— Я не буду служить барону и никому другому, кроме тебя, и не коснусь оружия, если не получу его из твоих рук.
Ардерик молчал. Наконец выдохнул, сдавленно хмыкнул и коснулся ножнами плеча Верена.
— Кажется, вместо сотни воинов я приобрёл одного, чья верность стоит тысячи, — горько усмехнулся он. — Встань, Верен из Красильной Заводи! Не так приносят клятвы, но ты же не отстанешь, пока я не опояшу тебя воинским поясом.
— Всё равно всё наперекосяк, — смущённо бормотал Верен, пока Ардерик застёгивал на нём пряжку. Он уже почти стыдился своего порыва. Но из глаз Ардерика как будто бы уходила мертвящая пустота, а значит, всё было не зря. — Лучше уж так, чем никак.
— Если удача всё-таки будет на нашей стороне, весной я приму у тебя присягу как подобает и опояшу тебя достойным клинком, — заверил Ардерик. — Вот только в список внести не смогу — у меня больше нет ни бумаг, ни печати.
— А где они были, эти бумаги? — спросил Верен. — В ларце?
— Да. И я надеюсь, что он сгорел, а не попал в руки этим…
Дорожный мешок Верена лежал здесь же, у спального шкафа. Ардерик молча смотрел, как Верен сноровисто развязывает узлы и достаёт дорожный письменный прибор, кубок, прочие мелочи… Ларец для бумаг лёг в руки знакомой тяжестью. Ардерик щёлкнул замком — внутри всё было на месте. Императорский указ, дорожные грамоты, учётные записи по расходам на строительство укреплений… Будто и не было страшного, унизительного сражения. Будто всё было впереди.
— Я, наверное, в спешке взял всё не то, — бормотал рядом Верен. — Но кто же знал… Если бы… Я бы и шкуру взял, по которой тебя назвали…
— Рассветные силы, Верен! — Ардерик поставил ларец на каминную полку и опустил руку на плечо ученика. — Я в неоплатном долгу перед тобой. Тьма с ней, со шкурой. Если будем живы — получим новые имена, которые прогремят от Ледяного моря до южных рубежей. Я не видел ночи темнее, чем эта, но с таким соратником, как ты, готов поверить в рассвет.
Последние солнечные лучи покинули комнату. Свет за окном медленно густел и меркнул. Тьма заволакивала гобелены, скрывая вытканных воинов, пронзавших друг друга копьями, и падающие крепости. Верен подкинул ещё дров в камин. Краем глаза уловил, что Ардерик скинул плащ, опустился рядом на пол и уставился на огонь. Верен поправил поленья, сел, прислонившись к стене, с наслаждением вытянув ноги и прикрыл глаза. Рану снова дёргало и саднило, под веками плясали языки пламени, пожирающие сосновые брёвна, но вместо щемящей пустоты внутри поднималось тёплое и почти радостное чувство.
Конец первой части
Прошу прощения за задержку, не уследила за отложкой!
— Дурацкий обычай! — Барон Тенрик Эслинг выдохнул, расставил в стороны руки и вобрал живот, насколько хватало сил. — Брось, Дарвел. Не сойдётся.
— Да куда она денется, — Дарвел, начальник замковой стражи, стягивал на бароне ремни доспеха, пыхтя сквозь зубы. — Ох и урожайные были годы, не в обиду вам будь сказано! Ничего, сейчас мы эти ремни надставим, и сойдётся. Таков уж обычай: когда война, правитель рядится в броню, даже если сражаться не понадобится.
— И надо же было этой войне случиться в моё время, — вздохнул Эслинг. Он устало присел на стол, пока стражник рылся в куче оружейного добра, и вытер пот со лба.
За минувшую неделю замок преобразился. Его наполнили запах и лязг железа, по коридорам сновали вооружённые чем попало крестьяне, а замковый колокол, ранее звонивший только в праздники, подавал голос каждые три часа, с шести утра до шести вечера. Изменился и Дарвел — невзрачную войлочную рубаху сменила кольчуга с тяжёлыми наплечниками старинной работы, а в глазах поселилась мрачная решимость. Теперь мало кто сказал бы, что начальнику замковой стражи чаще доводилось объезжать лошадей, чем сражаться.
— Сколько лет я держал мир! — продолжил Эслинг. — Терпел, когда Шейн грабил деревни и угонял скот, когда распускал обо мне сплетни, когда… А, да что говорить. Ты и сам всё видел. Может, зря был этот мир?
— Отчего же зря? Я вам вот что скажу, господин Тенрик, и любой из наших повторит: война — дело нехитрое. Махай себе мечом, пока не упадёшь или другого не завалишь, вот и все дела. Вот только где война — там и голод. А вы гляньте, как наши земли расцвели! Сколько шерсти стрижём, сколько молока доим, сколько детей по дворам бегают, и все сыты. Разве это зря?
— Только мир вышел дурной. Ты помнишь Шейна, ему всегда было мало своего. Как вошёл в года, совсем жизни не стало. То его люди моё поле потопчут, то скотину порежут, то лес порубят… Отец только смеялся, мол, крепче береги своё добро… только разве годится против брата идти, да ещё младшего? Когда они уехали, мне столько всего говорили, да я и сам понимал, что добром не кончится, только мог ли я… братоубийцей прослыть…
— Всё верно сделали, господин Тенрик, — Дарвел нашёл нужные ремни и теперь орудовал толстой кожевенной иглой, чтобы закрепить их на баронских доспехах. — Жить надо по совести.
— Так и Шейн по совести живёт. Слыхал же, как складно у него выходит про честь и гордость, что, мол, позор для Севера быть под Империей…
— Позор — это свои же деревни разорять и головы своим рубить, — твёрдо возразил Дарвел. — Я вам так скажу: пока господин Шейн стоит под стенами, мы с ним нянчиться не будем. Но если предложит мир — не будет позора в том, чтобы его принять. Решать вам, ясное дело, я-то говорю, как люди думают. Южане вам, конечно, по-другому скажут, только им весной хлеб не сеять, скот не стричь и детей не кормить. Повернитесь-ка!..
— Поговорил с тобой, и стало легче, — криво усмехнулся Эслинг. — А то у меня нынче все мысли о том, что целых сто лет на Севере был какой-никакой мир, а я, выходит, его не удержал, да ещё и с родным братом в раздоре оказался. Не хочется оставлять о себе такую память.
— Вашей вины в том нет, — Дарвел затянул последнюю пряжку и оглядел дело своих рук с удовлетворением. — Ну вот и сошёлся доспех! Дадут боги, и остальное сложится. Держите меч, и пусть не придётся поднимать его против брата!
— Как это вообще попало в оружейную? — Элеонора презрительно рассматривала доспех с низким, как у летнего платья, вырезом, женственными выпуклостями в верхней части и богатым декором, который подала ей служанка. — Унесите в кузницу, пусть переплавят на что-то дельное. И дайте ключи, я сама всё найду.
Она прошла по оружейной, касаясь крышек сундуков, и наконец щёлкнула замком. В промасленной тряпице лежали тонкая кольчуга и лёгкий нагрудник с наплечниками — отцовский свадебный подарок. Кто знал, что он пригодится не только для того, чтобы наблюдать за турнирами?
Доспех скрыл соблазнительные изгибы и сделал фигуру более массивной. Элеонора дважды пересекла просторную комнату, чтобы привыкнуть. Невесомое на вид плетение легло на плечи заметной тяжестью.
— Меч, госпожа? — одна из служанок протянула узкий клинок в изящно отделанных ножнах.
Рукоять удобно устроилась в ладони. Элеонора сделала взмах, другой… Нечего было и думать, что она сможет выстоять против опытного воина, но все же выученные в детстве движения дарили стойкую иллюзию силы.
— Подайте кинжал, — она с сожалением отложила клинок. — Меч — мужское оружие.
Перед тем, как покинуть оружейную, Элеонора оглядела себя в большом тусклом зеркале и удовлетворённо кивнула. Кинжал затерялся среди ключей и поясных сумок, а кольчуга едва виднелась в разрезе меховой накидки. Так и должна выглядеть примерная жена, желающая поддержать мужа и свой народ в непростое военное время.
На замковой стене пронизывающий северный ветер ощущался особенно сильно. Эслинг, Элеонора и Ардерик прятались от него за зубцом стены, изредка выглядывая, чтобы осмотреть пустошь. Верен стоял поодаль, стараясь не дрожать от холода и не слишком заглядываться на раскрасневшихся от мороза служанок баронессы. С пустоши доносился звон топоров — северяне ещё вчера свалили с десяток молодых сосен и сколачивали большой камнемёт.
Элеонора повела плечами под меховой накидкой, пытаясь не столько согреться, сколько облегчить тяжесть кольчуги. Она и забыла, как давит воинское облачение. С тщательно скрываемой завистью взглянула на Ардерика и Верена — эти двое держались столь уверенно и непринужденно, будто родились в доспехах — и отвернулась, поймав настороженный взгляд мужа. Когда-то ведь и он носил латы без этих позорных длинных ремней и даже сражался на турнире, устроенном в честь их помолвки… Вспомнить бы, с кем он преломлял копьё?.. Тогда ее слишком занимал предстоящий отъезд на Север. Тогда ее устраивало, что Тенрик определённо был рожден для мирных и сытых времён, когда от правителя требовалось понимать в сортах шерсти и уметь ровно провести первую борозду на весеннем поле. Но сейчас этого было недостаточно, совершенно недостаточно.
— Вчера на пустоши было десять костров, а сегодня двенадцать, — заметила Элеонора, кутаясь в лисий мех. — Вести о победе Шейна разносятся слишком быстро.
— Откуда они прут? — спросил Ардерик. — Побережье не прокормило бы такую ораву.
— Скорее всего, с восточных земель. Западная часть, что вокруг Лиама, издавна торговала с Империей и знает, кто их кормит, но восток, похоже, последует за любым, кто обещает большие пастбища и дешёвое зерно.
— Если так пойдёт, скоро вокруг замка замкнут кольцо, — сказал Ардерик. — Из этого камнемёта уже можно попытаться разбить внешние стены. Знаете, когда хотят просто пошуметь под стенами, камнемётов не строят и не собирают новые войска.
— И что вы предлагаете? — хмуро спросил Эслинг.
— Спутать их планы! Враги не ждут атаки. Сделаем ночью вылазку, разрушим камнемёт и атакуем заставы напротив ворот. Каждую из них охраняет не больше пяти десятков, а на деле наверняка вдвое меньше, и если выставить против них сотню воинов из замка…
— Сотня — это всё, чем мы располагаем, — качнул головой Эслинг. — Нельзя так рисковать.
Ардерик отвернулся, пробормотав проклятия.
— Они разобьют стены, ворвутся в замок и возьмут нас числом, — раздельно проговорил он, не глядя на барона. — Нельзя медлить. На худой конец, для вылазки хватит и тридцати человек; дождёмся темноты, возьмём огненные стрелы…
— Я не стану подвергать своих людей такой опасности, — тяжело уронил Эслинг. — Шейн только и ждёт, когда мужество изменит нам и мы решимся на необдуманный поступок. Восточные области населены мирными крестьянами. Едва ли войско получит заметное подкрепление. Даже если и получит, главная часть припасов сосредоточена в замке. Мы легко выдержим осаду, тогда как наши противники скоро начнут голодать.
— Они бы начали голодать ещё раньше, не отдай ты им лучшие припасы своими руками, — не сдержалась Элеонора. Барон смерил её хмурым взглядом и повернулся к стражникам, сопровождавшим его.
— Где Дарвел? Сейчас у нас есть дела поважнее — нижние коридоры ещё не все осмотрены. Приятной тебе прогулки, Эйлин, и вам, почтенный. Не отморозьте себе чего-нибудь важного.
Барон удалился в сопровождении стражников, и Ардерик в сердцах плюнул ему вслед.
— Он вообще понимает, что делает? Он погубит замок и всю округу, грёбаный миротворец!
Элеонора медленно кивнула, глядя на пустошь.
— Люди легко примыкают к победителям. Если бы Шейн потерпел поражение, хотя бы небольшое, его войско не росло бы так быстро. А ваши люди?.. — Она не закончила вопрос, но Ардерик понял и так:
— Выздоравливают слишком медленно. Иначе я бы уже бросил на вылазку всех до единого. Мы бы изрубили и сожгли этот клятый камнемёт! А потом выманили бы камнеедов с заставы и проредили их огородец раньше, чем успело бы подойти подкрепление. Следующей ночью атаковали бы другую заставу… да они бы крутились, как змеи на жаровне, соображая, где получат в следующий раз! Мы бы здорово подпалили им задницы и, ручаюсь, успели бы улизнуть раньше, чем они бы поняли, что к чему! Эх, будь со мной мои парни… — он зло ударил кулаком по каменному зубцу.
— Что бы ни случилось, я рада, что нахожусь под защитой имперских клинков, — мягко проговорила Элеонора. — Пусть даже… Даже если мы проиграем, я останусь имперской подданной, а не женой изменника. Это греет мне сердце.
— Ещё не поздно послать за подкреплением, — также смягчился Ардерик. — Пусть у вас не осталось столичных голубей, но местных-то полно. Из Лиама или любого другого городка вести передадут так быстро, как смогут, и имперские войска…
— Повременим, — улыбнулась Элеонора. — Впрочем, если вы считаете, что надежды нет…
— Мы испробовали ещё не все пути. Но я не могу требовать от вас той стойкости, что воины воспитывают в себе годами.
— Мой отец, маркграф Таллард, отдал написанию оружейных трактатов слишком много лет, чтобы его недостойные дети не впитали частицу мужества древних воителей. Я ничего не боюсь. Попытаемся спасти замок, Ардерик, и пусть это будет наша победа и ничья больше.
— Она так сказала, будто это будет победа не для Империи, а для нас двоих, — усмехнулся Ардерик, пересказывая разговор Верену. С битвы на пустоши они почти не расставались. Верен бдительно следил, как бы сотник снова не впал в отчаяние и не совершил что-нибудь необдуманное, а Ардерик принимал его компанию как само собой разумеющееся. Такко был поручен начальнику замковой стражи сразу же, как стало известно о надобности стеречь нижние этажи, и они всё чаще коротали дни и ночи вдвоём.
— Если баронский брат наберёт новых воинов, он точно решит атаковать замок, — задумчиво проговорил Верен. — Едва ли он шёл сюда за тем, чтобы торчать под стенами. Что же нам делать?
— Надо было вызвать этого борова на поединок ещё до всего этого и поглядеть, сколько в нём жира! Сейчас не мешался бы под ногами. Впрочем, пустое! Такие трусы, как он, всегда находят, за кем спрятаться, вроде этого бедолаги-конюшего, который теперь изображает начальника стражи. Пришлось бы выпотрошить кучу народа, прежде чем добраться до этого мешка с салом в честном бою. Верен, а ты случаем не свёл знакомства с местными парнями? Может, не все так осторожны, как их барон?
Верен только хмыкнул: знакомиться с местными ему было попросту некогда.
— Надо спросить Такко, — сказал он, подумав. — Он хорошо сходится с людьми. Может, и задружился уже с кем-то.
— Беги тогда найди его, а я пока поразмышляю, что к чему. И не задерживайся — я хочу, чтобы ты дочитал сегодня раздел о построении войск в том трактате. Не кривись! Ты годишься для большего, чем исполнять чужие приказы, а для этого надо уметь читать и держать в руках перо, будь оно проклято…
Первым делом Верен направился на кухню, затем заглянул в столовую, но друга не оказалось ни там, ни там. Самое верное было спросить начальника стражи, но прежде Верен, особо не надеясь, заглянул ещё и к лекарю. Там Такко и нашёлся — натягивающим свою дорогую рубаху, ныне изрядно потрёпанную и заштопанную на боку. Сам лучник выглядел немногим лучше. Верен успел заметить рубец, протянувшийся по правому боку, и мысленно обругал друга: верно, открылся, подставился, как несмышлёный мальчишка, и чудом успел увернуться, пока вражеский клинок не прорубился сквозь рёбра.
— Хромаешь, — бросил Такко, когда Верен приблизился.
— На себя погляди. Управлялся бы с мечом вполовину так ловко, как с ложкой, и рубаху не понадобилось бы зашивать.
Ардерик молчал. Наконец выдохнул, сдавленно хмыкнул и коснулся ножнами плеча Верена.
— Кажется, вместо сотни воинов я приобрёл одного, чья верность стоит тысячи, — горько усмехнулся он. — Встань, Верен из Красильной Заводи! Не так приносят клятвы, но ты же не отстанешь, пока я не опояшу тебя воинским поясом.
— Всё равно всё наперекосяк, — смущённо бормотал Верен, пока Ардерик застёгивал на нём пряжку. Он уже почти стыдился своего порыва. Но из глаз Ардерика как будто бы уходила мертвящая пустота, а значит, всё было не зря. — Лучше уж так, чем никак.
— Если удача всё-таки будет на нашей стороне, весной я приму у тебя присягу как подобает и опояшу тебя достойным клинком, — заверил Ардерик. — Вот только в список внести не смогу — у меня больше нет ни бумаг, ни печати.
— А где они были, эти бумаги? — спросил Верен. — В ларце?
— Да. И я надеюсь, что он сгорел, а не попал в руки этим…
Дорожный мешок Верена лежал здесь же, у спального шкафа. Ардерик молча смотрел, как Верен сноровисто развязывает узлы и достаёт дорожный письменный прибор, кубок, прочие мелочи… Ларец для бумаг лёг в руки знакомой тяжестью. Ардерик щёлкнул замком — внутри всё было на месте. Императорский указ, дорожные грамоты, учётные записи по расходам на строительство укреплений… Будто и не было страшного, унизительного сражения. Будто всё было впереди.
— Я, наверное, в спешке взял всё не то, — бормотал рядом Верен. — Но кто же знал… Если бы… Я бы и шкуру взял, по которой тебя назвали…
— Рассветные силы, Верен! — Ардерик поставил ларец на каминную полку и опустил руку на плечо ученика. — Я в неоплатном долгу перед тобой. Тьма с ней, со шкурой. Если будем живы — получим новые имена, которые прогремят от Ледяного моря до южных рубежей. Я не видел ночи темнее, чем эта, но с таким соратником, как ты, готов поверить в рассвет.
Последние солнечные лучи покинули комнату. Свет за окном медленно густел и меркнул. Тьма заволакивала гобелены, скрывая вытканных воинов, пронзавших друг друга копьями, и падающие крепости. Верен подкинул ещё дров в камин. Краем глаза уловил, что Ардерик скинул плащ, опустился рядом на пол и уставился на огонь. Верен поправил поленья, сел, прислонившись к стене, с наслаждением вытянув ноги и прикрыл глаза. Рану снова дёргало и саднило, под веками плясали языки пламени, пожирающие сосновые брёвна, но вместо щемящей пустоты внутри поднималось тёплое и почти радостное чувство.
Конец первой части
Прода от 22.01.
Прошу прощения за задержку, не уследила за отложкой!
Часть II.
Глава 1. Напрасные разговоры
— Дурацкий обычай! — Барон Тенрик Эслинг выдохнул, расставил в стороны руки и вобрал живот, насколько хватало сил. — Брось, Дарвел. Не сойдётся.
— Да куда она денется, — Дарвел, начальник замковой стражи, стягивал на бароне ремни доспеха, пыхтя сквозь зубы. — Ох и урожайные были годы, не в обиду вам будь сказано! Ничего, сейчас мы эти ремни надставим, и сойдётся. Таков уж обычай: когда война, правитель рядится в броню, даже если сражаться не понадобится.
— И надо же было этой войне случиться в моё время, — вздохнул Эслинг. Он устало присел на стол, пока стражник рылся в куче оружейного добра, и вытер пот со лба.
За минувшую неделю замок преобразился. Его наполнили запах и лязг железа, по коридорам сновали вооружённые чем попало крестьяне, а замковый колокол, ранее звонивший только в праздники, подавал голос каждые три часа, с шести утра до шести вечера. Изменился и Дарвел — невзрачную войлочную рубаху сменила кольчуга с тяжёлыми наплечниками старинной работы, а в глазах поселилась мрачная решимость. Теперь мало кто сказал бы, что начальнику замковой стражи чаще доводилось объезжать лошадей, чем сражаться.
— Сколько лет я держал мир! — продолжил Эслинг. — Терпел, когда Шейн грабил деревни и угонял скот, когда распускал обо мне сплетни, когда… А, да что говорить. Ты и сам всё видел. Может, зря был этот мир?
— Отчего же зря? Я вам вот что скажу, господин Тенрик, и любой из наших повторит: война — дело нехитрое. Махай себе мечом, пока не упадёшь или другого не завалишь, вот и все дела. Вот только где война — там и голод. А вы гляньте, как наши земли расцвели! Сколько шерсти стрижём, сколько молока доим, сколько детей по дворам бегают, и все сыты. Разве это зря?
— Только мир вышел дурной. Ты помнишь Шейна, ему всегда было мало своего. Как вошёл в года, совсем жизни не стало. То его люди моё поле потопчут, то скотину порежут, то лес порубят… Отец только смеялся, мол, крепче береги своё добро… только разве годится против брата идти, да ещё младшего? Когда они уехали, мне столько всего говорили, да я и сам понимал, что добром не кончится, только мог ли я… братоубийцей прослыть…
— Всё верно сделали, господин Тенрик, — Дарвел нашёл нужные ремни и теперь орудовал толстой кожевенной иглой, чтобы закрепить их на баронских доспехах. — Жить надо по совести.
— Так и Шейн по совести живёт. Слыхал же, как складно у него выходит про честь и гордость, что, мол, позор для Севера быть под Империей…
— Позор — это свои же деревни разорять и головы своим рубить, — твёрдо возразил Дарвел. — Я вам так скажу: пока господин Шейн стоит под стенами, мы с ним нянчиться не будем. Но если предложит мир — не будет позора в том, чтобы его принять. Решать вам, ясное дело, я-то говорю, как люди думают. Южане вам, конечно, по-другому скажут, только им весной хлеб не сеять, скот не стричь и детей не кормить. Повернитесь-ка!..
— Поговорил с тобой, и стало легче, — криво усмехнулся Эслинг. — А то у меня нынче все мысли о том, что целых сто лет на Севере был какой-никакой мир, а я, выходит, его не удержал, да ещё и с родным братом в раздоре оказался. Не хочется оставлять о себе такую память.
— Вашей вины в том нет, — Дарвел затянул последнюю пряжку и оглядел дело своих рук с удовлетворением. — Ну вот и сошёлся доспех! Дадут боги, и остальное сложится. Держите меч, и пусть не придётся поднимать его против брата!
***
— Как это вообще попало в оружейную? — Элеонора презрительно рассматривала доспех с низким, как у летнего платья, вырезом, женственными выпуклостями в верхней части и богатым декором, который подала ей служанка. — Унесите в кузницу, пусть переплавят на что-то дельное. И дайте ключи, я сама всё найду.
Она прошла по оружейной, касаясь крышек сундуков, и наконец щёлкнула замком. В промасленной тряпице лежали тонкая кольчуга и лёгкий нагрудник с наплечниками — отцовский свадебный подарок. Кто знал, что он пригодится не только для того, чтобы наблюдать за турнирами?
Доспех скрыл соблазнительные изгибы и сделал фигуру более массивной. Элеонора дважды пересекла просторную комнату, чтобы привыкнуть. Невесомое на вид плетение легло на плечи заметной тяжестью.
— Меч, госпожа? — одна из служанок протянула узкий клинок в изящно отделанных ножнах.
Рукоять удобно устроилась в ладони. Элеонора сделала взмах, другой… Нечего было и думать, что она сможет выстоять против опытного воина, но все же выученные в детстве движения дарили стойкую иллюзию силы.
— Подайте кинжал, — она с сожалением отложила клинок. — Меч — мужское оружие.
Перед тем, как покинуть оружейную, Элеонора оглядела себя в большом тусклом зеркале и удовлетворённо кивнула. Кинжал затерялся среди ключей и поясных сумок, а кольчуга едва виднелась в разрезе меховой накидки. Так и должна выглядеть примерная жена, желающая поддержать мужа и свой народ в непростое военное время.
***
На замковой стене пронизывающий северный ветер ощущался особенно сильно. Эслинг, Элеонора и Ардерик прятались от него за зубцом стены, изредка выглядывая, чтобы осмотреть пустошь. Верен стоял поодаль, стараясь не дрожать от холода и не слишком заглядываться на раскрасневшихся от мороза служанок баронессы. С пустоши доносился звон топоров — северяне ещё вчера свалили с десяток молодых сосен и сколачивали большой камнемёт.
Элеонора повела плечами под меховой накидкой, пытаясь не столько согреться, сколько облегчить тяжесть кольчуги. Она и забыла, как давит воинское облачение. С тщательно скрываемой завистью взглянула на Ардерика и Верена — эти двое держались столь уверенно и непринужденно, будто родились в доспехах — и отвернулась, поймав настороженный взгляд мужа. Когда-то ведь и он носил латы без этих позорных длинных ремней и даже сражался на турнире, устроенном в честь их помолвки… Вспомнить бы, с кем он преломлял копьё?.. Тогда ее слишком занимал предстоящий отъезд на Север. Тогда ее устраивало, что Тенрик определённо был рожден для мирных и сытых времён, когда от правителя требовалось понимать в сортах шерсти и уметь ровно провести первую борозду на весеннем поле. Но сейчас этого было недостаточно, совершенно недостаточно.
— Вчера на пустоши было десять костров, а сегодня двенадцать, — заметила Элеонора, кутаясь в лисий мех. — Вести о победе Шейна разносятся слишком быстро.
— Откуда они прут? — спросил Ардерик. — Побережье не прокормило бы такую ораву.
— Скорее всего, с восточных земель. Западная часть, что вокруг Лиама, издавна торговала с Империей и знает, кто их кормит, но восток, похоже, последует за любым, кто обещает большие пастбища и дешёвое зерно.
— Если так пойдёт, скоро вокруг замка замкнут кольцо, — сказал Ардерик. — Из этого камнемёта уже можно попытаться разбить внешние стены. Знаете, когда хотят просто пошуметь под стенами, камнемётов не строят и не собирают новые войска.
— И что вы предлагаете? — хмуро спросил Эслинг.
— Спутать их планы! Враги не ждут атаки. Сделаем ночью вылазку, разрушим камнемёт и атакуем заставы напротив ворот. Каждую из них охраняет не больше пяти десятков, а на деле наверняка вдвое меньше, и если выставить против них сотню воинов из замка…
— Сотня — это всё, чем мы располагаем, — качнул головой Эслинг. — Нельзя так рисковать.
Ардерик отвернулся, пробормотав проклятия.
— Они разобьют стены, ворвутся в замок и возьмут нас числом, — раздельно проговорил он, не глядя на барона. — Нельзя медлить. На худой конец, для вылазки хватит и тридцати человек; дождёмся темноты, возьмём огненные стрелы…
— Я не стану подвергать своих людей такой опасности, — тяжело уронил Эслинг. — Шейн только и ждёт, когда мужество изменит нам и мы решимся на необдуманный поступок. Восточные области населены мирными крестьянами. Едва ли войско получит заметное подкрепление. Даже если и получит, главная часть припасов сосредоточена в замке. Мы легко выдержим осаду, тогда как наши противники скоро начнут голодать.
— Они бы начали голодать ещё раньше, не отдай ты им лучшие припасы своими руками, — не сдержалась Элеонора. Барон смерил её хмурым взглядом и повернулся к стражникам, сопровождавшим его.
— Где Дарвел? Сейчас у нас есть дела поважнее — нижние коридоры ещё не все осмотрены. Приятной тебе прогулки, Эйлин, и вам, почтенный. Не отморозьте себе чего-нибудь важного.
Барон удалился в сопровождении стражников, и Ардерик в сердцах плюнул ему вслед.
— Он вообще понимает, что делает? Он погубит замок и всю округу, грёбаный миротворец!
Элеонора медленно кивнула, глядя на пустошь.
— Люди легко примыкают к победителям. Если бы Шейн потерпел поражение, хотя бы небольшое, его войско не росло бы так быстро. А ваши люди?.. — Она не закончила вопрос, но Ардерик понял и так:
— Выздоравливают слишком медленно. Иначе я бы уже бросил на вылазку всех до единого. Мы бы изрубили и сожгли этот клятый камнемёт! А потом выманили бы камнеедов с заставы и проредили их огородец раньше, чем успело бы подойти подкрепление. Следующей ночью атаковали бы другую заставу… да они бы крутились, как змеи на жаровне, соображая, где получат в следующий раз! Мы бы здорово подпалили им задницы и, ручаюсь, успели бы улизнуть раньше, чем они бы поняли, что к чему! Эх, будь со мной мои парни… — он зло ударил кулаком по каменному зубцу.
— Что бы ни случилось, я рада, что нахожусь под защитой имперских клинков, — мягко проговорила Элеонора. — Пусть даже… Даже если мы проиграем, я останусь имперской подданной, а не женой изменника. Это греет мне сердце.
— Ещё не поздно послать за подкреплением, — также смягчился Ардерик. — Пусть у вас не осталось столичных голубей, но местных-то полно. Из Лиама или любого другого городка вести передадут так быстро, как смогут, и имперские войска…
— Повременим, — улыбнулась Элеонора. — Впрочем, если вы считаете, что надежды нет…
— Мы испробовали ещё не все пути. Но я не могу требовать от вас той стойкости, что воины воспитывают в себе годами.
— Мой отец, маркграф Таллард, отдал написанию оружейных трактатов слишком много лет, чтобы его недостойные дети не впитали частицу мужества древних воителей. Я ничего не боюсь. Попытаемся спасти замок, Ардерик, и пусть это будет наша победа и ничья больше.
Прода от 25.01.
***
— Она так сказала, будто это будет победа не для Империи, а для нас двоих, — усмехнулся Ардерик, пересказывая разговор Верену. С битвы на пустоши они почти не расставались. Верен бдительно следил, как бы сотник снова не впал в отчаяние и не совершил что-нибудь необдуманное, а Ардерик принимал его компанию как само собой разумеющееся. Такко был поручен начальнику замковой стражи сразу же, как стало известно о надобности стеречь нижние этажи, и они всё чаще коротали дни и ночи вдвоём.
— Если баронский брат наберёт новых воинов, он точно решит атаковать замок, — задумчиво проговорил Верен. — Едва ли он шёл сюда за тем, чтобы торчать под стенами. Что же нам делать?
— Надо было вызвать этого борова на поединок ещё до всего этого и поглядеть, сколько в нём жира! Сейчас не мешался бы под ногами. Впрочем, пустое! Такие трусы, как он, всегда находят, за кем спрятаться, вроде этого бедолаги-конюшего, который теперь изображает начальника стражи. Пришлось бы выпотрошить кучу народа, прежде чем добраться до этого мешка с салом в честном бою. Верен, а ты случаем не свёл знакомства с местными парнями? Может, не все так осторожны, как их барон?
Верен только хмыкнул: знакомиться с местными ему было попросту некогда.
— Надо спросить Такко, — сказал он, подумав. — Он хорошо сходится с людьми. Может, и задружился уже с кем-то.
— Беги тогда найди его, а я пока поразмышляю, что к чему. И не задерживайся — я хочу, чтобы ты дочитал сегодня раздел о построении войск в том трактате. Не кривись! Ты годишься для большего, чем исполнять чужие приказы, а для этого надо уметь читать и держать в руках перо, будь оно проклято…
Первым делом Верен направился на кухню, затем заглянул в столовую, но друга не оказалось ни там, ни там. Самое верное было спросить начальника стражи, но прежде Верен, особо не надеясь, заглянул ещё и к лекарю. Там Такко и нашёлся — натягивающим свою дорогую рубаху, ныне изрядно потрёпанную и заштопанную на боку. Сам лучник выглядел немногим лучше. Верен успел заметить рубец, протянувшийся по правому боку, и мысленно обругал друга: верно, открылся, подставился, как несмышлёный мальчишка, и чудом успел увернуться, пока вражеский клинок не прорубился сквозь рёбра.
— Хромаешь, — бросил Такко, когда Верен приблизился.
— На себя погляди. Управлялся бы с мечом вполовину так ловко, как с ложкой, и рубаху не понадобилось бы зашивать.
