Она пыталась казаться хладнокровной, несмотря на бегающий взгляд и дрожание невнятного голоса. Пациентка убеждала, что полностью готова и хочет уйти, пока может об этом сообщить. Сестра кивнула, отпустила мою руку, и я вонзил иглу под кожу. Кошка выбежала из комнаты.
До введения препарата пациентка полюбопытствовала, не интересно ли мне, «о чём в своей жизни жалеют тяжёлые пациенты». Я отрицательно покачал головой. Тогда та добавила: «Я буду первой и жалею, что потратила столько времени на деньги и бумаги, а нужно было на любовь. Не с богатым красавчиком-бизнесменом, а с сантехником или трудовиком. Простым мужчиной, не столько прекрасным, сколько добрым и преданным. Он бы сейчас держал меня за руку… Придётся переродиться цаплей. Хорошо, что я люблю рыбу». Она засмеялась, а я медленно ввел препарат и отошёл в другую комнату.
Из-за двери доносились короткие прощания друг с другом и плач. Спустя промежуток звенящей тишины доктор попросила меня зайти. Сердце пациентки остановилось. Сделав кардиограмму, мы констатировали смерть. Врач не успела принять соболезнования и рванула на кухню, вставив сразу три сигареты. Добавила, что с моей работой не справилась бы. На беспокойство по поводу курения ответила, что на похоронах всегда курит по три сигареты. Я попросил разрешения покинуть квартиру и посоветовал обратиться за помощью к психотерапевту, если у неё появится чувство вины.
Кошку моя персона не порадовала, и вместо приветливого трения о штаны взъерошила шерсть и зашипела. Ей я тоже передал соболезнования.
У лестницы застал юношу, который крутился возле квартиры, как изголодавшееся животное. Несмотря на глуповатое выражение лица, спортивный костюм и фиолетовый кровоподтёк под глазом, он поздоровался со мной с максимальной вежливостью, которую смог из себя выдавить. Поинтересовался, как всё прошло и что ему делать. Я понял, что это несовершеннолетний ухажёр врача, и не стал ничего объяснять. Парень пропустил меня, произнеся «спасибо». Когда я гневно на него обернулся, тот добавил «извините» и забежал внутрь.
На этом история с пациенткой закончилась.
Вернулся в столицу и снова просматриваю заявки. Понимаю, что ничего тяжёлого не делаю, но чувствую себя таким уставшим, таким «высосанным». Попаду домой, немного выпью и сразу отправлюсь в царство Морфея.
Прикасаюсь, ощущаю и очень скучаю. Хорошего дня, Дорогая!
28 февраля
Здравствуй, Дорогая! Я накосячил…
Пациент, 66 лет.
Болеет раком желудка около десяти лет. При выявлении выполнена резекция (это хирургическое удаление органа или его части), прошёл всё возможное лечение. Наступила длительная ремиссия. Полгода назад выявлен рецидив болезни с метастазами во внутренние органы. На данный момент он находился на онкологических койках в столице, поэтому не пришлось далеко добираться.
С лечащим доктором я встретился накануне, и тот передал мне требуемые документы. За десять лет болезни там накопилось столько бумаг, что пришлось беспрерывно разбирать трое суток. Вдобавок у пациента была большая семья, с чем я тоже обязан ознакомиться.
Лечил его очень молодой энергичный онколог (только полгода отработал), который мне напомнил мигающую светодиодную гирлянду с установленными разными программами. При первой встрече его энтузиазм мерцал, но периодически угасал, когда речь шла о тяжелых больных с неутешительным прогнозом. Когда я захотел направиться к пациенту, он уведомил, что тот находится в палате №16.
Внутри палаты находилось множество человек. Кровных родственников у пациента действительно много — восемь детей, и все присутствовали. Я представился и начал растолковывать всё касательно моей процедуры. Мою лекцию присутствующие лица и лежачий пациент слушали не перебивая. Меня немного пугали их озадаченные лица и большие глаза. Неожиданно к нам забежал молодой онколог, схватил меня под руку и извинился перед присутствующими.
Оказалось, ординаторская юного доктора находилась этажом выше онкологического отделения, и сейчас я распинался об эвтаназии в травматологии пациенту с вывихнутой стопой. Так совпало, что фамилии у них оказались одинаковыми. Очень неловко получилось…
Когда вошёл в нужную палату, оттуда выдавливался спёртый воздух от угрюмой толпы. При этом контингент родственников оставлял желать лучшего. Большинство присутствующих явно были зависимы от спиртных напитков, а по разговорам некоторых и множеству татуировок создалось впечатление, что те бывали в местах лишения свободы. С гордостью они нарекали свою делегацию «любящими родственниками». Но когда я уточнил возраст пациента, меня накрыла досада, так как они не смогли дать точный ответ. К «любящим родственникам» принадлежали: брат и сестра больного (выглядели самыми вменяемыми), восемь детей (пятеро мужчин и три женщины), с яркими губами беззубая жена (официально была младше истощённого мужа, но выглядела гораздо хуже), возрастные родители жены и трое внуков.
Маленьких детей, которые не понимали происходящее, я попросил вывести из палаты. Это не дало лёгким расправиться, со мной и лечащим доктором в одноместной палате оказалось девятнадцать человек. Из них пятеро были облачены в рабочую запачканную одежду. Открыть форточку не соглашались, потому что возмущённые родители жены, цели присутствия которых я не понимал, остерегались простудиться.
Пациент, несмотря на тощее телосложение, напоминал целлофановый пакет, который вот-вот порвётся от количества воды в нём. Метастазы добрались до нервного сплетения, вызывая чудовищную боль. Она его сковывала, словно жгучие железные цепи, поэтому тот пытался не двигаться, чтобы не провоцировать. Ночью измученному мужчине не удавалось лечь, и он спал полусидя. На все вопросы отвечал на выдохе и будто с криком. Я нарочно их формулировал так, чтобы ему пришлось говорить как можно меньше. Больной явно был терпеливым человеком, а потому тихо стонал, обхватив живот. На сильнейшие наркотические обезболивающие у него был только кратковременный эффект.
Молодой и амбициозный доктор, наблюдая такие мучения, рассказал семье о моей специальности. «Любящие родственники» согласились без сомнения. Вот почему у меня была на него заявка.
Дорогая, ты помнишь, что я не особо испытываю сожаление к зависимым от спиртных напитков людям. Они прекрасно информированы, насколько огненная жидкость опасна, но продолжают ею злоупотреблять. Во многих арабских странах алкоголь входит в перечень запрещённых наркотических средств. Навсегда запомнил фразу от преподавателя по судебной медицине: «С каждым стаканом растворяется не только холестерин, но и разум».
Предо мной стояла равнодушная толпа с настолько пустыми и незаинтересованными в происходящем глазами, что от их вида волнами накатывало огорчение. Я стремился им объяснить всё максимально доступно, заменяя юридические и медицинские термины обыденными фразами. В ответ присутствующие опускали головы в свои гаджеты или рассматривали пол со стенами. Больше всего нервировало, когда «любящие родственники» начинали тихо общаться между собой, решая бытовые вопросы, словно меня в помещении не было. Периодический громкий стон пациента напоминал, что те не беспричинно портили в палате воздух, а собрались для решения важного вопроса. Измученный болью, он был единственным человеком, который внимательно меня слушал. Он нарочно делал очень громкий стон, когда «любящие родственники» отвлекались и шумели.
Несколько замечаний метнули в толпу брат и сестра пациента, которые слушали, но отвлекались на свои мобильные телефоны. Жену пациента интересовал только вопрос оплаты моих услуг. Ответ её полностью удовлетворил. Женщина у меня ассоциировалась с подделкой «лебедя» из выброшенной резиновой покрышки, которой некоторые украшают подъезды. Они обычно неряшливо покрашены и с годами выглядят жутковато.
Как только речь пошла о подписях, все негативно оживились. Родственники отказывались ставить, считая, что их я тоже усыплю. Пришлось объяснять заново.
Прошло более трёх часов. Родственники словно не видели его истязания, таращились на меня и пожимали плечами. Пустая болтовня мне так надоела, и я им объяснил, что, если не получу требуемое — откажусь от помощи больному. С высказыванием возмущений толпа выполнила просьбу измученного болью человека, которому пришлось на них матерно рявкнуть. Больше всего негодовали возрастные родители жены. Они не являлись родственниками пациента, и их подписи мне оказались не нужны, хотя те считали себя главными в роду.
Консилиум был собран сразу после получения подписей. Пришлось выпроводить «любящих родственников», чтобы впустить делегацию докторов и наконец-то открыть окно. Никаких вопросов и проблем со стороны медицины не возникло. Прогрессирующие мучения были очевидны и подтверждены клинически.
Вечером вернулся домой достаточно усталым, но занялся проверкой бюрократии по данному случаю. Сама, Дорогая, понимаешь, в современной медицине хорошим специалистом считается тот, кто умеет грамотно вести медицинскую документацию. Знание своей специальности, уважение и сострадание давно не считаются важными критериями.
Не чувствовал себя спокойно весь вечер. Обычно после встречи с пациентом всё о них знал. Чтобы восполнить пробел, я перечитал достаточно подробный анамнез жизни пациента. Оказалось, что до болезни тот работал трактористом в колхозе. Родители его умерли достаточно рано. Женился в восемнадцать на шестнадцатилетней девушке по причине её беременности. В армии не служил из-за количества детей. Свою супружескую жизнь прожил в деревенском доме. Неоднократно был пойман за спиртным. По себе был человеком молчаливым, сдержанным, необщительным, трудолюбивым. Единственным интересом в его жизни были лошади, которых до болезни содержал в количестве шести штук.
Дальнейшее покажет, не беспочвенны ли мои волнения. Написал тебе эти строки, и стало немного легче.
Прикасаюсь, ощущаю и очень скучаю. Доброй ночи, Дорогая!
03 марта
Добрый день, Дорогая!
Продолжу свой рассказ касательно последнего пациента с онкологией желудка.
Ночью перед роковым днём был холодный завывающий ветер, от порывов которого по телу пробегал озноб. Но именно он позволил мгновенно уснуть, убаюкав меня. Мы с тобой оба любим чувство, когда на улице холодрыга, а ты сидишь под одеялом и пьёшь горячий чай.
Наутро погода угомонилась, оставив гололёд и слякоть. Совсем не по-весеннему. По пути видел несколько машин, попавших в ДТП, возмущённых водителей и невозмутимых гаишников, пишущих протоколы.
В моих протоколах указано, что я не имею права лишить страданий человека на следующий день после первого посещения больного. Должно пройти минимум пять дней, для того чтобы у пациента или родственников было время передумать.
Первым делом в больнице я направился в ординаторскую к молодому онкологу. Но у того был выходной, и меня ждал юный бородатый реаниматолог, которого администрация больницы обязала констатировать смерть. Он напоминал комок, состоящий из тёмных волос, который скатывается на ковре у длинноволосой брюнетки. Длинные неопрятные волосы после ношения медицинской шапочки, кучерявая густая борода, волосатые конечности и оголенные части торса.
Реаниматолог задавал много вопросов касательно инъекции и был слегка удивлён, узнав, что там пентобарбитал. Дорогая, это такое дешёвое снотворное, которым усыпляют крупных животных. В большой дозе он вызывает остановку дыхания. Почему-то провожающий реаниматолог предполагал, что там какая-то ядрёная смесь. На самом деле было много споров по поводу выбора препарата. Почему выбрали этот, хотя в мире когда-то была волна возмущений из-за того, что заключённого усыпили препаратом для животных? Он дешёвый и эффективный. Прикрылись мы тем, что многие страны его до сих пор используют.
За прошедшие дни моему пациенту стало явно хуже, свои боли он описывал так: «растворяют кислотой потроха». Над кроватью лежачего стояло только трое человек: жена, брат и сестра пациента. Когда я поинтересовался, куда делись остальные «любящие родственники», мне спокойно ответили, что те не теряют времени и поминают отца. К моему приходу их посетил поп, который негативно отнёсся к их решению, обозвав меня «убийцей». Подписи с присутствующих были собраны повторно. Когда я приблизился к жене, учуял, что и та успела приложиться к стакану, провожая мужа в последний путь.
Я открыл кодовый замок своего чемодана… Про него тоже хочу тебе сказать парочку слов. Внутри хранятся ампулы с пентобарбиталом и шприцы. В западных странах снотворное может иметь вид таблетки, и пациент сам выпивает содержимое, когда готов. У нас сделали по-другому в связи с тем, что данный препарат относится к группе наркотических веществ. За его использованием следит наркоконтроль, потому я не могу дать препарат и уйти. Спецслужбы в этом видят риск того, что препарат не будет использован по назначению, а его продадут. Стоять над душой у пациента, ускорять и контролировать приём таблетки — неэтично. Поэтому было принято решение, что я несу личную ответственность за каждую ампулу. Должен собственноручно ввести и грамотно списать. Присутствующий доктор, как свидетель, ставит подпись, что препарат действительно был использован для эвтаназии. Ампулы после вскрытия не выбрасываются, а сохраняются для отчётности. Логично, что код от моего «чемодана помощи» известен только мне.
Как только я его открыл, в палату ворвался один из сыновей. От него сильно разило спиртным. Он яростно схватил меня за руку, оттолкнул и начал громко нецензурно выражаться обо всей ситуации. Его попытался удержать реаниматолог. Я быстро захлопнул и схватил чемодан, чтобы в разборке не разбилось содержимое. На буяна рассердились присутствующие, супруга пациента начала колотить своего нетрезвого сына сумочкой по голове. На секунду я задумался, что тот так демонстрирует привязанность к отцу. Но, отбиваясь, пропойца ей пояснил, цитирую: «За столом сейчас поняли, что порешать отца нужно через четыре дня, когда мы получим баблишко за инвалидность и пособие по уходу».
Наступила необъяснимая кратковременная тишина, которую нарушил стон пациента. Выпивший пытался отнять документы, реаниматолог их тщательно защищал. В палату набежали медицинские работники… В результате буян был изолирован при помощи сотрудников милиции. Он громко возмущался, что напишет на меня вместе остальными детьми в прокуратуру, если не получит свои деньги.
Я объяснил присутствующим, что не имею права на своё вмешательство при несогласии всех родственников. Это, Дорогая, у меня прописано. Даже если девяносто девять «за», но один «против», моё вмешательство отменяется.
Молодой реаниматолог растерялся, позвонил лечащему онкологу, который был очень разочарован в ситуации. Кучерявый доктор попытался загладить вину за выходку пьянчуги при помощи конфет и чая. Я отказался, объяснил, как ему правильно оформить произошедшее, и удалился из больницы.
Знаешь, Дорогая, что больше всего меня злит в данной ситуации? Пациенту я не смог помочь и понимаю, что тот будет мучиться от нестерпимой боли, пока «любящие родственники» получают за это деньги. Такие ситуации в медицине не редкость, когда законные представители заботятся о больном человеке только ради финансовой выгоды, но перед всеми прикрываются высокой моралью.
До введения препарата пациентка полюбопытствовала, не интересно ли мне, «о чём в своей жизни жалеют тяжёлые пациенты». Я отрицательно покачал головой. Тогда та добавила: «Я буду первой и жалею, что потратила столько времени на деньги и бумаги, а нужно было на любовь. Не с богатым красавчиком-бизнесменом, а с сантехником или трудовиком. Простым мужчиной, не столько прекрасным, сколько добрым и преданным. Он бы сейчас держал меня за руку… Придётся переродиться цаплей. Хорошо, что я люблю рыбу». Она засмеялась, а я медленно ввел препарат и отошёл в другую комнату.
Из-за двери доносились короткие прощания друг с другом и плач. Спустя промежуток звенящей тишины доктор попросила меня зайти. Сердце пациентки остановилось. Сделав кардиограмму, мы констатировали смерть. Врач не успела принять соболезнования и рванула на кухню, вставив сразу три сигареты. Добавила, что с моей работой не справилась бы. На беспокойство по поводу курения ответила, что на похоронах всегда курит по три сигареты. Я попросил разрешения покинуть квартиру и посоветовал обратиться за помощью к психотерапевту, если у неё появится чувство вины.
Кошку моя персона не порадовала, и вместо приветливого трения о штаны взъерошила шерсть и зашипела. Ей я тоже передал соболезнования.
У лестницы застал юношу, который крутился возле квартиры, как изголодавшееся животное. Несмотря на глуповатое выражение лица, спортивный костюм и фиолетовый кровоподтёк под глазом, он поздоровался со мной с максимальной вежливостью, которую смог из себя выдавить. Поинтересовался, как всё прошло и что ему делать. Я понял, что это несовершеннолетний ухажёр врача, и не стал ничего объяснять. Парень пропустил меня, произнеся «спасибо». Когда я гневно на него обернулся, тот добавил «извините» и забежал внутрь.
На этом история с пациенткой закончилась.
Вернулся в столицу и снова просматриваю заявки. Понимаю, что ничего тяжёлого не делаю, но чувствую себя таким уставшим, таким «высосанным». Попаду домой, немного выпью и сразу отправлюсь в царство Морфея.
Прикасаюсь, ощущаю и очень скучаю. Хорошего дня, Дорогая!
28 февраля
Здравствуй, Дорогая! Я накосячил…
Пациент, 66 лет.
Болеет раком желудка около десяти лет. При выявлении выполнена резекция (это хирургическое удаление органа или его части), прошёл всё возможное лечение. Наступила длительная ремиссия. Полгода назад выявлен рецидив болезни с метастазами во внутренние органы. На данный момент он находился на онкологических койках в столице, поэтому не пришлось далеко добираться.
С лечащим доктором я встретился накануне, и тот передал мне требуемые документы. За десять лет болезни там накопилось столько бумаг, что пришлось беспрерывно разбирать трое суток. Вдобавок у пациента была большая семья, с чем я тоже обязан ознакомиться.
Лечил его очень молодой энергичный онколог (только полгода отработал), который мне напомнил мигающую светодиодную гирлянду с установленными разными программами. При первой встрече его энтузиазм мерцал, но периодически угасал, когда речь шла о тяжелых больных с неутешительным прогнозом. Когда я захотел направиться к пациенту, он уведомил, что тот находится в палате №16.
Внутри палаты находилось множество человек. Кровных родственников у пациента действительно много — восемь детей, и все присутствовали. Я представился и начал растолковывать всё касательно моей процедуры. Мою лекцию присутствующие лица и лежачий пациент слушали не перебивая. Меня немного пугали их озадаченные лица и большие глаза. Неожиданно к нам забежал молодой онколог, схватил меня под руку и извинился перед присутствующими.
Оказалось, ординаторская юного доктора находилась этажом выше онкологического отделения, и сейчас я распинался об эвтаназии в травматологии пациенту с вывихнутой стопой. Так совпало, что фамилии у них оказались одинаковыми. Очень неловко получилось…
Когда вошёл в нужную палату, оттуда выдавливался спёртый воздух от угрюмой толпы. При этом контингент родственников оставлял желать лучшего. Большинство присутствующих явно были зависимы от спиртных напитков, а по разговорам некоторых и множеству татуировок создалось впечатление, что те бывали в местах лишения свободы. С гордостью они нарекали свою делегацию «любящими родственниками». Но когда я уточнил возраст пациента, меня накрыла досада, так как они не смогли дать точный ответ. К «любящим родственникам» принадлежали: брат и сестра больного (выглядели самыми вменяемыми), восемь детей (пятеро мужчин и три женщины), с яркими губами беззубая жена (официально была младше истощённого мужа, но выглядела гораздо хуже), возрастные родители жены и трое внуков.
Маленьких детей, которые не понимали происходящее, я попросил вывести из палаты. Это не дало лёгким расправиться, со мной и лечащим доктором в одноместной палате оказалось девятнадцать человек. Из них пятеро были облачены в рабочую запачканную одежду. Открыть форточку не соглашались, потому что возмущённые родители жены, цели присутствия которых я не понимал, остерегались простудиться.
Пациент, несмотря на тощее телосложение, напоминал целлофановый пакет, который вот-вот порвётся от количества воды в нём. Метастазы добрались до нервного сплетения, вызывая чудовищную боль. Она его сковывала, словно жгучие железные цепи, поэтому тот пытался не двигаться, чтобы не провоцировать. Ночью измученному мужчине не удавалось лечь, и он спал полусидя. На все вопросы отвечал на выдохе и будто с криком. Я нарочно их формулировал так, чтобы ему пришлось говорить как можно меньше. Больной явно был терпеливым человеком, а потому тихо стонал, обхватив живот. На сильнейшие наркотические обезболивающие у него был только кратковременный эффект.
Молодой и амбициозный доктор, наблюдая такие мучения, рассказал семье о моей специальности. «Любящие родственники» согласились без сомнения. Вот почему у меня была на него заявка.
Дорогая, ты помнишь, что я не особо испытываю сожаление к зависимым от спиртных напитков людям. Они прекрасно информированы, насколько огненная жидкость опасна, но продолжают ею злоупотреблять. Во многих арабских странах алкоголь входит в перечень запрещённых наркотических средств. Навсегда запомнил фразу от преподавателя по судебной медицине: «С каждым стаканом растворяется не только холестерин, но и разум».
Предо мной стояла равнодушная толпа с настолько пустыми и незаинтересованными в происходящем глазами, что от их вида волнами накатывало огорчение. Я стремился им объяснить всё максимально доступно, заменяя юридические и медицинские термины обыденными фразами. В ответ присутствующие опускали головы в свои гаджеты или рассматривали пол со стенами. Больше всего нервировало, когда «любящие родственники» начинали тихо общаться между собой, решая бытовые вопросы, словно меня в помещении не было. Периодический громкий стон пациента напоминал, что те не беспричинно портили в палате воздух, а собрались для решения важного вопроса. Измученный болью, он был единственным человеком, который внимательно меня слушал. Он нарочно делал очень громкий стон, когда «любящие родственники» отвлекались и шумели.
Несколько замечаний метнули в толпу брат и сестра пациента, которые слушали, но отвлекались на свои мобильные телефоны. Жену пациента интересовал только вопрос оплаты моих услуг. Ответ её полностью удовлетворил. Женщина у меня ассоциировалась с подделкой «лебедя» из выброшенной резиновой покрышки, которой некоторые украшают подъезды. Они обычно неряшливо покрашены и с годами выглядят жутковато.
Как только речь пошла о подписях, все негативно оживились. Родственники отказывались ставить, считая, что их я тоже усыплю. Пришлось объяснять заново.
Прошло более трёх часов. Родственники словно не видели его истязания, таращились на меня и пожимали плечами. Пустая болтовня мне так надоела, и я им объяснил, что, если не получу требуемое — откажусь от помощи больному. С высказыванием возмущений толпа выполнила просьбу измученного болью человека, которому пришлось на них матерно рявкнуть. Больше всего негодовали возрастные родители жены. Они не являлись родственниками пациента, и их подписи мне оказались не нужны, хотя те считали себя главными в роду.
Консилиум был собран сразу после получения подписей. Пришлось выпроводить «любящих родственников», чтобы впустить делегацию докторов и наконец-то открыть окно. Никаких вопросов и проблем со стороны медицины не возникло. Прогрессирующие мучения были очевидны и подтверждены клинически.
Вечером вернулся домой достаточно усталым, но занялся проверкой бюрократии по данному случаю. Сама, Дорогая, понимаешь, в современной медицине хорошим специалистом считается тот, кто умеет грамотно вести медицинскую документацию. Знание своей специальности, уважение и сострадание давно не считаются важными критериями.
Не чувствовал себя спокойно весь вечер. Обычно после встречи с пациентом всё о них знал. Чтобы восполнить пробел, я перечитал достаточно подробный анамнез жизни пациента. Оказалось, что до болезни тот работал трактористом в колхозе. Родители его умерли достаточно рано. Женился в восемнадцать на шестнадцатилетней девушке по причине её беременности. В армии не служил из-за количества детей. Свою супружескую жизнь прожил в деревенском доме. Неоднократно был пойман за спиртным. По себе был человеком молчаливым, сдержанным, необщительным, трудолюбивым. Единственным интересом в его жизни были лошади, которых до болезни содержал в количестве шести штук.
Дальнейшее покажет, не беспочвенны ли мои волнения. Написал тебе эти строки, и стало немного легче.
Прикасаюсь, ощущаю и очень скучаю. Доброй ночи, Дорогая!
03 марта
Добрый день, Дорогая!
Продолжу свой рассказ касательно последнего пациента с онкологией желудка.
Ночью перед роковым днём был холодный завывающий ветер, от порывов которого по телу пробегал озноб. Но именно он позволил мгновенно уснуть, убаюкав меня. Мы с тобой оба любим чувство, когда на улице холодрыга, а ты сидишь под одеялом и пьёшь горячий чай.
Наутро погода угомонилась, оставив гололёд и слякоть. Совсем не по-весеннему. По пути видел несколько машин, попавших в ДТП, возмущённых водителей и невозмутимых гаишников, пишущих протоколы.
В моих протоколах указано, что я не имею права лишить страданий человека на следующий день после первого посещения больного. Должно пройти минимум пять дней, для того чтобы у пациента или родственников было время передумать.
Первым делом в больнице я направился в ординаторскую к молодому онкологу. Но у того был выходной, и меня ждал юный бородатый реаниматолог, которого администрация больницы обязала констатировать смерть. Он напоминал комок, состоящий из тёмных волос, который скатывается на ковре у длинноволосой брюнетки. Длинные неопрятные волосы после ношения медицинской шапочки, кучерявая густая борода, волосатые конечности и оголенные части торса.
Реаниматолог задавал много вопросов касательно инъекции и был слегка удивлён, узнав, что там пентобарбитал. Дорогая, это такое дешёвое снотворное, которым усыпляют крупных животных. В большой дозе он вызывает остановку дыхания. Почему-то провожающий реаниматолог предполагал, что там какая-то ядрёная смесь. На самом деле было много споров по поводу выбора препарата. Почему выбрали этот, хотя в мире когда-то была волна возмущений из-за того, что заключённого усыпили препаратом для животных? Он дешёвый и эффективный. Прикрылись мы тем, что многие страны его до сих пор используют.
За прошедшие дни моему пациенту стало явно хуже, свои боли он описывал так: «растворяют кислотой потроха». Над кроватью лежачего стояло только трое человек: жена, брат и сестра пациента. Когда я поинтересовался, куда делись остальные «любящие родственники», мне спокойно ответили, что те не теряют времени и поминают отца. К моему приходу их посетил поп, который негативно отнёсся к их решению, обозвав меня «убийцей». Подписи с присутствующих были собраны повторно. Когда я приблизился к жене, учуял, что и та успела приложиться к стакану, провожая мужа в последний путь.
Я открыл кодовый замок своего чемодана… Про него тоже хочу тебе сказать парочку слов. Внутри хранятся ампулы с пентобарбиталом и шприцы. В западных странах снотворное может иметь вид таблетки, и пациент сам выпивает содержимое, когда готов. У нас сделали по-другому в связи с тем, что данный препарат относится к группе наркотических веществ. За его использованием следит наркоконтроль, потому я не могу дать препарат и уйти. Спецслужбы в этом видят риск того, что препарат не будет использован по назначению, а его продадут. Стоять над душой у пациента, ускорять и контролировать приём таблетки — неэтично. Поэтому было принято решение, что я несу личную ответственность за каждую ампулу. Должен собственноручно ввести и грамотно списать. Присутствующий доктор, как свидетель, ставит подпись, что препарат действительно был использован для эвтаназии. Ампулы после вскрытия не выбрасываются, а сохраняются для отчётности. Логично, что код от моего «чемодана помощи» известен только мне.
Как только я его открыл, в палату ворвался один из сыновей. От него сильно разило спиртным. Он яростно схватил меня за руку, оттолкнул и начал громко нецензурно выражаться обо всей ситуации. Его попытался удержать реаниматолог. Я быстро захлопнул и схватил чемодан, чтобы в разборке не разбилось содержимое. На буяна рассердились присутствующие, супруга пациента начала колотить своего нетрезвого сына сумочкой по голове. На секунду я задумался, что тот так демонстрирует привязанность к отцу. Но, отбиваясь, пропойца ей пояснил, цитирую: «За столом сейчас поняли, что порешать отца нужно через четыре дня, когда мы получим баблишко за инвалидность и пособие по уходу».
Наступила необъяснимая кратковременная тишина, которую нарушил стон пациента. Выпивший пытался отнять документы, реаниматолог их тщательно защищал. В палату набежали медицинские работники… В результате буян был изолирован при помощи сотрудников милиции. Он громко возмущался, что напишет на меня вместе остальными детьми в прокуратуру, если не получит свои деньги.
Я объяснил присутствующим, что не имею права на своё вмешательство при несогласии всех родственников. Это, Дорогая, у меня прописано. Даже если девяносто девять «за», но один «против», моё вмешательство отменяется.
Молодой реаниматолог растерялся, позвонил лечащему онкологу, который был очень разочарован в ситуации. Кучерявый доктор попытался загладить вину за выходку пьянчуги при помощи конфет и чая. Я отказался, объяснил, как ему правильно оформить произошедшее, и удалился из больницы.
Знаешь, Дорогая, что больше всего меня злит в данной ситуации? Пациенту я не смог помочь и понимаю, что тот будет мучиться от нестерпимой боли, пока «любящие родственники» получают за это деньги. Такие ситуации в медицине не редкость, когда законные представители заботятся о больном человеке только ради финансовой выгоды, но перед всеми прикрываются высокой моралью.
