И шипы на розе с герба Службы уж больно были похожи на крокодильи клыки.
- Ящщщера! – Ангерран снова качнулся вперед, навис, подавляя, оскалясь, на шее начал разбухать гневный капюшон, - Там, где ящер, там дракон. Найти! Уничтожшшшшить! Пшшшшел!
Гертрих Саварро собрал бумаги и вышел, печатая шаг в привычке к муштре и подчинению, и Его Высочество, ослепленный своей яростью, не заметил, какой ненавистью полыхнули глаза аллигатора и какие царапины оставили его пальцы на изнанке драгоценной столешницы.
Мили дорог ложились под копыта коней Генри и Тома. Они широкой полосой прочесывали местность в надежде найти следы Эмилии. Один раз им повезло – была обнаружена стоянка, от которой запах следа девушки отчетливо вел по дороге. С ним рядом соседствовал другой, Сдвоенный – запах молодого парня и крупного хищника. Генри окончательно встревожился – с кем связалась его юная дочь?
Мужчины ехали по следу вплоть до столицы, где обоняние Тома уже не смогло различить почти выветрившегося запаха Дэвгри, перекрытого множеством чужих ног, копыт, колес, перебитого запахами специй, навоза, пирожков с ливером и кислой гарью фейерверков, отсиявших пару дней назад по случаю какого-то празднества, то ли Фестиваля гильдий, то ли очередной свадьбы Его Высочества Змея I.
Генри только невесело хмыкнул на такое определение и скомандовал искать постоялый двор:
- Отдохнем ночь в городе, телеграмму отправим, завтра с утра попробуем найти ворота, через которые она вышла.
- Почему ты так уверен? – Том потянулся в седле, разминая затекшие плечи, - Может, она до сих пор здесь?
- Знаю свою дочь. Ей как что взбредет в голову, так как писали древние: «вижу цель, не вижу препятствий». Не удивлюсь, если она уже за много миль отсюда.
Сняли комнату на втором этаже таверны. Генри сходил на телеграф отбил послание жене: «Идем по следу. Эмили жива, здорова», которое должно было хоть как-то успокоить страдающую мать.
После довольно беспокойной ночи, где обоих мужчин грызла совесть, что вот они на мягких кроватях, а ребенок неизвестно где под елкой, голодный и холодный, они поднялись чуть свет и выехали из города из самых северных ворот. Сонные стражники вяло отсалютовали копьями, носимыми больше для соблюдения традиций, чем для реальной защиты столицы.
Как только отъехали подальше от приютившихся вокруг дороги ремесленных мастерских, Том скинул одежду и обратился. Рыжая собака опустила нос к земле и пошла челноком, вынюхивая хотя бы остатки знакомого запаха.
Проехала повозка с мясопродуктами, тележка углежога, прошли босые дети, роняя позднюю облепиху, проскакал заяц, настоящий, не разумный, пробежал олень из оборотней… Внезапно ноздрей Тома достиг запах, ранее не знакомый, но до того привлекательный, что лапы сами повернули в ту сторону, куда удалился его обладатель. Прямо сквозь кусты и ветки густого подлеска, уже сбросившего листья и щетинящегося голыми сучками.
Генри, чертыхаясь, спешился, прихватил свернутую узлом одежду егеря и, наскоро примотав повод лошади к ветке, стал продираться за ним. Вскоре Том с разбега практически уткнулся носом в юбку женщины, собирающей хворост. Та ойкнула и обернулась – видимо, задумавшись, она не обратила внимания на треск веток. Молодая, красивая, но неухоженная и замученная. Секунду неверяще рассматривала Тома, а потом с изумленным «Динго!» села и обняла собаку за шею. Том заскулил и языком прошелся по лицу женщины, смывая катящиеся слезинки.
Из кустов вывалился Генри. Укоризненно посмотрел на товарища и передал ему одежду. Том нехотя взял узел в зубы, удалился за куст и через некоторое время оттуда послышался его голос:
- Прошу прощения, я не хотел Вас пугать. Просто Вы показались мне знакомой. Наверное, обознался, еще раз извините.
Женщина встала, отерла исцарапанные руки о видавшую виды юбку и вежливо произнесла:
- Ничего страшного, Вы меня не напугали, я тоже динго. Разрешите представиться: Корнелия Васс, бывшая белошвейка Его Высочества.
- Как Вы оказались в этом лесу и почему вынуждены собирать хворост? – Генри забрал вязанку и, крякнув, взвалил ее на свое плечо, - Куда нести?
- Меня изгнали из дворца, хорошо хоть не из королевства. Мужа казнили, меня изгнали. Я живу здесь, недалеко, заняла пустую землянку.
- За что? – подошедший Том в свою очередь забрал хворост у хозяина.
- Писарь был. При переписывании письма позволил себе заменить слово, которое привело бы к войне с соседним государством, на их языке оно звучит не очень прилично. Копии ведь остаются, Государь прочитал копию и разозлился. Не знаю, за что. Не исправил бы – война была бы. Может, он и хотел войны?
В землянке стояла криво слепленная из глины печка, лавка из занозистой доски торчала из стены, поросшей корнями. Том сглотнул и поманил хозяина наружу.
- Генри, я тебе сейчас как доброму человеку скажу: надо ее забирать. Не выживет она зимой. И потом, мне кажется, я влюбился. Может быть, отвезем ее в какую-нибудь деревню, пусть поживет пока там?
- Нет, - Генри покачал головой, - сажай на лошадь и вези домой. Я сам справлюсь. Искать не буду, сразу поеду на перевал и дальше в порт, мимо порта не проедет. И в наказание, что бросаешь меня одного, велю тебе готовиться к свадьбе, чтобы к моему возвращению невесту отмыл, откормил, подарками завалил. Белошвейки всегда пригодятся.
Эмили замёрзла. Она маленьким клубком давно свернулась на руках Кости, а тот крепко прижал к груди завёрнутый в три одеяла тёплый комок душистого, пахнущего молоком и летом, своего самого близкого человека. Он понял это вчера. Ночью. Вспомнив слова старейшины, встретившего их у ворот последнего приюта, перед дорогой через перевал.
Утром они присоединились к торговому каравану и теперь медленно ползли вперёд, всё выше и выше поднимаясь по крутому горному склону. Весь день изморозь и, достаточно густой, в безветрии, туман мешали увидеть гребень горы, поэтому путешественникам казалось, что конца этому подъёму не будет никогда. Как ни всматривался во мглу Костя, уже в сотне метров от него скрывались в белой мгле снеговых откосов впереди идущие телеги.
— Ну, какая же высокая гора! — услышал он голос подруги, из-под вороха накидок. — Может караванщик заблудился? Мы всё время ползём вверх.
— Да, как-то мы неудачно попали, — согласился Константин и, поразмыслив, прокричал. — Эй, впереди! Мы случайно не могли сбиться с трассы и попасть на склон другой горы?
Из большой кибитки, которую медленно и безмятежно тащили два вола, высунулась усатая голова и, покрутив пальцем у виска, спряталась обратно.
Ворон фыркнул, смеясь...
— Странные торговые пути, — недовольно начал оправдываться перед динозавром парень.
Только часа через полтора, сквозь немного поредевшую мглу, стало видно несколько острых тёмных скал, правда, ещё довольно высоко впереди. Но Костя облегченно вздохнул и, дёрнув за поводья тормозящую Девгри, бодро стукнул Ворона по бокам и, скомандовав:
— Ноооо, — показал, удивлённо обернувшемуся на воззвание ящеру, торчащие впереди тёмные бесснежные пики голых скал.
Когда караван очутился на гребне перевала, солнце склонилось к закату. Внизу под ними плотный белый густой туман скрывал дорогу вниз, но далеко-далеко, за горными пиками открывался вид моря, расстилавшегося где-то совсем у горизонта.
Ещё через час путешественники по широкой утоптанной дороге спустились вглубь огромной каменистой долины. На ней стояли ветхие постройки, сильно смахивавшие то ли на амбары, то ли бараки старой дороссийской эпохи. Их встречали. Достаточно быстро оплатив и ужин, и ночлег, ребята разместились в одном из них. Перевал был пройден.
Жёлто-красный закат, несмотря на начало зимы, предвещал тепло, но передвигаться по болотистой сырой дороге старого тракта всё равно было некомфортно. Впрочем, два всадника с запасными лошадьми не собирались жаловаться друг другу. Пять суток назад, спешно покинув родной волчий лог, Марк и Людвиг, сильно срезав путь по подмерзшим болотам, оказались на безлюдном тракте, в надежде через двое суток попасть к месту предполагаемого убийства реликтового речного Анаконда.
Впереди в лучах заходящего солнца показалась усадьба. В другое время Марк проехал бы мимо подозрительных монолитных строений, словно вписанных самой природой в этот участок леса, но дорога для мощных животных оказалась тяжелее, чем для всадников, лошади нуждались в отдыхе.
— Усадьба, — впервые за весь день, поделился мыслями Людвиг.
Хорошо мощёная гладким камнем дорога подвела их к расписанным красно-синими петухами воротам. Волк зло выругался и, посмотрев на удивлённое лицо профессора пояснил:
— Здесь живут те, кто ночью не побрился, тот и муж...
Гримальди на минуту замешкался, но потом рассмеялся и, смело спрыгнув с коня, пошёл стучать.
Потом, повернув голову в сторону приятеля, весело произнёс:?— Во-первых, нам нужен отдых, а во-вторых, ещё в студенчестве мне друзья объяснили следующий постулат: если я один, то мне, конечно, станет неприятно, если мужики начнут заигрывать со мной, но если ко мне никто не подкатит, то я буду думать, что неужели Гримальди урод, что даже геи меня не хотят? Нас ДВОЕ, дорогой друг, смелее...
Марк медленно переварил услышанное, потом, бодро спрыгнув со своего коня, очутился за спиной у Людвига и, игриво хлопнув его по заду, громко захохотал. ?Ворота открылись...
Гостеприимные хозяева, оглашая большой обеденный зал громкими восхищенными вздохами и сомнительными предложениями: «В моечную пройдите, там вам ручники белёные приготовлены. Рученьки да ноженьки ополоснёте, да личики освежите», — сильно раздражали Марка. Людвиг, с удивлением, наблюдал, как уверенный в себе вожак стаи пытался по-волчьи скалить зубы на человеческом лице.
Они сидели за мощным дубовым столом, а два розовощёких гладких великана, улыбаясь, ставили на стол большие глиняные миски с капустой тушёной, квашенной, жареной в панировке, окрошку с домашним квасом , пирожки с щавелем и прочие разносолы, выращенные на грядках и старательно собранные трудовыми лопатообразными руками по осени.
— Ох ты, ох ты, Рога-а-ар, а пирожок-то с брусничкой неси...
— После квасу холодного острого, да с хренком, да с чесночком, Олаф, господарям с холоду-то, как хорошо будет...
Несмотря на радушный приём, долго задерживаться в столовом зале не хотелось. Путешественники уже собрались поблагодарить чрезмерно радушных хозяев, как дверь открылась, и на пороге оказался ещё один гость.
— Генри Эдллкайнд, помещик, ищу дочь, убежавшую ради исправления проклятия рода, неизвестно куда...
Неторопливо рассказывал уже через полчаса Марку и Людвигу высокий, крупный мужчина. Его тёмно-каштановые волосы, с двумя бордовыми прядями по вискам, выдавали принадлежность к какой-то достаточно крупной птице; а спокойный голос и весь внешний вид говорили об уравновешенном и, пожалуй, слегка флегматичном характере.
Сновавшие рядом добродушные толстяки-вегетарианцы с подозрительными манерами быстро перестали раздражать вожака Волчьего Лога с появлением этого расстроенного семьянина. Марку, рассмотревшему в окно полную большую Луну и еле заметный месяц малой, больше всего хотелось завыть. Он тоже мечтал о доме, хотел в семью, под тёплый бок Яги...
— Ох, гостюшечки дорогие, какая жалостливая история-то, — вдруг вклинился в их беседу голос одного из хозяев усадьбы.
— А ведь заезжали недавно к нам двое, такие голубки, так и ворковали друг с дружкой. Мы им в разных-то комнатах постелили, так ночью они шебуршились-шебуршились, а по утру-то вместе оказались, помнишь Рогар!?
— Ох-ох, Олаф, да ты наших гостюшечек-то напугал. Птичка-то махонькая, курочка прям пеганькая, не тронутая, чистенькая такая, как колокольчик по весне, уж я-то знаю, нюхом своим чую чистоту-то...
— Да и паренёк-то странный. Не поняли мы с Рогаром, из чьих он кровей. Вроде Волк, и знак родовой волчий правильный, ан нет! Большой зверь в нём живёт. Не даром, на чёрном ворруме они ехали...
Людвиг так и подался из-за стола, пытаясь выяснить дополнительные подробности. Марк грустно проследил за движением лун в окне и решил: «не такой он и большой удав, побежит доносить, одной змеёй на земле меньше будет». Генри в этот момент глубоко вздохнул и, наконец, решился:
— Уважаемые путешественники, как я понял из краткого рассказа, Вы ищете своих родственников, а судьба-злодейка, похоже, заставляет нас объединиться в этих усилиях. По описанию, ночевала здесь именно моя дочь…
... Утром трое мужчин сели на отмытых накормленных лошадей и, попрощавшись, съехали с постоялого двора...
Где-то через час, Людвиг прервал молчание и на полном серьезе произнёс:
— Я слышал, ещё будучи студентом, некую историю. Встретились два друга. Едут по дороге рядом. Лето. Красиво вокруг. Вдруг один другому и говорит: «Давай, друг, остановимся вон на поляне и пошалим...». Так вот — это не трагедия, только полбеды. Гораздо страшнее, когда второй, молча, поворачивает лошадь поближе к поляне! Друзья, а среди нас таких нет! Я посмотрел на Олафа и Рогара, вот чего бояться надо!
Под дружный хохот трёх здоровых мужских глоток с деревьев вдоль дороги полетели последние пожухлые листы, словно сорванные ветром. Марк тепло посмотрел на профессора и решил: «Нормальный мужик. Нет. Не сдаст».
Дни пролетали незаметно. Мужчины дружной кjмпанией по вечерам разбивали палатки. Обернувшийся Марк приносил кроликов из леса. Людвиг ловил угрей, устроивших свои норы рядом с берегом. Генри ловко ставил силки на не улетевших из этих мест жирных уток. По вечерам спутники вкусно ужинали и крепко спокойно засыпали.
Маленький отряд двигался все время вдоль берега реки, ожидая, когда эта дорога приведёт к озеру. На третий день зимний луг рядом с трактом стал болотистым, заросшим пожухлой осокой. Кое-где торчали копья камышей с бархатными, созревшими к зиме, коричневыми набалдашниками. Миновали поворот, и перед глазами открылась синяя вода, исчезающая между уходящими вдаль основаниями гор, в оправе из их каменного массива. Дно озера у берега было покрыто синими водорослями, и в этом подводном лесу плавали стайки довольно крупных серебристых рыб. Большие старые листья кувшинок колыхались на воде, а между ними торчали кустики водяного ореха.
Послеполуденное солнце радостно освещало своими лучами картину первозданной природы, жирными красочными мазками раскрасив всё вокруг.
— Ну, вот и место впадения реки в озеро, — констатировал Марк.
— Это не совсем озеро, это цепь горных котловин, которые, в результате, приведут эту воду к морю. Даже отсюда видно, что кольцо гор разорвано, и есть выход к большой воде где-то далеко внизу, — поправил друга Людвиг. — Давайте проедем ещё немного, до каменной косы. Мне кажется, именно там и была стоянка. По крайней мере, я вижу остатки кострища.
Через час компания, разбив палатки, поставила на огонь котелок и, в полном составе, отправилась ловить рыбу, которая периодически выставляла на обзор тёмные спины, или мощные, зеркально блестящие на солнце хвосты.
- Ящщщера! – Ангерран снова качнулся вперед, навис, подавляя, оскалясь, на шее начал разбухать гневный капюшон, - Там, где ящер, там дракон. Найти! Уничтожшшшшить! Пшшшшел!
Гертрих Саварро собрал бумаги и вышел, печатая шаг в привычке к муштре и подчинению, и Его Высочество, ослепленный своей яростью, не заметил, какой ненавистью полыхнули глаза аллигатора и какие царапины оставили его пальцы на изнанке драгоценной столешницы.
***
Мили дорог ложились под копыта коней Генри и Тома. Они широкой полосой прочесывали местность в надежде найти следы Эмилии. Один раз им повезло – была обнаружена стоянка, от которой запах следа девушки отчетливо вел по дороге. С ним рядом соседствовал другой, Сдвоенный – запах молодого парня и крупного хищника. Генри окончательно встревожился – с кем связалась его юная дочь?
Мужчины ехали по следу вплоть до столицы, где обоняние Тома уже не смогло различить почти выветрившегося запаха Дэвгри, перекрытого множеством чужих ног, копыт, колес, перебитого запахами специй, навоза, пирожков с ливером и кислой гарью фейерверков, отсиявших пару дней назад по случаю какого-то празднества, то ли Фестиваля гильдий, то ли очередной свадьбы Его Высочества Змея I.
Генри только невесело хмыкнул на такое определение и скомандовал искать постоялый двор:
- Отдохнем ночь в городе, телеграмму отправим, завтра с утра попробуем найти ворота, через которые она вышла.
- Почему ты так уверен? – Том потянулся в седле, разминая затекшие плечи, - Может, она до сих пор здесь?
- Знаю свою дочь. Ей как что взбредет в голову, так как писали древние: «вижу цель, не вижу препятствий». Не удивлюсь, если она уже за много миль отсюда.
Сняли комнату на втором этаже таверны. Генри сходил на телеграф отбил послание жене: «Идем по следу. Эмили жива, здорова», которое должно было хоть как-то успокоить страдающую мать.
После довольно беспокойной ночи, где обоих мужчин грызла совесть, что вот они на мягких кроватях, а ребенок неизвестно где под елкой, голодный и холодный, они поднялись чуть свет и выехали из города из самых северных ворот. Сонные стражники вяло отсалютовали копьями, носимыми больше для соблюдения традиций, чем для реальной защиты столицы.
Как только отъехали подальше от приютившихся вокруг дороги ремесленных мастерских, Том скинул одежду и обратился. Рыжая собака опустила нос к земле и пошла челноком, вынюхивая хотя бы остатки знакомого запаха.
Проехала повозка с мясопродуктами, тележка углежога, прошли босые дети, роняя позднюю облепиху, проскакал заяц, настоящий, не разумный, пробежал олень из оборотней… Внезапно ноздрей Тома достиг запах, ранее не знакомый, но до того привлекательный, что лапы сами повернули в ту сторону, куда удалился его обладатель. Прямо сквозь кусты и ветки густого подлеска, уже сбросившего листья и щетинящегося голыми сучками.
Генри, чертыхаясь, спешился, прихватил свернутую узлом одежду егеря и, наскоро примотав повод лошади к ветке, стал продираться за ним. Вскоре Том с разбега практически уткнулся носом в юбку женщины, собирающей хворост. Та ойкнула и обернулась – видимо, задумавшись, она не обратила внимания на треск веток. Молодая, красивая, но неухоженная и замученная. Секунду неверяще рассматривала Тома, а потом с изумленным «Динго!» села и обняла собаку за шею. Том заскулил и языком прошелся по лицу женщины, смывая катящиеся слезинки.
Из кустов вывалился Генри. Укоризненно посмотрел на товарища и передал ему одежду. Том нехотя взял узел в зубы, удалился за куст и через некоторое время оттуда послышался его голос:
- Прошу прощения, я не хотел Вас пугать. Просто Вы показались мне знакомой. Наверное, обознался, еще раз извините.
Женщина встала, отерла исцарапанные руки о видавшую виды юбку и вежливо произнесла:
- Ничего страшного, Вы меня не напугали, я тоже динго. Разрешите представиться: Корнелия Васс, бывшая белошвейка Его Высочества.
- Как Вы оказались в этом лесу и почему вынуждены собирать хворост? – Генри забрал вязанку и, крякнув, взвалил ее на свое плечо, - Куда нести?
- Меня изгнали из дворца, хорошо хоть не из королевства. Мужа казнили, меня изгнали. Я живу здесь, недалеко, заняла пустую землянку.
- За что? – подошедший Том в свою очередь забрал хворост у хозяина.
- Писарь был. При переписывании письма позволил себе заменить слово, которое привело бы к войне с соседним государством, на их языке оно звучит не очень прилично. Копии ведь остаются, Государь прочитал копию и разозлился. Не знаю, за что. Не исправил бы – война была бы. Может, он и хотел войны?
В землянке стояла криво слепленная из глины печка, лавка из занозистой доски торчала из стены, поросшей корнями. Том сглотнул и поманил хозяина наружу.
- Генри, я тебе сейчас как доброму человеку скажу: надо ее забирать. Не выживет она зимой. И потом, мне кажется, я влюбился. Может быть, отвезем ее в какую-нибудь деревню, пусть поживет пока там?
- Нет, - Генри покачал головой, - сажай на лошадь и вези домой. Я сам справлюсь. Искать не буду, сразу поеду на перевал и дальше в порт, мимо порта не проедет. И в наказание, что бросаешь меня одного, велю тебе готовиться к свадьбе, чтобы к моему возвращению невесту отмыл, откормил, подарками завалил. Белошвейки всегда пригодятся.
Прода от 07.06.2020, 14:38 Легенды Оромеры. Великий Орёл.СХВАТКА. Глава 48 (Александр Игнатьев)
Эмили замёрзла. Она маленьким клубком давно свернулась на руках Кости, а тот крепко прижал к груди завёрнутый в три одеяла тёплый комок душистого, пахнущего молоком и летом, своего самого близкого человека. Он понял это вчера. Ночью. Вспомнив слова старейшины, встретившего их у ворот последнего приюта, перед дорогой через перевал.
Утром они присоединились к торговому каравану и теперь медленно ползли вперёд, всё выше и выше поднимаясь по крутому горному склону. Весь день изморозь и, достаточно густой, в безветрии, туман мешали увидеть гребень горы, поэтому путешественникам казалось, что конца этому подъёму не будет никогда. Как ни всматривался во мглу Костя, уже в сотне метров от него скрывались в белой мгле снеговых откосов впереди идущие телеги.
— Ну, какая же высокая гора! — услышал он голос подруги, из-под вороха накидок. — Может караванщик заблудился? Мы всё время ползём вверх.
— Да, как-то мы неудачно попали, — согласился Константин и, поразмыслив, прокричал. — Эй, впереди! Мы случайно не могли сбиться с трассы и попасть на склон другой горы?
Из большой кибитки, которую медленно и безмятежно тащили два вола, высунулась усатая голова и, покрутив пальцем у виска, спряталась обратно.
Ворон фыркнул, смеясь...
— Странные торговые пути, — недовольно начал оправдываться перед динозавром парень.
Только часа через полтора, сквозь немного поредевшую мглу, стало видно несколько острых тёмных скал, правда, ещё довольно высоко впереди. Но Костя облегченно вздохнул и, дёрнув за поводья тормозящую Девгри, бодро стукнул Ворона по бокам и, скомандовав:
— Ноооо, — показал, удивлённо обернувшемуся на воззвание ящеру, торчащие впереди тёмные бесснежные пики голых скал.
Когда караван очутился на гребне перевала, солнце склонилось к закату. Внизу под ними плотный белый густой туман скрывал дорогу вниз, но далеко-далеко, за горными пиками открывался вид моря, расстилавшегося где-то совсем у горизонта.
Ещё через час путешественники по широкой утоптанной дороге спустились вглубь огромной каменистой долины. На ней стояли ветхие постройки, сильно смахивавшие то ли на амбары, то ли бараки старой дороссийской эпохи. Их встречали. Достаточно быстро оплатив и ужин, и ночлег, ребята разместились в одном из них. Перевал был пройден.
***
Жёлто-красный закат, несмотря на начало зимы, предвещал тепло, но передвигаться по болотистой сырой дороге старого тракта всё равно было некомфортно. Впрочем, два всадника с запасными лошадьми не собирались жаловаться друг другу. Пять суток назад, спешно покинув родной волчий лог, Марк и Людвиг, сильно срезав путь по подмерзшим болотам, оказались на безлюдном тракте, в надежде через двое суток попасть к месту предполагаемого убийства реликтового речного Анаконда.
Впереди в лучах заходящего солнца показалась усадьба. В другое время Марк проехал бы мимо подозрительных монолитных строений, словно вписанных самой природой в этот участок леса, но дорога для мощных животных оказалась тяжелее, чем для всадников, лошади нуждались в отдыхе.
— Усадьба, — впервые за весь день, поделился мыслями Людвиг.
Хорошо мощёная гладким камнем дорога подвела их к расписанным красно-синими петухами воротам. Волк зло выругался и, посмотрев на удивлённое лицо профессора пояснил:
— Здесь живут те, кто ночью не побрился, тот и муж...
Гримальди на минуту замешкался, но потом рассмеялся и, смело спрыгнув с коня, пошёл стучать.
Потом, повернув голову в сторону приятеля, весело произнёс:?— Во-первых, нам нужен отдых, а во-вторых, ещё в студенчестве мне друзья объяснили следующий постулат: если я один, то мне, конечно, станет неприятно, если мужики начнут заигрывать со мной, но если ко мне никто не подкатит, то я буду думать, что неужели Гримальди урод, что даже геи меня не хотят? Нас ДВОЕ, дорогой друг, смелее...
Марк медленно переварил услышанное, потом, бодро спрыгнув со своего коня, очутился за спиной у Людвига и, игриво хлопнув его по заду, громко захохотал. ?Ворота открылись...
***
Гостеприимные хозяева, оглашая большой обеденный зал громкими восхищенными вздохами и сомнительными предложениями: «В моечную пройдите, там вам ручники белёные приготовлены. Рученьки да ноженьки ополоснёте, да личики освежите», — сильно раздражали Марка. Людвиг, с удивлением, наблюдал, как уверенный в себе вожак стаи пытался по-волчьи скалить зубы на человеческом лице.
Они сидели за мощным дубовым столом, а два розовощёких гладких великана, улыбаясь, ставили на стол большие глиняные миски с капустой тушёной, квашенной, жареной в панировке, окрошку с домашним квасом , пирожки с щавелем и прочие разносолы, выращенные на грядках и старательно собранные трудовыми лопатообразными руками по осени.
— Ох ты, ох ты, Рога-а-ар, а пирожок-то с брусничкой неси...
— После квасу холодного острого, да с хренком, да с чесночком, Олаф, господарям с холоду-то, как хорошо будет...
Несмотря на радушный приём, долго задерживаться в столовом зале не хотелось. Путешественники уже собрались поблагодарить чрезмерно радушных хозяев, как дверь открылась, и на пороге оказался ещё один гость.
***
— Генри Эдллкайнд, помещик, ищу дочь, убежавшую ради исправления проклятия рода, неизвестно куда...
Неторопливо рассказывал уже через полчаса Марку и Людвигу высокий, крупный мужчина. Его тёмно-каштановые волосы, с двумя бордовыми прядями по вискам, выдавали принадлежность к какой-то достаточно крупной птице; а спокойный голос и весь внешний вид говорили об уравновешенном и, пожалуй, слегка флегматичном характере.
Сновавшие рядом добродушные толстяки-вегетарианцы с подозрительными манерами быстро перестали раздражать вожака Волчьего Лога с появлением этого расстроенного семьянина. Марку, рассмотревшему в окно полную большую Луну и еле заметный месяц малой, больше всего хотелось завыть. Он тоже мечтал о доме, хотел в семью, под тёплый бок Яги...
— Ох, гостюшечки дорогие, какая жалостливая история-то, — вдруг вклинился в их беседу голос одного из хозяев усадьбы.
— А ведь заезжали недавно к нам двое, такие голубки, так и ворковали друг с дружкой. Мы им в разных-то комнатах постелили, так ночью они шебуршились-шебуршились, а по утру-то вместе оказались, помнишь Рогар!?
— Ох-ох, Олаф, да ты наших гостюшечек-то напугал. Птичка-то махонькая, курочка прям пеганькая, не тронутая, чистенькая такая, как колокольчик по весне, уж я-то знаю, нюхом своим чую чистоту-то...
— Да и паренёк-то странный. Не поняли мы с Рогаром, из чьих он кровей. Вроде Волк, и знак родовой волчий правильный, ан нет! Большой зверь в нём живёт. Не даром, на чёрном ворруме они ехали...
Людвиг так и подался из-за стола, пытаясь выяснить дополнительные подробности. Марк грустно проследил за движением лун в окне и решил: «не такой он и большой удав, побежит доносить, одной змеёй на земле меньше будет». Генри в этот момент глубоко вздохнул и, наконец, решился:
— Уважаемые путешественники, как я понял из краткого рассказа, Вы ищете своих родственников, а судьба-злодейка, похоже, заставляет нас объединиться в этих усилиях. По описанию, ночевала здесь именно моя дочь…
... Утром трое мужчин сели на отмытых накормленных лошадей и, попрощавшись, съехали с постоялого двора...
Где-то через час, Людвиг прервал молчание и на полном серьезе произнёс:
— Я слышал, ещё будучи студентом, некую историю. Встретились два друга. Едут по дороге рядом. Лето. Красиво вокруг. Вдруг один другому и говорит: «Давай, друг, остановимся вон на поляне и пошалим...». Так вот — это не трагедия, только полбеды. Гораздо страшнее, когда второй, молча, поворачивает лошадь поближе к поляне! Друзья, а среди нас таких нет! Я посмотрел на Олафа и Рогара, вот чего бояться надо!
Под дружный хохот трёх здоровых мужских глоток с деревьев вдоль дороги полетели последние пожухлые листы, словно сорванные ветром. Марк тепло посмотрел на профессора и решил: «Нормальный мужик. Нет. Не сдаст».
Прода от 14.06.2020, 08:34 Легенды Оромеры. Великий Орёл СХВАТКА. Глава 49 (Александр Игнатьев)
Дни пролетали незаметно. Мужчины дружной кjмпанией по вечерам разбивали палатки. Обернувшийся Марк приносил кроликов из леса. Людвиг ловил угрей, устроивших свои норы рядом с берегом. Генри ловко ставил силки на не улетевших из этих мест жирных уток. По вечерам спутники вкусно ужинали и крепко спокойно засыпали.
Маленький отряд двигался все время вдоль берега реки, ожидая, когда эта дорога приведёт к озеру. На третий день зимний луг рядом с трактом стал болотистым, заросшим пожухлой осокой. Кое-где торчали копья камышей с бархатными, созревшими к зиме, коричневыми набалдашниками. Миновали поворот, и перед глазами открылась синяя вода, исчезающая между уходящими вдаль основаниями гор, в оправе из их каменного массива. Дно озера у берега было покрыто синими водорослями, и в этом подводном лесу плавали стайки довольно крупных серебристых рыб. Большие старые листья кувшинок колыхались на воде, а между ними торчали кустики водяного ореха.
Послеполуденное солнце радостно освещало своими лучами картину первозданной природы, жирными красочными мазками раскрасив всё вокруг.
— Ну, вот и место впадения реки в озеро, — констатировал Марк.
— Это не совсем озеро, это цепь горных котловин, которые, в результате, приведут эту воду к морю. Даже отсюда видно, что кольцо гор разорвано, и есть выход к большой воде где-то далеко внизу, — поправил друга Людвиг. — Давайте проедем ещё немного, до каменной косы. Мне кажется, именно там и была стоянка. По крайней мере, я вижу остатки кострища.
Через час компания, разбив палатки, поставила на огонь котелок и, в полном составе, отправилась ловить рыбу, которая периодически выставляла на обзор тёмные спины, или мощные, зеркально блестящие на солнце хвосты.
