дирижабль, отцепились, по обоим бокам последовательно падая на пол, от носа к корме, и цеппелин взмыл в небо по наклонной, отливая на солнце стальным блеском туго натянутых секторов обшивки и, посверкивая воронёными пунктирами клеевых швов.
Внизу, в крыше стремительно уменьшающегося ангара, медленно сошлись тяжёлые створки. Воздушное путешествие началось.
Ранним утром Костя тихонько постучался в дверь комнаты Эмилии. Выждал минутку, прислушиваясь, не донесется ли изнутри звук активного шевеления. Постучал снова. И, уже не сдерживаясь, забарабанил кулаком.
В комнате резко заскрипела кровать, раздался грохот, как будто с нее кто-то свалился, шаги, и на пороге возникла Эмилия, пунцовая и всклокоченная. Закутавшись в одеяло, она испуганно смотрела на парня, хлопая растопыренными, со сна еще без всякого проблеска мысли, глазами.
«Какая она курица, сова, натуральная сова. Сонная сова» - подумал Костя и нарочито грубовато буркнул:
- Спишь еще? Подъем, полундра! Рынок разбежится, пока ты глазоньки продрать изволишь.
Эмилия несколько секунд непонимающе смотрела, потом сообразила, в чем дело, просияла и ринулась обратно в комнату, по пути запутавшись в волочащемся по полу одеяле и снова чуть не упав.
- Три минуты! –закричал парень ей вслед.
В три минуты девушка, конечно, не уложилась, но через четверть часа они уже выходили из ворот гостиницы. Костя свистнул, подзывая наемного извозчика – ехать верхом и искать на тесном рынке, где привязать животных не входило в его планы. Экипаж нашелся быстро, и был вполне приличным – бодрая лошадка, трезвый извозчик, хорошо проветренное ландо.
Рынок встретил посетителей особым характерным гулом, свойственным только большой толпе, где каждый говорит с каждым, и нет единого центра. Ровное гудение, в котором неразличимы слова и отдельные выкрики: «Лучшие булочки!», «Самые свежие овощи!», «Платки, носки!»… Косте даже на секунду почудилось «Купи ракушку!», он закрутил головой, ожидая увидеть мальчишку с корзинкой, но, видимо, ошибся.
- Пошли! – обернулся он к Эмилии. К Эмилии? Да где же она? В пяти шагах мелькнула и скрылась пестрая шевелюра. Чертыхнувшись, Костя ломанулся за беглянкой и почти сразу же налетел на нее, едва не снеся. Эмилия стояла и, как завороженная, смотрела на веера.
Прозрачная белизна резной кости, гладкий расписной шелк, роняющий перламутровые искры, мерцающие перья, муар и бархат, полированное дерево… Веера призывно распахивали свои крылья, манили сокрытой тайной, будто вот-вот из-за сложившейся плоскости выглянет в полумраке нездешняя красавица, окинет лукавым взором… Костя помотал головой и потащил спутницу подальше от безделушек. Вслед им отчетливо раздалось тихое хихиканье.
- Какие красивые! – восторженно прошептала Эмилия.
- Сначала штаны! – Костя был непреклонен.
Эмилия споткнулась и возмутилась:
- Я вовсе не хочу их покупать, я просто любовалась!
- Да, да, но сначала штаны. Потом свитер. Потом одеяло. Потом кружка и ложка. Потом рукавицы. Потом ножик. И ни шагу в сторону! Фиг тебя тут найдешь, если разминемся.
- Я поняла, - Эмилия для успокоения нервничающего спутника вцепилась ему в боковую петлю, стягивающую куртку чуть ниже талии. Костя хмыкнул и поплотнее сомкнул на жесткой коже тонкие девичьи пальцы.
День выдался настолько суматошный, что к вечеру они не сказав друг другу ни слова тихо поужинали и разбрелись по своим комнатам. Ровно в шесть утра Ворон сыто рыкнул в окно Эми, для надёжности постучав чёрным когтем в стекло и та быстро покидав свои не хитрые пожитки практически скатилась по скрипучей, но массивной дубовой лестнице, вниз.
— Поешь как следует, — строго указал ей Костя и пошёл грузится.
Девушка только фыркнула вслед грубияну.
Спустя четыре часа они достаточно далеко углубились от столицы по тракту. Старые крепостные стены сменились насыпями, которые перешли в пригород, поросший кривыми яблоневыми деревьями. Дорога уходила в луга, радующие весной изумрудно-салатовым цветом, а сейчас поникшей серо-зелёной подстилкой, прикрывающей смешные холмики живущих рядом с людьми сурков, кротов и полёвок.
— Километров сорок отмахали, — потянулся хозяин ездового рептилоида. — Я пока ты дрыхла с хозяином поболтал, так он нам посоветовал...
Эми хмыкнула. Костя замолчал, но бросив на нее косой взгляд все таки закончил фразу.
— Он рекомендовал свернуть пораньше на боковое шоссе и заночевать в Римене. На тракте ничего подходящего нет.
На самом деле купец сообщил о большом хуторе по дороге, но сведения отчего-то были короткими и обрывочными: так большой дом, где можно и ужином перебиться, и ездовой живности найдется ясли с сеном да бадейка с водой. Да и хозяин приветливый — при этих словах купец как-то подозрительно отводил глаза и настолько двусмысленно дергал бровями, что Костя даже подумал, не случилось ли у того нервного тика и не пора ли бежать за лекарственными настоями, чтобы не дать заразе захватить весь организм.
На дальнейшие расспросы времени не было, но покуда завтракал, краем уха успел услышать парочку местных побасенок, что обычно рассказывают детишкам долгими зимними вечерами: о волках-людоедах, человеках-оборотнях и прекрасных девах, которые по итогу оказываются страшнее бабы яги и сами способны совратить с пути истинного не только доброго молодца, но и самого злого кощеея. Правда, в рассказиках все-таки мелькали какие-то странные намеки, вроде того, что оборотень людей не кушает вот так прямо с порога, а наоборот ласкает да привечает. Но, судя по реалиям окружающего мира, ласковый оборотень я неясными гастрономическими пристрастиями хуже и страшнее, чем привычный плотоядный. Но, как говорится, люди на пустом месте языками трепать не будут, так лучше пока засветло добраться все же до намеченного места и там спокойно переночевать.
Через пару часов просто так ехать и любоваться однотипными пейзажами наскучило — и душа попросила хоть какого-то разнообразия. А то справа елки с березами, слева березы с елками.
— А ты песни знаешь? — Костя обернулся к своей спутнице. Эми задумчиво пожала плечами — вроде чего-то вспоминалось из детства, но большая часть слов оказалась давно и намертво похоронена в недрах девичьей памяти. Зато Ворон радостно всхрапнул, показывая, что он петь умеет и не прочь размять глотку. — Ну давай научу — споем и глядишь веселее ехать будет.
Костя задумался — избирательно подходя к репертуару. Песня ведь должна быть не только динамичной, но и понятной для Эми. А то если она будет петь и по своей привычке удивленно округлять глаза, то удовольствия от дуэта они оба вряд ли получат.
— Вот, слушай, песенка про хорошего парня, — воодушевился Костя и завел: — простой советский паренек, сын столяра и плотника…
— Вот же дрянь гулящая, — в сердцах бросила Эми.
— Кто дрянь? — аж поперхнулся Костя.
— Да мать этого хорошего паренька, — вздохнула Эми и сердито пояснила: — надо же с двумя шароебилась и не знает от кого сына родила: то ли от столяра, то ли плотника.
— Так, ясно, — Костя открыл было рот, набрал побольше воздуха, чтобы пояснить, что в песне поется про примерную семью, в которой героя вырастили, космического первопроходца. И также быстро закрыл. А ведь действительно столяр и плотник — это же разные профессии, так что выходит, либо мамаша и правда гульнула налево, либо автор песни чего-то напутал с карьерными стремянками. — Хорошо, давай тогда другую… ты казала у авторак — поцелуешь разов сорок… — заорал Костя, изредка попадая в ноты, зато с полными легкими энтузиазма. — Я прийшов — тибе нема — пидманула, пидвяла…
— А про приличных девушек у тебя песен вообще нет? — жалобно поинтересовалась Эми. — А то эта… мало того что гулящая, так еще и сгинула куда-то....
Костя выдохнул, подумал и вдохнул побольше воздуха — когда-то слышал, что дыхательная гимнастика помогает успокоиться.
— Хорошо… Вот другая песенка… Всю жизнь глядятся в ночь усталые глаза…
— Ай жуть какая! — замахала руками Эми и принялась складывать пальца в обережные знаки, которые по большей части напоминали кукиши. — Про зомбаков песня. Ой, не хочу я про мертвяков чтобы ты пел, а то накликаешь!
Костя запыхтел, словно распаренный паровоз.
— А дубы-колдуны… что-то шепчут в тумане… у поганых болот… чьи-то тени встают, — завыл Костя с надрывом и так проникновенно, что на него завопела дурным голосом не только Эми, но и Ворон. А Дегри даже отскочила в сторону и стала опасливо коситься и дергать хвостом, напряженной спиной намекая, что готова отблагодарить исполнителя хорошим пинком задними ногами.
— А чтоб вас… темнота, — в сердцах рявкнул Костя, и пришпорил Ворона — разогнаться и немного нервы успокоить.
Какое-то время скакали молча — да и полуголоп не особо располагает в задушевным разговорам. Зато продолжительная скачка да несколько хлестких веток, прилетевших в лицо, и от которых Костя не успел уклониться, вернули ему, если не хорошее настроение, то более-менее обычное расположение духа. Костя придержал Ворона, дождался нагонявшую его Эми и огляделся по сторонам.
— А ты не в курсе, где это мы? И где этот поворот? Купец сказал, что до него пару верст, а мы гораздо больше проехали. Да, точно побольше! Наврал купец, что ли?
Пробиваясь через зелёную солнцезащитную шторку, лучи рассыпались по салону малахитовыми солнечными зайцами. Ровно и низко гудели четыре электрических двигателя, толкающие дирижабль вперёд со скоростью около сорока миль в час. Оддбэлл сидел в пилотском кресле, придерживая левой рукой штурвал горизонтальных рулей, и потягивал свой любимый кофе. Литровый термос стоял в сетчатой ячейке, закреплённой на борту справа от кресла. Почти на уровне гондолы лениво проплывали не по-осеннему легкомысленные облачка, и если бы не обнажившийся лес внизу да пронзительное холодное небо вокруг — можно было бы запросто перепутать время года.
Судя по облачности, никаких осадков на сегодня в помине не намечалось. Не смотря на приличную высоту, солнце настолько основательно разогревало оболочку, что несколько раз уже приходилось открывать вентили резервных баллонов и стравливать туда расширяющийся от нагрева газ. Это было очень кстати, поскольку дозаправляться было негде до самой портовой зоны. Там ещё где-то как-то можно было отыскать газовую станцию, одну на пять портов. Но до морских берегов придётся добираться на собственных запасах.
Оберон возился со штурманской установкой, то мурлыча себе под нос «»И в белом платье тень приходит в воздухоплавательный парк...», то восклицая в пространство: «Вам не нравится, сударь мой, триангуляционная сеть? А мы тогда по визирным ориентирам!»
- Что насчёт кофе? Держу пари на коллекционный квадрант, что за прошедшие два часа он остыл не больше чем на полградуса! - повернув голову, подал голос мистер Блэст.
- Чуть позже, друг мой, чуть позже... «Расползся до последней нитки тёмно-зелёный дирижабль...» - не отрывая глаза от монокуляра, промурлыкал штурман. Оддбэлл понял, что если Оберон и слышит его, то лишь самым краешком сознания отражает смысл услышанного. Он там, в своей стихии. В своём детище. Его сейчас нельзя трогать, это глупо, опасно, бессмысленно, наконец. Даже если притащить его силой, усадить в соседнее кресло, пристегнуть ремнями и сунуть в руку чашку горячего кофе — он тут же приспособит её в качестве репера и начнёт брать азимуты, вычислять поправки и строить триангуляционные треугольники.
Оддбэлл усмехнулся, мысленно махнул рукой и подкорректировал триммер тангажа. Двухсоткилограммовый чугунный шар, управляемый электролебёдкой, громоздко и плавно перекатился в сторону кормы по рельсам , проложенным вдоль хребтовой балки корпуса. Цеппелин едва заметно приподнял нос.
Предварительно прикинув, что чисто теоретически из Блэкгроузвилладж в столицу можно попасть четырьмя путями, идущими практически параллельно и сходящимися лишь в предместьях Вазериона, Оддбэлл иногда делал большие зигзаги между этими дорогами. Для очистки совести. Вдруг Эмилия всё же задержалась по какой-либо причине и сейчас как раз тоже продвигается к столице. Ведь нельзя исключать такой вариант? Нельзя. Вот дирижабль и рыскал на небольшой высоте от дороги к дороге, а его пилот и командир, перекинувшись в сыча, рассматривал бинокулярным совиным зрением каждую телегу и лошадь, каждого всадника или возницу. Но, к сожалению, единственной знакомой деталью дорожных пейзажей оказался здоровенный ездовой ящер, вроде того, которого Оддбэлл встретил по пути домой с вечеринки в Тёрнерхаузе. Ящер неторопливо переваливался по крайней левой дороге, за ним бодренько рысила лошадка со всадником. Это определённо не могла быть Дэвгри хотя бы по той причине, что избалованная кобылка Эмилии не то что ящеров - лягушек-то боялась до одури. При виде этакой страховидлы Дэвгри бежала бы до самой конюшни, взрыхляя копытами почву и тут же периодически обильно удобряя её.
Оддбэлл ещё раз подивился — на чём только не ездит народ, особенно кто побогаче! Перекинулся, натянул специально припасённый махровый халат, вернулся в кресло, снял штурвал со стопора и заложил правый вираж, решив не тратить время на приближение к крайней дороге и более детальное рассматривание наездников.
Высокие башни и золочёные шпили Вазериона уже надменно взирали на мир с горизонта. Вне всяких сомнений это выглядело бы величественно, если бы Оддбэлл сам не смотрел на эту кажущуюся надменность свысока.
Усмехнувшись забавной метафоре, мистер Блэст подозвал отвлёкшегося наконец от штурманской машины Оберона, чтобы обсудить дальнейшие действия. Заодно рассказал о ездовых ящерах, уже второго из которых только что видел издалека на Западном Залесском тракте. Посмеялись. Оберон сказал, что по «З-З» ездят те, кто не хочет платить дорожный сбор за проезд по Столбовому, в основном это ушлые торговцы и всякий сомнительный сброд, а так же рыцари без страха и упрёка, ищущие славы и приключений на подолы своих доспехов. Вернувшись к цели своего путешествия, здраво рассудили, что вполне имеет смысл осмотреть столицу, задержавшись там на день или два. Посадку наметили в восточном предместье, где у Оберона имелся дальний родственник — то-ли кум, то-ли сват, Оддбэлл быстро позволил этой подробности уйти в дальний пыльный угол памяти, где она наверняка не будет мешать мыслям насущным, но откуда в случае крайней необходимости её тем не менее можно будет извлечь.
Нагнетая газ в резервные баллоны под давлением в 10 атмосфер, Оддбэлл максимально снизил дирижабль, и, когда внизу поплыли околицы Восточного предместья, Оберон метко «выстрелил» верпом в купу кряжистых низкорослых деревьев. Якорь надёжно зацепился за ветви. Подтянув дирижабль лебёдкой к самой кроне, друзья выбросили трап и через минуту уже стояли на разъезженной каменистой окружной дороге. Сразу за ней, где-то парой-тройкой улочек правее, должен был находиться дом дальнего обероновского родича.
Внизу, в крыше стремительно уменьшающегося ангара, медленно сошлись тяжёлые створки. Воздушное путешествие началось.
Прода от 18.02.2020, 18:23 Легенды Оромеры. Великий Орёл ПУТЕШЕСТВИЕ НАЧАЛОСЬ. Глава 32
Ранним утром Костя тихонько постучался в дверь комнаты Эмилии. Выждал минутку, прислушиваясь, не донесется ли изнутри звук активного шевеления. Постучал снова. И, уже не сдерживаясь, забарабанил кулаком.
В комнате резко заскрипела кровать, раздался грохот, как будто с нее кто-то свалился, шаги, и на пороге возникла Эмилия, пунцовая и всклокоченная. Закутавшись в одеяло, она испуганно смотрела на парня, хлопая растопыренными, со сна еще без всякого проблеска мысли, глазами.
«Какая она курица, сова, натуральная сова. Сонная сова» - подумал Костя и нарочито грубовато буркнул:
- Спишь еще? Подъем, полундра! Рынок разбежится, пока ты глазоньки продрать изволишь.
Эмилия несколько секунд непонимающе смотрела, потом сообразила, в чем дело, просияла и ринулась обратно в комнату, по пути запутавшись в волочащемся по полу одеяле и снова чуть не упав.
- Три минуты! –закричал парень ей вслед.
В три минуты девушка, конечно, не уложилась, но через четверть часа они уже выходили из ворот гостиницы. Костя свистнул, подзывая наемного извозчика – ехать верхом и искать на тесном рынке, где привязать животных не входило в его планы. Экипаж нашелся быстро, и был вполне приличным – бодрая лошадка, трезвый извозчик, хорошо проветренное ландо.
Рынок встретил посетителей особым характерным гулом, свойственным только большой толпе, где каждый говорит с каждым, и нет единого центра. Ровное гудение, в котором неразличимы слова и отдельные выкрики: «Лучшие булочки!», «Самые свежие овощи!», «Платки, носки!»… Косте даже на секунду почудилось «Купи ракушку!», он закрутил головой, ожидая увидеть мальчишку с корзинкой, но, видимо, ошибся.
- Пошли! – обернулся он к Эмилии. К Эмилии? Да где же она? В пяти шагах мелькнула и скрылась пестрая шевелюра. Чертыхнувшись, Костя ломанулся за беглянкой и почти сразу же налетел на нее, едва не снеся. Эмилия стояла и, как завороженная, смотрела на веера.
Прозрачная белизна резной кости, гладкий расписной шелк, роняющий перламутровые искры, мерцающие перья, муар и бархат, полированное дерево… Веера призывно распахивали свои крылья, манили сокрытой тайной, будто вот-вот из-за сложившейся плоскости выглянет в полумраке нездешняя красавица, окинет лукавым взором… Костя помотал головой и потащил спутницу подальше от безделушек. Вслед им отчетливо раздалось тихое хихиканье.
- Какие красивые! – восторженно прошептала Эмилия.
- Сначала штаны! – Костя был непреклонен.
Эмилия споткнулась и возмутилась:
- Я вовсе не хочу их покупать, я просто любовалась!
- Да, да, но сначала штаны. Потом свитер. Потом одеяло. Потом кружка и ложка. Потом рукавицы. Потом ножик. И ни шагу в сторону! Фиг тебя тут найдешь, если разминемся.
- Я поняла, - Эмилия для успокоения нервничающего спутника вцепилась ему в боковую петлю, стягивающую куртку чуть ниже талии. Костя хмыкнул и поплотнее сомкнул на жесткой коже тонкие девичьи пальцы.
День выдался настолько суматошный, что к вечеру они не сказав друг другу ни слова тихо поужинали и разбрелись по своим комнатам. Ровно в шесть утра Ворон сыто рыкнул в окно Эми, для надёжности постучав чёрным когтем в стекло и та быстро покидав свои не хитрые пожитки практически скатилась по скрипучей, но массивной дубовой лестнице, вниз.
— Поешь как следует, — строго указал ей Костя и пошёл грузится.
Девушка только фыркнула вслед грубияну.
Спустя четыре часа они достаточно далеко углубились от столицы по тракту. Старые крепостные стены сменились насыпями, которые перешли в пригород, поросший кривыми яблоневыми деревьями. Дорога уходила в луга, радующие весной изумрудно-салатовым цветом, а сейчас поникшей серо-зелёной подстилкой, прикрывающей смешные холмики живущих рядом с людьми сурков, кротов и полёвок.
— Километров сорок отмахали, — потянулся хозяин ездового рептилоида. — Я пока ты дрыхла с хозяином поболтал, так он нам посоветовал...
Эми хмыкнула. Костя замолчал, но бросив на нее косой взгляд все таки закончил фразу.
— Он рекомендовал свернуть пораньше на боковое шоссе и заночевать в Римене. На тракте ничего подходящего нет.
На самом деле купец сообщил о большом хуторе по дороге, но сведения отчего-то были короткими и обрывочными: так большой дом, где можно и ужином перебиться, и ездовой живности найдется ясли с сеном да бадейка с водой. Да и хозяин приветливый — при этих словах купец как-то подозрительно отводил глаза и настолько двусмысленно дергал бровями, что Костя даже подумал, не случилось ли у того нервного тика и не пора ли бежать за лекарственными настоями, чтобы не дать заразе захватить весь организм.
На дальнейшие расспросы времени не было, но покуда завтракал, краем уха успел услышать парочку местных побасенок, что обычно рассказывают детишкам долгими зимними вечерами: о волках-людоедах, человеках-оборотнях и прекрасных девах, которые по итогу оказываются страшнее бабы яги и сами способны совратить с пути истинного не только доброго молодца, но и самого злого кощеея. Правда, в рассказиках все-таки мелькали какие-то странные намеки, вроде того, что оборотень людей не кушает вот так прямо с порога, а наоборот ласкает да привечает. Но, судя по реалиям окружающего мира, ласковый оборотень я неясными гастрономическими пристрастиями хуже и страшнее, чем привычный плотоядный. Но, как говорится, люди на пустом месте языками трепать не будут, так лучше пока засветло добраться все же до намеченного места и там спокойно переночевать.
Через пару часов просто так ехать и любоваться однотипными пейзажами наскучило — и душа попросила хоть какого-то разнообразия. А то справа елки с березами, слева березы с елками.
— А ты песни знаешь? — Костя обернулся к своей спутнице. Эми задумчиво пожала плечами — вроде чего-то вспоминалось из детства, но большая часть слов оказалась давно и намертво похоронена в недрах девичьей памяти. Зато Ворон радостно всхрапнул, показывая, что он петь умеет и не прочь размять глотку. — Ну давай научу — споем и глядишь веселее ехать будет.
Костя задумался — избирательно подходя к репертуару. Песня ведь должна быть не только динамичной, но и понятной для Эми. А то если она будет петь и по своей привычке удивленно округлять глаза, то удовольствия от дуэта они оба вряд ли получат.
— Вот, слушай, песенка про хорошего парня, — воодушевился Костя и завел: — простой советский паренек, сын столяра и плотника…
— Вот же дрянь гулящая, — в сердцах бросила Эми.
— Кто дрянь? — аж поперхнулся Костя.
— Да мать этого хорошего паренька, — вздохнула Эми и сердито пояснила: — надо же с двумя шароебилась и не знает от кого сына родила: то ли от столяра, то ли плотника.
— Так, ясно, — Костя открыл было рот, набрал побольше воздуха, чтобы пояснить, что в песне поется про примерную семью, в которой героя вырастили, космического первопроходца. И также быстро закрыл. А ведь действительно столяр и плотник — это же разные профессии, так что выходит, либо мамаша и правда гульнула налево, либо автор песни чего-то напутал с карьерными стремянками. — Хорошо, давай тогда другую… ты казала у авторак — поцелуешь разов сорок… — заорал Костя, изредка попадая в ноты, зато с полными легкими энтузиазма. — Я прийшов — тибе нема — пидманула, пидвяла…
— А про приличных девушек у тебя песен вообще нет? — жалобно поинтересовалась Эми. — А то эта… мало того что гулящая, так еще и сгинула куда-то....
Костя выдохнул, подумал и вдохнул побольше воздуха — когда-то слышал, что дыхательная гимнастика помогает успокоиться.
— Хорошо… Вот другая песенка… Всю жизнь глядятся в ночь усталые глаза…
— Ай жуть какая! — замахала руками Эми и принялась складывать пальца в обережные знаки, которые по большей части напоминали кукиши. — Про зомбаков песня. Ой, не хочу я про мертвяков чтобы ты пел, а то накликаешь!
Костя запыхтел, словно распаренный паровоз.
— А дубы-колдуны… что-то шепчут в тумане… у поганых болот… чьи-то тени встают, — завыл Костя с надрывом и так проникновенно, что на него завопела дурным голосом не только Эми, но и Ворон. А Дегри даже отскочила в сторону и стала опасливо коситься и дергать хвостом, напряженной спиной намекая, что готова отблагодарить исполнителя хорошим пинком задними ногами.
— А чтоб вас… темнота, — в сердцах рявкнул Костя, и пришпорил Ворона — разогнаться и немного нервы успокоить.
Какое-то время скакали молча — да и полуголоп не особо располагает в задушевным разговорам. Зато продолжительная скачка да несколько хлестких веток, прилетевших в лицо, и от которых Костя не успел уклониться, вернули ему, если не хорошее настроение, то более-менее обычное расположение духа. Костя придержал Ворона, дождался нагонявшую его Эми и огляделся по сторонам.
— А ты не в курсе, где это мы? И где этот поворот? Купец сказал, что до него пару верст, а мы гораздо больше проехали. Да, точно побольше! Наврал купец, что ли?
Прода от 24.02.2020, 18:27 Легенды Оромеры. Великий Орёл. ПУТЕШЕСТВИЕ НАЧАЛОСЬ. Глава 33
Пробиваясь через зелёную солнцезащитную шторку, лучи рассыпались по салону малахитовыми солнечными зайцами. Ровно и низко гудели четыре электрических двигателя, толкающие дирижабль вперёд со скоростью около сорока миль в час. Оддбэлл сидел в пилотском кресле, придерживая левой рукой штурвал горизонтальных рулей, и потягивал свой любимый кофе. Литровый термос стоял в сетчатой ячейке, закреплённой на борту справа от кресла. Почти на уровне гондолы лениво проплывали не по-осеннему легкомысленные облачка, и если бы не обнажившийся лес внизу да пронзительное холодное небо вокруг — можно было бы запросто перепутать время года.
Судя по облачности, никаких осадков на сегодня в помине не намечалось. Не смотря на приличную высоту, солнце настолько основательно разогревало оболочку, что несколько раз уже приходилось открывать вентили резервных баллонов и стравливать туда расширяющийся от нагрева газ. Это было очень кстати, поскольку дозаправляться было негде до самой портовой зоны. Там ещё где-то как-то можно было отыскать газовую станцию, одну на пять портов. Но до морских берегов придётся добираться на собственных запасах.
Оберон возился со штурманской установкой, то мурлыча себе под нос «»И в белом платье тень приходит в воздухоплавательный парк...», то восклицая в пространство: «Вам не нравится, сударь мой, триангуляционная сеть? А мы тогда по визирным ориентирам!»
- Что насчёт кофе? Держу пари на коллекционный квадрант, что за прошедшие два часа он остыл не больше чем на полградуса! - повернув голову, подал голос мистер Блэст.
- Чуть позже, друг мой, чуть позже... «Расползся до последней нитки тёмно-зелёный дирижабль...» - не отрывая глаза от монокуляра, промурлыкал штурман. Оддбэлл понял, что если Оберон и слышит его, то лишь самым краешком сознания отражает смысл услышанного. Он там, в своей стихии. В своём детище. Его сейчас нельзя трогать, это глупо, опасно, бессмысленно, наконец. Даже если притащить его силой, усадить в соседнее кресло, пристегнуть ремнями и сунуть в руку чашку горячего кофе — он тут же приспособит её в качестве репера и начнёт брать азимуты, вычислять поправки и строить триангуляционные треугольники.
Оддбэлл усмехнулся, мысленно махнул рукой и подкорректировал триммер тангажа. Двухсоткилограммовый чугунный шар, управляемый электролебёдкой, громоздко и плавно перекатился в сторону кормы по рельсам , проложенным вдоль хребтовой балки корпуса. Цеппелин едва заметно приподнял нос.
Предварительно прикинув, что чисто теоретически из Блэкгроузвилладж в столицу можно попасть четырьмя путями, идущими практически параллельно и сходящимися лишь в предместьях Вазериона, Оддбэлл иногда делал большие зигзаги между этими дорогами. Для очистки совести. Вдруг Эмилия всё же задержалась по какой-либо причине и сейчас как раз тоже продвигается к столице. Ведь нельзя исключать такой вариант? Нельзя. Вот дирижабль и рыскал на небольшой высоте от дороги к дороге, а его пилот и командир, перекинувшись в сыча, рассматривал бинокулярным совиным зрением каждую телегу и лошадь, каждого всадника или возницу. Но, к сожалению, единственной знакомой деталью дорожных пейзажей оказался здоровенный ездовой ящер, вроде того, которого Оддбэлл встретил по пути домой с вечеринки в Тёрнерхаузе. Ящер неторопливо переваливался по крайней левой дороге, за ним бодренько рысила лошадка со всадником. Это определённо не могла быть Дэвгри хотя бы по той причине, что избалованная кобылка Эмилии не то что ящеров - лягушек-то боялась до одури. При виде этакой страховидлы Дэвгри бежала бы до самой конюшни, взрыхляя копытами почву и тут же периодически обильно удобряя её.
Оддбэлл ещё раз подивился — на чём только не ездит народ, особенно кто побогаче! Перекинулся, натянул специально припасённый махровый халат, вернулся в кресло, снял штурвал со стопора и заложил правый вираж, решив не тратить время на приближение к крайней дороге и более детальное рассматривание наездников.
Высокие башни и золочёные шпили Вазериона уже надменно взирали на мир с горизонта. Вне всяких сомнений это выглядело бы величественно, если бы Оддбэлл сам не смотрел на эту кажущуюся надменность свысока.
Усмехнувшись забавной метафоре, мистер Блэст подозвал отвлёкшегося наконец от штурманской машины Оберона, чтобы обсудить дальнейшие действия. Заодно рассказал о ездовых ящерах, уже второго из которых только что видел издалека на Западном Залесском тракте. Посмеялись. Оберон сказал, что по «З-З» ездят те, кто не хочет платить дорожный сбор за проезд по Столбовому, в основном это ушлые торговцы и всякий сомнительный сброд, а так же рыцари без страха и упрёка, ищущие славы и приключений на подолы своих доспехов. Вернувшись к цели своего путешествия, здраво рассудили, что вполне имеет смысл осмотреть столицу, задержавшись там на день или два. Посадку наметили в восточном предместье, где у Оберона имелся дальний родственник — то-ли кум, то-ли сват, Оддбэлл быстро позволил этой подробности уйти в дальний пыльный угол памяти, где она наверняка не будет мешать мыслям насущным, но откуда в случае крайней необходимости её тем не менее можно будет извлечь.
Нагнетая газ в резервные баллоны под давлением в 10 атмосфер, Оддбэлл максимально снизил дирижабль, и, когда внизу поплыли околицы Восточного предместья, Оберон метко «выстрелил» верпом в купу кряжистых низкорослых деревьев. Якорь надёжно зацепился за ветви. Подтянув дирижабль лебёдкой к самой кроне, друзья выбросили трап и через минуту уже стояли на разъезженной каменистой окружной дороге. Сразу за ней, где-то парой-тройкой улочек правее, должен был находиться дом дальнего обероновского родича.
