Маша негромко вздохнула и огляделась вокруг.
Как много народу. Она и не ожидала, что попадёт в такую толпу, а ведь это ещё только начало и к вечеру площадка превратиться в настоящее море.
Сейчас уже и не вспомнить, когда её невинное увлечение рок-музыкой переросло в настоящую страсть. Поначалу тихую, приглушенную, словно разрозненные пазлы, затем более явную и, наконец, профессиональную. Скорее всего, на Марию повлияло огромное ощущение свободы. Живая и мощная музыка, общение музыкантов со зрителями. Тот первый концерт в России сделал массы людей единой, счастливой семьей. Тогда все вместе пели, улыбались друг другу, обнимались и Маша почувствовала себя членом огромной ячейки.
Для неё всё это оказалось не просто искусством. Это стало хобби, философией, психологией, и, как сказал Курт Кобейн, «это стало разговором обычных парней». Именно простым и доступным, может быть, немного грубым, прямолинейным, но честным и смелым.
Маша стояла недалеко от сцены и невольно посмотрела на зрителей. Возле барьера были не случайные посетители, а самые рьяные фанаты группы. Мало кто следил за происходящим с полным равнодушием: большая часть уже находилась в неком трансе. Они сливались с музыкой, с голосом, кричали, пели. Разумеется, кто-то фотографировал, но большая часть старалась ухватить самый пик драйва. Ликующая переливающаяся толпа. Живая, будоражащая. Настоящий апофеоз свободы и единства. Интересно, достанется ли ей хоть незначительная доля такого же искреннего внимания?
— Маша!
Своё имя она расслышала не сразу и удивлённо завертела головой, пытаясь понять её ли это позвали.
В какой-то момент она даже потрясла головой, чтобы отделаться от ощущения слуховой галлюцинации. Маша беспомощно покрутилась и неожиданно замерла, боясь поверить своим глазам. Сегодня она неоднократно наталкивалась взглядом на совсем уже не молодых людей. Пожилые пары, средних лет мужчины, брутальные солидные бородачи, приодетые по такому случаю женщины и даже несколько старушек, возможно сопровождающие на фестиваль своих внуков. Светка пояснила, что для Европейских мероприятий это обычная практика и на старые, давно известные группы приходят такие же возрастные поклонники. Но сейчас…
Буквально в двух шагах от неё, на небольшом бетонном пятачке стояли бабушка и отец!
Даже если бабушка для такого случая нарядилась в косуху и казаки, такой маскарад был бы для Маши меньшим потрясением.
Она почувствовала, как сердце ухнуло в пятки и от ужаса потемнело в глазах.
— Маша, — повторила бабушка, — почему же ты не предупредила о своём выступлении?
Она смотрела доброжелательно, но её вопрос прозвучал настойчиво, даже въедливо. Отец наоборот выглядел виноватым, он привычно втянул голову в плечи, словно пытался укрыться от сурового, прямолинейного голоса своей матери.
Маша молчала, не в силах справитЬся с шоком. За своими самыми разнообразными тревогами и опасениями, она даже помыслить не могла о том, что родные приедут на этот злополучный концерт. Она была близка к панике и даже не сообразила поинтересоваться, кто сообщил о её выступлении и надоумил приехать в Финляндию.
Маша стояла опустив голову и нервно теребила край своего короткого топика. Только сейчас в полной мере она осознала то, как велика над ней власть бабушки. Это было глупо! Унизительно! Нелепо! Но она не смела ослушаться и была готова уйти с концертной площадки, повинуясь только одному жесту.
Перед глазами, как перед смертью, дайджестом пронеслась вся её жизнь в Финляндии, начиная от прохладного утра в Камппи и кончая недавней репетицией в студии.
Её сознание развалилось на куски, и взгляд выхватывал какие-то отдельные фрагменты, не в состоянии составить картинку в единое целое. Она видела то скромное бабушкино платье, то раззявленный в победоносном кличе рот выступающего солиста, То длинные ряды торговли, и внушительную очередь на пополнение денежных браслетов. Вполне возможно, что Маша могла от потрясения потерять сознание, если бы её помутневший блуждающий взор внезапно не наткнулся на Арчи.
Куосманен появился неожиданно, Маша так и не поняла откуда. Она не слышала его слов, звук как будто выключили, и ледяная лапа ужаса отступила только в тот момент, когда он схватил её за руку. То, что Арчи был разъярён она скорее почувствовала, чем поняла умом. Он поволок её в сторону артистического городка с такой силой, что едва не вывихнул плечо. И всё-таки она была благодарна ему за это грубое движение, лишь бы не видеть спокойного и доброжелательного взгляда бабушки.
Более или менее Маша пришла в себя, когда Арчи грубо впихнул её в палатку и толкнул так, что она пролетела через всё помещение и впечаталась плечом в металлическую опору.
Что было до этого — он помнила невнятно. Ни чувств, ни мыслей, одно лишь потрясение. Но от боли сознание проклюнулось, пробилось и понеслось словно утренний поезд метро. Он ощутила, что падает. И звук проклюнулся знакомый. Смех. Неназойливое бренчание гитары.
Сознание вернулось. Маша поняла это по тому, что ощутила боль, а через боль — окружающий мир. Он поняла, что повисла на спинке раскладного кресла, что на плече надувается огромный кровоподтёк, а пульс этой боли отдаётся в самом мозгу.
— Сука, — прошипел Арчи, — поганая драная сука!
— Что случилось?
Маша наконец смогла отлепиться от своего насеста и на всякий случай отодвинулась от Арчи подальше.
Как странно. Вокруг всё было по прежнему мирно, собрано, согласовано, но она уже чувствовала тотальный развал, неожиданную перемену, которая сейчас поставит все точки над и.
— Что случилось?
Юсси повторил свой вопрос и Арчи понадобилось несколько долгих, бесконечно долгих секунд, чтобы перебороть ярость и пояснить ситуацию.
— Я с ней выступать не буду, — он схватил со спинки кресла полотенце, вытер вспотевшее лицо и демонстративно швырнул тряпку Маше в лицо.
— Ты можешь сказать, что произошло? — в палатке появились Олли и Алекси.
— Нет ничего проще, — Арчи закурил. Руки у него тряслись и он несколько раз промахнулся мимо колёсика. — Притащилась её полоумная бабка и поставила условие: не дать ей выступить, а если я всё-таки это позволю, то она сообщит в полицию, что я прошлым летом оттрахал её драгоценную внучку и лишил её девственности.
— Ну, во-первых, не ты тут, что-то позволяешь или не позволяешь, — холодно заметил Юсси, — а, во-вторых, сделанного не скроешь. О том, что ты её, — Юсси выразительно мотнул головой в сторону Маши, — изнасиловал и бросил прямо на улице знают все.
Маша побагровела до самой шеи и почувствовала, как из глаз готовы брызнуть слёзы. О произошедшем действительно знали многие, но такое бесцеремонное обнажение фактов было сродни копанию в грязном белье. В какой-то миг Маша даже хотела захотелось ударить по лицу, причём не Арчи, а Юсси, за столь бесстыжее вспарывание фактов, за публичное обнажение и унижение. Он как будто нарочно вывернул этот факт наизнанку, оголяя самые болезненные воспоминания.
— Мне наплевать, но я с ней выступать не буду, — Арчи не докурил, щелчком выкинул сигарету и потянулся к своей красной гитаре.
— Стоп, — Алекси перехватил его руку, — ты в своём уме? Ты понимаешь, что за нарушение условий контракта нам придётся заплатить невъебенный штраф.
— Ребята, — неожиданно заторопил сценический менеджер, — решайте свои дрязги побыстрей: сейчас ваш выход, и счёт пошёл на минуты. Помните о порядке выхода на сцену.
— Ничего, заплачу. Не обеднею, — отгавкнулся Арчи, — я не собираюсь из-за этой убогой садиться в тюрьму.
Он начал прилаживать гитарный ремень.
— А вместо неё можете взять вот. Её.
Маша машинально проследила за рукой Арчи и, словно в дурном сне увидела, как его палец, увенчанный крупным серебряным перстнем, упёрся в Мию.
— Не волнуйтесь. Она поёт ничуть не хуже и партии знает также чётко.
— А ты, что думала? — Мия повернулась к Маше.
И Маша была готова провалиться сквозь землю. Все и так смотрели только на неё, отлично понимая, что она источник отвратительного скандала, а возможно, и серьёзного конфликта с организаторами шоу.
— Я же тебя предупреждала. Ну, что ты на меня так смотришь? Да, это я позвонила твоей бабушке и предупредила о концерте. В конце концов, надо же на тебя как-то было воздействовать.
— И об Арчиных подвигах тоже рассказала ты? — насмешливо поинтересовался Юсси.
Мия, весьма довольная собой, важно кивнула.
— Не думал, что ты такая завистливая, — фраза прозвучала двусмысленно и все невольно захихикали.
— Я на сцену, — Арчи перевесил гитару поудобней и кивнул в сторону техников, — передатчик и микрофон можете цеплять на эту девушку, — и он ткнул рукой в Мию, — не задерживайтесь. Публика уже беснуется.
И, дробно стуча каблуками, Арчи вскарабкался по приставной деревянной лестнице. Громко хлопнуло тяжелое полотнище кулис и раздался восхищенный вой толпы.
Счёт действительно пошёл на секунды. Алекси и Олли откровенно растерялись. На концертах случалось всякое: менеджерам приходилось выпихивать на сцену мертвецки пьяных или обдолбанных музыкантов; выступали больными и травмированными, сразу после дурных или радостных новостей; сонными и эйфоричными, но с таким хорошо продуманным вариантом шантажа они столкнулись впервые.
— Если Мария выступит, у Арчи действительно будут серьёзные неприятности, если нет, то у Алекси и Юсси, — Олли растерянно крутил в пальцах микрофон.
Маша наконец,встрепенулась. Оглядела парней, чувствуя, что от неё ждут решения.
В ушах бухала кровь. Она должна была сказать всего одно слово. Решиться. Перешагнуть через сомнения.
— Я не… Арчи… Это я виновата, что всё так сложилось, — пролепетала она.
Юсси тряхнул её за плечи, что бы привести в чувство.
— Тринадцать секунд осталось, — рявкнул он, — сейчас мой выход! Да или нет? Ну, же, не молчи! Может быть, это решение всей твоей жизни, не молчи!
Прода от 06.06.2020, 20:13
32.
После того, как за спиной Юсси хлопнуло тяжёлое полотнище кулис, прошло всего несколько секунд, но Маше показалось, что время растянулось в бесконечную липкую ленту. Оно походило на старую жевательную резинку, вроде уже распавшуюся на крупинки и тем не менее всё ещё тянущуюся неопрятным конгломератом.
Алекси, Светка и Олли смотрели на Машу молча. В свою очередь она тупо пялилась на друзей. Как бы добры они не были по отношению к ней, час Х наступил; всё, что можно было сделать, давно было сделано. Сообщество ждало ответной реакции. Даже Светка, порой такая неуместно въедливая и навязчивая, сдержано молчала.
Что ж, Маша, насладись. Настал твой звёздный час.
Она невольно повернулась в сторону Мии, которая тоже молчала. В какой-то момент ей показалось, что её злополучная «подруга» гадко усмехается, но приглядевшись, поняла, что та тоже безумно волнуется. По её полному рыхловатому лицу то и дело пробегала тревожная тень. Она ведь сама потратила массу сил и времени, чтобы устранить ненавистную конкурентку и сейчас мучительно ждала результата.
В последствие, Маша так и не могла вспомнить, что заставило её прийти в чувство. Впрочем, определение «прийти в чувство» оказалось весьма приблизительным: нет, она не пришла в себя, она обозлилась. Причём так незнакомо и дико, что в какой-то момент испугалась собственной реакции.
Так уж вышло, что большую часть своей жизни Маша провела в тихом инертном состоянии, предпочитая активной борьбе покорность. Милое и тихое существование, которое порой, весьма неожиданно, позволяло добиваться желаемого. Чисто женское интуитивное поведение, которое у определённого сорта людей вызывало невольное умиление её беспомощностью. Но то ли действительно наступил час Х, то ли просто так сложились обстоятельства, но Маша внезапно почувствовала такую ярость, что даже херра Куосманен позеленел бы от зависти. Бабушка, Арчи, Мия, Светка и даже Юсси, который затесался в эту компанию под горячую руку.
Бабушка, которая всю жизнь удовлетворяла свои амбиции. Артту, вспыльчивый и самовлюблённый засранец, который, получив сиюминутное удовольствие, опозорил её на всю тусовку. Идеал, от которого за двенадцать месяцев она не видела ничего, кроме унижений и оскорблений. Завистливая и подлая Мия. Наконец, Светка, которая втравила её во всю эту историю. Юсси, который в столь зрелые годы решил тряхнуть стариной; индифирентный Олли; гениальный Алекси — виноватыми оказались все. Но самую большую ярость Маша испытывала против себя: за трусость от которой сейчас мучительно подгибались колени, за глупость, за идиотские фантазии и просто за сложившиеся обстоятельства.
Она отчетливо поняла, что её привычка убегать и прятаться от проблем исчерпала себя окончательно, а последствия проявленного малодушия будут терзать до конца дней.
— Нацепляйте передатчик, — Маше казалось, что она рявкнула на всю палатку, но на самом деле, она произнесла свою просьбу сдавленным голосом, поминутно облизывая пересохшие губы.
В горле предательски першило.
— Я на сцену, — предупредил Лайхо, — не задерживайтесь!
Слова были стандартные, но Аллу всё же повернулся к Маше.
— И о порядке выхода не забудьте.
На Марию вновь надвинулся какой-то непонятный туман и фигуру Алекси, удаляющуюся в сторону сцены, она разглядела с трудом.
Со стороны концертной площадки раздался восторженный гул. Сперва глухой рёв взбудораженной толпы и затем острый звук первых аккордов. Проигрыш, который прокатился над огромным пространством, выглядел словно волна — вспыхнул где-то в преддверии сцены, расплылся над головами людей и затих на самой кромке леса затухающей зыбью.
Тем временем Олли взял свой микрофон и хотел что-то сказать Маше, но в этот момент неожиданно выдвинулась Мия.
И самое нелепое состояло в том, что она была готова сцепиться с Машей в драке.
Её взгляд был исполнен не сколько ярости, сколько немого отчаяния. Состояние жесточайшего разочарования, когда её надежды на лёгкую победу и несостоятельность противника рухнули до состояния полного нуля.
Дуэль взглядов продолжалась всего несколько секунд. Мия напирала почти физически, наступала на Машу, воинственно выпятив грудь. Её ноздри нервно дрожали, казалось, ещё несколько секунд — и она поколотит Машу точно так же, как год назад на заправке. Больно, подло и главное унизительно. Брезгливо размажет по стене палатки словно таракана, как мелкую, но отвратительную помеху.
Удар в травмированное плечо Маша выдержала стоически. Боль вспыхнула почему-то в мозгу и рассыпалась острыми колючими искрами по всему телу. Она стиснула зубы и чуть слышно простонала. Мия приблизилась к ней вплотную и нависла словно гора. Олли, который уже был в нескольких шагах от ступеней, замер, подозревая, что сейчас ему придётся разнимать отвратительную женскую драку. Но почти неуловимое выражение недовольства сгладилось в одно мгновение. Его способность быстро гасить неуместные эмоции неожиданно придала Маше сил, хотя она и была изрядно напугана. Дрожала от волнения, а плечо сверлила пульсирующая боль, а короткая и поучительная пантомима Олли, внезапно придала ей уверенности.
— Даже не думай! — Маша поднялась на одну ступеньку вслед за Херманом и теперь оказалась выше Мии на целую голову.
