Отчаянно сопротивляясь никак не желающему стихать шквалу, «Летящий на...», старательно опровергая неожиданно ставшее его именем утверждение, стал продвигаться в сторону огня. Мощные плети тугого дождя хлестали практически горизонтально, норовя если не высадить толстое оконное стекло, то хотя бы пролезть внутрь кабины сквозь любую самую микроскопическую щель.
Внизу уже показались нечёткие контуры строений, когда прямо перед острым носом дирижабля из колышащегося и выбрасывающего сочащиеся влагой языки облака вывалился дракон.
Нелепо растопырив крылья, заворачиваемые оголтелыми порывами ветра, как зонтик припозднившегося прохожего, дракон нёсся прямо в лобовое стекло гондолы. Длинная зубастая пасть летуна была раззявлена, раздвоенный язык болтался, как у безуспешно гонявшегося по полю за зайцем деревенского тузика, а глаза распахнуты так, словно дракон проходил последний этап тренировки на конкурс столичных красавиц года.
Кто испугался больше — экипаж дирижабля или дракон, сказать было сложно. Однако страх и абсолютно непредсказуемая стихия деморализовали животное настолько, что тот уже даже не пытался повернуть крылья в попытке хотя бы смягчить удар, и путешественникам пришлось волей-неволей брать инициативу на себя.
— Охтыжёкарныйиндюк!!! — дружно завопили они, и, не сговариваясь, одновременно вцепились в штурвал, рискуя выдрать его из гнезда ко всем чертям вместе с креплениями, тросами и всем, что ещё к нему прилагается.
Одновременно Оддбэлл, распластавшись в позе, глядя на которую мгновенно помер бы от зависти любой мастер-единоборец, ногой вжал в ограничитель спаренный рычаг рулей высоты, а Оберон, невзирая на видимую неуклюжесть и кругленький животик, с другой стороны проделал то же самое с рукояткой акселератора.
Негодующе ревя и отыфркиваясь, дирижабль подпрыгнул, задрал нос и рванул вперёд. В это же время ветер, решив в кои-то веки не помешать своей игрушке, а подыграть ей, изо всех сил навалился на оболочку снизу. «Летящий на» почти свечкой понёсся вверх, пропустив уже приготовившегося к мучительной и бесславной смерти дракона в нескольких сантиметрах под днищем мотающейся на вантах гондолы. Стреловидный кончик драконьего хвоста, бестолково и заполошно мечущийся во все стороны, мелькнул перед стеклом, затем два раза мягко стукнул по днищу, придав гондоле дополнительную амплитуду, и благополучно исчез где-то в облачном месиве за кормой.
Стремительный восходящий вихрь, подхвативший «Летящего на...» и, фактически спасший его от неминуемого столкновения, иссяк, развеявшись в густом, перенасыщенном влагой воздухе. Дирижабль, истерично подвывая отказывающимся работать в таких режимах двигателем, вернулся в естественное горизонтальное положение, а воздухоплаватели наконец-то осознали себя обессиленно висящими на штурвале и рычагах в положении один — левого, другой — правого шпагата.
— Хррюк!!! — хором выдохнули путешественники и повалились в противоположные стороны, затем мистер Блэст всхлипнул что-то вовсе уж неудобопроизносимое и снова вцепился в механизмы управления, убавляя обороты и выводя судно на спиральную траекторию.
Шквал, наконец, угомонился, и лишь потерявшие убийственную мощь порывы сварливо порыкивали, путаясь в натянутых до звона вантах.
Через четверть часа, спустившийся к самой земле дирижабль зацепился выброшенным верпом за огромную причудливой формы трухлявую корягу, последний раз дёрнулся и замер почти напротив высоких ворот из чёрного морёного дуба, над которыми царил, насмехаясь над стихией, искусно вырезанный из цельного корневища крылатый змей — символ дома Драконов.
Когда утихли ехидные хихиканья Кости, восхищённое повизгивание Эмили и жизнерадостный стук хвоста Ворона, путешественники в тот вечер так и не поняли. Проводив космического авантюриста, они ещё долго сидели в свете тёплых багряных угольков, доедая разносолы, присланные из дома. Костя, с удовольствием, не раз и не два, повторил эти слова: «Из дома...». Они были очень тёплым и ласковыми.
Ему, поменявшему множество приютов и детских домов, эта фраза, пожалуй, нравилась даже больше вкуснейшего запечённого бабкиного мяса. От него пахло сбывшимися детскими мечтами. Оно было волшебным воздушным сказочным — «из дома, от родных, от матери...».
Утром, аккуратно запаковав пожитки, ребята двинулись по Старому Тракту в сторону гор, которые серыми туманными громадами уже высились где-то у горизонта. Новой дороги не нашлось даже через трое суток, зато, бодро обсуждая с Эмили Стад’Р’Гана и его космическую Одиссею, Костя как-то незаметно разговорился.
Он выложил все свои знания по астрономии, что-то додумав и частично вспомнив Кира Булычева, прочитанного им в армии. Тогда его на три недели уложили в госпиталь с аппендицитом, и от скуки парень увлёкся.
Эмили, для тепла, и, чтобы лучше было слышно рассказчика, перелезла на покатую спину Ворона, ехать стало веселее.
На третьи сутки впервые выпал снег. Горы придвинулись и угрюмо посматривали на приближающихся путников.
— А мы в предгорье, — сообщил Костя хлопающей ресницами, на которых застряли кружевные снежинки, Эмили.
Смешанный лес постепенно сменился дубравой. Огромные деревья, словно высаженные старательным садовником, высились по обеим сторонам дороги. Древние, могучие стволы, на необозримой высоте заканчивались гигантскими разлапистыми кронами. Лес был светлый и слегка пересечённый россыпями мелкой гальки. То и дело попадались могучие валуны, заросшие синие-зелёным мхом, настолько красиво размещающимся на поверхности огромных камней, что, казалось, будто кто то таинственный накинул на них ажурное кружево, да уходя, забыл его забрать.
На следующий день, после полудня, дорога отчётливо пошла вверх. Перед глазами друзей простирались широкие предгорные дали. Река разлилась, превращаясь в долинах в группу, соединенных между собой, словно нанизанных на серебряную нить, озёр, наполненных тёмно-синей водой.
— Глубокие, — философски отметил Константин.
Стало холоднее.
На мелководье то тут, то там, валялось множество чёрных дубовых веток, и даже поваленные, принесённые по весне с половодьем, старые стволы. Дров было в изобилии. Решили пораньше остановиться на отдых.
Они прошли ещё немного и, дойдя до почти круглого озера, окружённого со всех сторон живописно разбросанными каменными утесами, словно башнями, охранявшими горный массив, устроили привал.
В свете яркого горного солнца, внезапно заполнившего долину, хорошо просматривался тракт, аккуратно огибавший горный массив и идущий вдоль линии озёр. Выше тянулась вверх бесконечная бесплодная каменная круть — серая, иссохшая, с растрескавшимися валунами и россыпями мелкой гальки. Вокруг, почему-то, совсем не было птиц. Животные словно ушли отсюда, то ли спасаясь от зимних холодов, то ли бежали от кого-то другого.
Когда совсем стемнело, из чёрной ночной тьмы стали медленно выпархивать, мерцая на земле, крошечные снежинки. Высоко наверху завывал ветер, и там, в небесах клубилась вьюжная холодная зимняя мгла. Эми сонно закрыла глаза и покачнулась. Костя вздохнул и, подняв девушку, на руках унёс её в палатку. Потом посмотрел на самостоятельно умирающий костёр, и тоже залез. За стеной мирно похрапывал Ворон, и тихо переминалась во сне копытами Девгри, прижавшаяся к нему тёплым попонистым боком, окончательно доверившись ящеру.
... Костя проснулся от того, что, несмотря на тишину и подозрительно молчащую лошадку, у него вновь появилось ощущение, что кто-то большой и очень опасный следит за ним...
Парень долго лежал, успокаивая расшатавшиеся нервы, но потом всё-таки аккуратно снял с себя тёплую девичью ладошку и тихо вылез наружу.
Где-то за горами вот-вот должно было появиться просыпающееся солнце.
... Из темноты, слегка подсвеченная бледными лунами, на маленькую палатку со стороны реки, внимательно смотрела огромная плоская змеиная голова с маленькими злыми бусинками красных глаз.
«Де жа вю», — подумал парень и начал судорожно ощупывать себя, на предмет вернувшейся из ниоткуда лихорадки. Дважды ущипнув ногу, он вздрогнул, от нарастающего внутри беспокойства и, повторно всмотревшись, фальцетом, наподобие петуха, заорал: «Ворон! Спасай Эмили!».
Кольцо на пальце стремительно нагревалось. Узкая полоска света прорезала небосвод. Вставало солнце.
Вода у берега неприятно пенилась и бурлила. Костя присмотрелся и решил, что там, в чёрном ночном озере, пытается распутать свои тела огромный тугой клубок разъярённых змей.
Раззявленная пасть приближалась. Чёрное толстое щупальце вдруг резко обхватило туловище и потащило парня в ледяной озёрный омут.
Где-то сзади кричала Эми, и дико ревел не успевающий к нему Ворон. В висках гулко стучала кровь. Костя сделал последний глубокий вздох и, вывернув руку в нелепом ударе, кулаком пытался причинить урон огромному существу.
Покрытая пузырями вода сомкнулась над его головой, и всё стихло.
Драко де Кростер находилась в расстроенных чувствах. Запасы аронника Дракункулюс, заботливо собранные прошлой осенью, неожиданно исчерпались, точнее, пришли в негодность: их погрызли наглые и настырные леммеры.
Пришлось планировать новый сбор.
Когда свечерело, драконица вышла на взлётный подиум верхнего этажа, разделась, сверкнув в лучах заходящего солнца отменным бронзовым загаром тренированного тела, перекинулась. Через пару минут красивый стройный тёмно-золотистый дракон взмыл в багровеющее небо, с грацией воздушной балерины заложил изящный правый вираж и стремительно понёсся к мрачнеющим в предвкушении стылой осенней ночи седым вершинам, где в тенистых лесных лощинах вольготно и во множестве произрастала трава.
Леди де Кростер планировала сбор на всю ночь: именно в эту, единственную в году ночь новолуния, согласно древним фамильным преданиям, трава Дракункулюс входит в максимальную силу, и только в этом состоянии способна совершить невозможное — вернуть утраченную сущность, снова сделать дракона - драконом... Давно уже никто не воспринимал древние легенды всерьёз. Давно никто не ходил в Ночь Чёрной луны к слепым нелетающим знахаркам, не танцевал в небе жертвенных танцев в священную Лейш-Муррин.
Время несётся вскачь, и всегда, неизбежно что-то остаётся в пыльных кюветах по краям его прямой широкой дороги - что-то старинное, дремучее, но именно от этого такое маняще-родное, близкое душе и обоим драконьим сердцам...
Драко де Кростер не была фанатичкой. Она была не из тех, кто поклоняется вопреки логике и прогрессу, кто верит слепо, глупо и бездумно. Просто надеяться больше ей было не на что, да и верить, в общем-то, не во что тоже.
Поэтому леди де Кростер собирала плотную, уже закалённую первыми заморозками траву — гибкая, решительная и обнажённая, как того требовал древний знахарский обряд. Собирала, не обращая внимания на быстро сгущающиеся сумерки, на неожиданно налетевшие порывы тугого пронизывающего ветра.
Но первые капли дождя, ледяные, частые, тяжёлые, заставили женщину остановиться и, зябко поёжившись, внимательно вглядеться в небо.
Увиденное не понравилось Драко. Сложив собранную траву в рюкзак, лямки которого свободно болтались на узких плечах, женщина присела, уперев согнутые в локтях руки в землю, и перекинулась. Лямки рюкзака плотно обхватили мощный рельеф звероформы. С жестяным шелестом расправились огромные кожистые крылья. Дракон коротко разбежался, сделал прыжок, крылья мощно толкнули влажный воздух раз, другой, третий — и вот уже леди круто взмыла вверх, к низким, лохмато клубящимся облакам.
Интуиция не подвела. Ураган стремительно надвигался с севера, из-за гор. Такие ураганы не редкость поздней осенью в здешних местах. Они редко продолжаются дольше нескольких часов, но в эти часы лучше не встречаться с ними на улице, а уж тем более — в небе. Леди де Кростер сделала разворот по широкой дуге и помчалась в направлении дома.
Ветер крепчал как-то необычно резко, ураган обещал быть грозным. Дракон летел на бреющем, стараясь не делать высоких взмахов из опасения вовсе потерять крылья. Ветер рычал, гудел и свистел в перепонках, норовя вывернуть задние кромки, сбить направление, нарушить управляемый полёт, но Драко давно вышла из возраста девочки, впервые встающей на крыло. Стреловидно поджав крылья к телу, работая только указательным и безымянным пальцами, она использовала низовые, максимально тёплые и стабильные потоки и неслась со скоростью кречета, временам задевая приопущенным балансиром хвоста за верхушки наиболее высоких травяных кустов. Пока всё было в порядке, непредсказуемых и капризных переходных течений благополучно удавалось миновать. Драко спустилась в долину, и здесь стало совсем легко: ураган проходил верхом и западной стороной, той, что, попетляв по ущельям и попрыгав по старым пологим холмам, выводила в конце концов к побережью Жемчужного моря.
Крыши дома уже проглядывали сквозь дрожащую дождевую пелену. Последним опасным местом было пересечение глубокой горловины, по которой проходило русло ручья и которая была единственным наземным выходом в прибрежную зону, к дорогам, к цивилизации.
И в этом месте дракона поджидал сюрприз.
Большое неряшливое облако, по форме напоминающее гриб с очень соответствующим названием «дождевик», вползло через горло в долину и теперь клубилось, размышляя, продолжить ему своё победное шествие дальше или вылиться прямо здесь, превратив долину в подобие мутного озера, а ручей - в бурную бешеную горную реку, сметающую всех и вся на своём недолгом стремительном пути навстречу к морским волнам.
Облако расползалось, ширилось, и вскоре заполнило долину целиком. Дракон потерял из виду все визуальные ориентиры, но многолетнее полётное чутьё безошибочно продолжало вести его к дому. Леди де Кростер немного набрала высоту, чтобы по минимуму нагружать крылья внутри облака, перешла в пологое пике и ринулась вниз и вперёд, мысленно считая удары верхнего сердца.
Пять... Семь... Десять... Тринадцать... Пятнадцать. Ещё восемь ударов — и она с разгону впечатается прямо в сомкнутые створки ворот.
Драко распрямила крылья на полную ширину и поставила их почти вертикально, до предела замедляя полёт, чтобы спланировать вниз в надежде выйти из облака перед самой землёй.
И тут, ниоткуда, прямо из облачно-дождевой кутерьмы, навстречу женщине выскочило чудовище.
Болтаясь из стороны в сторону, словно пьяный в стельку матрос, чудовище выло, ревело, хрипело и неслось прямо на леди де Костер.
За секунды до точки невозврата Драко успела перебрать все возможные варианты — мутант, неизвестная летающая жизненная форма, ассасин Змея, обнаруживший пристанище последних драконов Оромеры... Но всё оказалось прозаичнее. Дирижабль. Это новомодное веяние, эта жалкая попытка не-летающих приблизиться к Небу.
Их военные возомнили, что эти громоздкие, едва волочащиеся по воздуху пузыри решительно помогут им завоевать весь Мир. Их учёные радостно потирают руки, предвкушая эпохальные открытия. Их богачи балуют своих капризных отпрысков дорогой эпатажной игрушкой. Вот что было сейчас перед ней, беспомощно моталось по воле порывов урагана и грозило ей такой очевидной и такой нелепой гибелью.
Внизу уже показались нечёткие контуры строений, когда прямо перед острым носом дирижабля из колышащегося и выбрасывающего сочащиеся влагой языки облака вывалился дракон.
Нелепо растопырив крылья, заворачиваемые оголтелыми порывами ветра, как зонтик припозднившегося прохожего, дракон нёсся прямо в лобовое стекло гондолы. Длинная зубастая пасть летуна была раззявлена, раздвоенный язык болтался, как у безуспешно гонявшегося по полю за зайцем деревенского тузика, а глаза распахнуты так, словно дракон проходил последний этап тренировки на конкурс столичных красавиц года.
Кто испугался больше — экипаж дирижабля или дракон, сказать было сложно. Однако страх и абсолютно непредсказуемая стихия деморализовали животное настолько, что тот уже даже не пытался повернуть крылья в попытке хотя бы смягчить удар, и путешественникам пришлось волей-неволей брать инициативу на себя.
— Охтыжёкарныйиндюк!!! — дружно завопили они, и, не сговариваясь, одновременно вцепились в штурвал, рискуя выдрать его из гнезда ко всем чертям вместе с креплениями, тросами и всем, что ещё к нему прилагается.
Одновременно Оддбэлл, распластавшись в позе, глядя на которую мгновенно помер бы от зависти любой мастер-единоборец, ногой вжал в ограничитель спаренный рычаг рулей высоты, а Оберон, невзирая на видимую неуклюжесть и кругленький животик, с другой стороны проделал то же самое с рукояткой акселератора.
Негодующе ревя и отыфркиваясь, дирижабль подпрыгнул, задрал нос и рванул вперёд. В это же время ветер, решив в кои-то веки не помешать своей игрушке, а подыграть ей, изо всех сил навалился на оболочку снизу. «Летящий на» почти свечкой понёсся вверх, пропустив уже приготовившегося к мучительной и бесславной смерти дракона в нескольких сантиметрах под днищем мотающейся на вантах гондолы. Стреловидный кончик драконьего хвоста, бестолково и заполошно мечущийся во все стороны, мелькнул перед стеклом, затем два раза мягко стукнул по днищу, придав гондоле дополнительную амплитуду, и благополучно исчез где-то в облачном месиве за кормой.
Стремительный восходящий вихрь, подхвативший «Летящего на...» и, фактически спасший его от неминуемого столкновения, иссяк, развеявшись в густом, перенасыщенном влагой воздухе. Дирижабль, истерично подвывая отказывающимся работать в таких режимах двигателем, вернулся в естественное горизонтальное положение, а воздухоплаватели наконец-то осознали себя обессиленно висящими на штурвале и рычагах в положении один — левого, другой — правого шпагата.
— Хррюк!!! — хором выдохнули путешественники и повалились в противоположные стороны, затем мистер Блэст всхлипнул что-то вовсе уж неудобопроизносимое и снова вцепился в механизмы управления, убавляя обороты и выводя судно на спиральную траекторию.
Шквал, наконец, угомонился, и лишь потерявшие убийственную мощь порывы сварливо порыкивали, путаясь в натянутых до звона вантах.
Через четверть часа, спустившийся к самой земле дирижабль зацепился выброшенным верпом за огромную причудливой формы трухлявую корягу, последний раз дёрнулся и замер почти напротив высоких ворот из чёрного морёного дуба, над которыми царил, насмехаясь над стихией, искусно вырезанный из цельного корневища крылатый змей — символ дома Драконов.
***
Когда утихли ехидные хихиканья Кости, восхищённое повизгивание Эмили и жизнерадостный стук хвоста Ворона, путешественники в тот вечер так и не поняли. Проводив космического авантюриста, они ещё долго сидели в свете тёплых багряных угольков, доедая разносолы, присланные из дома. Костя, с удовольствием, не раз и не два, повторил эти слова: «Из дома...». Они были очень тёплым и ласковыми.
Ему, поменявшему множество приютов и детских домов, эта фраза, пожалуй, нравилась даже больше вкуснейшего запечённого бабкиного мяса. От него пахло сбывшимися детскими мечтами. Оно было волшебным воздушным сказочным — «из дома, от родных, от матери...».
Утром, аккуратно запаковав пожитки, ребята двинулись по Старому Тракту в сторону гор, которые серыми туманными громадами уже высились где-то у горизонта. Новой дороги не нашлось даже через трое суток, зато, бодро обсуждая с Эмили Стад’Р’Гана и его космическую Одиссею, Костя как-то незаметно разговорился.
Он выложил все свои знания по астрономии, что-то додумав и частично вспомнив Кира Булычева, прочитанного им в армии. Тогда его на три недели уложили в госпиталь с аппендицитом, и от скуки парень увлёкся.
Эмили, для тепла, и, чтобы лучше было слышно рассказчика, перелезла на покатую спину Ворона, ехать стало веселее.
На третьи сутки впервые выпал снег. Горы придвинулись и угрюмо посматривали на приближающихся путников.
— А мы в предгорье, — сообщил Костя хлопающей ресницами, на которых застряли кружевные снежинки, Эмили.
Смешанный лес постепенно сменился дубравой. Огромные деревья, словно высаженные старательным садовником, высились по обеим сторонам дороги. Древние, могучие стволы, на необозримой высоте заканчивались гигантскими разлапистыми кронами. Лес был светлый и слегка пересечённый россыпями мелкой гальки. То и дело попадались могучие валуны, заросшие синие-зелёным мхом, настолько красиво размещающимся на поверхности огромных камней, что, казалось, будто кто то таинственный накинул на них ажурное кружево, да уходя, забыл его забрать.
На следующий день, после полудня, дорога отчётливо пошла вверх. Перед глазами друзей простирались широкие предгорные дали. Река разлилась, превращаясь в долинах в группу, соединенных между собой, словно нанизанных на серебряную нить, озёр, наполненных тёмно-синей водой.
— Глубокие, — философски отметил Константин.
Стало холоднее.
На мелководье то тут, то там, валялось множество чёрных дубовых веток, и даже поваленные, принесённые по весне с половодьем, старые стволы. Дров было в изобилии. Решили пораньше остановиться на отдых.
Они прошли ещё немного и, дойдя до почти круглого озера, окружённого со всех сторон живописно разбросанными каменными утесами, словно башнями, охранявшими горный массив, устроили привал.
В свете яркого горного солнца, внезапно заполнившего долину, хорошо просматривался тракт, аккуратно огибавший горный массив и идущий вдоль линии озёр. Выше тянулась вверх бесконечная бесплодная каменная круть — серая, иссохшая, с растрескавшимися валунами и россыпями мелкой гальки. Вокруг, почему-то, совсем не было птиц. Животные словно ушли отсюда, то ли спасаясь от зимних холодов, то ли бежали от кого-то другого.
***
Когда совсем стемнело, из чёрной ночной тьмы стали медленно выпархивать, мерцая на земле, крошечные снежинки. Высоко наверху завывал ветер, и там, в небесах клубилась вьюжная холодная зимняя мгла. Эми сонно закрыла глаза и покачнулась. Костя вздохнул и, подняв девушку, на руках унёс её в палатку. Потом посмотрел на самостоятельно умирающий костёр, и тоже залез. За стеной мирно похрапывал Ворон, и тихо переминалась во сне копытами Девгри, прижавшаяся к нему тёплым попонистым боком, окончательно доверившись ящеру.
***
... Костя проснулся от того, что, несмотря на тишину и подозрительно молчащую лошадку, у него вновь появилось ощущение, что кто-то большой и очень опасный следит за ним...
Парень долго лежал, успокаивая расшатавшиеся нервы, но потом всё-таки аккуратно снял с себя тёплую девичью ладошку и тихо вылез наружу.
Где-то за горами вот-вот должно было появиться просыпающееся солнце.
... Из темноты, слегка подсвеченная бледными лунами, на маленькую палатку со стороны реки, внимательно смотрела огромная плоская змеиная голова с маленькими злыми бусинками красных глаз.
«Де жа вю», — подумал парень и начал судорожно ощупывать себя, на предмет вернувшейся из ниоткуда лихорадки. Дважды ущипнув ногу, он вздрогнул, от нарастающего внутри беспокойства и, повторно всмотревшись, фальцетом, наподобие петуха, заорал: «Ворон! Спасай Эмили!».
Кольцо на пальце стремительно нагревалось. Узкая полоска света прорезала небосвод. Вставало солнце.
Вода у берега неприятно пенилась и бурлила. Костя присмотрелся и решил, что там, в чёрном ночном озере, пытается распутать свои тела огромный тугой клубок разъярённых змей.
Раззявленная пасть приближалась. Чёрное толстое щупальце вдруг резко обхватило туловище и потащило парня в ледяной озёрный омут.
Где-то сзади кричала Эми, и дико ревел не успевающий к нему Ворон. В висках гулко стучала кровь. Костя сделал последний глубокий вздох и, вывернув руку в нелепом ударе, кулаком пытался причинить урон огромному существу.
Покрытая пузырями вода сомкнулась над его головой, и всё стихло.
Прода от 03.05.2020, 10:48 Легенды Оромеры. Великий Орёл ПУТЕШЕСТВИЕ НАЧАЛОСЬ. Глава 43 (Оксана Лысенкова и Александр Игнатьев)
Драко де Кростер находилась в расстроенных чувствах. Запасы аронника Дракункулюс, заботливо собранные прошлой осенью, неожиданно исчерпались, точнее, пришли в негодность: их погрызли наглые и настырные леммеры.
Пришлось планировать новый сбор.
Когда свечерело, драконица вышла на взлётный подиум верхнего этажа, разделась, сверкнув в лучах заходящего солнца отменным бронзовым загаром тренированного тела, перекинулась. Через пару минут красивый стройный тёмно-золотистый дракон взмыл в багровеющее небо, с грацией воздушной балерины заложил изящный правый вираж и стремительно понёсся к мрачнеющим в предвкушении стылой осенней ночи седым вершинам, где в тенистых лесных лощинах вольготно и во множестве произрастала трава.
Леди де Кростер планировала сбор на всю ночь: именно в эту, единственную в году ночь новолуния, согласно древним фамильным преданиям, трава Дракункулюс входит в максимальную силу, и только в этом состоянии способна совершить невозможное — вернуть утраченную сущность, снова сделать дракона - драконом... Давно уже никто не воспринимал древние легенды всерьёз. Давно никто не ходил в Ночь Чёрной луны к слепым нелетающим знахаркам, не танцевал в небе жертвенных танцев в священную Лейш-Муррин.
Время несётся вскачь, и всегда, неизбежно что-то остаётся в пыльных кюветах по краям его прямой широкой дороги - что-то старинное, дремучее, но именно от этого такое маняще-родное, близкое душе и обоим драконьим сердцам...
Драко де Кростер не была фанатичкой. Она была не из тех, кто поклоняется вопреки логике и прогрессу, кто верит слепо, глупо и бездумно. Просто надеяться больше ей было не на что, да и верить, в общем-то, не во что тоже.
Поэтому леди де Кростер собирала плотную, уже закалённую первыми заморозками траву — гибкая, решительная и обнажённая, как того требовал древний знахарский обряд. Собирала, не обращая внимания на быстро сгущающиеся сумерки, на неожиданно налетевшие порывы тугого пронизывающего ветра.
Но первые капли дождя, ледяные, частые, тяжёлые, заставили женщину остановиться и, зябко поёжившись, внимательно вглядеться в небо.
Увиденное не понравилось Драко. Сложив собранную траву в рюкзак, лямки которого свободно болтались на узких плечах, женщина присела, уперев согнутые в локтях руки в землю, и перекинулась. Лямки рюкзака плотно обхватили мощный рельеф звероформы. С жестяным шелестом расправились огромные кожистые крылья. Дракон коротко разбежался, сделал прыжок, крылья мощно толкнули влажный воздух раз, другой, третий — и вот уже леди круто взмыла вверх, к низким, лохмато клубящимся облакам.
Интуиция не подвела. Ураган стремительно надвигался с севера, из-за гор. Такие ураганы не редкость поздней осенью в здешних местах. Они редко продолжаются дольше нескольких часов, но в эти часы лучше не встречаться с ними на улице, а уж тем более — в небе. Леди де Кростер сделала разворот по широкой дуге и помчалась в направлении дома.
Ветер крепчал как-то необычно резко, ураган обещал быть грозным. Дракон летел на бреющем, стараясь не делать высоких взмахов из опасения вовсе потерять крылья. Ветер рычал, гудел и свистел в перепонках, норовя вывернуть задние кромки, сбить направление, нарушить управляемый полёт, но Драко давно вышла из возраста девочки, впервые встающей на крыло. Стреловидно поджав крылья к телу, работая только указательным и безымянным пальцами, она использовала низовые, максимально тёплые и стабильные потоки и неслась со скоростью кречета, временам задевая приопущенным балансиром хвоста за верхушки наиболее высоких травяных кустов. Пока всё было в порядке, непредсказуемых и капризных переходных течений благополучно удавалось миновать. Драко спустилась в долину, и здесь стало совсем легко: ураган проходил верхом и западной стороной, той, что, попетляв по ущельям и попрыгав по старым пологим холмам, выводила в конце концов к побережью Жемчужного моря.
Крыши дома уже проглядывали сквозь дрожащую дождевую пелену. Последним опасным местом было пересечение глубокой горловины, по которой проходило русло ручья и которая была единственным наземным выходом в прибрежную зону, к дорогам, к цивилизации.
И в этом месте дракона поджидал сюрприз.
Большое неряшливое облако, по форме напоминающее гриб с очень соответствующим названием «дождевик», вползло через горло в долину и теперь клубилось, размышляя, продолжить ему своё победное шествие дальше или вылиться прямо здесь, превратив долину в подобие мутного озера, а ручей - в бурную бешеную горную реку, сметающую всех и вся на своём недолгом стремительном пути навстречу к морским волнам.
Облако расползалось, ширилось, и вскоре заполнило долину целиком. Дракон потерял из виду все визуальные ориентиры, но многолетнее полётное чутьё безошибочно продолжало вести его к дому. Леди де Кростер немного набрала высоту, чтобы по минимуму нагружать крылья внутри облака, перешла в пологое пике и ринулась вниз и вперёд, мысленно считая удары верхнего сердца.
Пять... Семь... Десять... Тринадцать... Пятнадцать. Ещё восемь ударов — и она с разгону впечатается прямо в сомкнутые створки ворот.
Драко распрямила крылья на полную ширину и поставила их почти вертикально, до предела замедляя полёт, чтобы спланировать вниз в надежде выйти из облака перед самой землёй.
И тут, ниоткуда, прямо из облачно-дождевой кутерьмы, навстречу женщине выскочило чудовище.
Болтаясь из стороны в сторону, словно пьяный в стельку матрос, чудовище выло, ревело, хрипело и неслось прямо на леди де Костер.
За секунды до точки невозврата Драко успела перебрать все возможные варианты — мутант, неизвестная летающая жизненная форма, ассасин Змея, обнаруживший пристанище последних драконов Оромеры... Но всё оказалось прозаичнее. Дирижабль. Это новомодное веяние, эта жалкая попытка не-летающих приблизиться к Небу.
Их военные возомнили, что эти громоздкие, едва волочащиеся по воздуху пузыри решительно помогут им завоевать весь Мир. Их учёные радостно потирают руки, предвкушая эпохальные открытия. Их богачи балуют своих капризных отпрысков дорогой эпатажной игрушкой. Вот что было сейчас перед ней, беспомощно моталось по воле порывов урагана и грозило ей такой очевидной и такой нелепой гибелью.
