4 февраля
Здравствуй, Дорогая. Я наконец-то помогу людям!
Помнишь, ты мечтала о материальной переписке, считая электронные письма неодушевлёнными? Тогда я отшутился: «Вот достигну задуманного и напишу тебе». Сдерживаю обещание!
Наконец-то добился своего! Эти трусливые консерваторы прогнулись под моим неиссякаемым напором. Десять лет ушло на подготовку бумаг и распутывание огромной связки юридических и медицинских проблем. Ты, Дорогая, не представляешь, сколько довелось выслушать нотаций о морали, теологии, праве человека… Сколько властных людей пришлось объехать ради оказания людям такой помощи. Особенно сложно было с теми, кто с этим не сталкивался, далёк от подобных ситуаций и потому неправильно истолковывал мои слова.
Если бы это происходило в другой стране, возможно, процесс подготовки оказался бы проще. А так, сама понимаешь: нигде такой специальности нет, а наши власти всего нового страшатся. Упоминание, что в некоторых западных государствах это уже существует на протяжении многих лет, только ухудшало обстановку. Приходилось выслушивать лекции о коммунистической жизни, когда такие темы были неприемлемы. Многие набрасывались с обвинениями в том, что я нахожусь под влиянием капиталистов, пытаясь доказать материальную выгоду данной идеи.
Как подумаю, что в свои двадцать семь уже начал заниматься вопросом, который всегда был актуальным и неоднозначным. Хотя многие об этом забывают, не беспокоятся, пренебрегают в более позднем возрасте. Удивляются, когда это настигает богачей, знаменитей, молодых, друзей или знакомых, с которыми накануне встречались. Но все мы когда-нибудь с этим столкнёмся, как и наши любимые.
Многие как не понимали, так и в дальнейшем не будут понимать мою ретивость. Очень тяжело было корпеть с юристами и гораздо легче с коллегами — врачами. Когда о моей цели узнали наши соседи, приняли данную инновацию очень негативно. В церкви перед прихожанами отец Георгий публично порицал меня, после чего в мой адрес хлынули разнообразные оскорбления. Каждый раз, оказываясь возле подъезда, я слышу малоприятное шушуканье от согревающих лавочки старушек. Только возрастная женщина из шестьдесят пятой квартиры отнеслась с пониманием и пожелала успехов в моей неоднозначной специальности. Полагаю, что люди, которые не осознают, к чему я стремился, не познали определённую часть жизни.
Не раз на протяжении этих лет мне хотелось всё забросить и продолжить работать обыкновенным педиатром на своём участке. Заниматься сопливыми или не оправившимися от болезни детьми, возле которых маются беспричинно обеспокоенные родители. Но ты меня знаешь: могу опустить руки, только чтобы собрать достаточно сил и вновь их поднять.
Когда проект был полностью готов, власть имущие с надменными ухмылками хотели всё закупорить, указав на бессмысленно потраченное время. Неожиданно за меня вступился один из заместителей министров здравоохранения. Он смог оказать неоценимую помощь, перетянув полотно реализации на нас двоих. Позже выяснилось, что у заместителя был личный мотив, так как его отец оказался в числе моих первых пациентов. О нём я и расскажу.
Пациент, 84 года.
Дорогая, фамилию указать не могу, так как это будет разглашением медицинской тайны.
Во время первого посещения меня встретила покосившаяся вперёд хозяйка. Несмотря на преклонный возраст и увесистую трость, женщина сохраняла удивительную остроту ума. Мой визит её одновременно порадовал и огорчил. Супруга пациента пояснила, что её сын (тот самый заместитель министра) сообщил о моей необычной специальности.
Дорогая, ты помнишь, что при первом взгляде на людей навеваются причудливые ассоциации с предметами? Так вот, пожилая хозяйка напомнила мне изогнутую спицу с надломанным кончиком. Почему спицу? Наверное, из-за её вразумительного колючего взгляда, но надломанную, потому как глаза были потускневшими. Её вычурные манеры, суховатая речь, сжатые губы и прищуренный взгляд с лихвой выдали в ней ехидного холерика, который достигает поставленной цели любым способом. Стало очевидно, в кого пошёл их единственный сын.
Признаюсь, немного удивился окружающей обстановке: от родителей заместителя министра ожидал большей роскоши. Но находился я в ветхой хрущёвке в небольшом провинциальном городке Минской области. Наполняла двушку затёртая скрипучая мебель, украшенная несмываемыми пятнами и глубокими царапинами, которые словно хотели сообщить истории своего появления; модные в прошлом огромные стеклянные шкафы с неприкасаемым, слегка покрытым пылью, красочным сервизом для особого случая; на стенах, в местах, не закрытых коврами, лоскутами отклеивался верхний слой обоев. Много предметов обихода наше поколение обзовёт «антикварным», начиная от помятого железного чайника и заканчивая пошарканной чугунной сковородкой. Подтекающую сантехнику в ванной давно одолела ржавчина, изношенный временем кран каждую секунду пропускал контрабандную каплю воды.
К моему приходу дом попытались подготовить, почистив пол и разостлав на аналоговом телевизоре белоснежные вязаные салфетки. Несмотря на затёртое бытом помещение, там пахло свежей выпечкой и горячим чаем. Всё говорило о том, что здесь жили простые люди с незатейливыми запросами к жизни.
Как и все гостеприимные люди, пожилая женщина попыталась усадить меня за стол. Не хотелось отказывать, но вначале я предложил повидаться со своим пациентом.
Мужчина давно был прикован к кровати. Об этом говорили не только медицинские документы, которые мне накануне вручили, но и полностью обустроенный быт вокруг постели. Всё было сделано для того, чтобы лежачий мог дотянуться до воды, салфеток, взять в любой момент еды и принять обезболивающее, не беспокоя лишний раз хозяйку.
Несмотря на то, что седого пациента вымыли и облачили в чистую одежду, он напомнил немного расплавленную сивую клеёнку. Было в его лице что-то застывшее и текучее, говорящее о нетерпимой боли.
К восьмидесяти четырём годам перечень скопившихся заболеваний напоминал список болезней, который знает студент-медик после пятого курса, когда проходится всё и понемногу. От головы с возрастной катарактой и тугоухостью до зарубцевавшихся пролежней на пятках. К моим услугам они обратились в связи со злокачественным образованием правой бедренной кости, которое дало метастазы во внутренние органы и позвоночник.
Я помню, Дорогая, как ты не любишь длинные медицинские термины, и твою фирменную фразу: «Целитель, а теперь поясни обывателю!». Его заболевание — это рак кости, который снижает качество жизни из-за интенсивных болей, а метастазы говорят о далеко зашедшем процессе и неутешительном прогнозе. На данный момент пациент получает паллиативную помощь и принимает максимально разрешимую дозировку наркотических обезболивающих, но, по словам супруги, этого не хватало. Из-за возраста и сопутствующих заболеваний пожилая пара отказалась от комплексного лечения недуга. Даже связи их высокопоставленного сына и уговоры не помогли.
Когда пациент услышал, что я к нему наведался, схватил меня за руку и попытался улыбнуться. Его речь давно стала приглушенной, и пришлось наклониться, чтобы услышать тихие слова со смазанным окончанием. Отвечать лежачий пытался кратко, а как только произносил длинную фразу, просил подать ему воды из-за пересыхающих губ.
Немного, Дорогая, поясню… Моя помощь оказывается как минимум за четыре визита. При первом я должен пообщаться с лечащим врачом пациента. Он готовит и передаёт мне для ознакомления огромный перечень медицинской документации, в котором должны быть свежие анализы и результаты всех инструментальных исследований, касающихся основных болезней. Дорогая, это рентгеновские, КТ, МРТ снимки, УЗИ различных частей тела, ФГДС, колоноскопия и т.д. К этому нужно добавить эпикризы, лечение на всех этапах и, конечно, консультации психотерапевтов или психиатров. Из немедицинской документации: справка о составе семьи, копия завещания, принадлежащее имущество и письменное согласие родственников первой линии, которые не смогут присутствовать лично. Всю информацию и её правильность я тщательно изучаю в течение нескольких дней.
При втором визите я посещаю родственников и пациента. Цель данного этапа — личное знакомство, объяснение ситуации, предложение вариантов и альтернатив; нужно убедиться в адекватности и понимании всей картины с их стороны.
На третьем снова посещаю лечащего врача. В назначенное время тот организовывает консилиум из всех заинтересованных узких специалистов (Дорогая, это онкологи, неврологи, кардиологи…), начмеда или главного врача учреждения. Всей толпой мы проведываем пациента и собираем разрешающие подписи.
Четвёртый визит подразумевает только меня и лечащего врача. Он самый тихий, сакральный и личный, хоть и начинается с бюрократии. Подписи собираются ещё раз…
Вчера познакомился с доктором моего пожилого пациента. Им оказалась тучная короткостиженная женщина лет пятидесяти, похожая на гелевую ручку с множеством стержней: словно у неё что-то щёлкает, и та меняется в настроении. Вначале встретила со своей широкой улыбкой с ямочками на щеках, через секунду рассердилась, ибо я явился на полчаса раньше назначенного времени, затем с материнской заботой предложила мне чая с печеньем, а потом слёзно сетовала на жизнь. Как-то хлёстко получался переход между её состояниями.
К подготовке документов женщина отнеслась добросовестно, а к моей специальности с пониманием. Она впечатлила меня наличием среди бумаг антикварной «ржавой» выписки, которую написал от руки давно почивший доктор.
Через четыре дня назначен консилиум по поводу пациента, поэтому я решил остаться в местном отеле этого провинциального городка. Цены здесь не кусаются, к тому же мне восхваляли местную сдобную кухню.
Не переживай, другими женщинами интересоваться не буду.
Прикасаюсь, ощущаю и очень скучаю.
Позже отпишу, как всё прошло.
11 февраля
Здравствуй, Дорогая!
Я по тебе истосковался, и, возможно, мы скоро встретимся. Но перед этим расскажу, чем закончилась история с тем пациентом восьмидесяти четырёх лет.
Делегацию врачей снарядили в микроавтобусе, чтобы мы приняли окончательное решение по поводу больного. В дороге легко определились весельчаки на всех праздниках: офтальмолог и хирург. Они громко повествовали забавные случаи из своей медицинской практики и знали множество анекдотов. Их лысеющий главврач в костюме сидел впереди, игнорируя беззаботную атмосферу, но и не вмешивался.
Когда мы подъехали к назначенному дому, через окно за нами наблюдал заместитель министра, и после предупреждения со стороны главного врача о его присутствии, все насторожились.
Лично я не видел смысла в данном консилиуме, но таковы были правила. Врачи отирались вдоль стен, рассматривая пол и интерьер. Их оторвали от работы. Разговором дирижировали заместитель министра и я. Чтобы хоть как-то подчеркнуть значимость коллег за спиной, я периодически задавал им невинные вопросы. Коллегия врачей согласилась на моё вмешательство. Наконец почти все подписи оказались собраны. Тяжелее всего было наблюдать за сомнениями супруги пациента: она ещё плотнее сомкнула губы, не высказывая никаких эмоций. Сын отвёл её в другую комнату, и те долго беседовали между собой.
За время консилиума наркотические обезболивающие перестали действовать. Пациент начал ёрзать, вопить, сдерживать боль сквозь редкие зубы. Ассоциация с расплавленной клеёнкой ему очень подходила. По возвращении супруги пациента к нам получили последнюю подпись.
Обратно мы расселись по своим местам. Доктора продолжали веселиться и разводить анекдоты. Мне понравилось, что, несмотря на серьёзность ситуации, они не унывали. Знаешь, Дорогая, что я в этот момент осознал?.. Это подтверждает, что они профессионалы своего дела!
В студенческие годы я надеялся, что не стану циником, как обучающие нас врачи. Это было заблуждением. Во время изнеможения на суетливых ночных дежурствах начинает импонировать чёрный юмор, который в минуты упадка необъяснимо придаёт сил и поднимает настроение. Замечаешь, насколько много вытягивают сил и времени пациенты, которым медицинская помощь вообще не нужна. Большинство из них не осознаёт, что банально стареют, и боли в суставах в семьдесят лет — это по-своему «нормально», а повышение давления, потому что не пьёт регулярно соответствующие препараты — закономерность. Особую группу составляет молодёжь с мнимыми болезнями, о которых они начитались в интернете, и люди с психосоматической патологией.
Психосоматика — это когда возникновение болезни обусловлено психическим состоянием пациента. Их легко можно отличить по фразам «никто не знает, что со мной». Они высасывают силы и терпение, как скверные пиявки, желая пройти множество ненужных исследований и консультаций. При этом постоянно комментируют действия врачей и выражают недовольство по поводу результатов лечения. Начинаешь их ненавидеть. И таких невежественных и глупых людей очень много, что зарождает в тебе мизантропа, который хочет всех этих «нытиков» собрать в одном месте, взять динамит и …
Задумываясь о «динамите и нытиках», ты ловишь себя на мысли, что становишься циником. И в это же мгновенье выставляешь невиновного пациента за дверь, потому что тот посмел обратиться с просроченным результатом флюорографии, хотя того беспокоили боли в ноге…
Смех врачей — это хорошо. Это значит, что те не беспокоятся понапрасну и не сломаются в неподходящий момент.
Мы вернулись в больницу. Вечером следующего дня договорились повеселиться с местными коллегами за бутылочкой пива, чтобы снять накопившийся стресс. Я в очередной раз проверил документы и убедился в наличии своего саквояжа. Всё было готово к роковому дню.
Утром к пациенту мы явились с его лечащим врачом. Она продолжала быстро меняться в настроении, чем меня и беспокоила. К нашему приходу в больного накололи обезболивающие, переодели, подстригли и побрили, оставив неглубокие раны на лице. Решение родственников и лежачего не изменилось, а потому я вновь собрал разрешающие подписи.
Когда поинтересовался христианским обрядами, возрастная супруга пояснила, что её муж испытывал нескрываемое презрение ко всем священникам. Пациент всю жизнь именовал их «клопами», высасывающими деньги из простого народа. Заявлял, что лучше покается врачу или учителю, нежели этим «коммерсантам». По этой причине пара не венчалась в церкви, а будущего заместителя министра женщина крестила тайком.
Старушка, облачённая в чёрную одежду, настояла на чайной паузе у кровати, во время которой разоткровенничалась с нами, вспоминая прошедшие времена.
Познакомились они сразу после войны. Супруга в то время была нянечкой в детском саду, а он возвращался с фронта в компании своих сослуживцев. Остановились возле неё и глазели всей толпой, как та, наклонившись, собирала разбросанные деревянные игрушки. Будущий муж, как самый храбрый и высокопоставленный офицер, пригласил её вечером послушать аккордеон в компании подружек. Она весь вечер вихрилась с ним в танце, и наутро — поженились. Свадьба была очень скромной: небольшая компания друзей, самогон и кусок сала, но жизнь прожили увлекательную. Сменили несколько мест проживания и профессий. Жили в общежитии, деревне, столице.
Здравствуй, Дорогая. Я наконец-то помогу людям!
Помнишь, ты мечтала о материальной переписке, считая электронные письма неодушевлёнными? Тогда я отшутился: «Вот достигну задуманного и напишу тебе». Сдерживаю обещание!
Наконец-то добился своего! Эти трусливые консерваторы прогнулись под моим неиссякаемым напором. Десять лет ушло на подготовку бумаг и распутывание огромной связки юридических и медицинских проблем. Ты, Дорогая, не представляешь, сколько довелось выслушать нотаций о морали, теологии, праве человека… Сколько властных людей пришлось объехать ради оказания людям такой помощи. Особенно сложно было с теми, кто с этим не сталкивался, далёк от подобных ситуаций и потому неправильно истолковывал мои слова.
Если бы это происходило в другой стране, возможно, процесс подготовки оказался бы проще. А так, сама понимаешь: нигде такой специальности нет, а наши власти всего нового страшатся. Упоминание, что в некоторых западных государствах это уже существует на протяжении многих лет, только ухудшало обстановку. Приходилось выслушивать лекции о коммунистической жизни, когда такие темы были неприемлемы. Многие набрасывались с обвинениями в том, что я нахожусь под влиянием капиталистов, пытаясь доказать материальную выгоду данной идеи.
Как подумаю, что в свои двадцать семь уже начал заниматься вопросом, который всегда был актуальным и неоднозначным. Хотя многие об этом забывают, не беспокоятся, пренебрегают в более позднем возрасте. Удивляются, когда это настигает богачей, знаменитей, молодых, друзей или знакомых, с которыми накануне встречались. Но все мы когда-нибудь с этим столкнёмся, как и наши любимые.
Многие как не понимали, так и в дальнейшем не будут понимать мою ретивость. Очень тяжело было корпеть с юристами и гораздо легче с коллегами — врачами. Когда о моей цели узнали наши соседи, приняли данную инновацию очень негативно. В церкви перед прихожанами отец Георгий публично порицал меня, после чего в мой адрес хлынули разнообразные оскорбления. Каждый раз, оказываясь возле подъезда, я слышу малоприятное шушуканье от согревающих лавочки старушек. Только возрастная женщина из шестьдесят пятой квартиры отнеслась с пониманием и пожелала успехов в моей неоднозначной специальности. Полагаю, что люди, которые не осознают, к чему я стремился, не познали определённую часть жизни.
Не раз на протяжении этих лет мне хотелось всё забросить и продолжить работать обыкновенным педиатром на своём участке. Заниматься сопливыми или не оправившимися от болезни детьми, возле которых маются беспричинно обеспокоенные родители. Но ты меня знаешь: могу опустить руки, только чтобы собрать достаточно сил и вновь их поднять.
Когда проект был полностью готов, власть имущие с надменными ухмылками хотели всё закупорить, указав на бессмысленно потраченное время. Неожиданно за меня вступился один из заместителей министров здравоохранения. Он смог оказать неоценимую помощь, перетянув полотно реализации на нас двоих. Позже выяснилось, что у заместителя был личный мотив, так как его отец оказался в числе моих первых пациентов. О нём я и расскажу.
Пациент, 84 года.
Дорогая, фамилию указать не могу, так как это будет разглашением медицинской тайны.
Во время первого посещения меня встретила покосившаяся вперёд хозяйка. Несмотря на преклонный возраст и увесистую трость, женщина сохраняла удивительную остроту ума. Мой визит её одновременно порадовал и огорчил. Супруга пациента пояснила, что её сын (тот самый заместитель министра) сообщил о моей необычной специальности.
Дорогая, ты помнишь, что при первом взгляде на людей навеваются причудливые ассоциации с предметами? Так вот, пожилая хозяйка напомнила мне изогнутую спицу с надломанным кончиком. Почему спицу? Наверное, из-за её вразумительного колючего взгляда, но надломанную, потому как глаза были потускневшими. Её вычурные манеры, суховатая речь, сжатые губы и прищуренный взгляд с лихвой выдали в ней ехидного холерика, который достигает поставленной цели любым способом. Стало очевидно, в кого пошёл их единственный сын.
Признаюсь, немного удивился окружающей обстановке: от родителей заместителя министра ожидал большей роскоши. Но находился я в ветхой хрущёвке в небольшом провинциальном городке Минской области. Наполняла двушку затёртая скрипучая мебель, украшенная несмываемыми пятнами и глубокими царапинами, которые словно хотели сообщить истории своего появления; модные в прошлом огромные стеклянные шкафы с неприкасаемым, слегка покрытым пылью, красочным сервизом для особого случая; на стенах, в местах, не закрытых коврами, лоскутами отклеивался верхний слой обоев. Много предметов обихода наше поколение обзовёт «антикварным», начиная от помятого железного чайника и заканчивая пошарканной чугунной сковородкой. Подтекающую сантехнику в ванной давно одолела ржавчина, изношенный временем кран каждую секунду пропускал контрабандную каплю воды.
К моему приходу дом попытались подготовить, почистив пол и разостлав на аналоговом телевизоре белоснежные вязаные салфетки. Несмотря на затёртое бытом помещение, там пахло свежей выпечкой и горячим чаем. Всё говорило о том, что здесь жили простые люди с незатейливыми запросами к жизни.
Как и все гостеприимные люди, пожилая женщина попыталась усадить меня за стол. Не хотелось отказывать, но вначале я предложил повидаться со своим пациентом.
Мужчина давно был прикован к кровати. Об этом говорили не только медицинские документы, которые мне накануне вручили, но и полностью обустроенный быт вокруг постели. Всё было сделано для того, чтобы лежачий мог дотянуться до воды, салфеток, взять в любой момент еды и принять обезболивающее, не беспокоя лишний раз хозяйку.
Несмотря на то, что седого пациента вымыли и облачили в чистую одежду, он напомнил немного расплавленную сивую клеёнку. Было в его лице что-то застывшее и текучее, говорящее о нетерпимой боли.
К восьмидесяти четырём годам перечень скопившихся заболеваний напоминал список болезней, который знает студент-медик после пятого курса, когда проходится всё и понемногу. От головы с возрастной катарактой и тугоухостью до зарубцевавшихся пролежней на пятках. К моим услугам они обратились в связи со злокачественным образованием правой бедренной кости, которое дало метастазы во внутренние органы и позвоночник.
Я помню, Дорогая, как ты не любишь длинные медицинские термины, и твою фирменную фразу: «Целитель, а теперь поясни обывателю!». Его заболевание — это рак кости, который снижает качество жизни из-за интенсивных болей, а метастазы говорят о далеко зашедшем процессе и неутешительном прогнозе. На данный момент пациент получает паллиативную помощь и принимает максимально разрешимую дозировку наркотических обезболивающих, но, по словам супруги, этого не хватало. Из-за возраста и сопутствующих заболеваний пожилая пара отказалась от комплексного лечения недуга. Даже связи их высокопоставленного сына и уговоры не помогли.
Когда пациент услышал, что я к нему наведался, схватил меня за руку и попытался улыбнуться. Его речь давно стала приглушенной, и пришлось наклониться, чтобы услышать тихие слова со смазанным окончанием. Отвечать лежачий пытался кратко, а как только произносил длинную фразу, просил подать ему воды из-за пересыхающих губ.
Немного, Дорогая, поясню… Моя помощь оказывается как минимум за четыре визита. При первом я должен пообщаться с лечащим врачом пациента. Он готовит и передаёт мне для ознакомления огромный перечень медицинской документации, в котором должны быть свежие анализы и результаты всех инструментальных исследований, касающихся основных болезней. Дорогая, это рентгеновские, КТ, МРТ снимки, УЗИ различных частей тела, ФГДС, колоноскопия и т.д. К этому нужно добавить эпикризы, лечение на всех этапах и, конечно, консультации психотерапевтов или психиатров. Из немедицинской документации: справка о составе семьи, копия завещания, принадлежащее имущество и письменное согласие родственников первой линии, которые не смогут присутствовать лично. Всю информацию и её правильность я тщательно изучаю в течение нескольких дней.
При втором визите я посещаю родственников и пациента. Цель данного этапа — личное знакомство, объяснение ситуации, предложение вариантов и альтернатив; нужно убедиться в адекватности и понимании всей картины с их стороны.
На третьем снова посещаю лечащего врача. В назначенное время тот организовывает консилиум из всех заинтересованных узких специалистов (Дорогая, это онкологи, неврологи, кардиологи…), начмеда или главного врача учреждения. Всей толпой мы проведываем пациента и собираем разрешающие подписи.
Четвёртый визит подразумевает только меня и лечащего врача. Он самый тихий, сакральный и личный, хоть и начинается с бюрократии. Подписи собираются ещё раз…
Вчера познакомился с доктором моего пожилого пациента. Им оказалась тучная короткостиженная женщина лет пятидесяти, похожая на гелевую ручку с множеством стержней: словно у неё что-то щёлкает, и та меняется в настроении. Вначале встретила со своей широкой улыбкой с ямочками на щеках, через секунду рассердилась, ибо я явился на полчаса раньше назначенного времени, затем с материнской заботой предложила мне чая с печеньем, а потом слёзно сетовала на жизнь. Как-то хлёстко получался переход между её состояниями.
К подготовке документов женщина отнеслась добросовестно, а к моей специальности с пониманием. Она впечатлила меня наличием среди бумаг антикварной «ржавой» выписки, которую написал от руки давно почивший доктор.
Через четыре дня назначен консилиум по поводу пациента, поэтому я решил остаться в местном отеле этого провинциального городка. Цены здесь не кусаются, к тому же мне восхваляли местную сдобную кухню.
Не переживай, другими женщинами интересоваться не буду.
Прикасаюсь, ощущаю и очень скучаю.
Позже отпишу, как всё прошло.
11 февраля
Здравствуй, Дорогая!
Я по тебе истосковался, и, возможно, мы скоро встретимся. Но перед этим расскажу, чем закончилась история с тем пациентом восьмидесяти четырёх лет.
Делегацию врачей снарядили в микроавтобусе, чтобы мы приняли окончательное решение по поводу больного. В дороге легко определились весельчаки на всех праздниках: офтальмолог и хирург. Они громко повествовали забавные случаи из своей медицинской практики и знали множество анекдотов. Их лысеющий главврач в костюме сидел впереди, игнорируя беззаботную атмосферу, но и не вмешивался.
Когда мы подъехали к назначенному дому, через окно за нами наблюдал заместитель министра, и после предупреждения со стороны главного врача о его присутствии, все насторожились.
Лично я не видел смысла в данном консилиуме, но таковы были правила. Врачи отирались вдоль стен, рассматривая пол и интерьер. Их оторвали от работы. Разговором дирижировали заместитель министра и я. Чтобы хоть как-то подчеркнуть значимость коллег за спиной, я периодически задавал им невинные вопросы. Коллегия врачей согласилась на моё вмешательство. Наконец почти все подписи оказались собраны. Тяжелее всего было наблюдать за сомнениями супруги пациента: она ещё плотнее сомкнула губы, не высказывая никаких эмоций. Сын отвёл её в другую комнату, и те долго беседовали между собой.
За время консилиума наркотические обезболивающие перестали действовать. Пациент начал ёрзать, вопить, сдерживать боль сквозь редкие зубы. Ассоциация с расплавленной клеёнкой ему очень подходила. По возвращении супруги пациента к нам получили последнюю подпись.
Обратно мы расселись по своим местам. Доктора продолжали веселиться и разводить анекдоты. Мне понравилось, что, несмотря на серьёзность ситуации, они не унывали. Знаешь, Дорогая, что я в этот момент осознал?.. Это подтверждает, что они профессионалы своего дела!
В студенческие годы я надеялся, что не стану циником, как обучающие нас врачи. Это было заблуждением. Во время изнеможения на суетливых ночных дежурствах начинает импонировать чёрный юмор, который в минуты упадка необъяснимо придаёт сил и поднимает настроение. Замечаешь, насколько много вытягивают сил и времени пациенты, которым медицинская помощь вообще не нужна. Большинство из них не осознаёт, что банально стареют, и боли в суставах в семьдесят лет — это по-своему «нормально», а повышение давления, потому что не пьёт регулярно соответствующие препараты — закономерность. Особую группу составляет молодёжь с мнимыми болезнями, о которых они начитались в интернете, и люди с психосоматической патологией.
Психосоматика — это когда возникновение болезни обусловлено психическим состоянием пациента. Их легко можно отличить по фразам «никто не знает, что со мной». Они высасывают силы и терпение, как скверные пиявки, желая пройти множество ненужных исследований и консультаций. При этом постоянно комментируют действия врачей и выражают недовольство по поводу результатов лечения. Начинаешь их ненавидеть. И таких невежественных и глупых людей очень много, что зарождает в тебе мизантропа, который хочет всех этих «нытиков» собрать в одном месте, взять динамит и …
Задумываясь о «динамите и нытиках», ты ловишь себя на мысли, что становишься циником. И в это же мгновенье выставляешь невиновного пациента за дверь, потому что тот посмел обратиться с просроченным результатом флюорографии, хотя того беспокоили боли в ноге…
Смех врачей — это хорошо. Это значит, что те не беспокоятся понапрасну и не сломаются в неподходящий момент.
Мы вернулись в больницу. Вечером следующего дня договорились повеселиться с местными коллегами за бутылочкой пива, чтобы снять накопившийся стресс. Я в очередной раз проверил документы и убедился в наличии своего саквояжа. Всё было готово к роковому дню.
Утром к пациенту мы явились с его лечащим врачом. Она продолжала быстро меняться в настроении, чем меня и беспокоила. К нашему приходу в больного накололи обезболивающие, переодели, подстригли и побрили, оставив неглубокие раны на лице. Решение родственников и лежачего не изменилось, а потому я вновь собрал разрешающие подписи.
Когда поинтересовался христианским обрядами, возрастная супруга пояснила, что её муж испытывал нескрываемое презрение ко всем священникам. Пациент всю жизнь именовал их «клопами», высасывающими деньги из простого народа. Заявлял, что лучше покается врачу или учителю, нежели этим «коммерсантам». По этой причине пара не венчалась в церкви, а будущего заместителя министра женщина крестила тайком.
Старушка, облачённая в чёрную одежду, настояла на чайной паузе у кровати, во время которой разоткровенничалась с нами, вспоминая прошедшие времена.
Познакомились они сразу после войны. Супруга в то время была нянечкой в детском саду, а он возвращался с фронта в компании своих сослуживцев. Остановились возле неё и глазели всей толпой, как та, наклонившись, собирала разбросанные деревянные игрушки. Будущий муж, как самый храбрый и высокопоставленный офицер, пригласил её вечером послушать аккордеон в компании подружек. Она весь вечер вихрилась с ним в танце, и наутро — поженились. Свадьба была очень скромной: небольшая компания друзей, самогон и кусок сала, но жизнь прожили увлекательную. Сменили несколько мест проживания и профессий. Жили в общежитии, деревне, столице.
