Луиза только и успела помахать мужу и дочери, как была утащена куда-то вглубь толпы, к столам и креслам. Генри повел Эмилию дальше, к подиуму. Там уже скучились полудюжина девушек, одногодок Эмилии. Почти всех она знала, из знакомых не дружила только с одной – противной задавакой Ребеккой Харнетт, которая то ли росомаха, то ли куница, разное говорили. Эмилию тут же затянули в тесный кружок и защебетали на ухо что-то о тот милом мальчике, который тааак посмотрел. Ну конечно, это Мишель, ей, зайчихе, не надо ограничивать себя выбором между двумя женихами, парней ее клана и возраста полным полно, и она бесспорно, выберет самого лучшего.
Дебютанток стали приглашать к знакомству. По одной они выходили в центр сцены, конферансье представлял их, девушки делали реверанс и, сопровождаемые аплодисментами, спархивали в зал. Так же поступила и расхрабрившаяся Эмилия. Действительно, страшного ничего не происходило, никто не шушукался за спиной, а если и шушукался, то где-то далеко и не слышно.
Объявили первый танец. К Эмилии подошел высокий молодой человек в завитом буклями парике и представился:
- Майлз Олтервилль, один из предназначенных вам судьбой, голубоногая олуша. Позвольте пригласить на танец, - он кончиками пальцев, затянутых в белоснежные перчатки, взял ее за кисти и повел в модном котильоне.
Одна за другой пары выстраивались в линию танца, кавалер-кондуктор громко объявлял фигуры, пары кружились, скользили легкими чайками надо льдом зеркально натертого дубового паркета, Майлз с легкой улыбкой вел Эмилию, все так же придерживая ее за пальцы, не делая ни малейших попыток обнять за талию или сделать полшага ближе. После танца молодой человек подвел девушку к ряду кресел, усадил, подал веер и осведомился:
- Позвольте принести Вам лимонада?
Впрочем, исчез, не дожидаясь ответа и через минуту появился, неся высокий бокал с прохладным питьем. Вложил ножку бокала в руку Эмилии, придержал другую:
- Благодарю за танец, Вы несравненны, - он приложился своей улыбкой к воздуху над перчаткой Эмилии и покинул ее.
Неслышно в общем шуме подошел Генри:
- Как тебе?
Эмилия пожала плечами:
- Очень вежливый джентльмен. Улыбка красивая. Как будто художник нарисовал. Пока больше ничего сказать не могу.
- Ладно, еще на второго посмотри. Он ангажировал тебя на третий танец. Второй у тебя занят Дином, рысью. Просто потанцуй, для удовольствия.
С первыми тактами вальса рядом с девушкой возник Дин, гибкий, со сверкающими янтарными глазами, он сдернул Эмилию с кресла и закружил в танце. Пара быстро скрылась с глаз Генри среди танцующих, тот только усмехнулся и отхлебнул из оставленного Эмилией бокала.
По окончанию танца Дин вернул раскрасневшуюся и запыхавшуюся дочь отцу, прижал ее руку к своей груди, осыпал комплиментами и стремительно исчез.
Эмилия подняла сияющие глаза на отца:
- Как он танцует! – воскликнула восхищенно.
- Какой он мартовский котяра! – в тон ей ответил Генри, - И как хорошо, что нам такое счастье не светит. Пожалуй, я тебя оставлю, вон второй твой идет.
Освальд неспешно подошел и без обиняков плюхнулся в соседнее кресло:
- Освальд, для тебя, дорогуша, просто Освальд. Баклан. Ты не против, если мы посидим? Запарился я что-то. Погода зверская стоит, ячмень как на дрожжах вверх прет, овцы по три ягненка поприносили, ты пробовала здешние тарталетки с креветочным паштетом? Я уже штук десять съел…
Звуки фокстрота не заставили баклана подняться с места. Вместо этого он поймал за фартучек проходящую мимо разносчицу:
- Дорогуша, а нету ли у вас тут сырой рыбки? Очень хочется.
Белка, очевидно привыкшая к чудачествам посетителей, вежливо кивнула:
- Да сэр, сейчас принесу.
Освальд отпустил фартучек и снова повернулся всем корпусом к Эмилии:
- Видишь, принесет. Для всех нету, а для меня есть, вот что значит быть Освальдом Перри. И рыбку несут, и очередь уступают. Вот пятого дня, например…
Он пустился в пространный рассказ о том, как покупал билет на дилижанс, а стоящий впереди хорек пропустил его в очереди. От риска вывихнуть челюсть в попытке зевнуть незаметно Эмилию спасла та же белка, принесшая фарфоровую тарелочку с сардиной. Освальд тарелочку сграбастал, брезгливо сковырнул лежащий сверху ребристый кружочек лимона и подцепил рыбку двумя пальцами за хвост. Поднял над собой, запрокинул голову и медленно сжевал рыбу, начиная с головы. С чешуей и кишками. Эмилия во все глаза смотрела, как от крупных глотков ходит кадык на жилистой шее. Освальд доел рыбу, метким щелчком выбросил хвостик в ближайший вазон и облизал пальцы. Стремясь побороть внезапный приступ тошноты, Эмилия подскочила:
- Прошу прощения, мне надо попудрить носик.
Освальд поймал ее за руку:
- Конечно дорогая, возвращайся, у нас с тобой еще пятый танец, - он смачно облобызал перчатку Эмилии и, наконец, отпустил ее.
Эмилия пулей вылетела во внутренний двор, пронеслась между столиками, невежливо расталкивая пустующие стулья, и по ступеням спустилась с террасы в сад. Забралась в гущу каких-то цветущих кустов и остановилась перевести дух. От кружевной перчатки нестерпимо воняло сырой рыбой, Эмилия стянула ее и помотала ею в воздухе, проветривая. Потом подумала, что надо бы прополоскать и ни минуты не медля, полезла вперед в надежде обнаружить фонтан.
Но вместо журчания водяных струй услышала вроде бы знакомый голос. Только вместо предельной вежливости голос Майлза подрагивал от несдерживаемых чувств:
- Ты представить себе не сможешь – у нее есть грудь!
Эмилия осторожно отвела в сторону цветущую ветку и увидела своего жениха, обнимающего… Эмилия аж глаза протерла, но зрение ее не подводило: Майлз обнимал мужчину. Впрочем, тот тоже не оставался в долгу и целовал размашисто жестикулирующего парня в шею.
- Как я буду с ней, вот как?
Эмилия предпочла не давать ответа на этот вопрос и тихонько опустила ветку на место. Запах жасмина перекрыл даже вонь от перчатки. Девушка сердито посмотрела на нее и, скомкав, забросила в кусты.
Вернувшись в бальный зал, Эмилия нашла отца:
- Па, мне все ясно, увези меня отсюда, пожалуйста. Дома все расскажу. Здесь оставаться больше невозможно, да и незачем.
- Хорошо. Все в порядке, на тебе лица нет? – Генри встревожился, - Тебя никто не обидел?
- Нет. Поехали, а? – Эмилия рвалась к выходу.
Генри глазами отыскал танцующую Луизу и бесцеремонно выдернул ее из фигуры:
- Так надо, прости, друг, - он развел руками партнером Луизы и наскоро на ухо разъяснил ей ситуацию. Луиза округлила глаза и тоже поспешила на выход.
Возвращение домой прошло в молчании. Мама и папа, конечно, пытались разговорить дочь, но Эмилия отвечала, что все дома и только нервно тискала вторую перчатку, которую тоже стащила с руки.
У дома, первой выскочив из ландо, Эмилия вбежала в двери и остановилась посередине холла, обернувшись к родителям:
- Я не выйду за них замуж! – заявила она.
- Почему это? – Луиза напряглась.
- Баклан – он… он баклан! Он рыбу жрет, сырую, с головой, костями и кишками! У него глисты! – почти выкрикнула девушка.
- Милая, у рыбоядных глисты перевариваются, не переживай так, - примиряюще протянул Генри.
- Это мерзко!
- Аргумент. А второй?
- Этот олуша… олуш, не только ногий! Он… - и Эмилия выдала несколько слов, которые слышала как-то в деревне и которые порядочным девушкам не только произносить, но и знать не полагается.
Генри посуровел:
- Иди к себе, и пока не найдешь приличных слов, чтобы выразить свою мысль, из комнаты не появляйся!
Сквозь узкие длинные окна синего прозрачного стекла, которое отливают только на змеином острове — Эллапиде, проникали последние лучи заката. Слуги невидимками спешили зажечь свечи, а в глубоком ложе огромного камина лежало, приготовленное к сожжению, бесценное эбеновое древо, источающее перед смертью тонкий аромат.
Опустив голые ноги в таз, в глубоком кресле, украшенном переплетенными змеями, сидел, раздраженно комкая только что полученное голубиной почтой сообщение, Его Величество, Ангерран, король Герратский, прозванный Захватчиком. Оборотень, аспид.
Бледные от природы щеки окрасил румянец. Его Величество изволил гневаться.
— Если то, что прислали, правда, надо срочно делать первый шаг. Это как в шахматной игре, — взволнованно пояснял стоящий рядом скромно одетый в чёрный бархат придворный. Он замысловато сплетал и расплетал тонкие пальцы, и это отчего-то злило аспида еще больше.
— Нужны абсолютные доказательства. Здесь написано, что волки приняли в стаю змееныша, — прошелестел голос Владыки.
Его Величество не повышал тональности - кто не слышит короля, тот не достоин жизни, не то что его внимания.
Придворный в черном - председатель совета, обладающий чистейшей кровью чёрных мамб в седьмом поколении – все прекрасно расслышал. И ноту гнева в том числе. И нежелание говорить на эту тему. Тем не менее продолжил:
— Осмелюсь напомнить, Ваше Величество, ранней весной, не более восьми месяцев назад, во время празднеств рыцарских посвящений, мы наблюдали необычный цвет неба. Изволите припомнить? Такой цвет, по единодушному мнению ученых умов, может свидетельствовать только об открытии порталов. К тому же, если дозволено мне будет упомянуть… после событий Смены Крови и восшествия Вашего Величества на престол прошло 25 оборотных циклов. И мы так и не нашли тела наследного принца...
Его Величество раздраженно выдохнул воздух, и таз, дававший тепло уставшим ногам, полетел в угол, расплескивая воду на благородный ковёр из кхиметского шелка.
— Я спросил про доказательства. Вы не боитесь стать посмешищем двора? Я не собираюсь прослыть убийцей не обернувшегося по какой-то причине Змея из Высших. — заметил он ядовито.
— Нет, нет, — заторопился вставить реплику министр. — Вы приказали мне извещать Вас и быть начеку. Я лишь позволил себе предоставить Вашему вниманию сомнения в происхождении усыновлённого волками. Да и цыганский барон не прислал доноса и пропустил его по тракту беспрепятственно. Правда, потом лисы ушли... — быстро добавил он сорвавшуюся с языка информацию.
Придворный только усилием воли сохранял хладнокровие. В глазах монарха разгорался огонь упорной ненависти, сметающей все на своём пути. Алый багрянец заката горел в глазах с вертикальными зрачками:
— Мне нужны доказательства, — прошелестело в комнате. Голос словно отталкивался от стен и проникал в самую душу, сжигая мысли и порождая ужас безнадежности.
Какая-то немыслимая физическая мощь исходила от тонкокостного тщедушного существа, порождая вокруг себя только смерть. На драгоценный ковёр, выкатившись изо рта чёрной жемчужиной, упала капля.
Министр попятился. Непрерывно кланяясь, он удивительно быстро оказался у двери. Что значит опытный придворный…
Аудиенция была закончена.
Уничтоженный ядом ковёр трухой покоился на мраморных полах.
Оставшись в одиночестве, Его Величество какое-то время стоял в раздумье, а затем, приблизившись к дверям, произнёс, зная наверняка - его услышат:
— Собрать всю имеющуюся информацию о необернувшемся.
Затем он обвёл глазами кабинет. На стенах, покрытых фресками, изображались моменты охоты. Плафон, искусно расписанный синей бесценной лазурью, изображал полёт... дракона. Ангерран любил живопись и не уничтожал зазря наследие предков, но здесь, в этом зале, всегда было холодно...
Отдав распоряжения, Ангерран скользкой походкой, выдающей большую змею (это в их традициях, создав видимость ленивой медлительности, стремительно наброситься на успокоенную такой неповоротливостью жертву!), проследовал во внутренние покои.
К Мадам.
Солнечные лучи весело играли на золоченых одеждах придворных, так и не научившихся смирению в одежде и желаниях. По их зелёным, пурпурным, лазоревым камзолам, отороченным по последней моде Императора Запада белыми пушистыми мехами, пробегали солнечные блики. Отблески преломлялись в зеркальном блеске дворца, танцевали на стенах, игриво трогали лица. Чёрный костюм Его Величества, украшенный лишь по краю рукавов и воротника тончайшей нитью брабантского кружева, и полностью темные монашеские одежды его первого министра создавали потрясающий контраст с буйной игрой окружающих красок.
..Это была уже третья его Мадам, которая станет королевой только отложив золотое яйцо, только породив будущего наследника престола.
Мадам привезли с Эллапиды.
Истинная наследница Нагов, она была невероятно красива. Только от ее взгляда Ангеррана охватывало чувство томительного желания. Странное смятение шло от ее тайного зова, смятение, рождающее в ледяной душе короля надежду на продолжение вымирающего рода... Почти тридцать лет Ангерран оставался бесплодным...
Увидев Его Величество, Ее Величество грациозно поднялась с широкого ложа и плавно-изящно, словно подплыв, положила руки на плечи короля:
— Ангерран...
Он стоял перед ней - как обнаженный стилет, как юнец, боящийся неловкости. Она не отрываясь смотрела на него вертикальными зрачками, по-прежнему порождая мощное желание в чреслах. Призывая. Обещая. Кружа голову…
Вблизи изумрудно-зелёные глаза под полукружьями чёрных, от природы густых бровей, на фоне редкой среди нагов бархатной кожи лица (без единой чешуйки!) казались ещё более соблазнительными.
Невероятно скупой на слова и ещё более на деньги, для девы он не жалел ничего. Два года она одним взглядом порождала в нем желание и страсть.
Но в данный момент он пришёл за другим...
Свет, водопадом льющийся в огромные окна дворца, мягко стекал по роскошной тиковой обивке стен, расшитой на кхитайский манер сценами из семейной жизни, по кедровым лаковым трюмо, инкрустированным яшмой и нефритом.
К огромному ложу, устланному синим драгоценным шелком.
— Где оно? — тщательно выговорил Ангерран. — Где яйцо, дорогая?
Она держала себя совершенно спокойно. Только чуть резковато отвернулась, чтобы уже через мгновение поднять к нему прекрасное лицо и как бы желая скрыть от мужа радостное изумление, переспросить:
— Яйцо? Меня опередили с радостной вестью? Я буду в печали, но совсем чуть-чуть! Как Вам будет угодно!
Он лишний раз восхитился ею. Как прежде. Как всегда…
Как грациозны ее шаги, как изящны движения рук! Как красиво струятся перевитые жемчугом волосы…
С нарочито небрежным видом она проплыла к небольшой нише в стене и, красиво сдернув белое покрывало, торжественно показала уложенную в резной альков Драгоценность.
Подобного даже он не ожидал. Поразительная выдержка этой женщины вызывала неподдельное уважение.
Ангерран глубоко вздохнул:
— Что ж, пожалуй, меня это устроит... — он снял с трюмо ночной хрустальный канделябр и с наигранно восхищенным видом приблизился к Сокровищу. — Я бы предпочёл уладить дело иначе, но пусть оно будет решено так...
Он резко, без замаха опустил тяжелый подсвечник на тонкую, ещё не окрепшую скорлупу и та начала рассыпаться белыми оскольчатыми многоугольниками. За его спиной беззвучно ахнула Мадам. На полу корчился не золотой, а лиловый змеиный зародыш. Благородный отпрыск чужого отца!
— Ну вот, всегда все можно решить на месте, — проговорил король.
И перевел взгляд на лицо супруги.
В приоткрытое окно доносился обычный вечерний гул дворцовых служб — резкие крики офицеров, суета мелкой знати, шум подготовки к ужину.
Дебютанток стали приглашать к знакомству. По одной они выходили в центр сцены, конферансье представлял их, девушки делали реверанс и, сопровождаемые аплодисментами, спархивали в зал. Так же поступила и расхрабрившаяся Эмилия. Действительно, страшного ничего не происходило, никто не шушукался за спиной, а если и шушукался, то где-то далеко и не слышно.
Объявили первый танец. К Эмилии подошел высокий молодой человек в завитом буклями парике и представился:
- Майлз Олтервилль, один из предназначенных вам судьбой, голубоногая олуша. Позвольте пригласить на танец, - он кончиками пальцев, затянутых в белоснежные перчатки, взял ее за кисти и повел в модном котильоне.
Одна за другой пары выстраивались в линию танца, кавалер-кондуктор громко объявлял фигуры, пары кружились, скользили легкими чайками надо льдом зеркально натертого дубового паркета, Майлз с легкой улыбкой вел Эмилию, все так же придерживая ее за пальцы, не делая ни малейших попыток обнять за талию или сделать полшага ближе. После танца молодой человек подвел девушку к ряду кресел, усадил, подал веер и осведомился:
- Позвольте принести Вам лимонада?
Впрочем, исчез, не дожидаясь ответа и через минуту появился, неся высокий бокал с прохладным питьем. Вложил ножку бокала в руку Эмилии, придержал другую:
- Благодарю за танец, Вы несравненны, - он приложился своей улыбкой к воздуху над перчаткой Эмилии и покинул ее.
Неслышно в общем шуме подошел Генри:
- Как тебе?
Эмилия пожала плечами:
- Очень вежливый джентльмен. Улыбка красивая. Как будто художник нарисовал. Пока больше ничего сказать не могу.
- Ладно, еще на второго посмотри. Он ангажировал тебя на третий танец. Второй у тебя занят Дином, рысью. Просто потанцуй, для удовольствия.
С первыми тактами вальса рядом с девушкой возник Дин, гибкий, со сверкающими янтарными глазами, он сдернул Эмилию с кресла и закружил в танце. Пара быстро скрылась с глаз Генри среди танцующих, тот только усмехнулся и отхлебнул из оставленного Эмилией бокала.
По окончанию танца Дин вернул раскрасневшуюся и запыхавшуюся дочь отцу, прижал ее руку к своей груди, осыпал комплиментами и стремительно исчез.
Эмилия подняла сияющие глаза на отца:
- Как он танцует! – воскликнула восхищенно.
- Какой он мартовский котяра! – в тон ей ответил Генри, - И как хорошо, что нам такое счастье не светит. Пожалуй, я тебя оставлю, вон второй твой идет.
Освальд неспешно подошел и без обиняков плюхнулся в соседнее кресло:
- Освальд, для тебя, дорогуша, просто Освальд. Баклан. Ты не против, если мы посидим? Запарился я что-то. Погода зверская стоит, ячмень как на дрожжах вверх прет, овцы по три ягненка поприносили, ты пробовала здешние тарталетки с креветочным паштетом? Я уже штук десять съел…
Звуки фокстрота не заставили баклана подняться с места. Вместо этого он поймал за фартучек проходящую мимо разносчицу:
- Дорогуша, а нету ли у вас тут сырой рыбки? Очень хочется.
Белка, очевидно привыкшая к чудачествам посетителей, вежливо кивнула:
- Да сэр, сейчас принесу.
Освальд отпустил фартучек и снова повернулся всем корпусом к Эмилии:
- Видишь, принесет. Для всех нету, а для меня есть, вот что значит быть Освальдом Перри. И рыбку несут, и очередь уступают. Вот пятого дня, например…
Он пустился в пространный рассказ о том, как покупал билет на дилижанс, а стоящий впереди хорек пропустил его в очереди. От риска вывихнуть челюсть в попытке зевнуть незаметно Эмилию спасла та же белка, принесшая фарфоровую тарелочку с сардиной. Освальд тарелочку сграбастал, брезгливо сковырнул лежащий сверху ребристый кружочек лимона и подцепил рыбку двумя пальцами за хвост. Поднял над собой, запрокинул голову и медленно сжевал рыбу, начиная с головы. С чешуей и кишками. Эмилия во все глаза смотрела, как от крупных глотков ходит кадык на жилистой шее. Освальд доел рыбу, метким щелчком выбросил хвостик в ближайший вазон и облизал пальцы. Стремясь побороть внезапный приступ тошноты, Эмилия подскочила:
- Прошу прощения, мне надо попудрить носик.
Освальд поймал ее за руку:
- Конечно дорогая, возвращайся, у нас с тобой еще пятый танец, - он смачно облобызал перчатку Эмилии и, наконец, отпустил ее.
Эмилия пулей вылетела во внутренний двор, пронеслась между столиками, невежливо расталкивая пустующие стулья, и по ступеням спустилась с террасы в сад. Забралась в гущу каких-то цветущих кустов и остановилась перевести дух. От кружевной перчатки нестерпимо воняло сырой рыбой, Эмилия стянула ее и помотала ею в воздухе, проветривая. Потом подумала, что надо бы прополоскать и ни минуты не медля, полезла вперед в надежде обнаружить фонтан.
Но вместо журчания водяных струй услышала вроде бы знакомый голос. Только вместо предельной вежливости голос Майлза подрагивал от несдерживаемых чувств:
- Ты представить себе не сможешь – у нее есть грудь!
Эмилия осторожно отвела в сторону цветущую ветку и увидела своего жениха, обнимающего… Эмилия аж глаза протерла, но зрение ее не подводило: Майлз обнимал мужчину. Впрочем, тот тоже не оставался в долгу и целовал размашисто жестикулирующего парня в шею.
- Как я буду с ней, вот как?
Эмилия предпочла не давать ответа на этот вопрос и тихонько опустила ветку на место. Запах жасмина перекрыл даже вонь от перчатки. Девушка сердито посмотрела на нее и, скомкав, забросила в кусты.
Вернувшись в бальный зал, Эмилия нашла отца:
- Па, мне все ясно, увези меня отсюда, пожалуйста. Дома все расскажу. Здесь оставаться больше невозможно, да и незачем.
- Хорошо. Все в порядке, на тебе лица нет? – Генри встревожился, - Тебя никто не обидел?
- Нет. Поехали, а? – Эмилия рвалась к выходу.
Генри глазами отыскал танцующую Луизу и бесцеремонно выдернул ее из фигуры:
- Так надо, прости, друг, - он развел руками партнером Луизы и наскоро на ухо разъяснил ей ситуацию. Луиза округлила глаза и тоже поспешила на выход.
Возвращение домой прошло в молчании. Мама и папа, конечно, пытались разговорить дочь, но Эмилия отвечала, что все дома и только нервно тискала вторую перчатку, которую тоже стащила с руки.
У дома, первой выскочив из ландо, Эмилия вбежала в двери и остановилась посередине холла, обернувшись к родителям:
- Я не выйду за них замуж! – заявила она.
- Почему это? – Луиза напряглась.
- Баклан – он… он баклан! Он рыбу жрет, сырую, с головой, костями и кишками! У него глисты! – почти выкрикнула девушка.
- Милая, у рыбоядных глисты перевариваются, не переживай так, - примиряюще протянул Генри.
- Это мерзко!
- Аргумент. А второй?
- Этот олуша… олуш, не только ногий! Он… - и Эмилия выдала несколько слов, которые слышала как-то в деревне и которые порядочным девушкам не только произносить, но и знать не полагается.
Генри посуровел:
- Иди к себе, и пока не найдешь приличных слов, чтобы выразить свою мысль, из комнаты не появляйся!
Прода от 17.11.2019, 10:39 Легенды Оромеры. Великий Орел. ПОПАДАНЦЫ. Глава 19. В полумраке дворца
Сквозь узкие длинные окна синего прозрачного стекла, которое отливают только на змеином острове — Эллапиде, проникали последние лучи заката. Слуги невидимками спешили зажечь свечи, а в глубоком ложе огромного камина лежало, приготовленное к сожжению, бесценное эбеновое древо, источающее перед смертью тонкий аромат.
Опустив голые ноги в таз, в глубоком кресле, украшенном переплетенными змеями, сидел, раздраженно комкая только что полученное голубиной почтой сообщение, Его Величество, Ангерран, король Герратский, прозванный Захватчиком. Оборотень, аспид.
Бледные от природы щеки окрасил румянец. Его Величество изволил гневаться.
— Если то, что прислали, правда, надо срочно делать первый шаг. Это как в шахматной игре, — взволнованно пояснял стоящий рядом скромно одетый в чёрный бархат придворный. Он замысловато сплетал и расплетал тонкие пальцы, и это отчего-то злило аспида еще больше.
— Нужны абсолютные доказательства. Здесь написано, что волки приняли в стаю змееныша, — прошелестел голос Владыки.
Его Величество не повышал тональности - кто не слышит короля, тот не достоин жизни, не то что его внимания.
Придворный в черном - председатель совета, обладающий чистейшей кровью чёрных мамб в седьмом поколении – все прекрасно расслышал. И ноту гнева в том числе. И нежелание говорить на эту тему. Тем не менее продолжил:
— Осмелюсь напомнить, Ваше Величество, ранней весной, не более восьми месяцев назад, во время празднеств рыцарских посвящений, мы наблюдали необычный цвет неба. Изволите припомнить? Такой цвет, по единодушному мнению ученых умов, может свидетельствовать только об открытии порталов. К тому же, если дозволено мне будет упомянуть… после событий Смены Крови и восшествия Вашего Величества на престол прошло 25 оборотных циклов. И мы так и не нашли тела наследного принца...
Его Величество раздраженно выдохнул воздух, и таз, дававший тепло уставшим ногам, полетел в угол, расплескивая воду на благородный ковёр из кхиметского шелка.
— Я спросил про доказательства. Вы не боитесь стать посмешищем двора? Я не собираюсь прослыть убийцей не обернувшегося по какой-то причине Змея из Высших. — заметил он ядовито.
— Нет, нет, — заторопился вставить реплику министр. — Вы приказали мне извещать Вас и быть начеку. Я лишь позволил себе предоставить Вашему вниманию сомнения в происхождении усыновлённого волками. Да и цыганский барон не прислал доноса и пропустил его по тракту беспрепятственно. Правда, потом лисы ушли... — быстро добавил он сорвавшуюся с языка информацию.
Придворный только усилием воли сохранял хладнокровие. В глазах монарха разгорался огонь упорной ненависти, сметающей все на своём пути. Алый багрянец заката горел в глазах с вертикальными зрачками:
— Мне нужны доказательства, — прошелестело в комнате. Голос словно отталкивался от стен и проникал в самую душу, сжигая мысли и порождая ужас безнадежности.
Какая-то немыслимая физическая мощь исходила от тонкокостного тщедушного существа, порождая вокруг себя только смерть. На драгоценный ковёр, выкатившись изо рта чёрной жемчужиной, упала капля.
Министр попятился. Непрерывно кланяясь, он удивительно быстро оказался у двери. Что значит опытный придворный…
Аудиенция была закончена.
Уничтоженный ядом ковёр трухой покоился на мраморных полах.
Оставшись в одиночестве, Его Величество какое-то время стоял в раздумье, а затем, приблизившись к дверям, произнёс, зная наверняка - его услышат:
— Собрать всю имеющуюся информацию о необернувшемся.
Затем он обвёл глазами кабинет. На стенах, покрытых фресками, изображались моменты охоты. Плафон, искусно расписанный синей бесценной лазурью, изображал полёт... дракона. Ангерран любил живопись и не уничтожал зазря наследие предков, но здесь, в этом зале, всегда было холодно...
***
Отдав распоряжения, Ангерран скользкой походкой, выдающей большую змею (это в их традициях, создав видимость ленивой медлительности, стремительно наброситься на успокоенную такой неповоротливостью жертву!), проследовал во внутренние покои.
К Мадам.
Солнечные лучи весело играли на золоченых одеждах придворных, так и не научившихся смирению в одежде и желаниях. По их зелёным, пурпурным, лазоревым камзолам, отороченным по последней моде Императора Запада белыми пушистыми мехами, пробегали солнечные блики. Отблески преломлялись в зеркальном блеске дворца, танцевали на стенах, игриво трогали лица. Чёрный костюм Его Величества, украшенный лишь по краю рукавов и воротника тончайшей нитью брабантского кружева, и полностью темные монашеские одежды его первого министра создавали потрясающий контраст с буйной игрой окружающих красок.
..Это была уже третья его Мадам, которая станет королевой только отложив золотое яйцо, только породив будущего наследника престола.
Мадам привезли с Эллапиды.
Истинная наследница Нагов, она была невероятно красива. Только от ее взгляда Ангеррана охватывало чувство томительного желания. Странное смятение шло от ее тайного зова, смятение, рождающее в ледяной душе короля надежду на продолжение вымирающего рода... Почти тридцать лет Ангерран оставался бесплодным...
Увидев Его Величество, Ее Величество грациозно поднялась с широкого ложа и плавно-изящно, словно подплыв, положила руки на плечи короля:
— Ангерран...
Он стоял перед ней - как обнаженный стилет, как юнец, боящийся неловкости. Она не отрываясь смотрела на него вертикальными зрачками, по-прежнему порождая мощное желание в чреслах. Призывая. Обещая. Кружа голову…
Вблизи изумрудно-зелёные глаза под полукружьями чёрных, от природы густых бровей, на фоне редкой среди нагов бархатной кожи лица (без единой чешуйки!) казались ещё более соблазнительными.
Невероятно скупой на слова и ещё более на деньги, для девы он не жалел ничего. Два года она одним взглядом порождала в нем желание и страсть.
Но в данный момент он пришёл за другим...
***
Свет, водопадом льющийся в огромные окна дворца, мягко стекал по роскошной тиковой обивке стен, расшитой на кхитайский манер сценами из семейной жизни, по кедровым лаковым трюмо, инкрустированным яшмой и нефритом.
К огромному ложу, устланному синим драгоценным шелком.
— Где оно? — тщательно выговорил Ангерран. — Где яйцо, дорогая?
Она держала себя совершенно спокойно. Только чуть резковато отвернулась, чтобы уже через мгновение поднять к нему прекрасное лицо и как бы желая скрыть от мужа радостное изумление, переспросить:
— Яйцо? Меня опередили с радостной вестью? Я буду в печали, но совсем чуть-чуть! Как Вам будет угодно!
Он лишний раз восхитился ею. Как прежде. Как всегда…
Как грациозны ее шаги, как изящны движения рук! Как красиво струятся перевитые жемчугом волосы…
С нарочито небрежным видом она проплыла к небольшой нише в стене и, красиво сдернув белое покрывало, торжественно показала уложенную в резной альков Драгоценность.
Подобного даже он не ожидал. Поразительная выдержка этой женщины вызывала неподдельное уважение.
Ангерран глубоко вздохнул:
— Что ж, пожалуй, меня это устроит... — он снял с трюмо ночной хрустальный канделябр и с наигранно восхищенным видом приблизился к Сокровищу. — Я бы предпочёл уладить дело иначе, но пусть оно будет решено так...
Он резко, без замаха опустил тяжелый подсвечник на тонкую, ещё не окрепшую скорлупу и та начала рассыпаться белыми оскольчатыми многоугольниками. За его спиной беззвучно ахнула Мадам. На полу корчился не золотой, а лиловый змеиный зародыш. Благородный отпрыск чужого отца!
— Ну вот, всегда все можно решить на месте, — проговорил король.
И перевел взгляд на лицо супруги.
В приоткрытое окно доносился обычный вечерний гул дворцовых служб — резкие крики офицеров, суета мелкой знати, шум подготовки к ужину.
