– Ну ладно, я пошла, – подмигивая с блаженной улыбкой на губах, – вы тут и без меня справитесь, я вижу.
Сначала он долго не мог найти чайник, который оказался в нижнем шкафу, а когда нашёл, то долго не мог включить индукционную плиту, пока на кухню не вбежала Аннабелла, покрутив указательным пальцем у виска, нажала на кнопку со значком ключика, плита мгновенно раскалилась огненным кругом.
– Ты что, с луны свалился, – кричала она ему из детской комнаты, – первый раз видишь плиту и чайник?
– Ну чайник, может, я вижу и не в первый раз, но плита у меня всегда была газовая, – орал он с кухни. Наконец была найдена и ромашка, правда, опять не без помощи Аннабеллы, повторно залетевшей на кухню, которая оказалась теперь в верхнем шкафу. Наконец, кое как справившись, Карен вошёл в столовую, обжигаясь, неся в руках пиалу с душистым отваром, на диване сидела Аннабелла с ребёнком, который увлечённо играл с её серёжкой конго, дёргая во все стороны.
– Как её звать? – почему-то шёпотом спросил он.
– Белла.
– Странные у вас имена – Белла и Аннабелла, – так же шёпотом.
– Это у тебя странное имя, а у нас они нормальные.
– Да и у меня оно неплохое, крёстный был армянин, он и назвал меня так.
Неожиданно ребёнок повернулся и посмотрел на него своими усталыми глазами цвета бирюзы.
– Возьми, это тебе, – сказала девочка, протягивая ему стеклянный шарик, который держала в левой руке.
– Спасибо, – механически забирая его.
– Я поражена, – удивлённо делая глазами, сказала Аннабелла, – первый раз вижу такое, она дарит шарик, обычно она не расстаётся с ним никогда. Береги его, он тебе принесёт счастье.
– Мне бы больше хотелось, чтобы я понравился её маме.
– Не болтай глупости, пойдём, уложим её спать, она устала сегодня.
– Можно, я ей расскажу сказку?
– Попробуй, она не сводит с тебя глаз.
– Жил-был один прекрасный принц, и пришло ему время влюбиться. Оседлал он своего ретивого коня с белой звёздочкой на лбу, сел на него и стал искать своё счастье по всему белу свету, путешествуя из одного королевства в другое. Дорога была долгой и опасной. Четыре раза на него нападали разбойники в лесу, он один отбивался от них. Чёрные ведьмы кружились у него над головой, выкрикивая проклятия. Болотные красавицы Кикиморы хватали за ноги его коня, пытаясь затащить в болота. Тёмные эльфы сбивали его с пути, пытаясь затащить в сырое подземелье. После всех своих злоключений и невзгод он вышел наконец из мрачного леса и увидел в горах красивый замок, где жила не прекрасная принцесса, а простая девушка, хоть и носила на голове корону. Она не теряла своих туфелек, не ела отправленных яблок и не спала в гробах, а хорошо училась в школе и была круглая отличница. А ещё она умела прекрасно готовить рагу из яблок и овощей, потому что она была очень добрая и не любила, когда убивали животных. Вот именно за это и полюбил её прекрасный принц. Он женился на ней, сыграли они скромную свадьбу, и все были рады вокруг, особенно конь, которому серьёзно надоело таскать принца у себя в седле по горам и лесам…
После того как ребёнок заснул, они долго сидели у кроватки, вспоминая разные истории из детства, пока не убедились, что она крепко спит. Они вместе возвратились в зал, Аннабелла предложила выпить ещё по чашечке кофе. Пока она громыхала посудой на кухне, его внимание привлёк сонник, который почему-то лежал на полу около дивана с закладкой на одной из страниц. Он раскрыл его и прочёл следующее: «Если вам приснилось убаюкивание ребёнка, то это избавление – событие, с которым каждый из нас сталкивается на том или ином жизненном этапе. Независимо от того, идет ли речь о семейной жизни, работе или планете Земля, иногда наилучшим выходом из какой-либо ситуации является простой уход от неё».
– А знаешь, Аннабелла, я не верю сонникам, а тем более снам, потому что я их никогда не вижу.
– Если я щас тебе расскажу, что я видела прошлой ночью, ты здесь ляжешь.
– Расскажи, и я прилягу на этот диван, на пол, на кровать, куда угодно, но только с тобой, ты только скажи.
– Объясни мне лучше, как ты до такой жизни докатился?
– В смысле? Не понял, о чём ты?
– По проституткам ходишь, у тебя есть жена, дети?
– Когда-то была у меня семья, щас нет.
– Ты изменял своей жене, и она тебя выгнала из дома.
– Как ты узнала? – с деланным удивлением. – А впрочем, что тут скрывать, так и было. Я полюбил её подругу, и она узнала об этом. Мы разошлись, я пожил немного с ней, и она ушла к другому, банальная история, каких тысячи.
– И это всё.
– Нет, не всё. Видеть, держать в руках Изабеллу, её смех, голос для меня стал смыслом всей жизни, и потерять это всё в один весенний день было больно вдвойне – ни семьи, ни любви, – сокрушённо мотая головой. – Без неё я меня потерял и не знаю, смогу ли теперь возвратиться к себе, в чьих объятиях я найду долгожданный душевный покой. И что самое печальное, всё это я понял, только когда мы расстались, на своей шкуре ощутил, насколько она была мне дорога. Я и щас пытаюсь её позабыть в продажных ласках женщин чужих, в вине, в работе. Нет, нет, конечно, я себя не оправдываю, меня очень трудно понять, как это так получилось – изменять супруге с её лучшей подругой. Единственное, что я могу сказать себе в оправдание, многое я тогда не понимал, стечение обстоятельств, и любовь как сильный разряд электричества, бьёт беспощадно, не спастись никому.
– У меня немного проще, – задумчиво отпивая долгий глоток горького кофе, начала Аннабелла, – я долго терпела измену, но побои – это было уже выше моих сил, я забрала ребёнка и просто ушла, громко хлопнув дверь на прощание. Сначала приют для битых женщин, потом назад к родителям.
– Представляю, как ты меня щас ненавидишь, – глядя на неё с состраданием.
– Я с детства мечтала выйти замуж за хорошего, доброго человека, – не обращая внимания на его слова, – засыпала и видела во сне – мечту, уползающую в крысиную нору, слышала биение его сердца, шёпот шелеста опавших листьев по дороге, которой он шёл, я кричала серым облакам, чтобы они замолчали, они смеялись мне в ответ. И когда это случилось, мне показалось, что я самый счастливый человек в этом мире, по крайней мере, я верила в это. Однако люди разные, и никому не известно – кто и как себя поведёт потом, в той или иной ситуации, а насчёт ненавидеть, уже прошло, перегорело в душе, осталась только зола от всего этого и одно желание – жить и жить свободно. Когда мы расстались, я, как в детстве когда-то, надолго уходила из дома, оставив ребёнка на мать, долго бродила по улицам, разговаривала с деревьями, советовала птицам лететь на север, потому что на юге им будет жарко. Люди смотрели и смеялись надо мной, думали, что я тронутая или пьяна. Мне стало страшно, я начала бояться людей, сторониться их и заболела. Родители нашли хорошего психиатра, он стал меня лечить таблетками, от которых меня рвало и всю трясло. Я стала слышать ритмы африканских танцев с Гвинеи и плясала дома до изнеможения, по ночам в одной рубашке искала новую планету среди звёзд, чтобы назвать её твоим именем.
– Моим именем? – с удивлением.
– Да, да, только я не знала тогда, как тебя зовут. Одиночество не страшно, в нём есть сладость свободы, равнодушие к окружающим. Как-то раз, гуляя по улицам, я заметила парочку симпатичных старичков, сидящих на двухсторонней скамейке, она держала его за руку, прислонившись к нему головой. Я подсела сзади и стала слушать, о чём они говорят.
– Ты знаешь, – сказала она, – я скоро умру.
– Даже, не мечтай, – возразил он сердито, – только после меня.
Она хихикнула по-старушечьи в ответ и сказала, прижавшись к нему:
– Ладно, ладно, не шуми, мы вместе уйдём, только я первая.
– Опять ты за старое, – строго.
– Ну посуди сам, ты же любишь ромашковый чай по вечерам с булочкой. Надо будет чайник вскипятить, булочек испечь, приготовить всё к твоему приходу.
– О! Неисправимая старушка, ты и там меня булочками собираешься кормить, – со смехом.
– А ты, ворчливый старик, вечно недовольный.
И тогда я поняла, чтобы выглядеть бодро, чтобы искрились зрачки, быть весёлой чудачкой и нести чепуху невпопад – нужны напротив глаза любящего тебе человека. Пока существует планета Земля и люди на ней, всегда будет любовь и измена, неожиданные встречи, прощания, будет тот, кто ждёт тебя, и тот, кого ты ищешь, и ещё не известно, найдёшь ли его в этой жизни.
– Ты знаешь, у меня чертовски разболелась башка от всего этого, у тебя нет каких-нибудь таблеток глотнуть?
– Нет, стараюсь не употреблять, приляг лучше на диван, положи голову мне на колени, я умею делать неплохой точечный массаж в области лба и затылка.
Он устало кивнул головой, сделал, как она сказала, лёг, по-детски уткнулся носом ей в живот и почувствовал, как от неё исходит нежный запах лаванды и молока, так когда-то очень давно пахла его мать, и этот аромат навсегда остался у него в глубине его памяти, что-то светлое, родное между аккуратно сложенными воспоминаниями на бесчисленных полках подсознания, где-то между отцовским ремнём и ласками матери, которых было так мало в его жизни. Её пальцы нежно скользили между его непокорных волос, успокаивая его сознание до нездорового дурмана, убедительно толкая в объятия навязчивого сна. Ему ещё никогда не было так хорошо, как сейчас, в руках этой непонятной женщины с ребёнком, с которой он познакомился несколько часов назад на мосте, подарил ей почти тысячу евро и почему-то сейчас счастливо засыпает у неё на коленях.
Утром его разбудил шум на кухне и звон разбитого стекла с сопровождающимися ругательствами, он подумал на счастье и повернулся набок, уткнувшись носом в спинку дивана. Вскоре кто-то стал тормошить его за плечо, сквозь туман ресниц он увидел старую женщину с необыкновенно морщинистым лицом, которая будила его.
– Где Аннабелла? – спросил он её.
– Вставайте месье, просыпайтесь, здесь нет никакой Аннабеллы, да и вообще, что вы тут делаете, в это время.
– А вы?
– Я пришла убирать здесь после вас, уже почти без четверти десять, вам пора, уходите.
Стеклянный шар, как и прежде, продолжал катиться по дубовой стойке бара, всё так же раздражая посетителей своим резонирующим звуком, пока случайно не залетел на одну из многочисленных неровностей видавшего виды дерева, заставившей его подпрыгнуть и с грохотом упасть на пол, покатиться, подпрыгивая, вдоль по залу. Вспомнив слова Аннабеллы о счастье, которое он приносит, Карен лениво поднялся и пошёл его подымать. Шарик же, словно обрадовавшись свободе, обезумевший от счастья, нёсся метеоритом между рядами ровно уложенной плитки, блеснул своим глянцевым боком на прощание и всё же остановился перевести дух у ножки стола, возле чьих-то босоножек, сделанных из разных цветных кусков кожи, элегантно перетянутых на лодыжке с пальцем Мортона.
Сначала он долго не мог найти чайник, который оказался в нижнем шкафу, а когда нашёл, то долго не мог включить индукционную плиту, пока на кухню не вбежала Аннабелла, покрутив указательным пальцем у виска, нажала на кнопку со значком ключика, плита мгновенно раскалилась огненным кругом.
– Ты что, с луны свалился, – кричала она ему из детской комнаты, – первый раз видишь плиту и чайник?
– Ну чайник, может, я вижу и не в первый раз, но плита у меня всегда была газовая, – орал он с кухни. Наконец была найдена и ромашка, правда, опять не без помощи Аннабеллы, повторно залетевшей на кухню, которая оказалась теперь в верхнем шкафу. Наконец, кое как справившись, Карен вошёл в столовую, обжигаясь, неся в руках пиалу с душистым отваром, на диване сидела Аннабелла с ребёнком, который увлечённо играл с её серёжкой конго, дёргая во все стороны.
– Как её звать? – почему-то шёпотом спросил он.
– Белла.
– Странные у вас имена – Белла и Аннабелла, – так же шёпотом.
– Это у тебя странное имя, а у нас они нормальные.
– Да и у меня оно неплохое, крёстный был армянин, он и назвал меня так.
Неожиданно ребёнок повернулся и посмотрел на него своими усталыми глазами цвета бирюзы.
– Возьми, это тебе, – сказала девочка, протягивая ему стеклянный шарик, который держала в левой руке.
– Спасибо, – механически забирая его.
– Я поражена, – удивлённо делая глазами, сказала Аннабелла, – первый раз вижу такое, она дарит шарик, обычно она не расстаётся с ним никогда. Береги его, он тебе принесёт счастье.
– Мне бы больше хотелось, чтобы я понравился её маме.
– Не болтай глупости, пойдём, уложим её спать, она устала сегодня.
– Можно, я ей расскажу сказку?
– Попробуй, она не сводит с тебя глаз.
– Жил-был один прекрасный принц, и пришло ему время влюбиться. Оседлал он своего ретивого коня с белой звёздочкой на лбу, сел на него и стал искать своё счастье по всему белу свету, путешествуя из одного королевства в другое. Дорога была долгой и опасной. Четыре раза на него нападали разбойники в лесу, он один отбивался от них. Чёрные ведьмы кружились у него над головой, выкрикивая проклятия. Болотные красавицы Кикиморы хватали за ноги его коня, пытаясь затащить в болота. Тёмные эльфы сбивали его с пути, пытаясь затащить в сырое подземелье. После всех своих злоключений и невзгод он вышел наконец из мрачного леса и увидел в горах красивый замок, где жила не прекрасная принцесса, а простая девушка, хоть и носила на голове корону. Она не теряла своих туфелек, не ела отправленных яблок и не спала в гробах, а хорошо училась в школе и была круглая отличница. А ещё она умела прекрасно готовить рагу из яблок и овощей, потому что она была очень добрая и не любила, когда убивали животных. Вот именно за это и полюбил её прекрасный принц. Он женился на ней, сыграли они скромную свадьбу, и все были рады вокруг, особенно конь, которому серьёзно надоело таскать принца у себя в седле по горам и лесам…
После того как ребёнок заснул, они долго сидели у кроватки, вспоминая разные истории из детства, пока не убедились, что она крепко спит. Они вместе возвратились в зал, Аннабелла предложила выпить ещё по чашечке кофе. Пока она громыхала посудой на кухне, его внимание привлёк сонник, который почему-то лежал на полу около дивана с закладкой на одной из страниц. Он раскрыл его и прочёл следующее: «Если вам приснилось убаюкивание ребёнка, то это избавление – событие, с которым каждый из нас сталкивается на том или ином жизненном этапе. Независимо от того, идет ли речь о семейной жизни, работе или планете Земля, иногда наилучшим выходом из какой-либо ситуации является простой уход от неё».
– А знаешь, Аннабелла, я не верю сонникам, а тем более снам, потому что я их никогда не вижу.
– Если я щас тебе расскажу, что я видела прошлой ночью, ты здесь ляжешь.
– Расскажи, и я прилягу на этот диван, на пол, на кровать, куда угодно, но только с тобой, ты только скажи.
– Объясни мне лучше, как ты до такой жизни докатился?
– В смысле? Не понял, о чём ты?
– По проституткам ходишь, у тебя есть жена, дети?
– Когда-то была у меня семья, щас нет.
– Ты изменял своей жене, и она тебя выгнала из дома.
– Как ты узнала? – с деланным удивлением. – А впрочем, что тут скрывать, так и было. Я полюбил её подругу, и она узнала об этом. Мы разошлись, я пожил немного с ней, и она ушла к другому, банальная история, каких тысячи.
– И это всё.
– Нет, не всё. Видеть, держать в руках Изабеллу, её смех, голос для меня стал смыслом всей жизни, и потерять это всё в один весенний день было больно вдвойне – ни семьи, ни любви, – сокрушённо мотая головой. – Без неё я меня потерял и не знаю, смогу ли теперь возвратиться к себе, в чьих объятиях я найду долгожданный душевный покой. И что самое печальное, всё это я понял, только когда мы расстались, на своей шкуре ощутил, насколько она была мне дорога. Я и щас пытаюсь её позабыть в продажных ласках женщин чужих, в вине, в работе. Нет, нет, конечно, я себя не оправдываю, меня очень трудно понять, как это так получилось – изменять супруге с её лучшей подругой. Единственное, что я могу сказать себе в оправдание, многое я тогда не понимал, стечение обстоятельств, и любовь как сильный разряд электричества, бьёт беспощадно, не спастись никому.
– У меня немного проще, – задумчиво отпивая долгий глоток горького кофе, начала Аннабелла, – я долго терпела измену, но побои – это было уже выше моих сил, я забрала ребёнка и просто ушла, громко хлопнув дверь на прощание. Сначала приют для битых женщин, потом назад к родителям.
– Представляю, как ты меня щас ненавидишь, – глядя на неё с состраданием.
– Я с детства мечтала выйти замуж за хорошего, доброго человека, – не обращая внимания на его слова, – засыпала и видела во сне – мечту, уползающую в крысиную нору, слышала биение его сердца, шёпот шелеста опавших листьев по дороге, которой он шёл, я кричала серым облакам, чтобы они замолчали, они смеялись мне в ответ. И когда это случилось, мне показалось, что я самый счастливый человек в этом мире, по крайней мере, я верила в это. Однако люди разные, и никому не известно – кто и как себя поведёт потом, в той или иной ситуации, а насчёт ненавидеть, уже прошло, перегорело в душе, осталась только зола от всего этого и одно желание – жить и жить свободно. Когда мы расстались, я, как в детстве когда-то, надолго уходила из дома, оставив ребёнка на мать, долго бродила по улицам, разговаривала с деревьями, советовала птицам лететь на север, потому что на юге им будет жарко. Люди смотрели и смеялись надо мной, думали, что я тронутая или пьяна. Мне стало страшно, я начала бояться людей, сторониться их и заболела. Родители нашли хорошего психиатра, он стал меня лечить таблетками, от которых меня рвало и всю трясло. Я стала слышать ритмы африканских танцев с Гвинеи и плясала дома до изнеможения, по ночам в одной рубашке искала новую планету среди звёзд, чтобы назвать её твоим именем.
– Моим именем? – с удивлением.
– Да, да, только я не знала тогда, как тебя зовут. Одиночество не страшно, в нём есть сладость свободы, равнодушие к окружающим. Как-то раз, гуляя по улицам, я заметила парочку симпатичных старичков, сидящих на двухсторонней скамейке, она держала его за руку, прислонившись к нему головой. Я подсела сзади и стала слушать, о чём они говорят.
– Ты знаешь, – сказала она, – я скоро умру.
– Даже, не мечтай, – возразил он сердито, – только после меня.
Она хихикнула по-старушечьи в ответ и сказала, прижавшись к нему:
– Ладно, ладно, не шуми, мы вместе уйдём, только я первая.
– Опять ты за старое, – строго.
– Ну посуди сам, ты же любишь ромашковый чай по вечерам с булочкой. Надо будет чайник вскипятить, булочек испечь, приготовить всё к твоему приходу.
– О! Неисправимая старушка, ты и там меня булочками собираешься кормить, – со смехом.
– А ты, ворчливый старик, вечно недовольный.
И тогда я поняла, чтобы выглядеть бодро, чтобы искрились зрачки, быть весёлой чудачкой и нести чепуху невпопад – нужны напротив глаза любящего тебе человека. Пока существует планета Земля и люди на ней, всегда будет любовь и измена, неожиданные встречи, прощания, будет тот, кто ждёт тебя, и тот, кого ты ищешь, и ещё не известно, найдёшь ли его в этой жизни.
– Ты знаешь, у меня чертовски разболелась башка от всего этого, у тебя нет каких-нибудь таблеток глотнуть?
– Нет, стараюсь не употреблять, приляг лучше на диван, положи голову мне на колени, я умею делать неплохой точечный массаж в области лба и затылка.
Он устало кивнул головой, сделал, как она сказала, лёг, по-детски уткнулся носом ей в живот и почувствовал, как от неё исходит нежный запах лаванды и молока, так когда-то очень давно пахла его мать, и этот аромат навсегда остался у него в глубине его памяти, что-то светлое, родное между аккуратно сложенными воспоминаниями на бесчисленных полках подсознания, где-то между отцовским ремнём и ласками матери, которых было так мало в его жизни. Её пальцы нежно скользили между его непокорных волос, успокаивая его сознание до нездорового дурмана, убедительно толкая в объятия навязчивого сна. Ему ещё никогда не было так хорошо, как сейчас, в руках этой непонятной женщины с ребёнком, с которой он познакомился несколько часов назад на мосте, подарил ей почти тысячу евро и почему-то сейчас счастливо засыпает у неё на коленях.
Утром его разбудил шум на кухне и звон разбитого стекла с сопровождающимися ругательствами, он подумал на счастье и повернулся набок, уткнувшись носом в спинку дивана. Вскоре кто-то стал тормошить его за плечо, сквозь туман ресниц он увидел старую женщину с необыкновенно морщинистым лицом, которая будила его.
– Где Аннабелла? – спросил он её.
– Вставайте месье, просыпайтесь, здесь нет никакой Аннабеллы, да и вообще, что вы тут делаете, в это время.
– А вы?
– Я пришла убирать здесь после вас, уже почти без четверти десять, вам пора, уходите.
Стеклянный шар, как и прежде, продолжал катиться по дубовой стойке бара, всё так же раздражая посетителей своим резонирующим звуком, пока случайно не залетел на одну из многочисленных неровностей видавшего виды дерева, заставившей его подпрыгнуть и с грохотом упасть на пол, покатиться, подпрыгивая, вдоль по залу. Вспомнив слова Аннабеллы о счастье, которое он приносит, Карен лениво поднялся и пошёл его подымать. Шарик же, словно обрадовавшись свободе, обезумевший от счастья, нёсся метеоритом между рядами ровно уложенной плитки, блеснул своим глянцевым боком на прощание и всё же остановился перевести дух у ножки стола, возле чьих-то босоножек, сделанных из разных цветных кусков кожи, элегантно перетянутых на лодыжке с пальцем Мортона.
