— Им нужна их Принцесса, огненная рия, — произношу я уверенным тоном. — И мы вернем ее, Элим.
Развернувшись, я направляюсь к выходу из храма. Белый маг и стражники следуют за мной, пока я задумчиво спускаюсь по мраморным ступеням и пересекаю центральную площадь перед храмом. Минты, пришедшие помолится Светлому Ори и поглазеть на пророчество, мерцающее под сводами, молчаливо расступаются, но в их глазах я вижу не подобострастное выражение преданности, а тревогу и сомнение. И я понимаю неуверенность народа Элиоса. Тот, кто предал их однажды не заслуживает доверия. Я могу лишь доказать, что способен искупить совершенное зло благими делами, но мою власть они примут только в том случае, если рядом со мной будет стоять Мандиса. И я обязан дать жителям Элиоса то, чего они жаждут больше всего, в обратном случае недалек час моей собственной казни.
Я чувствую тяжелые взгляды минтов, обращенные в спину. Пока еще я могу удерживать мятежный народ, но Элим прав, мое время на исходе, и я должен использовать его так, чтобы жители Элиоса запомнили меня не как предателя, а как истинного Правителя, который признал свои ошибки, и смог их исправить. Возможно, я ставлю невыполнимую цель, но я положу все свои силы на ее достижение.
Вернувшись во дворец, я поднимаюсь в свои покои, минуя опустевший харим. После казни Кэлона и похищения Мандисы, первое, что я сделал — это распустил всех одал, которые веками служили для удовлетворения моей похоти. Точно также я поступил и с одалами Кэлона. Некоторые из них остались, чтобы работать во дворце в качестве прислуги, но это был исключительно их выбор. Теперь в моем распоряжении были долгие бессонные одинокие ночи, полные кошмарных воспоминаний, постепенно настигающих меня в минуты тишины. И когда в окна спальни проникали первые лучи аметистовой луны, я каждый раз думал о Мандисе… Она занимала все мои мысли не только ночью, но и днем. Я пытался найти способ вернуть ее домой, продумывал все новые стратегии, строил планы. Завтра я соберу глав Пересечений и озвучу принятое решение о военном походе на Минору и Грейма, который я лично возглавлю. Я знаю, что они поддержат меня, мне нужна победа, иначе… Другого исхода просто не может быть.
Если бы я много лет назад прислушался к словам Актавии и изгнал из дворца Кэлона, мы с Мандисой могли бы быть по-настоящему счастливы сейчас. Если бы я послушал Ису в тот день, когда она пыталась призвать меня к благоразумию, когда обратилась ко мне за помощью…
— Ты такая красивая, Иса. Моя любимая, моя Амета, — я вспоминаю ее нежное трепетное лицо с огромными глазами, смотрящими на меня с нежностью и теплотой. Ее огненные с медным отливом волосы рассыпаны по плечам и мерцают в свете золотой планеты, согревающей Элиос в течение светлого времени суток. Я сжимаю ее ладони, чувствуя, как дрожат ее пальчики от моих прикосновений. Она улыбается мне ангельской улыбкой, а я думаю о том, какие сладкие на вкус ее алые губы. Я не раз целовал их, но в последнее время, Мандиса стала избегать меня, и я все чаще заставал ее в задумчивом и печальном настроении. Я не искал встречи и не задумывался над причинами, довольствуясь вниманием одал, всегда готовых доставить мне массу удовольствий. Когда впереди у тебя сотни лет, ты не торопишь время, предвкушая момент, который кажется неотвратимым.
— Нур, я не твоя Амета. Это слишком громкое слово, особенно для Правителя, — она опускает взгляд, ее щеки вспыхивают от смущения. И я знаю почему. Когда мужчина называет женщину аметой, это высшее проявление чувств, все равно, что признание в любви.
— Не спеши называть меня так, Нур. Вокруг тебя слишком много женщин, и я слышала… как ты говорил нечто подобное другим, — она бросает на меня обиженный пристальный взгляд.
— Иса, это было давно… — нагло лгу я, расплываясь в соблазнительной улыбке. – Если бы я знал, что найду в тебе все то, что ищу в женщине, я бы никогда не относился к тебе так, как в те дни, когда ты появилась здесь. — Она опускает ресницы, вспоминая те моменты, которые мы оба хотели бы забыть. Я действительно не сразу принял Ису. Когда Актавия привела ее во дворец, я почти не замечал тихого и пугливого ребенка. Чуть позже, когда она стала подрастать и превращаться в красивую девушку, я не смог не обратить на нее внимания, но все равно продолжал держаться в стороне, пока не случился рецидив болезни, которая однажды чуть меня не убила. Кэлона тогда не был во дворце, и Иса не отходила от моей кровати, день и ночь дежурила возле меня, поила лекарством, снимала жар, рассказывала какие-то смешные истории, заставляя улыбаться. Наверное, именно тогда зародились мои чувства к ней. Когда рядом не было Кэлона… Когда рядом не было Кэлона, я понимал, как много она для меня значит.
— Я никому не дам тебя в обиду, слышишь? Сначала ты была для меня невидимкой. Когда я заболел, ты стала моей сестрой. Ты росла на моих глазах и была мне как дочь… но теперь, когда ты расцвела, как редкая Амета, я вижу в тебе единственную женщину, способную сделать меня счастливым. Способную сделать меня великим Правителем Элиоса. Я многое отдам за подобный талисман удачи, потому что рядом с тобой я ощущаю прилив сил, — ласково прикасаюсь к ее лицу, провожу пальцами по алеющим щекам. Женское смущение — редкая драгоценность. Я привык совершенно к другим эмоциям. Одалам это качество незнакомо.
— Даже убить? — внезапно спрашивает она, дерзко глядя мне в глаза. — Ты убьешь ради меня, Нур?
Я потрясенно смотрю на нее, пытаясь найти объяснение странному вопросу девушки.
— Кто-то обидел тебя? Или причинил боль? Скажи мне имя мерзавца и завтра же его казнят на площади, — с чувством говорю я, сжимая ее плечи и требовательно заглядывая в глаза. — Кого я должен убить, Иса?
— Кэлона, — отвечает она, и в глубинах ее аметистовых глаз вспыхивает ярость и неприкрытая боль.
— Ты с ума сошла! — с негодованием выкрикиваю я, отталкивая девушку от себя. Мандиса натыкается на толстый ствол дерева, с раскидистых ветвей которого взмывает в сиреневые облака разноцветная Фелика, любимая птица Исы. В распахнутых глазах девушки сверкают слезы. Я с недоумением смотрю на нее, чувствуя, как бешено колотится сердце в груди. Я разрываюсь между потребностью утешить ее и отрицанием всего, что она сейчас мне скажет.
— Ты не понимаешь, что он такое, Нуриэль! Послушай меня… — с мольбой говорит Иса.
— Нет, Мандиса. Кэлон не раз прикрывал мою спину в боях, — ожесточённо отвечаю я. — Я достаточно выслушал лжи и клеветы от тех, кто не разделает его веру. Он не заставляет тебя служить Саху, как и остальных, преданных Ори. Каждый в Элиосе свободен выбирать, кому поклоняться.
— Ты просто ослеплен его магией, Нур. — с горящим взором восклицает Иса. — Очнись. Оглянись по сторонам. Светлый Бог забыт, и Кэлон постепенно строит свое темное царство, в котором собирается занять место единственного Правителя.
— Ты одержима, как многие мятежники, которые не хотят принять новое устройство мира, — качаю головой я, не желая слушать очередной религиозный бред.
— Да, я одержима! — выкрикивает девушка, прижимая руки к груди. — Я одержима Кэлоном. Он сделал это со мной. Подверг своим чарам и соблазнил, и я не смогла, не смогла противостоять ему. — Закрыв ладонями лицо она отчаянно разрыдалась, заставив мня остолбенеть от изумления.
— Это безумие, Мандиса. Зачем ты лжешь? Я знаю о твоем даре. Кэлон даже прикоснуться к тебе не может, — схватив тонкие запястья, я отвел руки девушки от ее лица, яростно глядя в глаза. — Кто научил тебя? Кто заставил клеветать на Кэлона?
— И ты тоже одержим им, как и все, кто необходим ему для достижения его низменных планов, — дрожащим от слез голосом тихо произносит Мандиса. — Но я не лгу. Кэлон сделал это. Он брал меня бесчисленное количество раз и даже здесь. На этом самом месте.
— Нет, — рычу я в гневе, встряхивая девушку за плечи, как тряпичную куклу. — Гнусная ложь. Твой дар огненной рии не позволил бы ему сделать это.
— Да. Но он нашел способ обойти запрет. — Мандиса смотрит на меня застывшим взглядом и медленно снимает с руки браслет, протягивая его мне. — Это его подарок. Он сделал его своими руками, используя магические камни, которые сдерживают мою силу и позволяют ему прикасаться ко мне. Если не веришь, спроси у него сам. Поверь мне, Нуриэль. Кэлон не тот, кем ты его считаешь. Минора показала мне истинные намерения черного жреца. Он считает себя Истинным царем, тем, о ком говорится в пророчестве. Ты — лишь инструмент для достижения его целей. Подумай, и ты поймешь, что я говорю правду. Он погрузит Элиос во тьму, если ты его не остановишь. Сделай это ради меня. Ради нас… Нуриэль, — подняв руку, она провела ладонью по моей щеке. В наполненных слезами глазах светилась боль и отчаянная мольба.
— Я не могу поверить тебе, Иса, — хрипло выдохнул я, отступая назад и бросая браслет к ее ногам. — Если то, что ты сказала правда, то зачем ты надела и носила его подарок?
— Я верила в то, что мои чувства настоящие. Как и ты, я подверглась его чарам, но Минора заставила меня прозреть, показав, чего именно добивается Кэлон, — едва слышно прошептала девушка, обессилено опуская руки.
— Мне нужно подумать. И если ты говоришь правду, я сделаю то, о чем ты просишь.
— Только не говори с Кэлоном. Он обманет тебя, — отрешенно качает головой Мандиса.
— Ты считаешь меня глупцом, Иса? — с негодованием спрашиваю я. Взрывная смесь ревность, гнева, ослепляющей ярости обрушивается на меня, создавая хаос мечущихся мыслей в голове. Инстинкт защищать девушку и верить ей силен, но если я поверю ей… если поверю в то, что Кэлон действительно прикасался к ней. Я убью его! Глухое рычание срывается с губ, опаляя их горячим дыханием. Я разорву его на части, если хотя бы слово из того, что сказала Иса истинно.
Она опускает глаза, медные локоны падают на ее бледное лицо, скрывая его от меня. Ее отчаянье и боль, ее неподдельное горе не могут лгать.
— Я буду ждать твоего решения и молиться, чтобы оно оказалось правильным и мудрым, — ответила она смиренно.
Приступ боли сжимает грудную клетку, невидимым кулаком бьет под дых, обличающая совесть выжигает очередное клеймо на моем сердце, безжалостной рукой хватая за горло и вырывая из воспоминаний. Оглохнув от давящего на барабанные перепонки звона, оглядываюсь по сторонам, замечая, что спальня погрузилась в полумрак. Опускаюсь на кровать, зарываясь пальцами в волосы, и резко тяну в стороны, пытаясь перекрыть одну боль другой. Но даже если я сниму с себя скальп — это не поможет. Никакое физическое страдание нельзя поставить на одну ступень с тем, что творится внутри. Меня вывернули наизнанку, вырезали невидимые черные шрамы на душе, оставив кровоточащие стигматы с неизвестными рунами проклятий, а сейчас заставили читать. И каждую ночь, как самое адовое наказание, я получаю новую порцию правды, еще один кусок из ужасающей картины своих преступлений.
Но даже тогда, когда я оставил Ису в саду, раздираемый противоречивыми сомнениями. Сгорающий от ревности и гнева, я мог сделать правильный выбор. У меня был шанс поступить верно, но я не воспользовался им. Я снова позволил себя одурачить. Сейчас я могу объяснить случившееся только тем, что Мандиса была права, и я, как и она сама, был подвержен магическому влиянию Кэлона. Но это не является, ни в коей мере, оправданием моим злодеяниям и самому безжалостному предательству, которое я совершил за свою долгую жизнь.
Кэлон вернулся с приходом темноты. Он часто отсутствовал в сравнительно мирные периоды, когда мы не сражались, разбивая полчища повстанцев против моего Правления и приверженцев старого устройства мира, отрицающих совместное существование двух религий. Я нашел Кэлона в хариме, развлекающимся с одалами, но стоило мне войти в покои, жрецу хватило одного взгляда, чтобы понять, насколько сильно я разгневан. Девушки, которые только что самозабвенно ублажали жреца по щелчку пальца убежали прочь, оставив нас наедине.
— Правитель, тебя что-то тревожит? — набрасывая шелковый расшитый золотом халат на обнаженное тело, невозмутимо спрашивает жрец, не сводя с меня проницательного испытывающего взгляда. И я впервые пытаюсь рассмотреть его, как возможного соперника. Мы оба высокие, могучие, с натренированными в боях мощными телами, закалённые, сильные, не знающие отказа в удовольствиях. Где бы мы не появлялись, в какой бы дом или город не входили, нас везде принимали, как посланников Богов, и окружали настойчивым вниманием. Как Правитель я мог взять любую красавицу, на которую падал взгляд, и она с радостью шла за мной. Но что находили женщины в Кэлоне? Я не раз замечал нездоровое влечение к жрецу со стороны не только одал, но и знатных особ с привилегированным положением в обществе. Одержимые женщины преследовали его повсюду, некоторые даже сопровождали нас в военных походах, что давно стало поводом для шуток, ведь когда Кэлон не хотел их, то красавицами пользовались наши воины.
— Ты прикасался к Мандисе? — спрашиваю я, едва сдерживаясь от клокочущего внутри меня гнева. Кэлон самодовольно ухмыляется, вздергивая бровь.
— Не думал, что Правитель станет слушать сплетни ревнивых шлюх, которых я когда-либо отверг, — небрежно произносит жрец, опираясь на одну из белоснежных колонн. — Мандиса еще ребенок. У меня достаточно женщин, зрелых и опытных. Ты и сам знаешь.
— Я тоже считаю, что Мандиса еще слишком юна для взрослых игр, и только поэтому до сих пор не женился на ней, — не сводя с невозмутимого лица жреца испытывающего взгляда, жестко отвечаю я. Сдержанная маска Кэлона на короткое мгновение спадает, позволяя мне заметить недоумение в потемневших глазах, которое тут же сменяется ироничным пренебрежением.
— Жениться на Мандисе? И давно ты это запланировал?
— Я не обязан докладывать тебе о своих намерениях, Кэлон. И ты ошибаешься, меня привели сюда не сплетни твоих обиженных отставных любовниц.
— А что же тогда? — холодно интересуется жрец, завязывая шелковый широкий кушак. Он пытается выглядеть отстраненным, но подсознание подсказывает мне, что жрец сейчас играет со мной.
— Поклянись, что никогда не дотрагивался до Мандисы, не соблазнял ее! — повышая тон, почти кричу я, окидывая застывшую фигуру Кэлона свирепым взглядом.
— Ты знаешь, что я никогда бы не смог этого сделать! — спокойным уверенным тоном отвечает он.
— Не смог или не хотел?
— Что ты хочешь услышать, Правитель? В чем причина твоих вопросов?
— Мандиса попросила меня убить тебя.
— Что? — обычная самоуверенность изменяет жрецу, и он с откровенным недоумением смотрит на меня, словно я только что произнес нечто нелепое и безумное.
— То, что слышал. Она обвинила тебя в том, что ты соблазнил ее, подверг своим чарам, заставил отдаться тебе. Нужны еще объяснения или ты понял, о чем речь?
— Мандиса сказала тебе, что я заставил ее? — переспросил Кэлон, сдвигая брови, словно по-прежнему до конца не улавливая суть моих обвинений.
— Ты отрицаешь?
Кэлон ответил мне тяжелым мрачным взглядом, в котором было что угодно, но не отрицание. Меня окатило горячей волной неистового гнева. Я сжал кулаки, готовясь к броску, но не успел. Кэлон вытянул руки, раскрытыми ладонями вперед, останавливая меня, и я словно ударился в невидимую стену, выросшую между мной и жрецом. Я свирепо рычу, пытаясь добраться до Кэлона, но снова и снова натыкаюсь на энергетический барьер.
Развернувшись, я направляюсь к выходу из храма. Белый маг и стражники следуют за мной, пока я задумчиво спускаюсь по мраморным ступеням и пересекаю центральную площадь перед храмом. Минты, пришедшие помолится Светлому Ори и поглазеть на пророчество, мерцающее под сводами, молчаливо расступаются, но в их глазах я вижу не подобострастное выражение преданности, а тревогу и сомнение. И я понимаю неуверенность народа Элиоса. Тот, кто предал их однажды не заслуживает доверия. Я могу лишь доказать, что способен искупить совершенное зло благими делами, но мою власть они примут только в том случае, если рядом со мной будет стоять Мандиса. И я обязан дать жителям Элиоса то, чего они жаждут больше всего, в обратном случае недалек час моей собственной казни.
Я чувствую тяжелые взгляды минтов, обращенные в спину. Пока еще я могу удерживать мятежный народ, но Элим прав, мое время на исходе, и я должен использовать его так, чтобы жители Элиоса запомнили меня не как предателя, а как истинного Правителя, который признал свои ошибки, и смог их исправить. Возможно, я ставлю невыполнимую цель, но я положу все свои силы на ее достижение.
Вернувшись во дворец, я поднимаюсь в свои покои, минуя опустевший харим. После казни Кэлона и похищения Мандисы, первое, что я сделал — это распустил всех одал, которые веками служили для удовлетворения моей похоти. Точно также я поступил и с одалами Кэлона. Некоторые из них остались, чтобы работать во дворце в качестве прислуги, но это был исключительно их выбор. Теперь в моем распоряжении были долгие бессонные одинокие ночи, полные кошмарных воспоминаний, постепенно настигающих меня в минуты тишины. И когда в окна спальни проникали первые лучи аметистовой луны, я каждый раз думал о Мандисе… Она занимала все мои мысли не только ночью, но и днем. Я пытался найти способ вернуть ее домой, продумывал все новые стратегии, строил планы. Завтра я соберу глав Пересечений и озвучу принятое решение о военном походе на Минору и Грейма, который я лично возглавлю. Я знаю, что они поддержат меня, мне нужна победа, иначе… Другого исхода просто не может быть.
Если бы я много лет назад прислушался к словам Актавии и изгнал из дворца Кэлона, мы с Мандисой могли бы быть по-настоящему счастливы сейчас. Если бы я послушал Ису в тот день, когда она пыталась призвать меня к благоразумию, когда обратилась ко мне за помощью…
— Ты такая красивая, Иса. Моя любимая, моя Амета, — я вспоминаю ее нежное трепетное лицо с огромными глазами, смотрящими на меня с нежностью и теплотой. Ее огненные с медным отливом волосы рассыпаны по плечам и мерцают в свете золотой планеты, согревающей Элиос в течение светлого времени суток. Я сжимаю ее ладони, чувствуя, как дрожат ее пальчики от моих прикосновений. Она улыбается мне ангельской улыбкой, а я думаю о том, какие сладкие на вкус ее алые губы. Я не раз целовал их, но в последнее время, Мандиса стала избегать меня, и я все чаще заставал ее в задумчивом и печальном настроении. Я не искал встречи и не задумывался над причинами, довольствуясь вниманием одал, всегда готовых доставить мне массу удовольствий. Когда впереди у тебя сотни лет, ты не торопишь время, предвкушая момент, который кажется неотвратимым.
— Нур, я не твоя Амета. Это слишком громкое слово, особенно для Правителя, — она опускает взгляд, ее щеки вспыхивают от смущения. И я знаю почему. Когда мужчина называет женщину аметой, это высшее проявление чувств, все равно, что признание в любви.
— Не спеши называть меня так, Нур. Вокруг тебя слишком много женщин, и я слышала… как ты говорил нечто подобное другим, — она бросает на меня обиженный пристальный взгляд.
— Иса, это было давно… — нагло лгу я, расплываясь в соблазнительной улыбке. – Если бы я знал, что найду в тебе все то, что ищу в женщине, я бы никогда не относился к тебе так, как в те дни, когда ты появилась здесь. — Она опускает ресницы, вспоминая те моменты, которые мы оба хотели бы забыть. Я действительно не сразу принял Ису. Когда Актавия привела ее во дворец, я почти не замечал тихого и пугливого ребенка. Чуть позже, когда она стала подрастать и превращаться в красивую девушку, я не смог не обратить на нее внимания, но все равно продолжал держаться в стороне, пока не случился рецидив болезни, которая однажды чуть меня не убила. Кэлона тогда не был во дворце, и Иса не отходила от моей кровати, день и ночь дежурила возле меня, поила лекарством, снимала жар, рассказывала какие-то смешные истории, заставляя улыбаться. Наверное, именно тогда зародились мои чувства к ней. Когда рядом не было Кэлона… Когда рядом не было Кэлона, я понимал, как много она для меня значит.
— Я никому не дам тебя в обиду, слышишь? Сначала ты была для меня невидимкой. Когда я заболел, ты стала моей сестрой. Ты росла на моих глазах и была мне как дочь… но теперь, когда ты расцвела, как редкая Амета, я вижу в тебе единственную женщину, способную сделать меня счастливым. Способную сделать меня великим Правителем Элиоса. Я многое отдам за подобный талисман удачи, потому что рядом с тобой я ощущаю прилив сил, — ласково прикасаюсь к ее лицу, провожу пальцами по алеющим щекам. Женское смущение — редкая драгоценность. Я привык совершенно к другим эмоциям. Одалам это качество незнакомо.
— Даже убить? — внезапно спрашивает она, дерзко глядя мне в глаза. — Ты убьешь ради меня, Нур?
Я потрясенно смотрю на нее, пытаясь найти объяснение странному вопросу девушки.
— Кто-то обидел тебя? Или причинил боль? Скажи мне имя мерзавца и завтра же его казнят на площади, — с чувством говорю я, сжимая ее плечи и требовательно заглядывая в глаза. — Кого я должен убить, Иса?
— Кэлона, — отвечает она, и в глубинах ее аметистовых глаз вспыхивает ярость и неприкрытая боль.
— Ты с ума сошла! — с негодованием выкрикиваю я, отталкивая девушку от себя. Мандиса натыкается на толстый ствол дерева, с раскидистых ветвей которого взмывает в сиреневые облака разноцветная Фелика, любимая птица Исы. В распахнутых глазах девушки сверкают слезы. Я с недоумением смотрю на нее, чувствуя, как бешено колотится сердце в груди. Я разрываюсь между потребностью утешить ее и отрицанием всего, что она сейчас мне скажет.
— Ты не понимаешь, что он такое, Нуриэль! Послушай меня… — с мольбой говорит Иса.
— Нет, Мандиса. Кэлон не раз прикрывал мою спину в боях, — ожесточённо отвечаю я. — Я достаточно выслушал лжи и клеветы от тех, кто не разделает его веру. Он не заставляет тебя служить Саху, как и остальных, преданных Ори. Каждый в Элиосе свободен выбирать, кому поклоняться.
— Ты просто ослеплен его магией, Нур. — с горящим взором восклицает Иса. — Очнись. Оглянись по сторонам. Светлый Бог забыт, и Кэлон постепенно строит свое темное царство, в котором собирается занять место единственного Правителя.
— Ты одержима, как многие мятежники, которые не хотят принять новое устройство мира, — качаю головой я, не желая слушать очередной религиозный бред.
— Да, я одержима! — выкрикивает девушка, прижимая руки к груди. — Я одержима Кэлоном. Он сделал это со мной. Подверг своим чарам и соблазнил, и я не смогла, не смогла противостоять ему. — Закрыв ладонями лицо она отчаянно разрыдалась, заставив мня остолбенеть от изумления.
— Это безумие, Мандиса. Зачем ты лжешь? Я знаю о твоем даре. Кэлон даже прикоснуться к тебе не может, — схватив тонкие запястья, я отвел руки девушки от ее лица, яростно глядя в глаза. — Кто научил тебя? Кто заставил клеветать на Кэлона?
— И ты тоже одержим им, как и все, кто необходим ему для достижения его низменных планов, — дрожащим от слез голосом тихо произносит Мандиса. — Но я не лгу. Кэлон сделал это. Он брал меня бесчисленное количество раз и даже здесь. На этом самом месте.
— Нет, — рычу я в гневе, встряхивая девушку за плечи, как тряпичную куклу. — Гнусная ложь. Твой дар огненной рии не позволил бы ему сделать это.
— Да. Но он нашел способ обойти запрет. — Мандиса смотрит на меня застывшим взглядом и медленно снимает с руки браслет, протягивая его мне. — Это его подарок. Он сделал его своими руками, используя магические камни, которые сдерживают мою силу и позволяют ему прикасаться ко мне. Если не веришь, спроси у него сам. Поверь мне, Нуриэль. Кэлон не тот, кем ты его считаешь. Минора показала мне истинные намерения черного жреца. Он считает себя Истинным царем, тем, о ком говорится в пророчестве. Ты — лишь инструмент для достижения его целей. Подумай, и ты поймешь, что я говорю правду. Он погрузит Элиос во тьму, если ты его не остановишь. Сделай это ради меня. Ради нас… Нуриэль, — подняв руку, она провела ладонью по моей щеке. В наполненных слезами глазах светилась боль и отчаянная мольба.
— Я не могу поверить тебе, Иса, — хрипло выдохнул я, отступая назад и бросая браслет к ее ногам. — Если то, что ты сказала правда, то зачем ты надела и носила его подарок?
— Я верила в то, что мои чувства настоящие. Как и ты, я подверглась его чарам, но Минора заставила меня прозреть, показав, чего именно добивается Кэлон, — едва слышно прошептала девушка, обессилено опуская руки.
— Мне нужно подумать. И если ты говоришь правду, я сделаю то, о чем ты просишь.
— Только не говори с Кэлоном. Он обманет тебя, — отрешенно качает головой Мандиса.
— Ты считаешь меня глупцом, Иса? — с негодованием спрашиваю я. Взрывная смесь ревность, гнева, ослепляющей ярости обрушивается на меня, создавая хаос мечущихся мыслей в голове. Инстинкт защищать девушку и верить ей силен, но если я поверю ей… если поверю в то, что Кэлон действительно прикасался к ней. Я убью его! Глухое рычание срывается с губ, опаляя их горячим дыханием. Я разорву его на части, если хотя бы слово из того, что сказала Иса истинно.
Она опускает глаза, медные локоны падают на ее бледное лицо, скрывая его от меня. Ее отчаянье и боль, ее неподдельное горе не могут лгать.
— Я буду ждать твоего решения и молиться, чтобы оно оказалось правильным и мудрым, — ответила она смиренно.
Приступ боли сжимает грудную клетку, невидимым кулаком бьет под дых, обличающая совесть выжигает очередное клеймо на моем сердце, безжалостной рукой хватая за горло и вырывая из воспоминаний. Оглохнув от давящего на барабанные перепонки звона, оглядываюсь по сторонам, замечая, что спальня погрузилась в полумрак. Опускаюсь на кровать, зарываясь пальцами в волосы, и резко тяну в стороны, пытаясь перекрыть одну боль другой. Но даже если я сниму с себя скальп — это не поможет. Никакое физическое страдание нельзя поставить на одну ступень с тем, что творится внутри. Меня вывернули наизнанку, вырезали невидимые черные шрамы на душе, оставив кровоточащие стигматы с неизвестными рунами проклятий, а сейчас заставили читать. И каждую ночь, как самое адовое наказание, я получаю новую порцию правды, еще один кусок из ужасающей картины своих преступлений.
Но даже тогда, когда я оставил Ису в саду, раздираемый противоречивыми сомнениями. Сгорающий от ревности и гнева, я мог сделать правильный выбор. У меня был шанс поступить верно, но я не воспользовался им. Я снова позволил себя одурачить. Сейчас я могу объяснить случившееся только тем, что Мандиса была права, и я, как и она сама, был подвержен магическому влиянию Кэлона. Но это не является, ни в коей мере, оправданием моим злодеяниям и самому безжалостному предательству, которое я совершил за свою долгую жизнь.
Кэлон вернулся с приходом темноты. Он часто отсутствовал в сравнительно мирные периоды, когда мы не сражались, разбивая полчища повстанцев против моего Правления и приверженцев старого устройства мира, отрицающих совместное существование двух религий. Я нашел Кэлона в хариме, развлекающимся с одалами, но стоило мне войти в покои, жрецу хватило одного взгляда, чтобы понять, насколько сильно я разгневан. Девушки, которые только что самозабвенно ублажали жреца по щелчку пальца убежали прочь, оставив нас наедине.
— Правитель, тебя что-то тревожит? — набрасывая шелковый расшитый золотом халат на обнаженное тело, невозмутимо спрашивает жрец, не сводя с меня проницательного испытывающего взгляда. И я впервые пытаюсь рассмотреть его, как возможного соперника. Мы оба высокие, могучие, с натренированными в боях мощными телами, закалённые, сильные, не знающие отказа в удовольствиях. Где бы мы не появлялись, в какой бы дом или город не входили, нас везде принимали, как посланников Богов, и окружали настойчивым вниманием. Как Правитель я мог взять любую красавицу, на которую падал взгляд, и она с радостью шла за мной. Но что находили женщины в Кэлоне? Я не раз замечал нездоровое влечение к жрецу со стороны не только одал, но и знатных особ с привилегированным положением в обществе. Одержимые женщины преследовали его повсюду, некоторые даже сопровождали нас в военных походах, что давно стало поводом для шуток, ведь когда Кэлон не хотел их, то красавицами пользовались наши воины.
— Ты прикасался к Мандисе? — спрашиваю я, едва сдерживаясь от клокочущего внутри меня гнева. Кэлон самодовольно ухмыляется, вздергивая бровь.
— Не думал, что Правитель станет слушать сплетни ревнивых шлюх, которых я когда-либо отверг, — небрежно произносит жрец, опираясь на одну из белоснежных колонн. — Мандиса еще ребенок. У меня достаточно женщин, зрелых и опытных. Ты и сам знаешь.
— Я тоже считаю, что Мандиса еще слишком юна для взрослых игр, и только поэтому до сих пор не женился на ней, — не сводя с невозмутимого лица жреца испытывающего взгляда, жестко отвечаю я. Сдержанная маска Кэлона на короткое мгновение спадает, позволяя мне заметить недоумение в потемневших глазах, которое тут же сменяется ироничным пренебрежением.
— Жениться на Мандисе? И давно ты это запланировал?
— Я не обязан докладывать тебе о своих намерениях, Кэлон. И ты ошибаешься, меня привели сюда не сплетни твоих обиженных отставных любовниц.
— А что же тогда? — холодно интересуется жрец, завязывая шелковый широкий кушак. Он пытается выглядеть отстраненным, но подсознание подсказывает мне, что жрец сейчас играет со мной.
— Поклянись, что никогда не дотрагивался до Мандисы, не соблазнял ее! — повышая тон, почти кричу я, окидывая застывшую фигуру Кэлона свирепым взглядом.
— Ты знаешь, что я никогда бы не смог этого сделать! — спокойным уверенным тоном отвечает он.
— Не смог или не хотел?
— Что ты хочешь услышать, Правитель? В чем причина твоих вопросов?
— Мандиса попросила меня убить тебя.
— Что? — обычная самоуверенность изменяет жрецу, и он с откровенным недоумением смотрит на меня, словно я только что произнес нечто нелепое и безумное.
— То, что слышал. Она обвинила тебя в том, что ты соблазнил ее, подверг своим чарам, заставил отдаться тебе. Нужны еще объяснения или ты понял, о чем речь?
— Мандиса сказала тебе, что я заставил ее? — переспросил Кэлон, сдвигая брови, словно по-прежнему до конца не улавливая суть моих обвинений.
— Ты отрицаешь?
Кэлон ответил мне тяжелым мрачным взглядом, в котором было что угодно, но не отрицание. Меня окатило горячей волной неистового гнева. Я сжал кулаки, готовясь к броску, но не успел. Кэлон вытянул руки, раскрытыми ладонями вперед, останавливая меня, и я словно ударился в невидимую стену, выросшую между мной и жрецом. Я свирепо рычу, пытаясь добраться до Кэлона, но снова и снова натыкаюсь на энергетический барьер.
