Глава 1. Введение Джоэла Двоскина
Когда я был ребенком, еще в первом классе, я помню, у меня был лучший друг, который доставал всех в школе, кроме меня. Я оглядываюсь на нашу «дружбу» со стыдом. Не упоминаю его имя, в надежде (хоть и маловероятной), что он перерос свое мерзкое поведение. Я притворялся, что он мне нравится. Притворялся, что его издевательства над другими справедливы, или забавны, или просто не значимы.
Я был трусом.
Я искренне верил, что такое притворство – что он мне нравится, - защитит меня от издевательств, которые доставались другим.
Наконец, я начал понимать, что мое молчаливое и трусливое одобрение его издевательского поведения, это вклад в тот вред, который он причинял всем, и, таким образом, я был тоже виноват.
Я решил, что безопасность не стоит стыда, и ушел. Я был воспитан лучше. Я не знал, как это выразить, но до меня дошло, что молчание перед лицом зла – это тоже зло.
Я не могу точно объяснить, когда и за что именно я стал ненавидеть задир с такой силой, но я рад, что так случилось. Возможно, это был мой способ раскаяться в своих детских огрехах совести, или, может быть, внезапно проявилось моральное воспитание моих родителей. Однако это случилось, и я начал смотреть на мир совершенно по-другому.
Я начал понимать, что безобидное поддразнивание безвредно только для людей, облеченных властью, для тех, кто сам дразнит других. Я начал видеть страдание в глазах человека, которого дразнят. Наблюдая за их лицами, я понимал, что им неловко и стыдно. Как это может быть безвредным, поступать так с другим человеческим созданием?
Это даже повлияло на мой взгляд на комедии. Я с отвращением смотрел на Дона Риклса1. С одной стороны, я знал, что он просто зарабатывает на жизнь, но он также пропагандировал пагубное представление о том, что оскорблять и унижать других людей - это смешно. В тех редких случаях, когда я смотрю на какие-то моменты подколов, меня всегда поражают болезненные попытки жертвы притвориться, что он или она принимает все это как шутку. Их постановочный смех редко бывает убедительным.
Сейчас, когда я пишу это, Америка участвует в президентской кампании, в которой один кандидат неоднократно демонстрировал оскорбительное, запугивающее поведение по отношению к своим политическим соперникам. Я понятия не имею, причиняет ли он им вред, но меня смущает его посыл Америке и ее детям: запугивание работает. Опираясь на школьные обзывания, подчеркивая грамматические ошибки, с помощью глупых детских оскорблений, он сумел выдвинуть свою кандидатуру на пост президента. К тому времени, когда эта книга будет опубликована, я молюсь о том, чтобы он погиб в результате оползня. Дело не в том, что мне есть дело до политики - у меня, вообще, невысокое мнение обо всех партиях, - но я отчаянно хочу увидеть общенациональный упрек такому уродливому поведению и молюсь, чтобы настал день, когда никому не пришлось бы видеть это на ТВ.
Очевидно, есть разные виды насмешек, и не все меня оскорбляют. Когда хорошие друзья посмеиваются друг над другом и над собой, это действительно забавно, но только когда силы распределяются между ними поровну. Ситуацию довольно легко диагностировать; насмешки идут в обе стороны? К сожалению, слишком много насмешек основано на реальной или предполагаемой разнице в силе между задирами и их жертвами. И это злоупотребление властью устанавливает правила. Задиры не смеются над собой, они смеются над всеми остальными.
Нигде это не вопиюще настолько, как в американских домах, где опекуны, особенно биологические родители, имеют власть над жизнью и смертью наших детей. Как изящно объясняет эта книга, границы у этой игры никогда не было, и злоупотребление этим родом власти наносит огромный ущерб всем нам. Дети, которые становятся жертвами эмоционального насилия, быстро узнают, что сила - единственная валюта, которая имеет значение. Вместо того, чтобы ценить любовь, они учатся ценить только страх. Некоторые из них учатся причинять боль другим по мере взросления, в то время как многие другие учатся причинять вред себе.
Я надеюсь, что для некоторых читателей эта книга изменит правила игры. В следующий раз, когда вы увидите, как кто-то срывается на секретаря, потому что боится его начальника, я надеюсь, что вы выскажетесь. Задирам позволяет так себя вести молчание. И они смолкнут, если вы скажете правду.
В следующий раз, когда вы увидите ребенка, которого публично ругает и оскорбляет разозленный родитель, я надеюсь, что вы найдете слова. Это может быть добродушное - «Вы, должно быть, расстроены» или «Трудный денек, да?» - но вы всегда можете подчеркнуть, что поведение ребенка не станет лучше, разве что на несколько минут, с помощью унижения или террора. Задирам позволяет так себя вести молчание. И они смолкнут, если вы скажете правду.
Профессор Эрвин Стауб всю жизнь писал о том, что он называл вмешательством рядом стоящего. Он изучал, почему люди молчат, когда на их глазах происходит зло. Он учит нас тому, что молчание перед лицом зла – это тоже зло, и не нужно обладать каким-то исключительным мужеством, чтобы говорить правду тому, кто силен.
Когда я вспоминаю свою трусливую дружбу в первом классе, я понимаю, что мог изменить ситуацию, просто сказав несколько слов, только когда все молчат, задиры чувствуют безнаказанность. Даже один голос имеет значение. Прочитав эту замечательную книгу, я надеюсь, что все больше и больше из нас решат стать голосом правды.
Но что происходит, когда никому не хватает смелости вмешаться, чтобы предотвратить боль другого? Хотя объяснение Зака о вреде эмоционального насилия полезно, оно бледнеет по сравнению с его мудростью в обучении нас эмоциональной самообороне. Умение защищать себя от эмоционального насилия меняет все. Жертве больше не нужно надеяться на доброту незнакомцев или на то, что обидчик просто устанет от словесных нападок. Благодаря этой замечательной книге каждый из нас может научиться быть героем, узнав несколько простых, но мощных способов реагирования на эмоциональное насилие.
Вас ждет путешествие, одновременно глубоко личное и научно обоснованное. Эта книга долго ждала завершения.
Если над вами издевались, вам следует прочитать эту книгу. Если вы издеваетесь над другими, вам следует прочитать эту книгу. Если вы жертва эмоционального насилия прямо сейчас, вам следует прочитать эту книгу. Если у вас есть дети, и вы их любите, вам следует прочитать эту книгу и передать ее уроки своим детям. Скажите им, что никто не имеет права заставлять их чувствовать себя незначимым, бессильным, слабым или заставлять их стыдиться себя.
Спасибо, Зак, за то, что написал эту книгу, и особенно за то добро, которое она принесет.
Джо Двоскин, доктор судебной психологии, Таксон, Аризона, Август 2016
1Американский комик, актёр телевидения, кино и эстрады, телеведущий.
Глава 2. Признательность
Многие помогали в создании этой книги. И только малую часть из них я могу поблагодарить публично, и даже этим я не могу их отблагодарить так, как они этого заслуживают.
Феб Вард – за редакторский скальпель
Элис Ваксс – за структуру и заголовки
Бриджитт Брэмлэйдж – за дизайн и поддержку
И Поп –
за каждой дверью, в которую я входил
неуверенный, что найду выход,
я знал, что ты будешь там
Глава 3. Слово автора
Решение опубликовать «Эмоциональное насилие: руководство по самообороне» самиздатом само по себе было трудным. Я должен был честно взглянуть внутрь себя и решить, представить ли работу через солидного издателя или быть уверенным, что что книга адресованная эмоциональному насилию и эмоциональной самообороне, удовлетворит мои собственные требования. Мое эго хотело получить статус писателя серьезного издательства, чтобы я мог заявить: «Видите, эти люди согласны со мной, и они признанные издатели - мои слова заслуживают внимания». Я беспокоился и искал одобрения, когда книга была близка к завершению.
Вначале книгой заинтересовался прекрасный редактор известного издательства, и я подумал, что, может быть, у меня получится воплотить оба варианта - иметь и издателя, и полный контроль над работой. У них были ожидания, основанные на предыдущих, успешных книгах, и, после первой порции редакционных комментариев, я неохотно согласился переписать книгу, придерживаясь не своих стиля и структуры. Того, чего они хотели, не хотел я, но я все равно продолжал с ними работать. В результате эти переписывания становились все хуже. Мне казалось, что я пытаюсь выбраться из глубокой грязной ямы, а ее стенки все осыпаются и осыпаются на меня. Чем больше я перелопачивал, тем больше становилось грязи. Я знал, что именно хотел сказать, но смысл никак не складывался.
У издателя были определенные ожидания, но книга, которую я представлял, не соответствовала их формату. Я знал, чего я хочу, и они знали, чего хотели они. У меня и у них были основания для личного мнения, но я злился из-за этого конфликта интересов. Я начал сомневаться в своих способностях писать, а затем, и вообще, в своих профессиональных знаниях, если я не могу написать об этом, откуда мне знать, что знаю, что делаю? Собственные страдания в одной области заставили меня усомниться в моих способностях по всем направлениям. Издатель четко изложил свои ожидания; если бы я требовал, чтобы они изменили их ради меня, я бы подпитал свои разочарование и обиду. Но вышло даже хуже того, я пытался изменить себя, чтобы соответствовать их требованиям.
Я должен был следовать собственным критериям в этой книге, а также отпустить необоснованные ожидания, которые мне предъявлял издатель. Я знал, чего хотел от этой книги. Не случайно, как только я отправил редактору электронное письмо с объяснением, почему я отказываюсь от проекта, писать стало проще. Я начал сначала.
Если книга не окажет никакого влияния, то это полностью моя вина. Если книга больше сбивает с толку, чем разъясняет, то я не смогу винить в этом никакие ограничение издательства. Читатели также должны будут решить без авторитетных подтверждений имеет ли книга смысл для них самих. Я был бы лицемером, если бы проигнорировал мои собственные критерии для книги, призванной помочь другим определить границы и критерии в их собственной жизни.
За прошедшие годы я видел бесконечные примеры злоупотреблений властью - будь то во дворе, классе, женской тюрьме или психиатрических учреждениях - которые способствуют и подтверждают влияние эмоционального насилия на нашу культуру. В этой книге много историй. За исключением цитирования новостей или высказываний общественных деятелей, все истории составлены или вымышлены и любое сходство с реальными людьми случайно.
Глава 4. Совершенное оружие.
…Нет реальной разницы между физическим, сексуальным и эмоциональным насилием. Вся разница только в выборе насильником оружия.
Эндрю Ваксс.
Нас воспитывали так, чтобы мы верили, что эмоциональное насилие несерьезно. Нас учили, что само эмоциональное насилие - не больше, чем "удар по самолюбию” и нет никаких «реальных» доказательств кроме жалоб жертвы. А если единственные доказательства - жалобы жертвы, мы неправильно судим, нет способа проверить, был ли человек “на самом деле травмирован”. Жертву эмоционального насилия нельзя воспринимать всерьез, потому что она не может «доказать» свои чувства. Эмоциональное насилие создает опасную тенденцию, где жертву учат, что ее чувства не важны и любая травма, это, так или иначе, ее собственная ошибка.
Как и любое другое насилие, эмоциональное насилие это проявление власти. У кого власть, тот и определяет законы реальности. При эмоциональном насилии агрессор пытается сказать, что действительность такова: “ты слишком чувствительный”, и “я ничего не мог поделать. Ты меня взбесил”. И каждое заявление насильника - это попытка навязать другому человеку, что он чувствует.
Эмоциональное насилие учит нас обвинять самих себя, за то, что мы пострадали. Мы пытаемся переопределить себя, в надежде, что тогда на нас больше не нападут. При этой переоценке мы переустанавливаем новые, все более узкие рамки до которых нам можно доходить, что нам следует говорить, и что мы «должны» чувствовать. Мы делаем это в стремлении избежать боли. Когда мы не можем избежать эмоциональной боли, мы пытаемся сказать себе, что “дело не так уж плохо”. Мы минимизируем нашу собственную боль, критикуя самих себя, за то, что нам больно. Мы повторяем и соглашаемся с обвинениями агрессора, говоря себе то же самое, что он говорил о нас и мире. Насильник наслаивает и наслаивает отговорки и оправдания, стараясь скрыть правду: “я буду это делать, до тех пор, пока мне это ничего не стоит”.
Молодой человек по имени Тайлер Клементи был заснят на видео, пока занимался сексом со своим партнером, когда они были одни в комнате. Когда он узнал, что его сосед по комнате и его приятель стояли за этим и стримили видео в Интернет, Клементи покончил с собой. Когда сосед по комнате и сообщник были арестованы, они сначала отрицали свое участие.
Как только полиция опровергла ту ложь, сосед по комнате и его сообщник сказали, что они это сделали, но не хотели, чтобы Клементи совершил самоубийство. Возможно, они не ожидали, что Клементи совершит самоубийство, но их оправдание, что они не хотели его обидеть, не выдерживает никакой критики. А что они хотели сделать? Показать их поддержку? Любовь? Уважение? Дружбу? Как они ожидали, парень отреагирует? Они честно думали, что он будет наслаждаться розыгрышем? Они думали, что он предъявит им иск или возьмет оружие и пристрелит их? Или они думали, что он не ответит, не сделает ничего опасного для них? Если бы они думали, что он примет ответные меры, они бы вмешались в его личную жизнь? Они сделали то, что они думали, сойдет им с рук. Они всего лишь хотели унизить жертву, не убивать ее. Это - распространенный ответ насильника - они всегда говорят, что не хотели причинять жертве боль, и никогда не принимают ответственность за реакцию жертвы.
Агрессоры оправдываются: если кому-то больно, то это потому, что они слишком остро реагируют. Вероятно, они слишком чувствительны. Они не понимают шуток. Как общество, мы всегда готовы принять оправдания насильника. Легче обвинять жертву. Справедливое негодование и попытка остановить насильника в случаях физического и сексуального насилия не существуют, когда имеет место эмоциональное или психологическое насилие. Вместо этого мы принимаем оправдания насильника: я этого не говорил; ты неправильно меня понял; я разозлился; ты меня разозлил; я имею право говорить, что хочу; я ничего не мог с собой поделать; ты слишком чувствительный; это была шутка; давай забудем это и начнем сначала; это просто был сарказм…
Поэтому эмоциональное насилие - оружие, равное, если не более разрушительное, чем физическое или сексуальное насилие, нас учили его принимать. Эмоциональное насилие становится идеальным оружием, когда оправдания насильника приняты жертвой и сообществом. Идеальное оружие, которого никто не видит. Идеальное оружие - которое агрессор может заставить жертву использовать против себя самой. Идеальное оружие самовоспроизводимо. Идеальное оружие заставляет жертву верить, что она заслужила нападение.
