Ее белая сумочка осталась на скамейке.
Я тут же скатился вниз.
Сумочки уже не было, а неподалеку быстрым шагом шел парень в футболке. В два прыжка я догнал его и схватил за шиворот.
- Сумочку, отдай!
- Какую сумочку?! - опешил он.
- Не притворяйся невинным ягненком!
- Да пошел ты! – решительно оттолкнул он меня.
Пришлось вспомнить навыки бокса. Ходил в секцию, бросил, но, кое-что помню.
Быстрый свинг правой и сильный хук левой рукой, и я в кровь разбиваю прыщеватое лицо наглеца.
И извлекаю выпирающую из-под футболки сумочку.
Сумочка Наташи в моих руках – лишний повод заехать перед работой и увидеть немножко подпухшее с туманными воловьими глазами лицо возлюбленной. Наташа прятала от меня глаза, но я не стал ни о чем спрашивать, ни на чем не настаивал – просто отдал сумочку, и, получив смущенную благодарность, спустился быстро по лестнице к ожидавшему на мотороллере слесарю Феде. На работе, то и дело поднимая и опуская щиток, я сосредотачиваюсь на сварочной дуге, но мысли мои далеко, с Наташей, с покойным отцом, со всеми произошедшими событиями. Туман воспоминаний нахлынул волной, и вновь вспомнился мой дивный сон на даче, с явлением тени отца.
«Вот книга, - сказал тогда отец. – «В ее названии скрыто имя. Переведи…Название… Сделаешь – узнаешь имя того, кого ищешь».
«Узнаешь имя… Какое имя? Что значит - перевести? Если эта книга действительно повесть Стивенсона «Необычайная история доктора Джекила и мистера Хайда», то ее перевод уже существует. Как говорится, канонический».
После работы спешу домой, хватаю книгу Стивенсона и перелистываю ее. Это сборник. Ничего необычного. Но у меня есть еще издание Стивенсона. Конечно же, вот оно - синие книжки, целых пять томов. С иллюстрациями!
Во втором томе нахожу эту же повесть, но… под измененным названием: «Странная история доктора Джекилла и мистера Хайда». И уже другой перевод... Ну, и что? Что же, сидеть теперь и сравнивать переводы? Да рехнуться можно! Но отец -то говорил о названии…
От размышлений меня отвлекает звонок в дверь.
Открываю – и первое, что бросается в глаза – это улыбка. Улыбка полноватого, щекастого человечка, в зеленом пиджаке.
- Чем обязан? – грубовато спрашиваю я улыбчивого визитера.
- Позвольте представиться. Витольд Лягушин, - тонким голоском отрекомендовался посетитель, еще шире распахнув жабий рот, как будто собираясь квакнуть.
Я хотел буркнуть, что-то типа «очень приятно» но сдержался, ответив лишь едва заметным кивком. Потому, что приятно не было! Потому, что хотелось побыть одному!
Однако от бирюзовых, слегка выпуклых глаз незнакомца ничего не могло скрыться.
Он, нимало не смущаясь, шагнул запросто ко мне в дом, отстранив от двери.
- На два слова позвольте, - сказал он, прыгнув прямо в самое кресло, устроившись в нем с явным удовольствием.
- Я вас слушаю, - сказал я хмуро, вспомнив, что именно об этом человеке говорила мне тетка Василиса.
- Одно деликатное дельце, кхм, - сказал Лягушин, и тут чудесным образом у него из рукава выпал документ.
Лягушин продолжал своим тонким голоском:
- Примите мои соболезнования по поводу эээ… смерти вашего батюшки. Я являюсь родственником профессора Щедрова, которого он знавал. Вместе когда-то отбывали, гм… так сказать… Вот завещание, составленное профессором. Нет, не беспокойтесь, ха…, я не собираюсь вас лишать, так сказать, движимого и недвижимого имущества (он остановил меня жестом лапки, потому, что я сделал шаг вперед). Мне по завещанию принадлежат лишь, кхм… бумаги и материальные ценности покойного Щедрова, которые он великодушно дал, так сказать, кхм, на посмертное хранение вашему отцу. Извольте взглянуть!
Я долго тупо таращился в бумагу, скрепленную подписями и печатями, ничего не соображая.
- Мне нужен архив профессора, - тонким голосом пояснил мне посетитель.
Я опомнился.
- К сожалению, у меня никаких бумаг профессора не имеется.
И развел руками, глядя прямо в бирюзовые глаза Лягушина.
- Кхм…Вы уверены в этом? - спросил Лягушин, как будто и не ждавший другого ответа.
- Лично мне отец ничего не передавал. Работал он на заводе. Какие бумаги могут быть у простого, рабочего человека? Ну, немного писем, открытки… Библиотека вот осталась! Но никакого архива какого-то вашего родственника - профессора у меня нет. Поэтому – более не вижу смысла в вашем пребывании здесь…
С этими словами я шагнул в прихожую и открыл дверь.
Но посетитель и не собирался подниматься с кресла. Он лукаво поглядывал на меня, осматривал свои ногти и улыбался жабьим ртом.
- Я попрошу вас покинуть мой дом, - официальным тоном сказал я, думая, что не выбрасывать же мне этого субъекта на улицу.
Я отвернулся и раскрыл дверь на площадку еще шире.
А когда повернулся – Лягушин был уже рядом, будто одним прыжком преодолевший расстояние.
- Вы подумайте, поищите на досуге, кхм… А то будет не очень хорошо, если вы прячете, - сказал он мягко и сверкая улыбкой.
- До свидания, - настойчиво промолвил я, и тип в зеленом пиджаке мгновенно исчез в полумраке лестницы.
Если хочешь, чтобы девушка провела вечер с тобой – лучше всего ее подкараулить возле места работы. И сегодня, отпросившись пораньше у сурового мастера Шишко, я поспешил к институту, где преподавала Наташа.
Город дышал огнем, как раскаленная печь.
Возле института застыли неподвижно в жарком мареве высокие и прямые как стрелы тополя.
Вытирая потный лоб, я ватными ногами взошел на крыльцо и открыл тяжелые стеклянные двери.
Здешний вахтер меня уже знал, пропустил беспрепятственно, хотя и с некоторым удивлением. Чем оно было вызвано – можно только догадываться. Возможно и тем, что в последнее время за Наташей заходит другой мужчина, возможно - чернобородый…
Я выпил газировки и сел в кресло под развесистой пальмой, поджидая Наташу.
Когда кого-то ждешь – время тянется словно телега, запряженная старой лошаденкой.
Спустя час я начинаю нервничать и посему осведомляюсь у вахтера, не покидала ли здание Попкова Наталья Константиновна, преподаватель английского. После того, как Цербер развел руками, я задаю тот же вопрос двум студенткам, которые хитро улыбаются, пережевывая жвачку, и указывают на двери буфета, расположенному далее по коридору, на первом этаже.
Я проникаю в буфет и вижу Наташу, мило ведущую беседу с каким – то седым стариканом. «Стариканов еще только нам не хватало», - подумал я, но решил сдержать немного нотки разгулявшейся ревности.
Сажусь позади них со стаканом апельсинового сока, цежу потихоньку, вслушиваясь в разговор. Наташа сидит спиной ко мне, пригнувшись, в легком летнем платье и долго говорит. Слов не разобрать, до меня долетают только отдельные слова «избавиться», «наваждение», «чувства» …
Я залпом допиваю сок и потихоньку ускользаю прочь.
«Э, нет! Тут что-то серьезное! Подслушивать как-то неудобно», - решаю про себя.
И когда Наташа выходит грустная и одинокая, встречаю ее под пальмой.
Наш вечер выдался задушевным и теплым. Наташа смотрела на меня божественно обворожительными, виноватыми глазами, в которых льдинками сверкали слезинки. Я ни о чем ее не спрашивал.
Мы обнялись и пошли по бледно-желтой улице, не ощущая зноя.
Очень далеко, на самой окраине, где высилась древняя крепость, мы поднялись на серо-зеленые бастионы, вспугнув ласточек и голубей.
Поцелуи пламенели на губах и щеках, и ощущение красоты и наполненности мира вернулось!
Мы наблюдали, как мальчишки - счастливые, шумные, запускают с башен разноцветных змеев.
Я спросил про старикана из буфета. Наташа, удивившись, что я за нею наблюдал, погрозила пальчиком, искренне пояснила, что беседовала с психологом на личные темы. Впрочем, темы моей волоокой богиней не раскрывались.
Я рассказал о своих приключениях на даче, о странном сне или яви, когда ко мне приходил призрак отца.
В глазах Наташи вспыхнул интерес.
- Призрак? Самый настоящий? О, это удивительно! Я охотно верю, что это была тень твоего отца. Наверное, отец хотел сообщить нечто важное.
- Он сказал странные слова: «Вот книга… В ее названии скрыто имя. Я не могу тебе сейчас его произнести… Ибо человек, который его носит - еще в мире живых… Переведи название… Сделаешь – узнаешь имя того, кого ищешь». - И что же это за книга?
- Трудно сказать. Во сне мне почудилось будто я проник в книгу. А потом, поразмыслив, решил, что это «Странная история доктора Джекила и мистера Хайда» Стивенсона.
- Почему именно она? Странно…
Наташа склонила голову и поджала губку.
Я охотно описал ей в подробностях свой сон.
А потом добавил:
- Да вот я и сам не уверен до конца, что это именно Стивенсон!
Наташа что-то вспомнила:
- Постой, а ты помнишь ту книгу, такую тоненькую и очень редкую, из отцовской библиотеки, что ты давал мне читать, помнишь, ну, этого экономиста… Издание - еще двадцать первого года!
- Какого экономиста? Может Александра Чаянова? Наверное, ты имеешь в виду его повесть «Венедиктов»?
- Да, именно, Чаянова. Там ведь тоже есть те же элементы – таинственная лунная ночь, молодая женщина…
- Ну, нет, там все же по-другому, - возражаю я. – Там герой лунной ночью видит карету, из которой на полном ходу выпадает женщина. А потом карета останавливается….
- И к женщине подходит незнакомец, и герой бросается на помощь…
- Ну, да, но ведь потом они возвращаются в карету…. Что-то в атмосфере вечера есть похожее, но все же мой сон был о другом… Нет, на Чаянова это не похоже! Я думаю, что это все же Стивенсон! Но как перевести название его повести о Джекиле и Хайде по-другому? Мне кажется, что секрет - в именах…
Наташа задумалась.
- Мне только приходит в голову одно! Английское слово Hyde схоже с hide – прятать, скрывать, таить. Можно попробовать поразмышлять в этом направлении.
- Значит, отец хотел как-то открыть имя своего двойника, ставшего ему теперь известным.
- Если имя двойника остается тоже – Роман, то, фамилию надо подбирать…
Мы гуляли и говорили, пока не наметились первые звезды, а сверчки не начали свой концерт. Потом Наташа позвонила из телефона – автомата маме и настояла провести меня до дома.
- Я почему-то волнуюсь за тебя, - сказала она. – А ты для меня потом такси вызовешь.
Мне не хотелось резко менять душевную атмосферу этого вечера, потому я не стал ей возражать, как и не решился расспрашивать о скрипаче.
Залетевший ветер – странник стал пробегать по кончикам листвы, когда мы, наконец, подошли к подъезду.
Я тормознул проезжавшее мимо такси и стал целовать Наташу в губы.
Она на мгновение зажмурилась, а потом глянула мне через плечо, и ее глаза широко распахнулись.
- Смотри! Этот человек под лампой так пристально смотрит на нас, - зашептала она.
Я обернулся.
Лампа под темным козырьком подъезда, словно порхающими белыми лепестками, была окружена ночными мотыльками.
Яичный свет лампы падал на человека в зеленом пиджаке, выпуклые глаза которого пристально впились в меня. Его рот тут же презрительно искривился.
Во мне закипела волна негодования!
- Ты садись и езжай домой! Я разберусь с этим типом, - сказал Наташе.
Наташа послушно села рядом с водителем, но потом вновь вышла.
- Ой, слушай, тревожно мне как-то! Не по себе!
- Не беспокойся! Тебе нельзя сейчас здесь находиться, - сказал я, поглядывая недобрым глазом на ночного гостя.
- Ну, долго я еще буду ждать? – послышался недовольный голос таксиста. Крупный мужчина в фуражке глядел на нас из двери окуневым глазом.
- Садись и езжай, - велел я и, захлопнув дверь автомобиля, помахал ей рукой.
- Юрочка, будь осторожен! – раздался звонкий голос Наташи в открытом окне, но машина резко рванула с места, и голос смешался с рокотом двигателя.
Огни машины удалялись, а я пошел к подъезду.
- Поговорить…Кхм… Просто поговорить, - уверял меня предупредительный и деликатный Лягушин, когда мы поднимались по лестнице. Но чем ближе был нужный этаж, тем вежливость гостя уменьшалась.
Я шагал по ступенькам сердитый. На лестничной площадке поджидали еще двое.
- А это еще кто? Тоже любители полуночного общения? – сказал я саркастически, оглядывая длинных, абсолютно лысых типов, похожих, словно близнецы. Они были в травяного цвета рубахах, с одинаковыми выпуклыми черными глазами с желтой радужной оболочкой, словно у окуня, и кольчатыми, как у пиявок, шеями.
Я уловил нечто знакомое и вспомнил, что у водителя такси были похожие, словно у окуня, глаза.
«Надо срочно позвонить Наташе домой», - подумал я с некоторой тревогой.
- Это мои ассистенты, - проквакал Лягушин.
- Вы войдите, а ассистенты ваши здесь подождут, - промолвил я, вставляя ключ в замок.
Но, когда мы вошли в полутьму прихожей, и вспыхнул мягкий оранжевый свет, я увидел, что оба близнеца - ассистента уже, самым неожиданным образом, проникли в комнату и осматриваются в темноте. Один из них хлопнул ладонями, и свет вспыхнул в комнате без выключателя.
- Э, мы так не договаривались, – сказал я и попробовал схватить за плечо ближайшего близнеца, но тут сумел ловко увернуться и тут же шмыгнуть в глубину комнаты.
Это меня окончательно разозлило.
- Пошли вон! – голос мой был далек от традиционного гостеприимства.
Вмешался Лягушин.
- Кхм, не извольте беспокоится, любезный Юрий Романович. Вы нервничаете, а могли бы между прочим, гм, помочь, и все было бы чудненько! Кха! Я прибыл лишь забрать то, что мне принадлежит по закону.
Возмущение переполнило меня.
- Я еще раз вам повторяю, товарищ Лягушин, совершенно официально, так сказать, в присутствии свидетелей, что никакого архива у меня не имеется! Убирайтесь прочь вместе со своей шайкой!
- Не имеется, - сказал он ехидно, вглядываясь в меня зеленовато-голубыми, переливающимися на свету глазами. – А это мы сейчас посмотрим.
То, что происходило в дальнейшем, позже вспоминалось, как страшный сон. До сих пор не понимаю – все ли в нем подлинно, или часть все же пригрезилась.
Словно пиявки впились в меня братья – ассистенты. Я извернулся, одного из них пнул кулаком. Удар, по моим расчетам, достаточно сильный, но кулак погрузился в мягкое, студенистое тело, согнувшееся тут же вопросительным знаком. В ярости, оторвавшись, чуть ли не с мясом из цепких лап другого, и ощутив, как что-то горячее поплыло по спине, я схватил тяжелую отцовскую трость, стоявшую в углу и обрушил ее на голову близнеца.
Результат меня здорово испугал. Голова разлетелась на части, но тут же была собрана из осколков воедино, и рассвирепевший хозяин головы, насупившись, шагнул ко мне.
Я выронил трость, попятился к окну, и тут же был схвачен обеими ассистентами.
Сознание мое помутилось, в глазах потемнело. Я вдруг почувствовал, как из меня капельками вытекает жизнь, и повис на руках моих палачей.
Лягушин полез в карман, и вынул новое лицо, тут же его приладил вместо старого, глянул на себя в зеркало, остался недоволен, полез в карман за новой маской. Наконец, он подобрал себе свирепое выражение, пригладил его, остался доволен, и стал наступать со злобной мордой. Но тут потолок и стены качнулись, перевернулись, и я окончательно лишился чувств.
Мне казалось, что я летаю, совершенно невесомый, в длинном тоннеле, стены которого были словно в тумане и напоминали мою квартиру, руки неистово ломило болью. Тут же что-то острое, с резким запахом, ударило мне в нос, и я увидел морщинистую руку, пальцы сжимали комок ваты. По запаху схоже с нашатырем.
Я тут же скатился вниз.
Сумочки уже не было, а неподалеку быстрым шагом шел парень в футболке. В два прыжка я догнал его и схватил за шиворот.
- Сумочку, отдай!
- Какую сумочку?! - опешил он.
- Не притворяйся невинным ягненком!
- Да пошел ты! – решительно оттолкнул он меня.
Пришлось вспомнить навыки бокса. Ходил в секцию, бросил, но, кое-что помню.
Быстрый свинг правой и сильный хук левой рукой, и я в кровь разбиваю прыщеватое лицо наглеца.
И извлекаю выпирающую из-под футболки сумочку.
***
Сумочка Наташи в моих руках – лишний повод заехать перед работой и увидеть немножко подпухшее с туманными воловьими глазами лицо возлюбленной. Наташа прятала от меня глаза, но я не стал ни о чем спрашивать, ни на чем не настаивал – просто отдал сумочку, и, получив смущенную благодарность, спустился быстро по лестнице к ожидавшему на мотороллере слесарю Феде. На работе, то и дело поднимая и опуская щиток, я сосредотачиваюсь на сварочной дуге, но мысли мои далеко, с Наташей, с покойным отцом, со всеми произошедшими событиями. Туман воспоминаний нахлынул волной, и вновь вспомнился мой дивный сон на даче, с явлением тени отца.
«Вот книга, - сказал тогда отец. – «В ее названии скрыто имя. Переведи…Название… Сделаешь – узнаешь имя того, кого ищешь».
«Узнаешь имя… Какое имя? Что значит - перевести? Если эта книга действительно повесть Стивенсона «Необычайная история доктора Джекила и мистера Хайда», то ее перевод уже существует. Как говорится, канонический».
После работы спешу домой, хватаю книгу Стивенсона и перелистываю ее. Это сборник. Ничего необычного. Но у меня есть еще издание Стивенсона. Конечно же, вот оно - синие книжки, целых пять томов. С иллюстрациями!
Во втором томе нахожу эту же повесть, но… под измененным названием: «Странная история доктора Джекилла и мистера Хайда». И уже другой перевод... Ну, и что? Что же, сидеть теперь и сравнивать переводы? Да рехнуться можно! Но отец -то говорил о названии…
От размышлений меня отвлекает звонок в дверь.
Открываю – и первое, что бросается в глаза – это улыбка. Улыбка полноватого, щекастого человечка, в зеленом пиджаке.
- Чем обязан? – грубовато спрашиваю я улыбчивого визитера.
- Позвольте представиться. Витольд Лягушин, - тонким голоском отрекомендовался посетитель, еще шире распахнув жабий рот, как будто собираясь квакнуть.
Я хотел буркнуть, что-то типа «очень приятно» но сдержался, ответив лишь едва заметным кивком. Потому, что приятно не было! Потому, что хотелось побыть одному!
Однако от бирюзовых, слегка выпуклых глаз незнакомца ничего не могло скрыться.
Он, нимало не смущаясь, шагнул запросто ко мне в дом, отстранив от двери.
- На два слова позвольте, - сказал он, прыгнув прямо в самое кресло, устроившись в нем с явным удовольствием.
- Я вас слушаю, - сказал я хмуро, вспомнив, что именно об этом человеке говорила мне тетка Василиса.
- Одно деликатное дельце, кхм, - сказал Лягушин, и тут чудесным образом у него из рукава выпал документ.
Лягушин продолжал своим тонким голоском:
- Примите мои соболезнования по поводу эээ… смерти вашего батюшки. Я являюсь родственником профессора Щедрова, которого он знавал. Вместе когда-то отбывали, гм… так сказать… Вот завещание, составленное профессором. Нет, не беспокойтесь, ха…, я не собираюсь вас лишать, так сказать, движимого и недвижимого имущества (он остановил меня жестом лапки, потому, что я сделал шаг вперед). Мне по завещанию принадлежат лишь, кхм… бумаги и материальные ценности покойного Щедрова, которые он великодушно дал, так сказать, кхм, на посмертное хранение вашему отцу. Извольте взглянуть!
Я долго тупо таращился в бумагу, скрепленную подписями и печатями, ничего не соображая.
- Мне нужен архив профессора, - тонким голосом пояснил мне посетитель.
Я опомнился.
- К сожалению, у меня никаких бумаг профессора не имеется.
И развел руками, глядя прямо в бирюзовые глаза Лягушина.
- Кхм…Вы уверены в этом? - спросил Лягушин, как будто и не ждавший другого ответа.
- Лично мне отец ничего не передавал. Работал он на заводе. Какие бумаги могут быть у простого, рабочего человека? Ну, немного писем, открытки… Библиотека вот осталась! Но никакого архива какого-то вашего родственника - профессора у меня нет. Поэтому – более не вижу смысла в вашем пребывании здесь…
С этими словами я шагнул в прихожую и открыл дверь.
Но посетитель и не собирался подниматься с кресла. Он лукаво поглядывал на меня, осматривал свои ногти и улыбался жабьим ртом.
- Я попрошу вас покинуть мой дом, - официальным тоном сказал я, думая, что не выбрасывать же мне этого субъекта на улицу.
Я отвернулся и раскрыл дверь на площадку еще шире.
А когда повернулся – Лягушин был уже рядом, будто одним прыжком преодолевший расстояние.
- Вы подумайте, поищите на досуге, кхм… А то будет не очень хорошо, если вы прячете, - сказал он мягко и сверкая улыбкой.
- До свидания, - настойчиво промолвил я, и тип в зеленом пиджаке мгновенно исчез в полумраке лестницы.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ. НОЧНЫЕ ГОСТИ
Если хочешь, чтобы девушка провела вечер с тобой – лучше всего ее подкараулить возле места работы. И сегодня, отпросившись пораньше у сурового мастера Шишко, я поспешил к институту, где преподавала Наташа.
Город дышал огнем, как раскаленная печь.
Возле института застыли неподвижно в жарком мареве высокие и прямые как стрелы тополя.
Вытирая потный лоб, я ватными ногами взошел на крыльцо и открыл тяжелые стеклянные двери.
Здешний вахтер меня уже знал, пропустил беспрепятственно, хотя и с некоторым удивлением. Чем оно было вызвано – можно только догадываться. Возможно и тем, что в последнее время за Наташей заходит другой мужчина, возможно - чернобородый…
Я выпил газировки и сел в кресло под развесистой пальмой, поджидая Наташу.
Когда кого-то ждешь – время тянется словно телега, запряженная старой лошаденкой.
Спустя час я начинаю нервничать и посему осведомляюсь у вахтера, не покидала ли здание Попкова Наталья Константиновна, преподаватель английского. После того, как Цербер развел руками, я задаю тот же вопрос двум студенткам, которые хитро улыбаются, пережевывая жвачку, и указывают на двери буфета, расположенному далее по коридору, на первом этаже.
Я проникаю в буфет и вижу Наташу, мило ведущую беседу с каким – то седым стариканом. «Стариканов еще только нам не хватало», - подумал я, но решил сдержать немного нотки разгулявшейся ревности.
Сажусь позади них со стаканом апельсинового сока, цежу потихоньку, вслушиваясь в разговор. Наташа сидит спиной ко мне, пригнувшись, в легком летнем платье и долго говорит. Слов не разобрать, до меня долетают только отдельные слова «избавиться», «наваждение», «чувства» …
Я залпом допиваю сок и потихоньку ускользаю прочь.
«Э, нет! Тут что-то серьезное! Подслушивать как-то неудобно», - решаю про себя.
И когда Наташа выходит грустная и одинокая, встречаю ее под пальмой.
***
Наш вечер выдался задушевным и теплым. Наташа смотрела на меня божественно обворожительными, виноватыми глазами, в которых льдинками сверкали слезинки. Я ни о чем ее не спрашивал.
Мы обнялись и пошли по бледно-желтой улице, не ощущая зноя.
Очень далеко, на самой окраине, где высилась древняя крепость, мы поднялись на серо-зеленые бастионы, вспугнув ласточек и голубей.
Поцелуи пламенели на губах и щеках, и ощущение красоты и наполненности мира вернулось!
Мы наблюдали, как мальчишки - счастливые, шумные, запускают с башен разноцветных змеев.
Я спросил про старикана из буфета. Наташа, удивившись, что я за нею наблюдал, погрозила пальчиком, искренне пояснила, что беседовала с психологом на личные темы. Впрочем, темы моей волоокой богиней не раскрывались.
Я рассказал о своих приключениях на даче, о странном сне или яви, когда ко мне приходил призрак отца.
В глазах Наташи вспыхнул интерес.
- Призрак? Самый настоящий? О, это удивительно! Я охотно верю, что это была тень твоего отца. Наверное, отец хотел сообщить нечто важное.
- Он сказал странные слова: «Вот книга… В ее названии скрыто имя. Я не могу тебе сейчас его произнести… Ибо человек, который его носит - еще в мире живых… Переведи название… Сделаешь – узнаешь имя того, кого ищешь». - И что же это за книга?
- Трудно сказать. Во сне мне почудилось будто я проник в книгу. А потом, поразмыслив, решил, что это «Странная история доктора Джекила и мистера Хайда» Стивенсона.
- Почему именно она? Странно…
Наташа склонила голову и поджала губку.
Я охотно описал ей в подробностях свой сон.
А потом добавил:
- Да вот я и сам не уверен до конца, что это именно Стивенсон!
Наташа что-то вспомнила:
- Постой, а ты помнишь ту книгу, такую тоненькую и очень редкую, из отцовской библиотеки, что ты давал мне читать, помнишь, ну, этого экономиста… Издание - еще двадцать первого года!
- Какого экономиста? Может Александра Чаянова? Наверное, ты имеешь в виду его повесть «Венедиктов»?
- Да, именно, Чаянова. Там ведь тоже есть те же элементы – таинственная лунная ночь, молодая женщина…
- Ну, нет, там все же по-другому, - возражаю я. – Там герой лунной ночью видит карету, из которой на полном ходу выпадает женщина. А потом карета останавливается….
- И к женщине подходит незнакомец, и герой бросается на помощь…
- Ну, да, но ведь потом они возвращаются в карету…. Что-то в атмосфере вечера есть похожее, но все же мой сон был о другом… Нет, на Чаянова это не похоже! Я думаю, что это все же Стивенсон! Но как перевести название его повести о Джекиле и Хайде по-другому? Мне кажется, что секрет - в именах…
Наташа задумалась.
- Мне только приходит в голову одно! Английское слово Hyde схоже с hide – прятать, скрывать, таить. Можно попробовать поразмышлять в этом направлении.
- Значит, отец хотел как-то открыть имя своего двойника, ставшего ему теперь известным.
- Если имя двойника остается тоже – Роман, то, фамилию надо подбирать…
Мы гуляли и говорили, пока не наметились первые звезды, а сверчки не начали свой концерт. Потом Наташа позвонила из телефона – автомата маме и настояла провести меня до дома.
- Я почему-то волнуюсь за тебя, - сказала она. – А ты для меня потом такси вызовешь.
Мне не хотелось резко менять душевную атмосферу этого вечера, потому я не стал ей возражать, как и не решился расспрашивать о скрипаче.
Залетевший ветер – странник стал пробегать по кончикам листвы, когда мы, наконец, подошли к подъезду.
Я тормознул проезжавшее мимо такси и стал целовать Наташу в губы.
Она на мгновение зажмурилась, а потом глянула мне через плечо, и ее глаза широко распахнулись.
- Смотри! Этот человек под лампой так пристально смотрит на нас, - зашептала она.
Я обернулся.
Лампа под темным козырьком подъезда, словно порхающими белыми лепестками, была окружена ночными мотыльками.
Яичный свет лампы падал на человека в зеленом пиджаке, выпуклые глаза которого пристально впились в меня. Его рот тут же презрительно искривился.
Во мне закипела волна негодования!
- Ты садись и езжай домой! Я разберусь с этим типом, - сказал Наташе.
Наташа послушно села рядом с водителем, но потом вновь вышла.
- Ой, слушай, тревожно мне как-то! Не по себе!
- Не беспокойся! Тебе нельзя сейчас здесь находиться, - сказал я, поглядывая недобрым глазом на ночного гостя.
- Ну, долго я еще буду ждать? – послышался недовольный голос таксиста. Крупный мужчина в фуражке глядел на нас из двери окуневым глазом.
- Садись и езжай, - велел я и, захлопнув дверь автомобиля, помахал ей рукой.
- Юрочка, будь осторожен! – раздался звонкий голос Наташи в открытом окне, но машина резко рванула с места, и голос смешался с рокотом двигателя.
Огни машины удалялись, а я пошел к подъезду.
***
- Поговорить…Кхм… Просто поговорить, - уверял меня предупредительный и деликатный Лягушин, когда мы поднимались по лестнице. Но чем ближе был нужный этаж, тем вежливость гостя уменьшалась.
Я шагал по ступенькам сердитый. На лестничной площадке поджидали еще двое.
- А это еще кто? Тоже любители полуночного общения? – сказал я саркастически, оглядывая длинных, абсолютно лысых типов, похожих, словно близнецы. Они были в травяного цвета рубахах, с одинаковыми выпуклыми черными глазами с желтой радужной оболочкой, словно у окуня, и кольчатыми, как у пиявок, шеями.
Я уловил нечто знакомое и вспомнил, что у водителя такси были похожие, словно у окуня, глаза.
«Надо срочно позвонить Наташе домой», - подумал я с некоторой тревогой.
- Это мои ассистенты, - проквакал Лягушин.
- Вы войдите, а ассистенты ваши здесь подождут, - промолвил я, вставляя ключ в замок.
Но, когда мы вошли в полутьму прихожей, и вспыхнул мягкий оранжевый свет, я увидел, что оба близнеца - ассистента уже, самым неожиданным образом, проникли в комнату и осматриваются в темноте. Один из них хлопнул ладонями, и свет вспыхнул в комнате без выключателя.
- Э, мы так не договаривались, – сказал я и попробовал схватить за плечо ближайшего близнеца, но тут сумел ловко увернуться и тут же шмыгнуть в глубину комнаты.
Это меня окончательно разозлило.
- Пошли вон! – голос мой был далек от традиционного гостеприимства.
Вмешался Лягушин.
- Кхм, не извольте беспокоится, любезный Юрий Романович. Вы нервничаете, а могли бы между прочим, гм, помочь, и все было бы чудненько! Кха! Я прибыл лишь забрать то, что мне принадлежит по закону.
Возмущение переполнило меня.
- Я еще раз вам повторяю, товарищ Лягушин, совершенно официально, так сказать, в присутствии свидетелей, что никакого архива у меня не имеется! Убирайтесь прочь вместе со своей шайкой!
- Не имеется, - сказал он ехидно, вглядываясь в меня зеленовато-голубыми, переливающимися на свету глазами. – А это мы сейчас посмотрим.
То, что происходило в дальнейшем, позже вспоминалось, как страшный сон. До сих пор не понимаю – все ли в нем подлинно, или часть все же пригрезилась.
Словно пиявки впились в меня братья – ассистенты. Я извернулся, одного из них пнул кулаком. Удар, по моим расчетам, достаточно сильный, но кулак погрузился в мягкое, студенистое тело, согнувшееся тут же вопросительным знаком. В ярости, оторвавшись, чуть ли не с мясом из цепких лап другого, и ощутив, как что-то горячее поплыло по спине, я схватил тяжелую отцовскую трость, стоявшую в углу и обрушил ее на голову близнеца.
Результат меня здорово испугал. Голова разлетелась на части, но тут же была собрана из осколков воедино, и рассвирепевший хозяин головы, насупившись, шагнул ко мне.
Я выронил трость, попятился к окну, и тут же был схвачен обеими ассистентами.
Сознание мое помутилось, в глазах потемнело. Я вдруг почувствовал, как из меня капельками вытекает жизнь, и повис на руках моих палачей.
Лягушин полез в карман, и вынул новое лицо, тут же его приладил вместо старого, глянул на себя в зеркало, остался недоволен, полез в карман за новой маской. Наконец, он подобрал себе свирепое выражение, пригладил его, остался доволен, и стал наступать со злобной мордой. Но тут потолок и стены качнулись, перевернулись, и я окончательно лишился чувств.
***
Мне казалось, что я летаю, совершенно невесомый, в длинном тоннеле, стены которого были словно в тумане и напоминали мою квартиру, руки неистово ломило болью. Тут же что-то острое, с резким запахом, ударило мне в нос, и я увидел морщинистую руку, пальцы сжимали комок ваты. По запаху схоже с нашатырем.
