Она вышла оттуда через несколько месяцев пилюль и настоек. Ее вернули к занятиям - это был уже предпоследний, девятый, курс, новый корпус, совместное обучение. Ее больше никогда не запирали, не охраняли и не следили - да в этом уже и не было никакой необходимости.
Когда-то, в прошлой жизни, когда она умела дышать и смеяться, она удивлялась, как Белка не хочет продолжать ночные вылазки. А теперь... она не хотела и сама. Она исправно исполняла все, что от нее требовали, училась, вела светские беседы, изображала интерес там, где было нужно. Как будто у нее больше не было ни своих желаний, ни своей воли. Как механическая кукла, которая действует, пока не закончится ее завод.
Единственным, что напоминало ей, как это – быть живой, были уроки верховой езды. Факультативный курс по выходным, Ольви сама не помнила, как и почему записалась на него. Она не планировала посещать больше одного-двух занятий, но неожиданно ей понравилось, и уроки пошли легко. Конюхи говорили, что у нее талант, что ее любят лошади, и позволяли ей то, чего не позволяли другим – носиться на бешеной скорости за пределами площадки для занятий.
Есть что-то глубоко правильное в скачке, когда разгоряченная лошадь мчится с тобой – и ощущаешь себя с ней единым целым, чувствуешь удары земли о копыта, отвечаешь на них всем телом, дышишь и двигаешься в такт – и ветер упруго бьет в лицо, так что на глазах выступают слезы.
И вот одно из занятий отменили из-за этого ненужного бала... Раньше Ольви возмутилась бы, возможно, даже выкинула что-нибудь дерзкое, но теперь... она только вздохнула – надо значит надо, послушно вынесла визит киранок, уложивших ее волосы и накрасивших лицо. Отстраненно отметила, что получилось даже интересно. Они не стали наносить румяна, добавили только капельку розового на губы и сделали что-то такое с веками и ресницами, что глаза казались огромными на бледном лице без улыбки – снежная принцесса, Зимняя Дева из древних сказок, очаровательная и опасная, уводящая за собой неосторожных путников, завороженных ее ледяной красотой.
Вереница экипажей со студентами и студентками подъехала к особняку градоначальника Невии. Чопорные лакеи распахнули двери дома. Прибывших приветствовали сам градоначальник с супругой, ал и ала Илва, пожилая чета, нарядные, сияющие улыбками и очень похожие друг на друга, почти одного роста и с внушительными брюшками.
- А это мои помощники, - к каждой пятерке студентов был приставлен помощник-мисан, - прошу любить и жаловать – они проведут вас в залу, помогут освоиться, обращайтесь к ним с любыми вопросами.
Один из помощников, затянутый в черный фрак, белоснежные жилет и рубашку, с белым галстуком, завязанным в маленький бант, - мисанам было позволено надевать на балы только черное и белое - поклонился Ольви и остальным из ее пятерки.
- Мин Лэвин Маск, - представил его ал Илва. – Мой секретарь и очень способный молодой человек.
Лэвин Маск поднял голову, быстро обвел взглядом своих подопечных и улыбнулся правым уголком рта.
- Прошу следовать за мной.
Он провел их по залам, освещенным ярким светом газовых люстр, украшенным гирляндами живых цветов. Слуги сновали вокруг с закусками и напитками. Лэвин коротко и четко рассказал об алвойских семействах, присутствующих на балу, остановил слугу с шестью бокалами бледно-золотого напитка – приятно-кисловатого на вкус и чуть-чуть хмельного, в самый раз, чтобы не опьянить, но убрать первоначальные скованность и смущение.
- А если захотите полюбоваться садом, в него можно выйти тут. Главная аллея очень живописна. Слева от входа зверинец. Два медведя, тигр, рысь... Кстати, рекомендую недавнее приобретение – южная птица величиной с цаплю, с мощным клювом, похожим на гигантский башмак, и весьма недобрым взглядом...
- А в самом саду есть какие-нибудь странные птицы и звери?
- Экзотических нет. Только местные. К примеру, синицы. Они, правда, не любят людные места, предпочитают глухие уголки в западном секторе сада...
- Фи, синицы – это неинтересно, - заявила одна из юных алвоек. – К тому же это ранние пташки. В такое время они уже спят.
- Это так, - согласился Лэвин.
Западный сектор, значит. Хорошо...
Она рассматривала белый ночной цветок на беседке, отвернувшись от дорожки, и даже не вздрогнула, когда ее окликнул знакомый голос. Она уже давно разучилась пугаться и удивляться.
- Здравствуй, Лис, - ровно сказала она.
- Здравствуй, Синичка, - ответил Лэвин-Лис и медленно обвел её взглядом. – Ты выглядишь... сногсшибательно.
Возможно, два года назад Ольви не раздумывая дала бы ему пощечину. А сейчас...
- Чего ты хочешь? - устало спросила она.
- Я должен попросить прощения. Я вел себя... недопустимо. Я очень жестоко поступил с тобой, Синичка, - в его голосе звучала боль, и боль была в его взгляде, - и очень об этом жалею...
Да что ты знаешь о раскаянии и сожалении.
- Если ты не простишь меня никогда... так и быть, я сам виноват. Но я должен предупредить тебя. - Он быстро огляделся. – Видишь ли... то пари... придумал не я.
Я, помнится, из кожи вон лез, чтобы вписаться в компанию высшей расы – я, выскочка, мисан в первом поколении. Я делал все, чтобы прослыть незаменимым. Я тешил себя иллюзиями, что алвои шагу ступить без меня не могут. И все они развеялись от одного разговора с незнакомцем. Он сел рядом со мной за барную стойку, чтобы выпить вина – взрослый гибен, не студент, но в черной маске, чей-то слуга на задании... И завел со мной разговор. О том, что мне никогда не стать среди вас своим. О том, что все, даже такие же, как я, мисаны, знают о том, что я сын представителей низшей расы, расы слуг, и относятся ко мне как к слуге. Как к мальчику на побегушках. Я не смог возразить. Это была правда. Он читал в моей душе как в раскрытой книге... И он подсказал способ утереть всем нос. Закружи голову алвойке, сказал он, сделай так, чтобы об этом узнали все – и больше никто не посмотрит на тебя свысока. И он... указал на тебя.
Прости меня, Синичка. Я не снимаю с себя вины. Пусть это непотребство придумал не я, но я его... почти осуществил. Спасибо отцу, что остановил меня.
Но... ты понимаешь, что это значит? Этот гибен на кого-то работает. Может, на какое-то семейство, враждебное твоему. Я не знаю, в чем их цель, опозорить тебя, или что похуже... Тебе остался только год пансиона, в первый раз ты сорвалась с крючка, а значит, у них мало времени, и очень скоро они могут устроить что-то еще. Пока ты здесь, будь очень осторожна, Синичка. В стенах пансиона тебя не достанут, а вот снаружи...
Ольви горько усмехнулась. По меркам алвоев, она уже опозорена. Куда уж больше. Но даже если ее приключения станут известны всему свету – она никогда и ни за что будет считать позором ни связь с Азуром, ни их дочь. Пусть даже дух-гурвиц не смог защитить ее на территории алвоев.
Защитить... Лита...
...Я чувствую опасность... Проклятие или человек, который желает тебе зла...
..."Ритуал был начат"...
- Лис... Лэвин. Помнишь, ты водил меня в подземный лабиринт? В Чертог гурвица?
- Куда? В Расписную Комнату? – растерянно переспросил он.
- Ты тогда отрезал прядь моих волос – зачем?
- Просто старый джийский обычай. Я... хотел произвести впечатление. Я знал, что тебе нравятся загадки и тайные опасности.
- Но ведь дух-гурвиц принял мое подношение - лампа погасла?
- О чем ты говоришь? - удивился Лэвин. - Просто керосин закончился... Это всего лишь джийские легенды, кроме джи, никто в них не верит... Синичка, это все неважно. Тебе грозит реальная опасность. Умоляю тебя, будь очень осторожна. Я... мне пора идти.
Он глубоко вдохнул и, закусив губу, в последний раз окинул ее взглядом с головы до ног. Повернулся и ушел быстрым шагом, не оборачиваясь.
Ольви обессиленно опустилась на скамейку. Опасности... преследователи... все эти игры... как она устала.
Последний год учебы. Перетерпеть и уехать домой. Домой. Как же хочется домой...
В полузабытый город детства, на узкие улочки, мощеные серым камнем, в дом, знакомый до каждой царапинки на лестнице, с которой они с братом ни разу не спустились по-человечески: то прыгали через пять-шесть ступенек – кто больше? – то съезжали по перилам; к слугам, с детьми которых играла в детстве – сейчас они уже все выросли, как и она.
К папе. Когда он улыбается, у него на щеках появляются ямочки – у Ориена такие же. Он улыбнется ей и обнимет. Как в детстве.
И огни вдалеке мерцают,
И надежда не угасает,
Скоро мы увидим рассвет.
И стихает холодный ветер,
Здесь уже никого не встретить,
И никто не скажет нам "нет".
Я приду к тебе на помощь,
Я с тобой, пока ты дышишь,
Было так всегда, ты помнишь,
Будет так всегда, ты слышишь.
(Алена Свиридова)
Ольви посмотрела на танцующие пары, покачала в пальцах бокал и сделала маленький глоток. То, что нужно - кисловатый вкус, чуть-чуть освежает, чуть-чуть пьянит, именно настолько, чтобы почувствовать себя веселее, чтобы улыбаться и болтать о всякой ерунде с безмятежным лицом - и в то же время не потерять контроль. Тут не Невия, тут родное провинциальное болото, тут все друг друга знают, и она вся на виду - нужно держать лицо и выверять движения, дозировать улыбки и отмерять внимание - каждому в зависимости от статуса, происхождения, веса в здешнем обществе и перспектив - за два года дома она выучила это все назубок. И все равно ее не покидало зудящее впечатление, что от нее ждут промаха - и Ольви следила, тщательно следила за каждым поступком, словом и жестом.
Теперь все эти тонкости предстояло постичь Ориену - бал у градоначальника был в его честь, и в честь всех его ровесников, выпускников этого года. Всеобщее внимание было приковано к ним, а Ольви с отцом присутствовали здесь только как его ближайшие родственники, и это давало хоть какое-то облегчение.
Ольви, конечно, постаралась подготовить брата получше, пытаясь не обращать внимания на его сжатые губы и презрительный взгляд - и не могла избавиться от щемящей мысли, что пансион сделал их совсем чужими. Она давно простила ему то старое предательство - в конце концов, ее поймали бы в любом случае. А он никак не мог простить ей позора семьи - и пусть о нем никто не знал, кроме них троих. Нет. Четверых. Она, отец, Ориен и Асту. Гибен-советник, домашний шпион - неизвестно, как, но он узнал и об изоляторе, и о ее беременности, и о ее горе - и, конечно же, доложил обо всем отцу.
На следующий день после возвращения Орест имел с ней серьезный разговор. Ольви так радовалась, когда наконец увидела его - а отец облил ее презрением и с тех пор всем своим видом и поведением показывал, как она его разочаровала. Ориена он встретил совсем иначе. Любимый сын, гордость отца и будущий глава рода, отличник и пай-мальчик, ни разу не нарушивший правила... Сейчас вся жизнь дома крутилась вокруг него - а ее не замечали, как пустое место, как досадное пятно на семейном портрете. Даже слуги, интуитивно переняв настроение господ, говорили с ней суше, поджимали губы и смотрели с осуждением, а на любое ее распоряжение спрашивали подтверждения у отца.
Все шло совсем не так, как ожидала Ольви. Ей отчаянно нужна была семья, а их любовь и поддержка - словно хлипкий весенний лед - проломились под тяжестью ее проступков. Какая ирония! Разве могла она когда-то представить, что станет тосковать по пансиону? Да, там был строгий надзор, но не это леденящее презрение, не это сосущее под ложечкой ожидание подвоха... и по ночам она наслаждалась полной свободой. Как же Ольви скучала сейчас по тем ночным посиделкам! Да она даже Лиса готова была обнять и расцеловать. А уж джи... нет, туда нельзя, это слишком больно, это нельзя трогать - никогда, никогда... иначе не хватит сил держаться дальше.
Ольви прикинула, что еще нужно сделать, чтобы соблюсти все приличия. Она уже поприветствовала всех выпускников, обменялась новостями со всеми знатными дамами, оставались ужин и танцы. К счастью, кавалеров и дам было предостаточно, и это значило, что не нужно участвовать во всех танцах. Еще три - и все. С братом, с Валеном - одним из ее поклонников - и с кем-нибудь еще.
И она свободна. Можно забиться в какой-нибудь угол с бокалом или спрятаться ото всех на балконе.
Внимание Ольви привлекла маленькая суматоха у входа в зал. Кажется, пожаловали очень важные персоны. Высокий и тучный господин, смутно чем-то знакомый, и рослая дама, очень на него похожая – скорее всего, сестра - судя по манере держать себя, по тому, как торжественно приветствовал их хозяин, кто-то из древнего рода.
Ну конечно, и братец тут как тут. Ольви почувствовала прилив раздражения. Как же такое событие могло обойтись без него, он обязательно должен быть представлен всем знатным гостям, и чем знатнее, тем лучше. Какие же они все-таки разные... эх...
В какой-то случайный миг гость перехватил ее взгляд и тут же сказал что-то Ориену - тот обернулся, увидел Ольви и сделал ей знак приблизиться. Досадуя на свою оплошность, она подошла.
- Ал Барт, ала Арлэви, позвольте представить вам мою сестру - алу Ольви Орио, - произнес Ориен, сияя, как начищенный сапог, - Ольви, это ал Барт Авиль и ала Арлэви Ли, его сестра...
Авиль! Вот почему они показались Ольви знакомыми. Один из сорока восьми древних алвойских родов, в чьих венах не было ни капли крови джи. Впрочем, Арлэви Авиль в свое время нарушила традицию, выбрав себе в мужья одного из новых алвоев – правда, в седьмом поколении, но тем не менее. Говорят, это вызвало скандал в семье, и отец лишил ее большей части наследства в пользу младшего брата. Однако родители вскоре умерли, и Барт, как новый глава рода, вернул сестре ее долю.
Высокий и полный, лет тридцати, с круглыми темными глазами – фамильный признак рода Авиль, - крупным носом, пухлыми щеками и губами, он бы выглядел грузным и неуклюжим, если бы не очень прямая осанка, широкие плечи и гордая посадка головы. Арлэви, сама рослая и высокая, казалась хрупкой рядом с ним.
- Позвольте мне иметь удовольствие пригласить вас на третий танец, ала Ольви, - сказал Барт Авиль, поцеловав ее руку. - Свой первый танец я танцую с хозяйкой, второй с сестрой, третий - если вы окажете мне любезность...?
- С удовольствием, - улыбнулась Ольви. Отлично. Кавалер на последний танец найден, осталось выполнить все намеченное - и можно будет наконец отдохнуть в тихом уголке.
Объявили танец, и Ольви встала в пару с братом. Они были словно два отличника, сдающих экзамен - слаженные движения, классические фигуры, все правильно, ровно, четко, никаких сюрпризов. Почти не глядя друг на друга, с одинаковым каменно-равнодушным выражением на лицах. После танца Ориен коротко кивнул сестре, и они тут же разошлись. Ничего, в общем-то, нового. Одним пунктом в списке меньше.
Теперь - Вален. Улыбнуться, ощутить его руку на талии, опереться о его плечо - и вперед, за музыкой, так, чтобы она, струясь, сама влекла за собой, отдаться ее стремительному ритму, и пусть Вален попробует угнаться за ней! Ольви бросила на него лукавый взгляд и украдкой осмотрела остальных танцующих - вот Ориен со своей дамой, вот другие выпускники, вот ровесники Ольви и Валена и пары более почтенного возраста... интересно, не там ли отец?
Отца среди танцующих не было.
Когда-то, в прошлой жизни, когда она умела дышать и смеяться, она удивлялась, как Белка не хочет продолжать ночные вылазки. А теперь... она не хотела и сама. Она исправно исполняла все, что от нее требовали, училась, вела светские беседы, изображала интерес там, где было нужно. Как будто у нее больше не было ни своих желаний, ни своей воли. Как механическая кукла, которая действует, пока не закончится ее завод.
Единственным, что напоминало ей, как это – быть живой, были уроки верховой езды. Факультативный курс по выходным, Ольви сама не помнила, как и почему записалась на него. Она не планировала посещать больше одного-двух занятий, но неожиданно ей понравилось, и уроки пошли легко. Конюхи говорили, что у нее талант, что ее любят лошади, и позволяли ей то, чего не позволяли другим – носиться на бешеной скорости за пределами площадки для занятий.
Есть что-то глубоко правильное в скачке, когда разгоряченная лошадь мчится с тобой – и ощущаешь себя с ней единым целым, чувствуешь удары земли о копыта, отвечаешь на них всем телом, дышишь и двигаешься в такт – и ветер упруго бьет в лицо, так что на глазах выступают слезы.
И вот одно из занятий отменили из-за этого ненужного бала... Раньше Ольви возмутилась бы, возможно, даже выкинула что-нибудь дерзкое, но теперь... она только вздохнула – надо значит надо, послушно вынесла визит киранок, уложивших ее волосы и накрасивших лицо. Отстраненно отметила, что получилось даже интересно. Они не стали наносить румяна, добавили только капельку розового на губы и сделали что-то такое с веками и ресницами, что глаза казались огромными на бледном лице без улыбки – снежная принцесса, Зимняя Дева из древних сказок, очаровательная и опасная, уводящая за собой неосторожных путников, завороженных ее ледяной красотой.
Вереница экипажей со студентами и студентками подъехала к особняку градоначальника Невии. Чопорные лакеи распахнули двери дома. Прибывших приветствовали сам градоначальник с супругой, ал и ала Илва, пожилая чета, нарядные, сияющие улыбками и очень похожие друг на друга, почти одного роста и с внушительными брюшками.
- А это мои помощники, - к каждой пятерке студентов был приставлен помощник-мисан, - прошу любить и жаловать – они проведут вас в залу, помогут освоиться, обращайтесь к ним с любыми вопросами.
Один из помощников, затянутый в черный фрак, белоснежные жилет и рубашку, с белым галстуком, завязанным в маленький бант, - мисанам было позволено надевать на балы только черное и белое - поклонился Ольви и остальным из ее пятерки.
- Мин Лэвин Маск, - представил его ал Илва. – Мой секретарь и очень способный молодой человек.
Лэвин Маск поднял голову, быстро обвел взглядом своих подопечных и улыбнулся правым уголком рта.
- Прошу следовать за мной.
Он провел их по залам, освещенным ярким светом газовых люстр, украшенным гирляндами живых цветов. Слуги сновали вокруг с закусками и напитками. Лэвин коротко и четко рассказал об алвойских семействах, присутствующих на балу, остановил слугу с шестью бокалами бледно-золотого напитка – приятно-кисловатого на вкус и чуть-чуть хмельного, в самый раз, чтобы не опьянить, но убрать первоначальные скованность и смущение.
- А если захотите полюбоваться садом, в него можно выйти тут. Главная аллея очень живописна. Слева от входа зверинец. Два медведя, тигр, рысь... Кстати, рекомендую недавнее приобретение – южная птица величиной с цаплю, с мощным клювом, похожим на гигантский башмак, и весьма недобрым взглядом...
- А в самом саду есть какие-нибудь странные птицы и звери?
- Экзотических нет. Только местные. К примеру, синицы. Они, правда, не любят людные места, предпочитают глухие уголки в западном секторе сада...
- Фи, синицы – это неинтересно, - заявила одна из юных алвоек. – К тому же это ранние пташки. В такое время они уже спят.
- Это так, - согласился Лэвин.
Западный сектор, значит. Хорошо...
***
Она рассматривала белый ночной цветок на беседке, отвернувшись от дорожки, и даже не вздрогнула, когда ее окликнул знакомый голос. Она уже давно разучилась пугаться и удивляться.
- Здравствуй, Лис, - ровно сказала она.
- Здравствуй, Синичка, - ответил Лэвин-Лис и медленно обвел её взглядом. – Ты выглядишь... сногсшибательно.
Возможно, два года назад Ольви не раздумывая дала бы ему пощечину. А сейчас...
- Чего ты хочешь? - устало спросила она.
- Я должен попросить прощения. Я вел себя... недопустимо. Я очень жестоко поступил с тобой, Синичка, - в его голосе звучала боль, и боль была в его взгляде, - и очень об этом жалею...
Да что ты знаешь о раскаянии и сожалении.
- Если ты не простишь меня никогда... так и быть, я сам виноват. Но я должен предупредить тебя. - Он быстро огляделся. – Видишь ли... то пари... придумал не я.
Я, помнится, из кожи вон лез, чтобы вписаться в компанию высшей расы – я, выскочка, мисан в первом поколении. Я делал все, чтобы прослыть незаменимым. Я тешил себя иллюзиями, что алвои шагу ступить без меня не могут. И все они развеялись от одного разговора с незнакомцем. Он сел рядом со мной за барную стойку, чтобы выпить вина – взрослый гибен, не студент, но в черной маске, чей-то слуга на задании... И завел со мной разговор. О том, что мне никогда не стать среди вас своим. О том, что все, даже такие же, как я, мисаны, знают о том, что я сын представителей низшей расы, расы слуг, и относятся ко мне как к слуге. Как к мальчику на побегушках. Я не смог возразить. Это была правда. Он читал в моей душе как в раскрытой книге... И он подсказал способ утереть всем нос. Закружи голову алвойке, сказал он, сделай так, чтобы об этом узнали все – и больше никто не посмотрит на тебя свысока. И он... указал на тебя.
Прости меня, Синичка. Я не снимаю с себя вины. Пусть это непотребство придумал не я, но я его... почти осуществил. Спасибо отцу, что остановил меня.
Но... ты понимаешь, что это значит? Этот гибен на кого-то работает. Может, на какое-то семейство, враждебное твоему. Я не знаю, в чем их цель, опозорить тебя, или что похуже... Тебе остался только год пансиона, в первый раз ты сорвалась с крючка, а значит, у них мало времени, и очень скоро они могут устроить что-то еще. Пока ты здесь, будь очень осторожна, Синичка. В стенах пансиона тебя не достанут, а вот снаружи...
Ольви горько усмехнулась. По меркам алвоев, она уже опозорена. Куда уж больше. Но даже если ее приключения станут известны всему свету – она никогда и ни за что будет считать позором ни связь с Азуром, ни их дочь. Пусть даже дух-гурвиц не смог защитить ее на территории алвоев.
Защитить... Лита...
...Я чувствую опасность... Проклятие или человек, который желает тебе зла...
..."Ритуал был начат"...
- Лис... Лэвин. Помнишь, ты водил меня в подземный лабиринт? В Чертог гурвица?
- Куда? В Расписную Комнату? – растерянно переспросил он.
- Ты тогда отрезал прядь моих волос – зачем?
- Просто старый джийский обычай. Я... хотел произвести впечатление. Я знал, что тебе нравятся загадки и тайные опасности.
- Но ведь дух-гурвиц принял мое подношение - лампа погасла?
- О чем ты говоришь? - удивился Лэвин. - Просто керосин закончился... Это всего лишь джийские легенды, кроме джи, никто в них не верит... Синичка, это все неважно. Тебе грозит реальная опасность. Умоляю тебя, будь очень осторожна. Я... мне пора идти.
Он глубоко вдохнул и, закусив губу, в последний раз окинул ее взглядом с головы до ног. Повернулся и ушел быстрым шагом, не оборачиваясь.
Ольви обессиленно опустилась на скамейку. Опасности... преследователи... все эти игры... как она устала.
Последний год учебы. Перетерпеть и уехать домой. Домой. Как же хочется домой...
В полузабытый город детства, на узкие улочки, мощеные серым камнем, в дом, знакомый до каждой царапинки на лестнице, с которой они с братом ни разу не спустились по-человечески: то прыгали через пять-шесть ступенек – кто больше? – то съезжали по перилам; к слугам, с детьми которых играла в детстве – сейчас они уже все выросли, как и она.
К папе. Когда он улыбается, у него на щеках появляются ямочки – у Ориена такие же. Он улыбнется ей и обнимет. Как в детстве.
ЧАСТЬ 2. МИЛЫЙ ДОМ
И огни вдалеке мерцают,
И надежда не угасает,
Скоро мы увидим рассвет.
И стихает холодный ветер,
Здесь уже никого не встретить,
И никто не скажет нам "нет".
Я приду к тебе на помощь,
Я с тобой, пока ты дышишь,
Было так всегда, ты помнишь,
Будет так всегда, ты слышишь.
(Алена Свиридова)
Ольви посмотрела на танцующие пары, покачала в пальцах бокал и сделала маленький глоток. То, что нужно - кисловатый вкус, чуть-чуть освежает, чуть-чуть пьянит, именно настолько, чтобы почувствовать себя веселее, чтобы улыбаться и болтать о всякой ерунде с безмятежным лицом - и в то же время не потерять контроль. Тут не Невия, тут родное провинциальное болото, тут все друг друга знают, и она вся на виду - нужно держать лицо и выверять движения, дозировать улыбки и отмерять внимание - каждому в зависимости от статуса, происхождения, веса в здешнем обществе и перспектив - за два года дома она выучила это все назубок. И все равно ее не покидало зудящее впечатление, что от нее ждут промаха - и Ольви следила, тщательно следила за каждым поступком, словом и жестом.
Теперь все эти тонкости предстояло постичь Ориену - бал у градоначальника был в его честь, и в честь всех его ровесников, выпускников этого года. Всеобщее внимание было приковано к ним, а Ольви с отцом присутствовали здесь только как его ближайшие родственники, и это давало хоть какое-то облегчение.
Ольви, конечно, постаралась подготовить брата получше, пытаясь не обращать внимания на его сжатые губы и презрительный взгляд - и не могла избавиться от щемящей мысли, что пансион сделал их совсем чужими. Она давно простила ему то старое предательство - в конце концов, ее поймали бы в любом случае. А он никак не мог простить ей позора семьи - и пусть о нем никто не знал, кроме них троих. Нет. Четверых. Она, отец, Ориен и Асту. Гибен-советник, домашний шпион - неизвестно, как, но он узнал и об изоляторе, и о ее беременности, и о ее горе - и, конечно же, доложил обо всем отцу.
На следующий день после возвращения Орест имел с ней серьезный разговор. Ольви так радовалась, когда наконец увидела его - а отец облил ее презрением и с тех пор всем своим видом и поведением показывал, как она его разочаровала. Ориена он встретил совсем иначе. Любимый сын, гордость отца и будущий глава рода, отличник и пай-мальчик, ни разу не нарушивший правила... Сейчас вся жизнь дома крутилась вокруг него - а ее не замечали, как пустое место, как досадное пятно на семейном портрете. Даже слуги, интуитивно переняв настроение господ, говорили с ней суше, поджимали губы и смотрели с осуждением, а на любое ее распоряжение спрашивали подтверждения у отца.
Все шло совсем не так, как ожидала Ольви. Ей отчаянно нужна была семья, а их любовь и поддержка - словно хлипкий весенний лед - проломились под тяжестью ее проступков. Какая ирония! Разве могла она когда-то представить, что станет тосковать по пансиону? Да, там был строгий надзор, но не это леденящее презрение, не это сосущее под ложечкой ожидание подвоха... и по ночам она наслаждалась полной свободой. Как же Ольви скучала сейчас по тем ночным посиделкам! Да она даже Лиса готова была обнять и расцеловать. А уж джи... нет, туда нельзя, это слишком больно, это нельзя трогать - никогда, никогда... иначе не хватит сил держаться дальше.
Ольви прикинула, что еще нужно сделать, чтобы соблюсти все приличия. Она уже поприветствовала всех выпускников, обменялась новостями со всеми знатными дамами, оставались ужин и танцы. К счастью, кавалеров и дам было предостаточно, и это значило, что не нужно участвовать во всех танцах. Еще три - и все. С братом, с Валеном - одним из ее поклонников - и с кем-нибудь еще.
И она свободна. Можно забиться в какой-нибудь угол с бокалом или спрятаться ото всех на балконе.
Внимание Ольви привлекла маленькая суматоха у входа в зал. Кажется, пожаловали очень важные персоны. Высокий и тучный господин, смутно чем-то знакомый, и рослая дама, очень на него похожая – скорее всего, сестра - судя по манере держать себя, по тому, как торжественно приветствовал их хозяин, кто-то из древнего рода.
Ну конечно, и братец тут как тут. Ольви почувствовала прилив раздражения. Как же такое событие могло обойтись без него, он обязательно должен быть представлен всем знатным гостям, и чем знатнее, тем лучше. Какие же они все-таки разные... эх...
В какой-то случайный миг гость перехватил ее взгляд и тут же сказал что-то Ориену - тот обернулся, увидел Ольви и сделал ей знак приблизиться. Досадуя на свою оплошность, она подошла.
- Ал Барт, ала Арлэви, позвольте представить вам мою сестру - алу Ольви Орио, - произнес Ориен, сияя, как начищенный сапог, - Ольви, это ал Барт Авиль и ала Арлэви Ли, его сестра...
Авиль! Вот почему они показались Ольви знакомыми. Один из сорока восьми древних алвойских родов, в чьих венах не было ни капли крови джи. Впрочем, Арлэви Авиль в свое время нарушила традицию, выбрав себе в мужья одного из новых алвоев – правда, в седьмом поколении, но тем не менее. Говорят, это вызвало скандал в семье, и отец лишил ее большей части наследства в пользу младшего брата. Однако родители вскоре умерли, и Барт, как новый глава рода, вернул сестре ее долю.
Высокий и полный, лет тридцати, с круглыми темными глазами – фамильный признак рода Авиль, - крупным носом, пухлыми щеками и губами, он бы выглядел грузным и неуклюжим, если бы не очень прямая осанка, широкие плечи и гордая посадка головы. Арлэви, сама рослая и высокая, казалась хрупкой рядом с ним.
- Позвольте мне иметь удовольствие пригласить вас на третий танец, ала Ольви, - сказал Барт Авиль, поцеловав ее руку. - Свой первый танец я танцую с хозяйкой, второй с сестрой, третий - если вы окажете мне любезность...?
- С удовольствием, - улыбнулась Ольви. Отлично. Кавалер на последний танец найден, осталось выполнить все намеченное - и можно будет наконец отдохнуть в тихом уголке.
Объявили танец, и Ольви встала в пару с братом. Они были словно два отличника, сдающих экзамен - слаженные движения, классические фигуры, все правильно, ровно, четко, никаких сюрпризов. Почти не глядя друг на друга, с одинаковым каменно-равнодушным выражением на лицах. После танца Ориен коротко кивнул сестре, и они тут же разошлись. Ничего, в общем-то, нового. Одним пунктом в списке меньше.
Теперь - Вален. Улыбнуться, ощутить его руку на талии, опереться о его плечо - и вперед, за музыкой, так, чтобы она, струясь, сама влекла за собой, отдаться ее стремительному ритму, и пусть Вален попробует угнаться за ней! Ольви бросила на него лукавый взгляд и украдкой осмотрела остальных танцующих - вот Ориен со своей дамой, вот другие выпускники, вот ровесники Ольви и Валена и пары более почтенного возраста... интересно, не там ли отец?
Отца среди танцующих не было.
