в твою колыбель не дамся… — говорил про себя Кенрюсай, стирая рукой поток крови, застилающий глаза.
***
Такендо спрыгнул с белого валуна подобно отцу. Выхватил катану и разрубил пополам ничего не подозревающую синюю бабочку.
— Ха! Видел? Самурайский шаг! Получилось! — радовался тот.
Ооноке подкрался к еще одной бабочке, смотря на ликования друга. Одной рукой он придерживал закрепленную на поясе укороченную катану, а второй потянулся к прекрасному зелено-красному насекомому. Подставив указательный палец, он подсадил бабочку и поднес ее ближе к своему закрытому лицу, выпрямившись.
Такендо завороженно следил за Ооноке.
— Что ты делаешь? — спросил он.
— Что? Самурайский шаг, Такендо, что же еще.
— Но ведь… прием заключается в другом… — задумался тот.
— В убийстве?
— Ну да…
— Не люблю убивать животных или насекомых. Они чистые, понимаешь?
— Нет, не понимаю.
— Животных мне убивать жалко, потому что они лучше людей. Людей мне не жалко, а вот бедной природе страдать необязательно. Хватит ей и без меня царапин.
— Ооноке…
— Ты попробуй не убивать, а поймать бабочку, Такендо. Уверен, для тебя это будет намного сложнее… — говорил мальчик, глядя на озадаченный вид его нового друга.
Глава 3 - Детство: Мертвая зона
Снегопад прекратился только ближе к вечеру. Поле битвы было усеяно телами и их конечностями. Одни лишь огнедышащие орудия ждали своего нового владельца, дарующего им возможность отнять еще хотя бы несколько жизней.
Бой закончился. Варвары отступили, но победой исход было назвать сложно. Конечно, для империи это была безоговорочная победа, но призраки умерших вряд ли согласятся с тем же.
Легкий ветерок завывал, проскальзывая меж тонких дубовых веточек. На ногах стояли единицы. Сотни умирающих от полученных ранений, кричащих, корчащихся в агонии и муках, сотни погребенных под телами задыхались от вони и нехватки воздуха. Два имперских воина, хромая, добрались до лежащего под тушей рогатого мамонта-северянина, самурая.
— Он как, еще живой?
— Похоже на то.
Самурай редко глубоко вдыхал и выдыхал, хрипя. Воины, приложив силы, что было мочи, смогли сдвинуть тушу в сторону. Кенрюсай задышал чаще и легче.
— Вы сражались, как настоящий демон, Кенрюсай. — говорил воин.
— Я должен вернуться к своему сыну… — прошептал тот.
— Мы вам поможем подняться, давайте-ка.
Они старались бережно его поднять, но тот стонал от боли каждый раз, как они к нему прикасались. Воины не могли ему помочь.
— Оставьте меня. Мне нужно помедитировать, только и всего…
Со стороны лагеря приближались отсидевшиеся там пушкари. Среди них, чуть поодаль, бежал и Гатоцке.
— Найдите полководца Тосая! Он может быть еще жив! — кричал тот.
— Здесь самурай, господин Гатоцке! Тут живой Кенрюсай! — окликнул того один из воинов.
Гатоцке замер. Несколько секунд промедления, — и он направлялся уже к двум раненным воинам, которым повезло наткнуться на легенду.
— Кенрюсай? Вы уверены? — приближаясь, переспрашивал он.
— Да-да, точно он!
— Это он… Хорошая находка, молодцы! Теперь идите и помогите найти Тосая, здесь я сам разберусь.
— Что вы хотите сделать, господин Гатоцке? — ухватившись за лживую нотку, играл один из воинов.
— Вам не ясен приказ? Идите, ищите Тосая! Живо! — командовал он.
Воины склонили головы и, повинуясь приказу, побрели прочь, — искать своего полководца.
— Кенрюсай… лидер змеи ордена "Черной руки"… — язвительно говорил Гатоцке, глядя ему в глаза.
— Как ты узнал? — разговаривая, задыхался тот.
— Нужно было тебе применить свою технику запечатывающего дух касания еще тогда. На Кантетшо.
— Кантетшо?
— Да… Он остался жив, Кенрюсай. Ты вогнал свой клинок ему в сердце и думал, что убил его, но нет… жив он.
— Невозможно…
— Мастер Каттай настоящий чудотворец, Кенрюсай… Слышал ли ты про орден "Белой гарды"? Я его почетный представитель. Я, Тосай, Каттай и… Кантетшо. — улыбнулся Гатоцке.
— Вы хотите начать новый мятеж? — хрипел тот, харкая кровью.
— Нет уж. Теперь наши цели во сто крат выше прежних. Теперь настоящего императора интересует магия… Магия и ее боги…
— Боги и их магия…
— Ох, Каттай бы с тобой поспорил! Жаль, что до сей любопытной дискуссии ты не доживешь. Ваш орден мешает нам уже столько лет… Мы устали терпеть.
— Мы нашли Тосая! Он еще жив! — ликовали воины, — Жив!
Гатоцке отвлекся на возгласы и сразу об этом пожалел. Самурай стальной хваткой сжал его игру, а когда тот согнулся, вдавил свой палец тому в глазницу. Представитель "Белой гарды" вскрикнул и отшатнулся прочь от полумертвого Кенрюсая.
— Сколько же удовольствия мне доставит придушить взрастающее дьявольское семя, Кенрюсай! Ты не представляешь! — кричал тот, наставляя на лежащего самурая фитильный пистоль.
Тот широко, сквозь боль, улыбнулся, и тихо, но четко сказал:
— Дракон придет, откуда его никто не ждет… Гатоцке… — протянул он.
— Если только его еще не убили гвардейцы, ха! — вскинув голову, насмехался тот.
Смех господина смешался с пороховым взрывом, знаменующим смерть еще одного великого воина.
