Раньше я думал, что если раскачаться достаточно высоко, то можно сделать солнышко, но Сари сказала, что если раскачаться очень высоко, то улетишь в космос и умрешь, потому что там нет воздуха, и ты не сможешь дышать. Сари уже закончила второй класс. А я только в детском саду. Она говорит, что, когда я перейду во второй класс, я узнаю о космосе и других взрослых вещах. Она говорит, что второй класс — это когда становится действительно интересно.
Сари живет далековато от нас, но я вижусь с ней всегда, когда мама приводит меня в Хилсайд-парк. Хилсайд-парк крутой, потому что олдскульный. Так мой отец говорил. Горки высокие и еще металлические, не как этот современный дешевый пластик, который сейчас повсюду. Отец рассказывал, что он играл в этом парке, когда был ребенком. Когда он приводил меня сюда, он раскачивал меня на качелях по-настоящему высоко. А потом он ушел. Только не в космос.
Теперь в парк меня водит мама. Пока я играю, она разговаривает с друзьями. Все ее друзья мужчины.
Сари всегда уже в парке, когда бы я ни пришел. Ей-то не нужно ждать, пока ее родители приведут сюда. Я не знаю где она живет. Я думаю, что она из бедной семьи, потому что она всегда в одной и той же одежде: шорты, сандалии и сиреневая футболка. На ней нарисованы два заботливых мишки, они идут среди цветов, и написано: “цветочные девочки”. Я не знаю, какие конкретно это мишки, потому что это мультик для девочек, а я мальчик. Но Сари знает так много трюков, что с ней всегда интересно и весело. С тех пор, как мой папа ушел, с ней веселее, чем с кем угодно другим. Когда мы не качаемся на качелях, мы лазим по металлическим столбам наверх, пока не появляется это забавное ощущение между ног, и мы больше не можем сдерживаться, и тогда мы, раскидывая руки и ноги, падаем спиной назад, как мертвые жуки. Потом мы смеемся и лезем обратно. Сари научила меня, как вызывать это забавное ощущение. Это только один из многих крутых трюков, которые она знает.
Иногда с нами играл еще один мальчик. Винсент. Он старше меня, но не старше Сари. Кажется, ему Сари не нравилась. Он всегда говорил мне, что она лгунья. Но он говорил про нее всякое, только когда она не слышала. Мне Винсент нравился куда меньше, чем Сари. Он не такой веселый и не знает столько веселых трюков. Потом он перестал приходить в парк. И мама меня перестала на какое-то время приводить. Казалось, все перестали приходить в Хилсайд-парк, в то время. Кроме полиции. Я думаю, они что-то искали. Но не думаю, что нашли.
Рядом с парком школа. Туда ходят уже совсем взрослые ребята. По-настоящему взрослые. Между парком и школой ряд высоких деревьев. Там живут совы. Можно найти совиные окатыши под деревьями. Совы скатывают кости и шерсть маленьких зверьков, которых едят, мышей и таких малявок. Я знаю про окатыши из большой желтой книге о природе. Иногда мы видим, как взрослые ребята тусуются под деревьями и курят. Когда там эти ребята, мы окатыши не ищем.
С одной стороны парка лес. Иногда взрослые ребята туда ходят. Потому что они взрослые и могут ходить куда угодно. Парень и девушка часто прогуливаются, словно никуда не собираются, просто гуляют и вовсе не пойдут в лес. Никто этого не замечает, кроме меня и Сари. Мы вообще видим много всякого, чего другие не видят. Сари говорит, что она может пойти в лес, если захочет, и я если хочу, пока я с ней, тоже могу пойти. Но мы пока туда не ходили. Сари сказала, что мы пойдем в лес, когда придет время, но пока рано. Я вообще не уверен, что хочу туда, но, если Сари скажет мне идти с ней, я, конечно, пойду, потому что грубо бросить ее одну. Я стараюсь не быть грубым, я стараюсь быть джентльменом. Сейчас, когда мой отец ушел, мама сказала, что я мужчина в семье. Это значит быть джентльменом. Мой отец им был, хотя мама била его и обзывала.
Качели, горки и всякое другое на игровой площадке словно стояли в гигантской песочнице. Когда-то там был деревянный бордюр, который держал песок в форме квадрата, но дети все разломали и рассыпали песок по траве. Если вы посмотрите на площадку из космоса, это будет уже никакой не квадрат, а просто размытое пятно.
Когда мы не играем на площадке, не качаемся и не лазаем по столбам, мы лежим в траве, где нет песка и пялимся в небо. Если на нас кто-нибудь бы посмотрел, то он бы мог подумать, что мы смотрим на что похожи облака. Но в это мы только иногда играем. Сари говорит, что игра в облака, такая же старая, как человечество. Еще она говорит, что Земля старше людей, а космос старше, чем Земля. Для меня облака всегда выглядят, как аллигаторы, акулы, или лица стариков. Сари видит в облаках то, о чем я не знаю, и она дает им странные имена: Кали, медуза, галлюцигения. Сари говорит я обо всем этом узнаю во втором классе.
Но называть облака не наша любимая игра. Мы в нее играем только когда облака двигаются медленно. Нам больше всего нравится, когда облака бегут быстро. Тогда мы притворяемся словно падаем в небо. Нам даже убеждать себя сильно не надо, когда ты лежишь, а облака плывут быстро так себя и чувствуешь, будто ты в небе.
Сари говорит если посмотреть внимательно туда, где нет облаков, то можно увидеть космос. Она говорит что воздух это часть космоса а следом та часть космоса, где нет воздуха. Когда мы смотрим в космос, мы держимся за руки, чтобы не свалиться с Земли. Иногда, когда я смотрю в чистое небо, я вижу что-то похожее на полоски, только прозрачные, как будто смятый пластиковый пакет. Если я пытаюсь посмотреть на эти полоски прямо, они ускользают. Сари говорит, потому что они у меня в глазах. Она говорит, что это просто материя.
А иногда, когда мы лежим в траве, мимо пролетают загадай-желание и мы их ловим. Загадай-желание это как семена одуванчика, только весь комочек. Если ты его поймаешь, то нужно загадать желание, как когда задуваешь свечи на торте в день рождения. Это единственный трюк, которому я научил Сари. А меня ему научил отец. Сари сказала это крутой трюк, потому что она пропустила свой прошлый день рождения и осталась без желания. Это грустно. Никто не должен попускать свой день рождения. Так как я пытаюсь быть джентльменом я всегда даю Сари поймать загадай-желание. Сари говорит, что это как спора. Она рассказала мне историю о девочке, которая как-то поймала спору, и вместо девочки спора загадала желание и девочка превратилась в цветок. Девочка раскидала свои лепестки по всему городу и почти все стали цветами. А когда цветы зацвели, то они стали как семена одуванчика и улетели обратно в небо. Может показаться что это счастливая история из-за всех этих цветов, но это не так. Это грустная история, потому что девочка умерла.
Сари научила меня еще одному трюку, нужно нажать костяшками пальцев на глаза. Тогда ты увидишь разные вспышки и странные цвета. Это больно немного, но цвета клевые. И если ты потом опустишь голову и уткнешься глазами в локоть, то увидишь зеленые и сиреневые круги, которые бегут бесконечной спиралью. Сари называет это завихрение. Она говорит, что если круги попадают в это завихрение, то это навсегда, ну, по крайней мере, пока кто-то смотрит. Не все фокусы Сари легко объяснить, но их легко выполнить. Я думаю, что у Сари особенные глаза и поэтому такие фокусы для нее просто. У нее всегда большие зрачки и в них отражается небо, даже если она не смотрит вверх. Я думаю, это тоже какой-то трюк, но она меня ему так и не научила.
Однажды мы задержались в парке и стало уже темно. Я проголодался и хотел спросить маму, когда мы пойдем домой, но она разговаривала с одним из ее друзей и я знал, что она взбесится, если я ей помешаю. Она бы сказала, что это не по-джентльменски. И тогда Сари спросила, хочу ли увидеть что-то действительно крутое. Я сказал «конечно» и она научила меня новому трюку с глазами.
Сперва я ничего такого не видел и подумал, что новый трюк не сработал, но трюки Сари всегда работают. Она указала на что-то в небе, и я увидел. Над теннисным кортом над коллектором и деревьями, в конце парка, что-то было в небе. Сначала я думал, что это обычное марево, ну, которое бывает над дорогой в жаркий день или над костром еще, но это марево состояло из тонких полосок. И они извивались. Они выглядели как линии у меня в глазах, ну эти, которые просто материя. Но это были не они, они не ускользали, когда я смотрел на них прямо. Они плыли вверх, выше и выше в нашу сторону, хотя никакого ветра не было. Они уже были прямо у нас над головами. Они летели, как обрывки бумаги или листва, которые, извиваясь, вылетают из костра и кажется, что они живые. Эти полоски были похожи на змей или червяков и иногда казалось, что они связаны в пучок, как здоровый загадай-желание, а потом они лопались, как попкорн. Пух. И снова летели по одиночке.
Прозрачные змеиные штуковины проплыли над нашими головами, поднимаясь выше и выше, превращаясь в одно пятно, а потом исчезая, как воздушный шарик, который выпустил в небо ребенок. Мы смотрели на них какое-то время, а их взлетало в небо все больше и больше, хотя они поднимались всего по несколько штук за раз. По четыре или пять, потом они замирали на какое-то время. А потом к ним подлетали другие, откуда бы они ни брались. Большинство скрывалось в космосе, а другие улетали в лес. Когда мы посмотрели на лес, над ним уже висело облако из этих штук. Они цеплялись за деревья, кусты и ветки одним краем, а другой свободно развевался, словно на ветру. Но никакого ветра не было. По крайней мере, я никакого ветра не ощущал. Я вспомнил про ламинарию, про которую читал в желтой книге о природе. Ламинария — это морская водоросль. Эти извивающиеся штуки превратили лес в дно океана. Я решил, что очень похоже. Не думаю, что кто-нибудь кроме меня и Сари это видел, так же, как никто не видел, как взрослые дети ходят в лес.
Я сказал Сари, что похоже они вылетают из коллектора и летят в парк. Я спросил ее, куда они летят, и она сказала, что во внешний космос. Они возвращаются туда, откуда пришли. Из плохого внешнего космоса. Сари сказала, что есть обычный внешний космос и плохой внешний космос. Она сказала, что хорошего внешнего космоса вообще нет, только обычный и плохой. Эти извивающиеся штуковины из плохого космоса и теперь они возвращаются обратно. Стало темно, но мы все равно видели эти прозрачные штуки. Они светились голубым по краям, как рыбки в аквариуме, у мамы на работе. Там, над аквариумом свет и когда его включают, рыбки светятся, как электрические. Прозрачные линии у меня в глазах никогда не светились. И их видно только когда солнца нет.
Наконец, мы с мамой пошли домой, она приготовила макароны с сыром. Я проверил в своей желтой книге, таких прозрачных существ в ней не было. Не было ничего про материю в глазах и про эти прозрачные штуки из плохого космоса тоже, а книга принадлежала моему отцу еще с тех пор, как он был маленьким, так что она олдскульная. Может, прозрачные штуки слишком новые, и поэтому не попали в книгу.
Через пару дней я спросил Сари, всегда ли я теперь буду видеть эти прозрачные штуки, потому что они начали меня доставать. Как-то я даже видел, как одна или две пролетают над моим домом, а однажды вечером эта штука терлась о мое окно. Но в этом я не уверен, снаружи было темно, а у меня горел свет, я решил, что это просто вспышка электричества осветила пятно грязи на моем окне и все.
Сари сказала, что мне не обязательно все время их видеть, если я не хочу. Она сделала трюк, который делала раньше, но кое-что она изменила, и я перестал их видеть. Ну может чуть-чуть, но не повсюду как раньше. Или, может, я всегда их видел, но не замечал. Сари сказала, что заставит их держаться от меня подальше, раз они мне не нравятся. Я спросил, может ли она уберечь от них мою маму, но она сказала нет. Хотя, она сказала, чтобы я не волновался. Но не сказала почему. А я не спросил. Не может, так не может.
Через несколько дней после того, как Сари исправила мои глаза, я эти штуки видел редко. Я пришел в парк и Сари сказала, что нам надо пойти посмотреть коллектор. Когда папа меня приводил в парк, он не разрешал мне подходить к нему. Но папа ушел, а маме все равно где я. И родителям Сари, похоже, тоже. Где бы они ни были. Мама просто сказала мне идти играть. Она сказала, что я слишком долго болтаюсь один с тех пор, как отец ушел. Мама сказала, что мне надо больше гулять и заниматься спортом. Хотя мама сама спортом не занимается. Она просто сидит на скамейке и болтает с мужчинами. Сейчас с одним и тем же.
Коллектор стоял за парком, за оврагом, в форме подковы и теннисным кортом, который заливали, как каток зимой. За коллектором росли деревья. Все окна были заколочены. Пожалуй, давно.
Сари сказала, что все будет в порядке, если я пойду с ней к коллектору. Она так же говорила про лес, но туда мы еще не ходили. Отец говорил, что этот коллектор город использует для очистки канализации. Что эти коллекторы очищают канализационную воду и люди могут снова ее пить. Фу. Но город больше не пользуется этим способом. Это меня радует. Папа говорил, что коллектор перестали использовать еще до моего рождения. Только мне интересно что они сейчас делают с канализацией.
Никто не обратил внимания на нас, когда мы пошли к коллекторам. Может это был очередной трюк Сари и поэтому нас никто не видел, я не знаю. Если она что-то делала, это всегда срабатывало. Моя мама была занята разговором с этим своим знакомым. Однажды я подошел поговорить с мамой, и этот мужчина дал мне пять долларов и сказал пойти купить себе мороженое. Он сказал «эй» вместо «привет» и назвал меня чувачок вместо моего имени. А грузовика с мороженым даже в парке тогда не было.
Коллекторы выглядели старыми и ветхими. Они стояли прямо у холма и за ними начинался лес. Густой. Отсюда начинался прямой путь в лес. Это мне папа сказал, перед тем как уйти.
Эти строение, на самом деле, одно соединенное, только первое стоит, как башня. Коллектор раскрашен, как шахматная доска. Тот, кто красил его, использовал цвета школы – черный и желтый. Наверняка, потому что сразу перед ними школьные поля, и коллектор так выглядит, как часть школы, а не как место для очистки воды от фекалий, так что вы можете пить ее снова. Из-за башни впереди все здание было похоже на замок.
Наверху башни по кругу идут перила, но туда никто не поднимается. Пожарная установка стоит перед башней, в траве, оттуда пускают фейерверк, Четвертого июля. Я знаю это, потому что мы пришли в этом году рано и сидели близко. Сари на салюте не было, по крайней мере, я ее не нашел на празднике. Я искал, но безуспешно. И мама тоже кого-то искала, и тоже не нашла.
Это было после того, как Винсент перестал приходить в парк, и мы с мамой были одни на праздничном шоу. Я тогда не умел видеть плохие космические штуки. На празднике было много еды зато. Мама наготовила словно на целую семью, не только для меня и ее. Мы видели коллектор, но близко не подходили, потому что пожарный огородил его оранжевым пластиковым забором, от футбольного поля до теннисного корта, чтобы люди не приближались к коллектору. Я думаю, что это странно, что пожарный запускает фейерверк, но может, просто это у нас такой странный городок.
Сейчас оранжевого забора не было, поэтому Сари провела меня прямо к башне, а потом вокруг, к коллектору. Там была проволока, но Сари знала, где есть дырка в заборе, как раз такая, чтобы дети могли пролезть. Мы легко скользнули внутрь.
Сари живет далековато от нас, но я вижусь с ней всегда, когда мама приводит меня в Хилсайд-парк. Хилсайд-парк крутой, потому что олдскульный. Так мой отец говорил. Горки высокие и еще металлические, не как этот современный дешевый пластик, который сейчас повсюду. Отец рассказывал, что он играл в этом парке, когда был ребенком. Когда он приводил меня сюда, он раскачивал меня на качелях по-настоящему высоко. А потом он ушел. Только не в космос.
Теперь в парк меня водит мама. Пока я играю, она разговаривает с друзьями. Все ее друзья мужчины.
Сари всегда уже в парке, когда бы я ни пришел. Ей-то не нужно ждать, пока ее родители приведут сюда. Я не знаю где она живет. Я думаю, что она из бедной семьи, потому что она всегда в одной и той же одежде: шорты, сандалии и сиреневая футболка. На ней нарисованы два заботливых мишки, они идут среди цветов, и написано: “цветочные девочки”. Я не знаю, какие конкретно это мишки, потому что это мультик для девочек, а я мальчик. Но Сари знает так много трюков, что с ней всегда интересно и весело. С тех пор, как мой папа ушел, с ней веселее, чем с кем угодно другим. Когда мы не качаемся на качелях, мы лазим по металлическим столбам наверх, пока не появляется это забавное ощущение между ног, и мы больше не можем сдерживаться, и тогда мы, раскидывая руки и ноги, падаем спиной назад, как мертвые жуки. Потом мы смеемся и лезем обратно. Сари научила меня, как вызывать это забавное ощущение. Это только один из многих крутых трюков, которые она знает.
Иногда с нами играл еще один мальчик. Винсент. Он старше меня, но не старше Сари. Кажется, ему Сари не нравилась. Он всегда говорил мне, что она лгунья. Но он говорил про нее всякое, только когда она не слышала. Мне Винсент нравился куда меньше, чем Сари. Он не такой веселый и не знает столько веселых трюков. Потом он перестал приходить в парк. И мама меня перестала на какое-то время приводить. Казалось, все перестали приходить в Хилсайд-парк, в то время. Кроме полиции. Я думаю, они что-то искали. Но не думаю, что нашли.
Рядом с парком школа. Туда ходят уже совсем взрослые ребята. По-настоящему взрослые. Между парком и школой ряд высоких деревьев. Там живут совы. Можно найти совиные окатыши под деревьями. Совы скатывают кости и шерсть маленьких зверьков, которых едят, мышей и таких малявок. Я знаю про окатыши из большой желтой книге о природе. Иногда мы видим, как взрослые ребята тусуются под деревьями и курят. Когда там эти ребята, мы окатыши не ищем.
С одной стороны парка лес. Иногда взрослые ребята туда ходят. Потому что они взрослые и могут ходить куда угодно. Парень и девушка часто прогуливаются, словно никуда не собираются, просто гуляют и вовсе не пойдут в лес. Никто этого не замечает, кроме меня и Сари. Мы вообще видим много всякого, чего другие не видят. Сари говорит, что она может пойти в лес, если захочет, и я если хочу, пока я с ней, тоже могу пойти. Но мы пока туда не ходили. Сари сказала, что мы пойдем в лес, когда придет время, но пока рано. Я вообще не уверен, что хочу туда, но, если Сари скажет мне идти с ней, я, конечно, пойду, потому что грубо бросить ее одну. Я стараюсь не быть грубым, я стараюсь быть джентльменом. Сейчас, когда мой отец ушел, мама сказала, что я мужчина в семье. Это значит быть джентльменом. Мой отец им был, хотя мама била его и обзывала.
Качели, горки и всякое другое на игровой площадке словно стояли в гигантской песочнице. Когда-то там был деревянный бордюр, который держал песок в форме квадрата, но дети все разломали и рассыпали песок по траве. Если вы посмотрите на площадку из космоса, это будет уже никакой не квадрат, а просто размытое пятно.
Когда мы не играем на площадке, не качаемся и не лазаем по столбам, мы лежим в траве, где нет песка и пялимся в небо. Если на нас кто-нибудь бы посмотрел, то он бы мог подумать, что мы смотрим на что похожи облака. Но в это мы только иногда играем. Сари говорит, что игра в облака, такая же старая, как человечество. Еще она говорит, что Земля старше людей, а космос старше, чем Земля. Для меня облака всегда выглядят, как аллигаторы, акулы, или лица стариков. Сари видит в облаках то, о чем я не знаю, и она дает им странные имена: Кали, медуза, галлюцигения. Сари говорит я обо всем этом узнаю во втором классе.
Но называть облака не наша любимая игра. Мы в нее играем только когда облака двигаются медленно. Нам больше всего нравится, когда облака бегут быстро. Тогда мы притворяемся словно падаем в небо. Нам даже убеждать себя сильно не надо, когда ты лежишь, а облака плывут быстро так себя и чувствуешь, будто ты в небе.
Сари говорит если посмотреть внимательно туда, где нет облаков, то можно увидеть космос. Она говорит что воздух это часть космоса а следом та часть космоса, где нет воздуха. Когда мы смотрим в космос, мы держимся за руки, чтобы не свалиться с Земли. Иногда, когда я смотрю в чистое небо, я вижу что-то похожее на полоски, только прозрачные, как будто смятый пластиковый пакет. Если я пытаюсь посмотреть на эти полоски прямо, они ускользают. Сари говорит, потому что они у меня в глазах. Она говорит, что это просто материя.
А иногда, когда мы лежим в траве, мимо пролетают загадай-желание и мы их ловим. Загадай-желание это как семена одуванчика, только весь комочек. Если ты его поймаешь, то нужно загадать желание, как когда задуваешь свечи на торте в день рождения. Это единственный трюк, которому я научил Сари. А меня ему научил отец. Сари сказала это крутой трюк, потому что она пропустила свой прошлый день рождения и осталась без желания. Это грустно. Никто не должен попускать свой день рождения. Так как я пытаюсь быть джентльменом я всегда даю Сари поймать загадай-желание. Сари говорит, что это как спора. Она рассказала мне историю о девочке, которая как-то поймала спору, и вместо девочки спора загадала желание и девочка превратилась в цветок. Девочка раскидала свои лепестки по всему городу и почти все стали цветами. А когда цветы зацвели, то они стали как семена одуванчика и улетели обратно в небо. Может показаться что это счастливая история из-за всех этих цветов, но это не так. Это грустная история, потому что девочка умерла.
Сари научила меня еще одному трюку, нужно нажать костяшками пальцев на глаза. Тогда ты увидишь разные вспышки и странные цвета. Это больно немного, но цвета клевые. И если ты потом опустишь голову и уткнешься глазами в локоть, то увидишь зеленые и сиреневые круги, которые бегут бесконечной спиралью. Сари называет это завихрение. Она говорит, что если круги попадают в это завихрение, то это навсегда, ну, по крайней мере, пока кто-то смотрит. Не все фокусы Сари легко объяснить, но их легко выполнить. Я думаю, что у Сари особенные глаза и поэтому такие фокусы для нее просто. У нее всегда большие зрачки и в них отражается небо, даже если она не смотрит вверх. Я думаю, это тоже какой-то трюк, но она меня ему так и не научила.
Однажды мы задержались в парке и стало уже темно. Я проголодался и хотел спросить маму, когда мы пойдем домой, но она разговаривала с одним из ее друзей и я знал, что она взбесится, если я ей помешаю. Она бы сказала, что это не по-джентльменски. И тогда Сари спросила, хочу ли увидеть что-то действительно крутое. Я сказал «конечно» и она научила меня новому трюку с глазами.
Сперва я ничего такого не видел и подумал, что новый трюк не сработал, но трюки Сари всегда работают. Она указала на что-то в небе, и я увидел. Над теннисным кортом над коллектором и деревьями, в конце парка, что-то было в небе. Сначала я думал, что это обычное марево, ну, которое бывает над дорогой в жаркий день или над костром еще, но это марево состояло из тонких полосок. И они извивались. Они выглядели как линии у меня в глазах, ну эти, которые просто материя. Но это были не они, они не ускользали, когда я смотрел на них прямо. Они плыли вверх, выше и выше в нашу сторону, хотя никакого ветра не было. Они уже были прямо у нас над головами. Они летели, как обрывки бумаги или листва, которые, извиваясь, вылетают из костра и кажется, что они живые. Эти полоски были похожи на змей или червяков и иногда казалось, что они связаны в пучок, как здоровый загадай-желание, а потом они лопались, как попкорн. Пух. И снова летели по одиночке.
Прозрачные змеиные штуковины проплыли над нашими головами, поднимаясь выше и выше, превращаясь в одно пятно, а потом исчезая, как воздушный шарик, который выпустил в небо ребенок. Мы смотрели на них какое-то время, а их взлетало в небо все больше и больше, хотя они поднимались всего по несколько штук за раз. По четыре или пять, потом они замирали на какое-то время. А потом к ним подлетали другие, откуда бы они ни брались. Большинство скрывалось в космосе, а другие улетали в лес. Когда мы посмотрели на лес, над ним уже висело облако из этих штук. Они цеплялись за деревья, кусты и ветки одним краем, а другой свободно развевался, словно на ветру. Но никакого ветра не было. По крайней мере, я никакого ветра не ощущал. Я вспомнил про ламинарию, про которую читал в желтой книге о природе. Ламинария — это морская водоросль. Эти извивающиеся штуки превратили лес в дно океана. Я решил, что очень похоже. Не думаю, что кто-нибудь кроме меня и Сари это видел, так же, как никто не видел, как взрослые дети ходят в лес.
Я сказал Сари, что похоже они вылетают из коллектора и летят в парк. Я спросил ее, куда они летят, и она сказала, что во внешний космос. Они возвращаются туда, откуда пришли. Из плохого внешнего космоса. Сари сказала, что есть обычный внешний космос и плохой внешний космос. Она сказала, что хорошего внешнего космоса вообще нет, только обычный и плохой. Эти извивающиеся штуковины из плохого космоса и теперь они возвращаются обратно. Стало темно, но мы все равно видели эти прозрачные штуки. Они светились голубым по краям, как рыбки в аквариуме, у мамы на работе. Там, над аквариумом свет и когда его включают, рыбки светятся, как электрические. Прозрачные линии у меня в глазах никогда не светились. И их видно только когда солнца нет.
Наконец, мы с мамой пошли домой, она приготовила макароны с сыром. Я проверил в своей желтой книге, таких прозрачных существ в ней не было. Не было ничего про материю в глазах и про эти прозрачные штуки из плохого космоса тоже, а книга принадлежала моему отцу еще с тех пор, как он был маленьким, так что она олдскульная. Может, прозрачные штуки слишком новые, и поэтому не попали в книгу.
Через пару дней я спросил Сари, всегда ли я теперь буду видеть эти прозрачные штуки, потому что они начали меня доставать. Как-то я даже видел, как одна или две пролетают над моим домом, а однажды вечером эта штука терлась о мое окно. Но в этом я не уверен, снаружи было темно, а у меня горел свет, я решил, что это просто вспышка электричества осветила пятно грязи на моем окне и все.
Сари сказала, что мне не обязательно все время их видеть, если я не хочу. Она сделала трюк, который делала раньше, но кое-что она изменила, и я перестал их видеть. Ну может чуть-чуть, но не повсюду как раньше. Или, может, я всегда их видел, но не замечал. Сари сказала, что заставит их держаться от меня подальше, раз они мне не нравятся. Я спросил, может ли она уберечь от них мою маму, но она сказала нет. Хотя, она сказала, чтобы я не волновался. Но не сказала почему. А я не спросил. Не может, так не может.
Через несколько дней после того, как Сари исправила мои глаза, я эти штуки видел редко. Я пришел в парк и Сари сказала, что нам надо пойти посмотреть коллектор. Когда папа меня приводил в парк, он не разрешал мне подходить к нему. Но папа ушел, а маме все равно где я. И родителям Сари, похоже, тоже. Где бы они ни были. Мама просто сказала мне идти играть. Она сказала, что я слишком долго болтаюсь один с тех пор, как отец ушел. Мама сказала, что мне надо больше гулять и заниматься спортом. Хотя мама сама спортом не занимается. Она просто сидит на скамейке и болтает с мужчинами. Сейчас с одним и тем же.
Коллектор стоял за парком, за оврагом, в форме подковы и теннисным кортом, который заливали, как каток зимой. За коллектором росли деревья. Все окна были заколочены. Пожалуй, давно.
Сари сказала, что все будет в порядке, если я пойду с ней к коллектору. Она так же говорила про лес, но туда мы еще не ходили. Отец говорил, что этот коллектор город использует для очистки канализации. Что эти коллекторы очищают канализационную воду и люди могут снова ее пить. Фу. Но город больше не пользуется этим способом. Это меня радует. Папа говорил, что коллектор перестали использовать еще до моего рождения. Только мне интересно что они сейчас делают с канализацией.
Никто не обратил внимания на нас, когда мы пошли к коллекторам. Может это был очередной трюк Сари и поэтому нас никто не видел, я не знаю. Если она что-то делала, это всегда срабатывало. Моя мама была занята разговором с этим своим знакомым. Однажды я подошел поговорить с мамой, и этот мужчина дал мне пять долларов и сказал пойти купить себе мороженое. Он сказал «эй» вместо «привет» и назвал меня чувачок вместо моего имени. А грузовика с мороженым даже в парке тогда не было.
Коллекторы выглядели старыми и ветхими. Они стояли прямо у холма и за ними начинался лес. Густой. Отсюда начинался прямой путь в лес. Это мне папа сказал, перед тем как уйти.
Эти строение, на самом деле, одно соединенное, только первое стоит, как башня. Коллектор раскрашен, как шахматная доска. Тот, кто красил его, использовал цвета школы – черный и желтый. Наверняка, потому что сразу перед ними школьные поля, и коллектор так выглядит, как часть школы, а не как место для очистки воды от фекалий, так что вы можете пить ее снова. Из-за башни впереди все здание было похоже на замок.
Наверху башни по кругу идут перила, но туда никто не поднимается. Пожарная установка стоит перед башней, в траве, оттуда пускают фейерверк, Четвертого июля. Я знаю это, потому что мы пришли в этом году рано и сидели близко. Сари на салюте не было, по крайней мере, я ее не нашел на празднике. Я искал, но безуспешно. И мама тоже кого-то искала, и тоже не нашла.
Это было после того, как Винсент перестал приходить в парк, и мы с мамой были одни на праздничном шоу. Я тогда не умел видеть плохие космические штуки. На празднике было много еды зато. Мама наготовила словно на целую семью, не только для меня и ее. Мы видели коллектор, но близко не подходили, потому что пожарный огородил его оранжевым пластиковым забором, от футбольного поля до теннисного корта, чтобы люди не приближались к коллектору. Я думаю, что это странно, что пожарный запускает фейерверк, но может, просто это у нас такой странный городок.
Сейчас оранжевого забора не было, поэтому Сари провела меня прямо к башне, а потом вокруг, к коллектору. Там была проволока, но Сари знала, где есть дырка в заборе, как раз такая, чтобы дети могли пролезть. Мы легко скользнули внутрь.
