Часть 1. В застенках
Глава 1, в которой мы знакомимся с тюремным лекарем Мартом, стратегом Варрионом и их пленником
Март Гернгр, тюремный лекарь лаконского стратега, был доволен собой. Шёл пятый день изматывающей, безжалостной пытки, а пленник всё ещё жил.
Воздух в подземелье крепости дрожал от жара очага и разгорячённых человеческих тел. Стратег Варрион сам занимался чужеземным лазутчиком. Плеть, туго сплетённая из плотных кожаных лент, оставляла на обнажённом теле рваные полосы, исходившие кровавыми потёками. Как зачарованный, Март любовался текучими узорами, ветвящимися, преображающимися…
В углу, подальше от пылающего очага, священнослужитель сильным певучим голосом читал древние гимны. В Лаконике чтили богов и всегда призывали их в свидетели справедливости наказания.
— И придёт он с Запада, и не будет ни человеком, ни чудовищем, и воцарится мир во всём мире…
Из-под плети брызнула кровь, и стратег прервался, чтобы утереться. Ему было жарко, он скинул рубаху, и, когда Март прикрывал глаза, ресницы дробили и без того слабый свет, и ему мерещилось, что пленник и мучитель меняются местами. Не чудовища, но и не люди. Два мускулистых, сильных, гибких тела, блестящие от пота, измазанные кровью — привычная для тюремного лекаря картина. Привычная, но не потерявшая своей притягательности. Служившая лучшим доказательством тому, что вечному миру, о котором толковал жрец, — не бывать.
Пленника сняли с дыбы, положили тут же, на пол, на расстеленное тряпьё, и Март захлопотал вокруг него. Искусно вправил вывернутые суставы, промыл и смазал раны, не пропустив ни одной самой маленькой ссадины. Вынул из сумки бутыль, в которой плескалась тягучая розовая жидкость, и вопросительно посмотрел на стратега. Тот покачал головой. Март спрятал бутыль, достал небольшой пузырёк и, разжав пленнику губы, стал вливать по капле живительной настойки между ровных, как по нитке посаженных зубов.
От резкого запаха настойки у Марта закружилась голова. Поморщились даже стоявший поодаль стратег и стражники, вполголоса болтавшие у входа. Пленник вздрогнул и открыл глаза. Упёрся взглядом в низкий каменный потолок и едва слышно вздохнул, будто надеялся, что в этот раз сознание вернётся к нему в более приятном месте. Бесчисленные факелы, при свете которых здесь мучили бесчисленное количество людей, оставили на потолке толстый слой жирной копоти, и пленник разглядывал эту непроницаемую черноту, будто пытаясь увидеть в ней знак своей участи.
Март пощупал пульс и остался доволен. Сердце билось слабо, но ровно и размеренно. Он кивнул стратегу, одновременно показав двумя пальцами жест, который во всех землях и во все времена означает «поменьше».
Пленник бросил на приблизившегося военачальника равнодушный взгляд и уже через мгновение забился на каменном полу с глухими стонами. Март снова уселся у стены и стал терпеливо ждать. Дело лекаря — исцелять боль. Дело воина — причинять.
Пока стратег работал, лекарь любовно перебирал пузырьки, бутылки и порошки в своей сумке. Настой маревника изгоняет всякую заразу даже из застарелых и воспалившихся ран. Этим настоем Март не раз спасал узников, метавшихся в жару из-за невычищенных должным образом кандалов. Вытяжка иберийского корня отвратительна на запах и вкус, зато возвращает в сознание после многочасовых мук. Не подвела и на этот раз. А вот драгоценный порошок листьев кабелы, на основе которого делают мазь для ожогов. Март извёл на своего последнего подопечного почти весь запас, и теперь, глядя, как тот бьётся под беспощадными руками стратега, гордился плодами своего труда. Следы от плетей и калёного железа затягивались быстро, и пальцы мучителя не увязали в гнусных гнойниках, а скользили по свежим розовым шрамам. Когда стратег закончит, Март применит свою главную гордость — воду, настоянную на лепестках орзорумской розовой герберы. Она снимает боль. Быстро и полностью.
Готовил лекарь и другие настойки: едкие, от которых тело жгло как огнём. Эти средства не требовали ни таланта, ни особых стараний, зато их особенно любил Варрион. Вот и сейчас стратег сжимал в окровавленной руке флакон, из узкого горлышка которого на свежие раны неохотно падали жгучие капли. Март диву давался стойкости пленника: давно пора было запросить пощады, а тот всё молчал. Что ж, тем интереснее.
Пленник последний раз дёрнулся и затих. Стратег вытер со лба пот и махнул Марту. Лекарь поманил стражников, те в четыре руки подняли пленника и переложили на каменное ложе. Третий стражник уже спешил с ведром горячей воды и чистыми тряпками.
В иных темницах люди томились в грязи и собственных нечистотах, постепенно тупея от боли и отвращения. Март повидал немало таких. И не понимал, какой смысл мучить животное, охваченное первобытным ужасом, визжащее и на глазах теряющее достоинство.
Влажным тёплым полотенцем убрали кровь, и лекарь принялся за работу. Зашил рваные полосы, оставленные плетью — переусердствовал Варрион, так и уморить пленника недолго! — смазал кровоподтёки и промыл раны розовым настоем, снимающим боль. Стражники, попеременно поднимая бесчувственное тело, натянули на него одежду, аккуратно завязали узорчатый пояс и тесьму на рукавах.
Пленник очнётся в верхней камере, откуда видно безбрежное море.
А затем вернётся в кромешный ад подземелья.
Снова, снова и снова.
Глава 2, в которой лекаря лишают заслуженного отдыха
Стражники говорили, его взяли прямо под стенами крепости. Тут же, в крошечной бухте, отыскалась и лодка, а в ней — три свёрнутых плаща, нехитрая рыболовная снасть, кой-какая еда и длинный боевой лук с двумя полными колчанами.
Ясное дело, лазутчики. Взяться им было неоткуда, кроме как из Силлиона — богатой страны, что лежала в двух неделях морского пути от Лаконики. В этом небольшом, но богатом государстве лаконцев ненавидели всей душой: те промышляли грабежами судов, что ходили между Силлионом и Орзорумским халифатом, и почти полностью уничтожили торговлю между этими государствами. Купцы, скрепя сердце, нанимали охранников на свои неторопливые корабли, но невредимым мимо Лаконики не прошёл никто. Крепость давала приют беглым преступникам, воинам-одиночкам, несостоятельным должникам, всем, кто нажил себе неприятностей на материке, и сражались они отчаянно и беспощадно. На силлионских базарах так и не увидели шёлковых тканей и южных пряностей. Лаконцы безраздельно владели заливом, и редко кто дерзал нарушить покой обитателей крепости — до появления лодки с разведчиками.
Компания, что пришла на том судёнышке, была, прямо сказать, странной. Один — совсем молодой парнишка-силлионец, смуглый, с глазами, как спелые маслины. Бедняга явно не ожидал такого поворота дел. Второй — рослый старик с белыми волосами, глазами цвета неба и лицом, иссеченным шрамами. Как оказалось — северянин-веринг. Посмотреть на него ходила вся крепость: веринги отродясь не заходили дальше северных портов Империи, где торговали красной рыбой и мехами, и в южных морях их не встречали. И этот, третий — одет как северянин, но после недолгих раздумий в нём опознали аранта, уроженца далёкого западного острова, где обитал древний и необщительный народ. Что заставило их вместе искать гибели у лаконских берегов?..
Стратег наскоро допросил разведчиков вместе и по отдельности, затем отправил в камеру старика и мальчишку и взялся за аранта так, будто тот хранил по меньшей мере государственную тайну. Пленника поднимали на дыбе, секли плетьми и кнутом, жгли железом, рвали кожу и втирали соль с едкими настойками, и всякий раз, когда его голова бессильно падала вниз, рядом оказывался заботливый Март. Лекарь не знал и не хотел знать, чего добивается стратег, но невольно поражался стойкости пленника. Рано или поздно и он сломается, это было очевидно, но Март старался оттянуть этот момент.
Ещё стражники поведали, что пришлые воины оказались неплохими фехтовальщиками. Настолько неплохими, что держались втроём против пятнадцати лаконцев около четверти часа. Затем на стену вышел сам стратег Варрион, и всё было кончено. Старика и мальчишку повязали сразу. Арант какое-то время бился со стратегом один на один, но когда рука, державшая меч, начала предательски дрожать, сам опустил драгоценное оружие и отдал противнику.
Вот только стратега это не смягчило.
Март сам не видел меча, но стражники рассказали, что клинок дивно красив. Длинный, тонкий, гибкий — под стать пленнику, — и словно бы вызолоченный от перекрестия до острия. На золотистом лезвии — ни единой зазубрины, будто им вовсе не сражались. Не было ни клейма оружейника, никаких надписей и узоров. Только на навершии рукояти сплетались две когтистые лапы.
Говорят, в старые времена великие мастера не клеймили клинки, так как всякий и без того узнавал их работу. А ещё говорят, что Аранский остров — это одна большая лавка древностей. Неудивительно, что там мог сохраниться невиданный солнечный меч. Может, там даже и имя мастера помнят. Странный народ эти аранты, живущие прошлым, почти забытые остальным миром...
Варрион аж затрясся, увидев клинок. Запер его в своей оружейной, а ночью метался во сне, пока не положил меч рядом с постелью. Март, готовивший в ту ночь стратегу сонный напиток, понял из его сбивчивых слов только то, что Варрион где-то слышал об этом мече и теперь надеялся взять с его владельца не то выкуп, не то ценные сведения, не то ещё что-то. Впрочем, пленник не спешил ни откупаться, ни говорить.
Поначалу Март подивился, как ценное оружие досталось безусому юнцу. Позже, разглядев пленника, понял, что тот давно перешагнул двадцатилетний рубеж, а юношеская гибкость и гладкость кожи объясняются не возрастом, а племенной особенностью. Одежда из тонкого полотна, телосложение и манера держаться выдавали потомка знатного рода. Верно, молодой воин надеялся, что оружие из отцовских кладовых принесёт ему удачу в бою. Что ж, теперь узнает, что удача ходит рука об руку с осторожностью и мастерством, а жизнь воина — это не только почести и ласки красивых девчонок. И что честь владеть древним мечом порой дорого обходится его владельцу.
Едва лазутчик успевал чуть оправиться от пыток, как его снова тащили в подземелье. И вот, к концу подходила первая неделя заточения, а арант — стараниями Марта — всё ещё жил.
Лекарь устало потянулся. Пленника унесли, и можно было насладиться заслуженным отдыхом.
— Пусть два дня полежит, — сказал он на прощание стратегу.
— Многовато, — насупился Варрион.
— Один день. До послезавтра. Меньше нельзя.
Стратег мрачно кивнул. Март собрал сумку, аккуратно разложил снадобья и инструменты по местам, огляделся, не забыл ли чего, и по узкой каменной лестнице вышел наверх.
С высокого утёса, к которому лепилась крепость, открывалось бесконечное море и россыпь островов. Март с наслаждением вдохнул свежий просоленный воздух. Снизу донёсся острый аромат мясных лепёшек, смешанных с терпким запахом благовоний, курящихся в святилище. Ну и провозился он сегодня! Солнце клонится к закату, на крепостной кухне готовят ужин, а он, Март, ещё не обедал. Он подхватил сумку и широко зашагал к источнику дразнящего запаха.
Тюремный лекарь успел воздать должное лаконской кухне и как раз раскуривал трубку, когда за ним пришёл один из стражников. Он сообщил, что аранта велели снова привести в подземелье, и хорошо бы лекарю приглядеть. Март рванул бегом, вытряхнув тлеющий табак прямо на каменный пол и мысленно осыпая стратега проклятиями.
Упрямец Варрион уморит пленника, а виноватым окажется Март. И вся его искусная работа пойдёт прахом.
Глава 3, в которой стратег Варрион портит всё дело
После вечерней уличной прохлады в подземелье казалось особенно жарко и душно. В очаге снова пылали дрова, и Март поморщился. На горных склонах шла настоящая охота за сухостоем и плавником, а стратегу вздумалось за один вечер извести драгоценные запасы ради калёного железа. Растянул бы парня на дыбе, раз не терпелось, и хватит.
Пленник стоял на коленях спиной к стене. Его руки были вывернуты в плечах и привязаны к вбитому в стену кольцу, голова опустилась на грудь. Март оглядел его сбоку и заметил на щеках и подбородке тёмные потёки. Понятное дело, стратег решил почесать о пленника кулаки, и теперь придётся ставить примочки от синяков. Грудь и плечи лазутчика снова покрывали свежие рубцы. Рядом валялась плеть, от ременных хвостов которой по запылённому полу тянулись кровавые мазки.
Стратег возился у огня, и лекарь не сразу сообразил, что он там делает. И только когда Варрион повернулся к нему, держа в руках небольшой ковшик, понял, что военачальник плавил олово.
Этого Март стерпеть не мог. Кинулся к стратегу, встал между ним и пленником и зашептал:
— Его нельзя сегодня трогать! Вы всё испортите! Разве можно так?
Стратег пробормотал что-то о лекарском отродье и его матери, но Март не сдавался:
— Завтра можно. Но не оловом. Он умрёт, и не я буду в этом виноват! Лучше потерпите два дня. Возьмите северянина, он всё равно старый. Этот продержится ещё долго, я обещаю, только не трогайте его сегодня! Через два дня, хорошо?
Март весь кипел, глядя на кровавые полосы на груди пленника, пересекавшие едва затянувшиеся утренние раны, схваченные аккуратными швами. Всё шло так гладко! И надо же было этому дуралею Варриону всё испортить!
Если пытать человека каждый день, он мало того что долго не протянет, так ещё и отупеет и перестанет ощущать боль. Март хорошо понимал удовольствие, какое испытывает мучитель, терзая свою жертву. Но ему приносило куда большее удовлетворение иное. Смотреть, как кожу подёргивает предательской дрожью. Как по горлу прокатывается комок, как пленник невольно подаётся назад, завидев раскалённые клещи. И как он до крови кусает губы, напрасно пытаясь заставить своё доселе послушное тело достойно терпеть боль. Вот это власть! Власть низвести здорового и сильного человека до состояния животного и вернуть его обратно. Много, много раз.
Этот пленник был крепок телом и духом. Он сносил издевательства стратега без малейшего сопротивления, не выразив протеста ни словом, ни жестом. Стражникам ни разу не пришлось применить силу, привязывая, растягивая, переворачивая, ставя на колени… При этом пленник умудрялся держаться с редким достоинством. Он смотрел на терзавшего его стратега равнодушно, почти надменно, и с его губ не сходил презрительный изгиб. С такими лекарю было интересно. Дни шли, а лазутчик не терял человеческий облик.
Пока Март ему позволял.
Стратег угрюмо взглянул на лекаря и поставил ковшик обратно к огню.
— Ладно, — буркнул он. — Пошлю за стариком. А этот пусть смотрит. Может, станет сговорчивее. Ты иди отсыпайся. Иди, иди!
Март ушёл, мысленно осыпая стратега уже не ругательствами, а похвалами. И правда, как это он сам не додумался? Когда за пленником приходят, старый веринг волком бросается на стражников, и его со смехом оттесняют копьями. Роднёй они быть никак не могут… впрочем, поди пойми, какие отношения в этой троице. Арант, веринг и силлионец — слыханное ли дело?..
…Видно, сытный ужин затмил тюремному лекарю разум, раз он не подметил, какими голодными и нетерпеливыми глазами глядел стратег. Ночью он проснулся оттого, что его трясли за плечо, и по сонному оцепенению сразу понял, что разбудили его в самом начале ночи.
