Свадьба
Суббота началась как обычно — с жужжания кофемолки.
Марина открыла глаза и прислушалась: хлопнула дверка шкафчика — это Юрген взял её любимую медную турку, доставшуюся Марине ещё от бабушки. Значит, завтрак скоро будет готов.
И действительно — до спальни долетел аромат томившегося на горячем песке кофе и глухой хлопок двери холодильника.
Марина сладко потянулась, зажмурилась и мурлыкнула, словно довольная кошка.
Впервые завтрак в постель Юрген принёс ей на следующее утро после того, как она вернулась домой из роддома с Анной. Конечно, каждый день муж так не баловал, но за двадцать лет сложилась традиция: по субботам Марина получает в постель свой утренний кофе, яйцо всмятку и бутерброд с сыром, а по воскресеньям она балует мужа чашкой какао и оладушками со сметаной и мёдом.
Поскольку правилами подразумевалось, что пробуждать должны ароматы кофе и гренок, а не звук кофемолки, Марина притворилась спящей, однако нежданный звонок в дверь разрушил волшебство пробуждения.
— Марочка, открой, пожалуйста, а то у меня кофе сбежит, — донеслось с кухни.
— Кого это принесло? — пробурчала Марина и, сунув ноги в мягкие пушистые тапочки, с кислым видом натянула халатик и поплелась в коридор.
Звонок нетерпеливо дребезжал снова и снова.
Марина сняла трубку домофона и, не скрывая раздражения, поинтересовалась, кто там. В ответ услышала возбуждённый голос Анны:
— Мам, это я!
Сердце Марины тревожно забилось в ожидании неприятностей. Она нажала на кнопку открывания дверей и сдавленным горлом прохрипела:
— Заходи.
Девятнадцать месяцев назад Анна переехала жить к бабушке. А началось всё с того, что она поступила в Берлинский университет им. Гумбольдта.
Влюблённый в Анну однокурсник узнал, что Анна на выходные ездит в Хеннигсдорф — его родной город. Обрадованный парень пригласил Анну на вечеринку по поводу его дня рождения и опрометчиво познакомил со своим двоюродным братом Петером. Петер был старше Анны. Он давно уже закончил университет и работал в нотариальной конторе своего дяди в Хенинсдорфе.
Новый знакомый — обходительный и эрудированный брюнет — быстро вскружил голову девушке. Влюблённая до умопомрачения Анна ради того, чтобы быть ближе к предмету своей страсти даже разругалась с родителями и с тех пор живёт у бабушки в Хеннигсдорфе.
С тех самых пор они с Мариной больше не виделись, ограничиваясь лишь короткими звонками. И вот, спустя почти два года, Анна, как ни в чём не бывало, выскочила из лифта и, держа в одной руке коробку с пирожными, другой приобняла мать за плечи и чмокнула в щёку:
— Привет! — втянула носом ароматы субботнего завтрака и, крикнув в направлении кухни: — Пап, я тоже хочу кофе! — впорхнула в зал.
Удивлённый приходом дочери, Юрген выглянул в коридор и поймал тревожный взгляд жены.
— Юр, яйца с гренками отменяются, нам пирожных принесли, — с наигранной весёлостью сказала мужу Марина, мотнула головой, откидывая с лица длинную чёлку, и, как солдат на амбразуру, рванула вслед за дочкой.
Анна уже успела вальяжно устроится на диване, поставив коробку с гостинцем на журнальный столик.
— Ну, давай, проси, — Марина уселась в кресло по другую сторону столика и сосредоточилась на разглядывании содержимого коробки.
— Ну почему сразу проси? — проныла Анна, изогнув губы подковкой.
— Как-будто что-то другое могло заставить тебя оторваться от Петера. Или сегодня не суббота? — брови Марины поползли вверх, а на лице заиграла язвительная улыбка.
— А мы с ним сейчас не только по выходным встречаемся, — не без ехидства парировала дочь. Увидев на лице матери удивление, расплылась в довольной улыбке и примирительно добавила: — Ладно, не злись. Ты же знаешь бабушку. Не могла я к вам ездить!
Да, бабушку Анны и мать Юргена Марина знала. Не то, чтобы очень хорошо — ведь они виделись всего лишь один раз, но и этого хватило. Лицо Марины враз стало холодным, как у Снежной Королевы:
— А что сейчас переменилось? Неужто фрау Мария богу душу отдала?
— Да она и меня переживёт, не надейся, мам, — отмахнулась Анна. — И вообще — я очень рано вставала, чтобы успеть на автобус, так что умираю от голода. И два раза одно и то же повторять не хочу. Вот соберёмся все вместе, тогда расскажу!
Завтрак Юрген всё же сделал на всех. Вот только Марине еда в горло не лезла.
Глядя на дочь, с беззаботным видом уплетавшую за обе щеки тост с ветчиной, она ломала себе голову над причиной её такого внезапного возвращения. Единственная версия, показавшаяся правдоподобной — дочурке срочно понадобились деньги и не малые. Ради небольшой суммы она бы не отложила очередной поход с Петером в театральный кружок, а просто позвонила, как и раньше. Но если эта теория верна, то возникал другой вопрос: зачем?
Разложив по тарелочкам пирожные, Марина решила, что пришло время для разговора:
— Ну, червячка заморила? Теперь давай, колись: зачем пожаловала? И не нужно лишних слов: в то, что ты просто соскучилась, не поверю!
Анна отложила надкусанную песочную корзиночку с засахаренными ягодками ежевики и вздохнула:
— Какая же ты у меня… хм… прямолинейная! А я ведь действительно соскучилась! И не за деньгами я, мам. Вот почему ты не веришь в прекрасные порывы?
Марина раздражённо махнула рукой:
— Не распыляйся! Это тебе не кафедра философии! На прямой вопрос я жду прямого ответа.
Анна посерьёзнела и напряжённо посмотрела на мать:
— Я замуж выхожу!
— Да неужто? — Марина театрально всплеснула руками, а перед глазами всплыла фотография смазливого парня из дочкиного смартфона. В висках застучало.
— А мы, как я понимаю, это последние узнаём? — нахмурился Юрген и перешёл на немецкий. Он всегда начинал говорить на родном языке, когда нервничал. Мать и дочь это сразу оценили. Каждая по-своему.
— Отец, я, конечно, могла вам сразу позвонить после того, как Петер сделал мне предложение, но посчитала, что будет лучше, если скажу это лично, — так же на немецком ответила Анна.
— И как же сиё происходило? Обычно интеллигентные молодые люди приходят просить руки своей избранницы у её родителей, — попыталась вернуть русло разговора на русский Марина.
Но Юрген уже набрал обороты. Поднявшись, он навис над дочерью, как над Гамлетом тень его отца и чеканил фразы на немецком:
— Как ты могла? Мы его даже не знаем! Кто его родители? Из какой он семьи?
— Папа, успокойся, и сядь. Пожалуйста! — взмолилась Анна, сочетая русские слова с немецкими. — Я всё сейчас расскажу!
Это подействовало.
Юрген сел и, набычившись, упёр глаза в дочь:
— Ну? — уже почти спокойно спросил он, вернувшись к русскому.
— Петер из хорошей семьи. Его отец, герр Шнайдер, предприниматель. У него очень богатая строительная фирма. Мама очень милая женщина. Она приняла меня, как родную, — услышав это, Марина хмыкнула, поджала губы, но ничего не сказала, хотя весь вид её выказывал возмущение. Анна вздохнула и продолжила: — Родители Петера согласны на наш брак. Герр Шнайдер даже пообещал оплатить половину расходов на свадьбу. У него было лишь одно условие: мы не будем жить с ними.
Марина и Юрген переглянулись.
— Вот как? — процедил глава семейства. — А где будете? У нас?
Дочь одарила его торжествующим взглядом:
— А вот и нет! Мы будем жить с бабушкой! Она пообещала выделить нам часть из своей половины дома. И даже готова дать вторую половину суммы на свадьбу, но у неё есть одно условие.
Родители снова переглянулись. На мгновение в комнате повисла гнетущая тишина, нарушаемая лишь тиканьем больших настенных часов. Предчувствуя взрыв, Юрген встал, подошёл к жене и крепко сжал её плечи, словно хотел поделиться частью своих душевных сил.
Это сработало: ухватившись за руки мужа, как тонущая за спасательный круг, Марина набрала полную грудь воздуха и неожиданно спокойным голосом спросила:
— Вижу, у тебя всё схвачено и до мелочей продумано. А от нас тогда чего тебе надо? Свадебный букетик из моего магазина?
— Вот! Теперь мы подошли к самому главному! — Анна нравоучительно подняла вверх пальчик: — Дело в том, что бабушкино условие касается тебя, мама. Она не хочет, чтобы ты была на моей свадьбе.
И снова стало тихо.
Так тихо, что Марине показалось, что она услышала биение собственного сердца.
Кровь запульсировала в висках, наполняя голову болью. Сдавило горло, во рту пересохло…
Юрген ещё раз сжал плечи жены и сказал на немецком:
— Повтори!
Виновато переводя взгляд с отца на мать, Анна повторила условие бабушки.
И опять повисла тишина…
Не выдержав, Анна наклонилась к матери и погладила её по колену:
— Мам, я потому и приехала, что хочу тебя там видеть! Понимаешь?
Марина не ответила.
Она сидела, уставившись на свои колени. На то место, где только что была рука дочери. А в голове проносились воспоминания: вот она впервые взяла дочурку на руки и жадно вглядывалась в её лицо, пытаясь понять, на кого она больше похожа — на неё или на мужа? Потом было первое купание. Они с Юргеном жили на съёмной квартире, состоявшей всего лишь из одной комнаты и малюсенькой кухне. Именно на кухонный стол поставили детскую пластмассовую ванну и, пока Марина держала дочь, Юрген — счастливый молодой отец, со всей ответственностью контролировал термометром температуру воды…
Воспоминания сменялись, как кадры немой киноленты: первый шаг, первый бант, первый школьный день — Анна тогда была единственная, кого мать, по русской традиции, повела первый раз в первый класс с букетом… И вот уже дочь выпускница школы. Последний школьный бал и сразу же они все трое прыгают, обнимаясь, когда узнали, что их Анютка была принята в университет…
— Ма-ам, ну ты что? — вывел Марину из забытья просящий тон дочери. — Мамочка, родная моя, — Анна кинулась ей на шею, — Я же потому приехала, что хочу, чтобы ты помирилась с бабушкой!
— Вот как? — наконец-то выдавила из себя Марина. — А мы и не ругались. Она просто выгнала меня из дома и из семьи. И, как видишь, я для неё до сих пор не существую.
— Так что же такое между вами произошло? — наседала Анна, — Бабушка о тебе вообще говорить не хочет, а ты только обещаешь, что расскажешь. Может, уже пора?
— Да нечего тут рассказывать, — вмешался Юрген. — Мы с твоей мамой в Москве познакомились, когда я там учился. Я тогда сразу влюбился, а она на меня даже не посмотрела. — Юрген погладил жену по щеке и вернулся в кресло.
— А почему тебе папа не понравился? — воспользовалась моментом Анна.
Марина грустно улыбнулась:
— Да понравился. Кому бы не приглянулся симпатичный белобрысый немец, добродушный и весёлый. Он тогда ещё так смешно по-русски говорил. Вот только я думала, что он девочку для забавы ищет. А у него, оказывается, серьёзные намерения были, — Марина снова улыбнулась, но на этот раз улыбка была тёплой и ласковой.
— Ну, а потом что было?
— Что-что… Поженились мы, вот что! — Юрген взъерошил коротко стриженные волосы, встал и начал мерять комнату шагами. — А мать не простила мне того, что я её разрешения не спросил. А я и не хотел спрашивать, потому что знал: не позволит на русской жениться! К тому же она мне в Хеннигсдорфе невесту присмотрела.
Вернувшись на место, Юрген снова перешёл на немецкий:
— Когда я вернулся домой с женой, твоя бабушка маму даже на порог не пустила! Мне условие поставила, мол выбирай: или мать, или жена. И плевать ей было, что мы уже тебя ждали! Вот я и ушёл. Потому что там, где нет места моей жене, нет и мне.
— Но ты же ездил со мной к бабушке почти каждые выходные!
Юрген виновато посмотрел на опустившую голову Марину:
— Ездил. Когда ты родилась, я позвонил матери чтобы сообщить, что у неё появилась ещё одна внучка. Она тогда трубку бросила, а через два года вдруг явилась ко мне на работу и пообещала денег, если я буду привозить тебя к ней в пятницу и оставлять на выходные. Нам тогда очень деньги нужны были на квартиру. Мамины родители ради нас свою в Воронеже продали и уехали жить в деревню, на дачу. Но тех денег всё равно мало было, а нам накопить почти ничего не удалось. Вот я и согласился. Но не сразу. Мы оба согласились, — Юрген бросил взгляд в сторону жены. — Вот и вся правда. Могу добавить ещё то, что я пару раз пытался поговорить с матерью о Маре, но та не слушала. Сразу же хваталась за сердце и кричала, что я её смерти хочу. Ты даже не представляешь, какое облегчение для меня было, когда ты сама стала к бабушке ездить! — Юрген сорвался на кухню и почти сразу же вернулся с недопитой бутылкой рислинга и тремя бокалами. Плеснул всем понемногу, залпом осушил своё, налил себе ещё и замер, зажав бокал ладонями.
— Так что, дочурка, похоже, теперь твоя очередь выбирать, кого ты хочешь видеть на свадьбе, — Марина взяла свой бокал, бросила на мужа благодарный взгляд, отхлебнула и многозначительно посмотрела на дочь.
— Да не хочу я ничего выбирать! — Анна так сильно ударила ладошками по столу, что звякнула посуда. — Я хочу видеть вас всех вместе! — она обвела родителей глазами. — Короче: свадьба через два месяца, девятого сентября. Пригласительные привезу в другой раз, потому что мы пока не определились с тем, где будет банкет. В виде свадебного подарка я хочу мир между мамой и бабушкой. Ну, можете потом ещё что-нибудь присоединить, но главное желание я вам назвала. Так что, мамулечка, давай, начинай действовать, а я поехала. Мне ещё платье выбирать, — Анна поднялась и направилась к выходу.
Это вернуло ошарашенную «мамулю» к жизни. Она кинулась за дочкой:
— Ань, погоди! А с кем ты платье выбирать собираешься? Может, вместе пойдём?
— Я с девчонками договорилась. Мы в одиннадцать встречаемся на Курфюрстендамм. А ты потом его на свадьбе увидишь.
— Так ведь есть ещё время, куда ж ты так торопишься? — покачала головой Марина.
— Хочу ещё в книжный заглянуть. У Петера на следующей неделе день рождения, так я ему в подарок «Песнь льда и огня» в оригинале ищу. Не любит он переводы с английского читать. Всё, я пошла, — Анна приобняла мать, чмокнула в щёку и выпорхнула из квартиры.
Марина прислонилась к дверному косяку и рассеяно смотрела на дочь, пока та ждала лифт. «Как же быстро она выросла!», — промелькнуло в голове.
Юрген тихо приблизился, обнял жену за плечи и поцеловал волосы:
— Идём, ещё выпьем. Похоже, нам есть над чем помолчать…
Утро, так приятно начавшееся, было безвозвратно испорчено.
Супруги в полной тишине выпили ещё вина. Говорить было излишне — они оба понимали, что дочь требовала от них невозможного, потому лишь время от времени бросали друг на друга печально-сочувствующие взгляды, пока бутылка рислинга не опустела.
Весь уикенд прошёл под покровом грусти.
Что бы не пытались делать Марина и Юрген — рассматривать семейные альбомы или вместе готовить — невысказанная боль довлела над ними и они, не сговариваясь, старались не смотреть друг другу в глаза и избегать упоминаний о предстоящей свадьбе.
Не помогла развеять печаль и променада по всегда многолюдному, бурлящему жизнью бульвару Курфюрстендамм, ни созерцание Гедехтнискирхе, прозванной берлинцами «Полый зуб». Даже пиво с традиционными вурстами — свиными жареными колбасками — настроение не улучшило.
По настоянию Юргена супруги даже съездили в Лейпциг, чтобы послушать бессмертные творения Баха прямо там, где они и были написаны — в церкви Св. Фомы, но лишь приход понедельника показался Марине спасительным. Она надеялась, что погружение с головой в дела отвлечёт от тягостных мыслей.
Суббота началась как обычно — с жужжания кофемолки.
Марина открыла глаза и прислушалась: хлопнула дверка шкафчика — это Юрген взял её любимую медную турку, доставшуюся Марине ещё от бабушки. Значит, завтрак скоро будет готов.
И действительно — до спальни долетел аромат томившегося на горячем песке кофе и глухой хлопок двери холодильника.
Марина сладко потянулась, зажмурилась и мурлыкнула, словно довольная кошка.
Впервые завтрак в постель Юрген принёс ей на следующее утро после того, как она вернулась домой из роддома с Анной. Конечно, каждый день муж так не баловал, но за двадцать лет сложилась традиция: по субботам Марина получает в постель свой утренний кофе, яйцо всмятку и бутерброд с сыром, а по воскресеньям она балует мужа чашкой какао и оладушками со сметаной и мёдом.
Поскольку правилами подразумевалось, что пробуждать должны ароматы кофе и гренок, а не звук кофемолки, Марина притворилась спящей, однако нежданный звонок в дверь разрушил волшебство пробуждения.
— Марочка, открой, пожалуйста, а то у меня кофе сбежит, — донеслось с кухни.
— Кого это принесло? — пробурчала Марина и, сунув ноги в мягкие пушистые тапочки, с кислым видом натянула халатик и поплелась в коридор.
Звонок нетерпеливо дребезжал снова и снова.
Марина сняла трубку домофона и, не скрывая раздражения, поинтересовалась, кто там. В ответ услышала возбуждённый голос Анны:
— Мам, это я!
Сердце Марины тревожно забилось в ожидании неприятностей. Она нажала на кнопку открывания дверей и сдавленным горлом прохрипела:
— Заходи.
***
Девятнадцать месяцев назад Анна переехала жить к бабушке. А началось всё с того, что она поступила в Берлинский университет им. Гумбольдта.
Влюблённый в Анну однокурсник узнал, что Анна на выходные ездит в Хеннигсдорф — его родной город. Обрадованный парень пригласил Анну на вечеринку по поводу его дня рождения и опрометчиво познакомил со своим двоюродным братом Петером. Петер был старше Анны. Он давно уже закончил университет и работал в нотариальной конторе своего дяди в Хенинсдорфе.
Новый знакомый — обходительный и эрудированный брюнет — быстро вскружил голову девушке. Влюблённая до умопомрачения Анна ради того, чтобы быть ближе к предмету своей страсти даже разругалась с родителями и с тех пор живёт у бабушки в Хеннигсдорфе.
С тех самых пор они с Мариной больше не виделись, ограничиваясь лишь короткими звонками. И вот, спустя почти два года, Анна, как ни в чём не бывало, выскочила из лифта и, держа в одной руке коробку с пирожными, другой приобняла мать за плечи и чмокнула в щёку:
— Привет! — втянула носом ароматы субботнего завтрака и, крикнув в направлении кухни: — Пап, я тоже хочу кофе! — впорхнула в зал.
Удивлённый приходом дочери, Юрген выглянул в коридор и поймал тревожный взгляд жены.
— Юр, яйца с гренками отменяются, нам пирожных принесли, — с наигранной весёлостью сказала мужу Марина, мотнула головой, откидывая с лица длинную чёлку, и, как солдат на амбразуру, рванула вслед за дочкой.
Анна уже успела вальяжно устроится на диване, поставив коробку с гостинцем на журнальный столик.
— Ну, давай, проси, — Марина уселась в кресло по другую сторону столика и сосредоточилась на разглядывании содержимого коробки.
— Ну почему сразу проси? — проныла Анна, изогнув губы подковкой.
— Как-будто что-то другое могло заставить тебя оторваться от Петера. Или сегодня не суббота? — брови Марины поползли вверх, а на лице заиграла язвительная улыбка.
— А мы с ним сейчас не только по выходным встречаемся, — не без ехидства парировала дочь. Увидев на лице матери удивление, расплылась в довольной улыбке и примирительно добавила: — Ладно, не злись. Ты же знаешь бабушку. Не могла я к вам ездить!
Да, бабушку Анны и мать Юргена Марина знала. Не то, чтобы очень хорошо — ведь они виделись всего лишь один раз, но и этого хватило. Лицо Марины враз стало холодным, как у Снежной Королевы:
— А что сейчас переменилось? Неужто фрау Мария богу душу отдала?
— Да она и меня переживёт, не надейся, мам, — отмахнулась Анна. — И вообще — я очень рано вставала, чтобы успеть на автобус, так что умираю от голода. И два раза одно и то же повторять не хочу. Вот соберёмся все вместе, тогда расскажу!
Завтрак Юрген всё же сделал на всех. Вот только Марине еда в горло не лезла.
Глядя на дочь, с беззаботным видом уплетавшую за обе щеки тост с ветчиной, она ломала себе голову над причиной её такого внезапного возвращения. Единственная версия, показавшаяся правдоподобной — дочурке срочно понадобились деньги и не малые. Ради небольшой суммы она бы не отложила очередной поход с Петером в театральный кружок, а просто позвонила, как и раньше. Но если эта теория верна, то возникал другой вопрос: зачем?
Разложив по тарелочкам пирожные, Марина решила, что пришло время для разговора:
— Ну, червячка заморила? Теперь давай, колись: зачем пожаловала? И не нужно лишних слов: в то, что ты просто соскучилась, не поверю!
Анна отложила надкусанную песочную корзиночку с засахаренными ягодками ежевики и вздохнула:
— Какая же ты у меня… хм… прямолинейная! А я ведь действительно соскучилась! И не за деньгами я, мам. Вот почему ты не веришь в прекрасные порывы?
Марина раздражённо махнула рукой:
— Не распыляйся! Это тебе не кафедра философии! На прямой вопрос я жду прямого ответа.
Анна посерьёзнела и напряжённо посмотрела на мать:
— Я замуж выхожу!
— Да неужто? — Марина театрально всплеснула руками, а перед глазами всплыла фотография смазливого парня из дочкиного смартфона. В висках застучало.
— А мы, как я понимаю, это последние узнаём? — нахмурился Юрген и перешёл на немецкий. Он всегда начинал говорить на родном языке, когда нервничал. Мать и дочь это сразу оценили. Каждая по-своему.
— Отец, я, конечно, могла вам сразу позвонить после того, как Петер сделал мне предложение, но посчитала, что будет лучше, если скажу это лично, — так же на немецком ответила Анна.
— И как же сиё происходило? Обычно интеллигентные молодые люди приходят просить руки своей избранницы у её родителей, — попыталась вернуть русло разговора на русский Марина.
Но Юрген уже набрал обороты. Поднявшись, он навис над дочерью, как над Гамлетом тень его отца и чеканил фразы на немецком:
— Как ты могла? Мы его даже не знаем! Кто его родители? Из какой он семьи?
— Папа, успокойся, и сядь. Пожалуйста! — взмолилась Анна, сочетая русские слова с немецкими. — Я всё сейчас расскажу!
Это подействовало.
Юрген сел и, набычившись, упёр глаза в дочь:
— Ну? — уже почти спокойно спросил он, вернувшись к русскому.
— Петер из хорошей семьи. Его отец, герр Шнайдер, предприниматель. У него очень богатая строительная фирма. Мама очень милая женщина. Она приняла меня, как родную, — услышав это, Марина хмыкнула, поджала губы, но ничего не сказала, хотя весь вид её выказывал возмущение. Анна вздохнула и продолжила: — Родители Петера согласны на наш брак. Герр Шнайдер даже пообещал оплатить половину расходов на свадьбу. У него было лишь одно условие: мы не будем жить с ними.
Марина и Юрген переглянулись.
— Вот как? — процедил глава семейства. — А где будете? У нас?
Дочь одарила его торжествующим взглядом:
— А вот и нет! Мы будем жить с бабушкой! Она пообещала выделить нам часть из своей половины дома. И даже готова дать вторую половину суммы на свадьбу, но у неё есть одно условие.
Родители снова переглянулись. На мгновение в комнате повисла гнетущая тишина, нарушаемая лишь тиканьем больших настенных часов. Предчувствуя взрыв, Юрген встал, подошёл к жене и крепко сжал её плечи, словно хотел поделиться частью своих душевных сил.
Это сработало: ухватившись за руки мужа, как тонущая за спасательный круг, Марина набрала полную грудь воздуха и неожиданно спокойным голосом спросила:
— Вижу, у тебя всё схвачено и до мелочей продумано. А от нас тогда чего тебе надо? Свадебный букетик из моего магазина?
— Вот! Теперь мы подошли к самому главному! — Анна нравоучительно подняла вверх пальчик: — Дело в том, что бабушкино условие касается тебя, мама. Она не хочет, чтобы ты была на моей свадьбе.
И снова стало тихо.
Так тихо, что Марине показалось, что она услышала биение собственного сердца.
Кровь запульсировала в висках, наполняя голову болью. Сдавило горло, во рту пересохло…
Юрген ещё раз сжал плечи жены и сказал на немецком:
— Повтори!
Виновато переводя взгляд с отца на мать, Анна повторила условие бабушки.
И опять повисла тишина…
Не выдержав, Анна наклонилась к матери и погладила её по колену:
— Мам, я потому и приехала, что хочу тебя там видеть! Понимаешь?
Марина не ответила.
Она сидела, уставившись на свои колени. На то место, где только что была рука дочери. А в голове проносились воспоминания: вот она впервые взяла дочурку на руки и жадно вглядывалась в её лицо, пытаясь понять, на кого она больше похожа — на неё или на мужа? Потом было первое купание. Они с Юргеном жили на съёмной квартире, состоявшей всего лишь из одной комнаты и малюсенькой кухне. Именно на кухонный стол поставили детскую пластмассовую ванну и, пока Марина держала дочь, Юрген — счастливый молодой отец, со всей ответственностью контролировал термометром температуру воды…
Воспоминания сменялись, как кадры немой киноленты: первый шаг, первый бант, первый школьный день — Анна тогда была единственная, кого мать, по русской традиции, повела первый раз в первый класс с букетом… И вот уже дочь выпускница школы. Последний школьный бал и сразу же они все трое прыгают, обнимаясь, когда узнали, что их Анютка была принята в университет…
— Ма-ам, ну ты что? — вывел Марину из забытья просящий тон дочери. — Мамочка, родная моя, — Анна кинулась ей на шею, — Я же потому приехала, что хочу, чтобы ты помирилась с бабушкой!
— Вот как? — наконец-то выдавила из себя Марина. — А мы и не ругались. Она просто выгнала меня из дома и из семьи. И, как видишь, я для неё до сих пор не существую.
— Так что же такое между вами произошло? — наседала Анна, — Бабушка о тебе вообще говорить не хочет, а ты только обещаешь, что расскажешь. Может, уже пора?
— Да нечего тут рассказывать, — вмешался Юрген. — Мы с твоей мамой в Москве познакомились, когда я там учился. Я тогда сразу влюбился, а она на меня даже не посмотрела. — Юрген погладил жену по щеке и вернулся в кресло.
— А почему тебе папа не понравился? — воспользовалась моментом Анна.
Марина грустно улыбнулась:
— Да понравился. Кому бы не приглянулся симпатичный белобрысый немец, добродушный и весёлый. Он тогда ещё так смешно по-русски говорил. Вот только я думала, что он девочку для забавы ищет. А у него, оказывается, серьёзные намерения были, — Марина снова улыбнулась, но на этот раз улыбка была тёплой и ласковой.
— Ну, а потом что было?
— Что-что… Поженились мы, вот что! — Юрген взъерошил коротко стриженные волосы, встал и начал мерять комнату шагами. — А мать не простила мне того, что я её разрешения не спросил. А я и не хотел спрашивать, потому что знал: не позволит на русской жениться! К тому же она мне в Хеннигсдорфе невесту присмотрела.
Вернувшись на место, Юрген снова перешёл на немецкий:
— Когда я вернулся домой с женой, твоя бабушка маму даже на порог не пустила! Мне условие поставила, мол выбирай: или мать, или жена. И плевать ей было, что мы уже тебя ждали! Вот я и ушёл. Потому что там, где нет места моей жене, нет и мне.
— Но ты же ездил со мной к бабушке почти каждые выходные!
Юрген виновато посмотрел на опустившую голову Марину:
— Ездил. Когда ты родилась, я позвонил матери чтобы сообщить, что у неё появилась ещё одна внучка. Она тогда трубку бросила, а через два года вдруг явилась ко мне на работу и пообещала денег, если я буду привозить тебя к ней в пятницу и оставлять на выходные. Нам тогда очень деньги нужны были на квартиру. Мамины родители ради нас свою в Воронеже продали и уехали жить в деревню, на дачу. Но тех денег всё равно мало было, а нам накопить почти ничего не удалось. Вот я и согласился. Но не сразу. Мы оба согласились, — Юрген бросил взгляд в сторону жены. — Вот и вся правда. Могу добавить ещё то, что я пару раз пытался поговорить с матерью о Маре, но та не слушала. Сразу же хваталась за сердце и кричала, что я её смерти хочу. Ты даже не представляешь, какое облегчение для меня было, когда ты сама стала к бабушке ездить! — Юрген сорвался на кухню и почти сразу же вернулся с недопитой бутылкой рислинга и тремя бокалами. Плеснул всем понемногу, залпом осушил своё, налил себе ещё и замер, зажав бокал ладонями.
— Так что, дочурка, похоже, теперь твоя очередь выбирать, кого ты хочешь видеть на свадьбе, — Марина взяла свой бокал, бросила на мужа благодарный взгляд, отхлебнула и многозначительно посмотрела на дочь.
— Да не хочу я ничего выбирать! — Анна так сильно ударила ладошками по столу, что звякнула посуда. — Я хочу видеть вас всех вместе! — она обвела родителей глазами. — Короче: свадьба через два месяца, девятого сентября. Пригласительные привезу в другой раз, потому что мы пока не определились с тем, где будет банкет. В виде свадебного подарка я хочу мир между мамой и бабушкой. Ну, можете потом ещё что-нибудь присоединить, но главное желание я вам назвала. Так что, мамулечка, давай, начинай действовать, а я поехала. Мне ещё платье выбирать, — Анна поднялась и направилась к выходу.
Это вернуло ошарашенную «мамулю» к жизни. Она кинулась за дочкой:
— Ань, погоди! А с кем ты платье выбирать собираешься? Может, вместе пойдём?
— Я с девчонками договорилась. Мы в одиннадцать встречаемся на Курфюрстендамм. А ты потом его на свадьбе увидишь.
— Так ведь есть ещё время, куда ж ты так торопишься? — покачала головой Марина.
— Хочу ещё в книжный заглянуть. У Петера на следующей неделе день рождения, так я ему в подарок «Песнь льда и огня» в оригинале ищу. Не любит он переводы с английского читать. Всё, я пошла, — Анна приобняла мать, чмокнула в щёку и выпорхнула из квартиры.
Марина прислонилась к дверному косяку и рассеяно смотрела на дочь, пока та ждала лифт. «Как же быстро она выросла!», — промелькнуло в голове.
Юрген тихо приблизился, обнял жену за плечи и поцеловал волосы:
— Идём, ещё выпьем. Похоже, нам есть над чем помолчать…
Утро, так приятно начавшееся, было безвозвратно испорчено.
Супруги в полной тишине выпили ещё вина. Говорить было излишне — они оба понимали, что дочь требовала от них невозможного, потому лишь время от времени бросали друг на друга печально-сочувствующие взгляды, пока бутылка рислинга не опустела.
Весь уикенд прошёл под покровом грусти.
Что бы не пытались делать Марина и Юрген — рассматривать семейные альбомы или вместе готовить — невысказанная боль довлела над ними и они, не сговариваясь, старались не смотреть друг другу в глаза и избегать упоминаний о предстоящей свадьбе.
Не помогла развеять печаль и променада по всегда многолюдному, бурлящему жизнью бульвару Курфюрстендамм, ни созерцание Гедехтнискирхе, прозванной берлинцами «Полый зуб». Даже пиво с традиционными вурстами — свиными жареными колбасками — настроение не улучшило.
По настоянию Юргена супруги даже съездили в Лейпциг, чтобы послушать бессмертные творения Баха прямо там, где они и были написаны — в церкви Св. Фомы, но лишь приход понедельника показался Марине спасительным. Она надеялась, что погружение с головой в дела отвлечёт от тягостных мыслей.
