- Слушай, - обратился Оберон к другу, придирчиво оглядывая дирижабль, - Сэм, а ведь имя-то мы ему так и не дали! Забегались, всё наскоро, всё впопыхах. А назвать его надо. Не годится кораблю без имени ходить, примета — дурнее некуда.
Оддбэлл остановился, зависнув на половине движения, затем по-козлиному подскочил, смешно перебрав в воздухе ногами, приземлился и звонко хлопнул себя ладонью по лбу.
- О-оот ведь я дырявый бублик! Оддбэлл — он и есть Оддбэлл! Пока готовились — и думать забыл про название, а когда летели над всем этим осенним великолепием — тем более не вспомнил...
И тут же встрепенулся, расширив глаза и улыбаясь во весь рот:
- Слушай... А пусть будет - «Летящий над...»? А? Как тебе?
Оберон подумал, глядя на висящий над деревом цеппелин. А ведь точно. Даже вот сейчас: никуда не летит — а всё равно «Над!»
- Вот и отлично! «Летящий над...» - тут тебе и романтика, и интрига, и символ! Так и напишем. Вот сейчас до Филеаса доберёмся, краски у него попросим белой, у него должна быть, вернёмся и сразу напишем. Чтобы за ночь краска схватилась.
На том порешили, и радостно отправились разыскивать обиталище Филеаса.
Филеас Пэйн, оказавшийся старым садовником, встретил гостей радушно. Его жена Мириэл живо сообразила ужин и накрыла большой стол в уютной светлой горнице. Во время ужина сдержанно посудачили о том-о сём, немного о ценах на саженцы роз, немного о рановатых осенних заморозках, а в основном, конечно, о будущей Первой Леди государства.
Воздав должное незатейливой, но сытной кухне миссис Пэйн, сходили в кладовую, где Филеас раскопал среди грабелек, секаторов, рыхлителей и опрыскивателей банку белил с плоской кистью-флейцем, и отправились вместе на вечернюю прогулку до дирижабля, который был в диковинку даже для столичных жителей.
Добрались. Филеас получил свою порцию удивления, а Оддбэлл с Обероном — восхищений и похвал, после чего мистер Блэст забрался по лесенке и ловко устроился на ветках прямо напротив борта гондолы. Пристроив банку в развилке, чудак обмакнул кисточку в белила и начал старательно выводить буквы готического шрифта. Внизу за ним неотрывно наблюдали друзья и стайка местных сорванцов, которые, побросав игры и разинув рты, глазели на летающее чудо с самого момента посадки. Увидев, что написали на кабине «пупыря» заезжие воздухоплаватели, мальчишки возбуждённо зашептались, а один из них, задира и хулиган Олмер, хитро осклабился и тихонько исчез в стремительно надвигающихся сумерках.
Закончив работу, друзья ещё немножко постояли, любуясь радикально-белой вязью на тёмно-зелёном борту, и отправились обратно к дому. Постепенно
рассосалась и компания мальчишек. Когда сумерки стали чернильно-синими и начали превращаться в непроглядную осеннюю ночь, из придорожных кустов мазком почти невидимой тени на смоляном ночном холсте выскользнула маленькая фигурка. Стремглав вскарабкавшись на дерево — экая задача для мальчишки! - Олмер устроился на той же ветке, где час назад сидел приезжий летун, и вытащил из-за пазухи тряпицу и ополовиненную бутылку скипидара.
Через десять минут в названии не стало последней буквы, а маленького негодника след простыл.
Прода от 01.03.2020, 17:18 Легенды Оромеры. Великий Орёл. ПУТЕШЕСТВИЕ НАЧАЛОСЬ. Глава 34
Живописная дорога не способствовала унынию. Несмотря на пропущенный поворот, путники сильно не расстроились, скорее долго спорили и беззлобно огрызались друг на друга. Рачительно «прихватизированные на дорожку» слоёные вкусные булочки с сыром, также способствовали приятному времяпрепровождению в пути. Несколько пушистых перистых облачков на синем-синем небе самого холодного месяца вначале погнались за путешествующими, но, затем, быстро отстали. Старый, почти заброшенный тракт радовался путникам и чудесному солнечному дню. По обочинам живой изгородью частоколом стояли голые коричневые ветви, но воздух дразнил и дышал запахами стылой влажной земли, которые смешивались с бегущим внутри стволов соком, готовым по весне разбудить к жизни маленькие чёрные почки.
Чтобы слегка размяться, Костя, опасно балансируя, попытался приподняться на спине Ворона.
В умных приключенческих книжках опытные люди писали, что если залезть на высокое дерево, можно легко сориентироваться. Но деревья, что стояли вокруг, мало напоминали лестницу: рукой ухватить не удобно, ногу поставить не надежно, да ещё, то сучки топорщатся, то иголки во все стороны щетинятся — куда тут лезть? Только зад обдирать, да одежду рвать, но если вдруг и получится взобраться, то куда смотреть? Вокруг те же лапы, ветки и стволы. Впрочем, со спины ездового Ворона видно всё то же самое — так, какой смысл царапаться, колоться и страдать?
— Вон туда будем двигаться, тракт через каких-то двадцать километров с гаком воссоединиться с новой дорогой — решил Костя, и, прикинув, что слева лес выглядит так же агрессивно, как и чащоба справа, наклонился и с Ворона дёрнул поводья у всё время отклонявшейся к чёрным ветвям Девгри, поставив лошадку на самою середину старого шоссе.
Еще через час они упёрлись в развилку. Эми грустно проследила за указательным пальцем своего спутника — тот показывал вдаль как-то неубедительно, — и печально вздохнула: «Вот почему нельзя сделать прямую колею в одном чётко выверенном направлении, чтобы не вводить путников в ненужное заблуждение?!».
За целый день она устала, изрядно отбила пятую точку — потому, что только успевала приноровиться к шагу и подскокам своей Девгри, как вредная лошадка тут же меняла темп и ритм, а бедная девушка снова вынуждена была страдать. А ещё скрипела на губах дорожная пыль, одежда как-то подозрительно попахивала потом. Эми искренне надеялась, что только лошадиным. В глотке першило, ноги немели и дрожали от напряжения, а в животе горестно урчало. Да и просто уже хотелось приехать хоть куда-нибудь, чтобы там было ведро с водой, пушистая перина с тёплым одеялом, и кружка молока с мягким белым сыром. Даже трёхжильный динозавр всё чаще косился плотоядным взглядом на её подружку и недвусмысленно облизывал зубастую пасть. Он переставлял ноги как-то печально — видно тоже хотелось избавиться от поднадоевших всадников, и получить возможность поохотится, или приобрести взамен седла хотя бы кусок славного идущего рядом лошадиного мяса...
— Согласна, туда тоже можно, — кивнула Эми.
Если раньше девушка ещё пыталась следить за дорогой и припоминать указания, что им дали на постоялом дворе, то теперь, лишь уныло клевала носом, разглядывая гриву Девгри. Она даже не заметила, как лошадка взбодрилась.
— Во! — наконец, Костя радостно присвистнул, — говорил же, приедем. Еще даже и темнеть толком не начало.
Эми представила себе дорогу по темноте, блуждания наугад — и содрогнулась. По сравнению с лесными перспективами, выглядывающий из-за деревьев хутор смотрелся очень милым и гостеприимным. Да и судя по тому, как обрадованно водили носами Ворон и Девгри, запахи из поселения доносились весьма приятные и многообещающие.
— Трактир, пожалуй, — Костя задумчиво почесал нос. Да и сложно подобрать иное определение одиноко стоящему посреди леса дому — солидному, с высокой крышей и ромбовидным чердачным окном.
К воротам вела приличная мощёная камнем дорога, на которой запросто могли разъехаться всадники, и даже две телеги: ни колдобин, ни рытвин.
Ворота были украшены резными живописными петухами, которые азартно топорщили большие красно-синие гребни.
— Не наша Раша, — констатировал он философски. — Не пуганая страна.
Забор на взгляд Кости, стоило бы сделать намного выше. Явно несерьёзная преграда для одинокого постоялого двора на лесной полянке.
***
Не успели измученные долгой дорогой путники подъехать к воротам, как те приветливо распахнулись, и навстречу неторопливо вышел высокий мужик, про которых обычно говорят верста с гаком, что в вышину, что в плечах.
— Гостейки дорогие, вечер вам хороший да монет золотых в мошну, — распахивая руки, громко сообщил он подъезжающим, собираясь захватить в богатырские объятия не только самих путников, но и лошадь заодно с динозавром. — Проходите на двор, найдётся тут для вас и постелька мягкая, и молочко свеженькое, и кашка с маслицем горяченькая.
— Это… да, отлично было бы, — Костя практично припомнил, что чем обильнее сервис, тем выше финальная стоимость услуг. Но сил отказаться от всего предложенного просто не было. Так что оставалось надеяться, что с них тут не сдерут три шкуры.
— Так чего ж вы медлите-то? — обиженно пробасил мужик и резво подхватил Костю, снимая его прямо с седла отнюдь не мелкого Ворона. — Давайте-ка в дом, мы там, чем богаты… сеймиг… Олаф там стол накроет.
Костя хотел, было, намекнуть, что и сам может ходить — так что тащить его через порог, словно невесту в первую брачную ночь, не слишком вежливо, но из-за медвежьей хватки, так и не смог что-то путное из себя выдавить. Сзади тихо рыкал, смеясь, мерзкий чёрный тираннозавр...
А мужик оказался на редкость проворным — мгновенно Костю отволок в горницу и тут же вернулся с Эми — та, кстати, против такого способа транспортировки ни капельки не возражала.
— А-а, гостейки наши, родные да долгожданные! — в чисто прибранную горницу со стороны второй комнаты, видимо, кухни, — вплыл круглолицый пухлощёкий мужик, тоже богатырских размеров.
Костя клаустрофобией не страдал, но в присутствии обоих хозяев двора почувствовал себя как-то неуютно. — Вы же того… в моечную пройдите, я там вам ручники белёные приготовил. И водичкой оболью, рученьки да ноженьки ополоснёте, да личики освежите.
Отмыться хоть немного хотелось, поэтому Костя, не споря, пошёл в моечную — большую каморку, что размерами могла посоревноваться с современной кухней. На стене висел большой ведёрный рукомойник — так что непонятно, зачем следом за ним поскакал один из хозяев хутора — водичкой облиться можно было бы и самостоятельно. А в центре каморки была выкопана приличных размеров ванная — то есть углубление, в котором запросто мог бы поплескаться любой из хозяев хутора, а уж Костя даже короткий заплыв проделать.
— Вот, давай лапочки, сейчас чистенький станешь, да свеженький, — ласково щебетал Олаф, ненавязчиво, но целенаправленно, приобнимая Костю то за плечи, то за талию.
— Да я сам, как бы, могу… — отнекивался Костя, стесняясь и смущаясь — как-то не привык он бить в рожу за сервис, пусть и назойливый, и непонятный. — Вы того… этого… не беспокойтесь.
Кое-как ополоснувшись, он категорически отказался от предприимчивого: «погоди малёк, я тут водицы нахлюпаю, да помяться целиком подсоблю... спинку потру... а то и баньку можно, Рогар дров ещё днём наколол», и, словно ошпаренный, выскочил обратно в горницу.
Эми уже сидела за шикарно накрытым столом, сплошь уставленным овощными салатами, да творогами — одних только сыров Костя насчитал четыре вида. А чего-то отдалённого напоминающего йогурт, вообще было мисок семь, и даже с разными начинками — в одной чашке ягоды чёрненькие плавали, в другой — красненькие.
— Просто рай для поклонников правильного питания и экологических продуктов, — проворчал он.
Ему, как и любому нормальному мужику, после трудовых подвигов, хотелось мяса. Да хоть курицу или пусть и шаурму, даже с перспективой долговременно посещения клозета. Но не травку же с молоком жевать?! Зато Эми, казалось, всем была довольна, бодро жевала салаты, точно коза на выпасе и смотрела на хозяев хутора без опаски, почти влюблёнными глазами. А от слов "омовение" вообще чуть от оргазма не пищала. «Курица, она курица и есть!», — с грустью прихлебывая овсяный кисель с малиной, думал путешественник.
Хотя хозяева вели себя предупредительно и добропорядочно, стараясь обслужить нежданных гостей так, словно те были ближайшими и самими дорогими родственниками — Косте было неспокойно. Слишком подозрительными казались сами мужики — сюсюкают, как будто с несмышленышами; и двор их — ну куда годится с таким заборчиком в лесу? Правда в сенях висел знак волков-оборотней... но есть же и дикие звери в таком глухом уголке мира, или звери тоже знали, с кем тут придется дело иметь...
Да, выглядели хозяева как-то необычно — и только случайно, при тускло мерцающих свечках, Костя понял, что ему так категорически не понравилось — у обоих мужиков были подведены чем-то сине-чёрным глаза, а ресницы пушились похлеще, чем у гологрудых красоток из популярных мужских изданий. «Вот же попа-а-ал! — подумал парень и решительно начал. — Мы тут спатки бы… — Костя сначала сказал, а потом поперхнулся — вот же привязчивая манера разговора! Сам не заметил, как начал сюсюкать подобно хозяевам хутора.
— Конечно-конечно, мои вы птенчики, — пухлощёкий всплеснул ладонями. — Я уже вам постелил. Давайте, до комнаток провожу, одеялком укрою, да колыбельную пропою.
— Это, пожалуй, лишнее, — нахмурился Костя, подозревая, что теперь и с колыбельной уснуть не сможет. Да и Эми ещё как-то странно лоб морщит и припоминает про кого-то шёпотом: «голубой олуша, голубой олуша», песня, что ли, такая, тогда зачем неопознаваемые рожи корчить?
Где уж тут уснуть нормально?
Но вида парень не подал, гордо прошествовал в свои покои, и даже собрался решительно укладываться спать. Вид видом, но кровать оказалась настолько мягкой, что буквально тащила бренное тело в свои тёплые пушистые объятия. Правда, решив, что безопасность превыше всего, Костя мужественно скатился на пол и, так не вставая, на четвереньках пополз к печке — хоть кочергу какую нащупать, для самообороны.
На стене, прямо над кроватью, было вырублено небольшое вентиляционное отверстие, а рядом на красивом, чеканной ковки, крючке висела кожаная плеть.
Парень огляделся: деревянный дом тихо хранил тайны. Вот плетёные стулья, кровать, застеленная пуховой периной, комод и сквозное отверстие со шнурком... все убранство живо напоминало что-то давно прочитанное и известное. Волосы встали дыбом, наподобие петушиного гребня на воротах. «Пёстрая лента!», — молнией пронеслась мысль в голове. Зачитанный в детстве до дыр Конан Дойль, быстро подсказал выход, и кровать, с громким скрипом, отъехала от подозрительной стены.
Решив не спать и прислушиваться ко всем сомнительным звукам, следопыт решительно уселся на полу, обнял снятую подушку и через некоторое время задремал...
— Ай!
Как заскрипела дверь, парень не слышал, зато явственно почувствовал, как на него кто-то тяжёленький уселся сверху, ухватившись за волосы ладошкой. Прежде чем сообразить, что хозяева хутора весят раза в три-четыре больше, и если бы хоть один из них шмякнулся на него, то запросто бы придавил, — Костя покатился по полу, пытаясь стряхнуть с себя наездника и подмять под себя.
— Ауй!!!
Противник, с трудом, но подмялся, зато не переставал сопротивляться, расцарапывая в кровь Костино лицо и руки.
— Эми?! Ты, что ли? — Костя, наконец-то, перехватил противника и чуть наклонился, чтобы разобрать в темноте, с кем имеет дело.
— Я! — отозвалась девушка, не переставая бороться. — А ты чего тут ползал? Я думала, ты в кровати дрыхнешь! — Костя приподнялся — да, сбитое на сторону одеяло от сочившегося из окна убогого лунного света выглядело, как лежащий на боку человек. — А к тебе кто-то ползет, и я решила тебя защищать! — вдруг разрыдалась девушка, больше от волнений, чем впечатлений от короткой, но яростной схватки.
