следов в библиотечном фонде, сомнений и совещаний, которые продолжались вплоть до 29 февраля 1979 года, было принято (при участии Ее Величества) решение — пригласить представителей Скотланд-Ярда! В течение трёх месяцев проводились экспертные работы. Заключение не дало никакого положительного результата, только создало новые вопросы и породило ещё больше загадок: «Предоставленные на исследование древесные образцы, — гласило оно, — «соответствуют структуре крымского махагони. Это реликтовое дерево произрастает на территории СССР — в горных районах Крыма, Сочи и Краснодара. Главная ценность махагони заключена в отсутствии в структуре древесины каких-либо пустот и дефектов. Дерево занесено в Красную Книгу СССР. Древесина чрезвычайно хороша и может быть использована для изготовления тяжелой мебели и музыкальных инструментов. В мире известно не более шести наименований предметов из подобного реликта. Представленная скульптура имеет большую фактическую ценность. Созданная из цельного ствола Кариатида подвергалась реставрации и имеет склейку в нескольких местах. Клей органического происхождения с использованием хитина паукообразных. Сама деревянная скульптура неотделима от произрастающего рядом с ней дуба. Попытка выделения культуры махагони от живого дерева приведёт к гибели последнего. Объяснить подобное слияние «живого с мёртвым» на момент исследования не представляется возможным». (1)
Конечно, спецы в Скотланд-Ярде не знали, как радовался Ян, увидев деревянные обломки. Они не слышали его фразу, которая повергла бы их в шок: «Ну, ты девка у нас русская, видная, хоть и Кариатида, будешь работать нашими ушами, а то пылилась, понимаешь…»
——————
1. Перевод с английского мой «Annual Report and Consolidated Statements for the year ended 31 January 1980» Royal Horticultural Society. 72-76 (Годовой отчет и Консолидированная отчетность за год, закончившийся 31 января 1980 года. Королевское садоводческое общество. стр 72—76
Плюнув в коробочку с «Ленинградской» дефицитной тушью и растерев в ней слюну, Ксения ухватилась за щеточку, жесткую, как драконий клык. Женщина собиралась на работу и красила глаза, предвкушая разговор с начальством.
Уже опаздывая, торопливо надела туфли, но, присмотревшись к своему отражению в зеркале, заметила висящие на ресницах чёрные комочки. Нецензурно обратилась к пространству и выразила всю глубину чувств от такой «красоты». Пространство привычно не среагировало. Но Ксения остановилась, достала воткнутую в обои коридора иглу и тала расправлять слипшиеся ресницы, добиваясь, чтобы отражение стало более человекообразным.
Наконец, покрутившись для верности перед зеркалом дважды и мурлыкнув: «Помни, Ксюшенька, ты девочка! Никакой агрессии. Бей и улыбайся!»,— отправилась в сторону метро.
Ровно в девять тридцать командированная в Лондон Ксения Геннадьевна Мутовина замерла перед заветной дверью — ее заветной дорогой — между прошлым и будущим.
Но начальник аналитического отдела (1) вместо положенного пожелания счастливого пути, не поднимая глаз, пригласил сесть.
Перед ним на зеленом сукне большого дубового стола были разложены многочисленные документы.
— Приглашаю присоединиться, — махнул рукой на бумажное изобилие генерал Леонов.
Ксения вздохнула, тихо раздражаясь от невозможности послать все и всех, заметила:
— А конкретнее никак?
Николай Сергеевич дернул плечами:
— Это достаточно интересно и, как мне кажется, по вашим старым делам. Ознакомьтесь. Доложите потом. Ему…
— Я сегодня последний день. Здесь только с информацией разбираться неделю.
— Доступ у вас на три часа. Установочные данные приготовлены заранее. Аналитики исходили из наших сегодняшних социалистических критериев.
— Если вы хотите услышать мое мнение, то критерии всегда постоянны, несмотря на идеологическую окраску…
Леонов удивленно поднял глаза, оценивая стоящую перед ним особу.
— Ученые работали, — сказал с нажимом на последнем слове. — Вы ознакомьтесь, будьте добры. К обеду доложите.
Пришлось забрать ворох противно шуршащих бумаг, плотные скрипящие фотокарточки, какие-то карты на тонкой, готовой разорваться под пальцами желтой кальке и тащить все это пропахшее нафталином сокровище к себе в кабинет.
Собственное рабочее место вдруг показалось чужим. Освобожденный от привычных бумаг стол был холодным и неприступным, к нему не хотелось подходить. Даже привычные часы на стене тикали как-то холодно и сухо, словно метроном.
Женщина с трудом заставила себя сесть и, разложив перед собой принесенное, замерла в каком-то вынужденном стасисе. Только минут через десять она смогла собраться и развязать серые тесемки у первой папки, грязно-зелёной окраски, похожей на густую торфяную слизь.
Там под номером один лежала фотография гробницы, над которой аккуратной вязью шла предостерегающая эпитафия: «Niszczyciel tej pracy bedzie przeklety» (2).
Многозначительно.
«Могила короля Казимира IV перед вскрытием», — гласила аккуратная подпись.
Далее шёл сухой статистический отчёт.
«После разрешения на эксгумацию, полученного лично от католического архиепископа Кароля Войтылы (3), пятнадцать сотрудников из Центральной Варшавской археологической комиссии вскрыли погребение, расположенное в краковской часовне Замка Вавель и проникли в склеп. По вскрытии установлено:
в помещении находилось два гроба. Один из них распался, и останки (по данным ученых – короля) полулежали на полу склепа. Рядом с ним находились королевские регалии и фрагмент меча.
Гроб королевы Елизаветы был цел.
Все пятнадцать ученых провели в погребальной камере более двух часов, после чего последовало резкое ухудшение самочувствия: людей поразила сильнейшая головная боль, тахикардия, аритмия и нарушение координации движений. Тем не менее, они благополучно выбрались на поверхность, ушли отдыхать, не обратившись за медицинской помощью. К утру все симптомы прошли.
В течение первого года после вскрытия гробницы умерли Феликс Дончак, Стефан Валье и Казимир Гурляк — они скончались от инсульта. Через полгода умер от разрыва аневризмы аорты Ян Мырляка. Остальные одиннадцать человек погибли от онкологических заболеваний до декабря 1976 года (рак легкого - 6 и астроцитома головного мозга - 5). Эксперты пришли к выводу, что причиной смерти исследователей явился афлатоксин, в большом количестве, внезапно выработанный плесневыми грибами….
В связи с этим «дело о проклятии» было официально закрыто».
А ведь это действительно похоже на проклятие. Или нет? Как думаешь, подружка?
Паучиха лениво ворохнулась где-то в груди, но отвечать не пожелала. Это проклятие, если оно и существовало, было давно и ее не заинтересовало.
Ксения вздохнула, посмотрела на часы и открыла следующую часть. История продолжалась.
«Историческая справка», — гласила яркая бумажка, приклеенная к папке.
«Казимир IV Андрей Ягеллон, Великий Литовский князь и король Польши (4). Под его предводительством королевство сумело после тринадцатилетней войны с тевтонским орденом вернуть себе Померанию, а также подчинить Пруссию. Выступал против аристократии. Учредил военнократическое правление. Развивал международную торговлю. Был поборником ремёсел. Обучен грамоте. Самостоятельно писал на трёх языках. Музицировал на челесте. Активно развивал добычу полезных ископаемых. В 1468 году издал кодекс уголовного права. При нем наибольшее распространение приобрела латынь. Краковский университет стал сильнейшим в Европе. Увлекался мистикой. Всю жизнь искал Грааль Господень. При жизни распорядился высечь над своей гробницей предостерегающую надпись».
Предостерегал. Но его не послушались… Интересно.
«Интересным для анализа является также следующий факт, — читала уже не отрываясь Ксения. - Архиепископ Польский Кароль Войтыла, лично благословивший археологов на вскрытие склепа (по официальной версии, с целью «проверки сохранности объекта Всемирной истории после Второй мировой войны»), уже через неделю после открытия скрипты встретился с археологами, составившими опись обнаруженных и поднятых на поверхность ценностей. Затем он сразу отбыл в Варшавское отделение прелатуры Святого Креста, имея при себе деревянный чемоданчик, который на протяжении всего пути не выпускал из рук.
В первой, составленной Феликсом Дончаком, описи (под копирку — копия передана в третий отдел Министерства общественной безопасности ПНР) под номером 11 есть следующая запись: «Оловянная чаша, без резьбы, изъята из рук короля».
Во второй описи, которая после посещения архиепископа была предоставлена в археологическую исследовательскую комиссию, под номером одиннадцать идёт «перстень серебряный с гравировкой орла, лежащий рядом с левой кистью скелета». О чаше нет никакого упоминания».
Ксения попыталась разогнуть напряженную спину и охнула. Тело затекло. На стенных часах стрелка подползала к часу.
Майор потянулась. Неторопливо сунула ноги в лаковые чёрные туфли на шпильке. Пора было возвращать «макулатуру».
Святой отец, значит, утащил чашу. Причем любопытно: на вскрытие скрипты благословил, но сам лично явился лишь через неделю. На само вскрытие не явился. Грибы там или не грибы, но что-то он знал. Или подозревал. И что от меня хотели? Передать Яну сведения? Обещания отправиться в поход за пропавшим «Граалем»? Если это, конечно, Грааль.
Генерал Леонов, среднего роста, плотненький, с уже формирующимся брюшком шатен, принимая от аналитика папки, чуть склонился вперед. Затем неестественно быстро встал из-за стола, глазами пересчитал, словно перебирал руками, все листочки, дабы ни один из них не остался на столе, и шустро спрятал все в сейф.
Вздохнул, по-отечески строго взглянув на Ксюшу, спросил:
— Ничем поделиться не хотите?
— Никак нет, товарищ генерал.
— Ну, на нет и суда нет, — тяжело вздохнул начальник.
— Разрешите быть свободной?
— Да, пожалуйста. И передайте, там… Ему. Сам просил…
Перерыв. Наконец-то она вышла из отдела. Остался час, и после обеда можно будет навестить отдел кадров. Требуется подписать документы «о неразглашении». Получить кучу новых, не имеющих никакого отношения к ее счастливой, хотя ещё далекой пока жизни. Получить расчёт. Потом валюту. Зайти в гастроном, сесть в метро. И тогда… ей останется три дня. Три долгих дня до будущего. А потом? Потом им с Борисом предстоит перейти Рубикон.
Погружённая в свои мысли, словно сквозь гул тяжелых бомбардировщиков, она вдруг услышала раздражённое:
— Осторожнее!
Женщина подняла глаза и увидела генерала Зуба.
— Извините! — четко выговорила майор контрразведки, отдав честь.
— Вы не в форме, достаточно просто под ноги смотреть, — осклабился Зуб. Он любил уважительное отношение к себе.
Ксения, побледнев, осталась стоять у стены, до тех пор, пока генеральские шавки не скрылись за поворотом бесконечного коридора.
Внутри зашевелила жвалами дремавшая паучиха.
«Спи, — приказала ей хозяйка. — Этот давно не по нашу душу».
Но, дойдя до столовой, она буквально упала на стул. Ни с того ни с сего нахлынули ушедшие из мира страхи, а память услужливо прикладывала к ней свои черно - белые летописные картинки. Картинки не желали оставаться неподвижными свидетельствами минувшего, они оживали, словно заключенное в них прошлое могло воскреснуть.
..Женщине показалось, что она снова там, снова слышит, как не существующий уже репродуктор передаёт сухую и сжатую информацию, только что согласованную с командующим. Глупый план, рассчитанный на быстрый разгром врага.
..Потом увидела себя, рядом с обмороженными и непрерывно кашляющими бойцами. И еще тяжелый от сорокаградусного мороза снег.
Ксения вздохнула и пошла брать компот, тарелку гречки. Есть не хотелось, но дело было не в еде. Звон ложек на раздаче, запах жаркого, голоса соседок по очереди, сплетничающих о какой-то Зойке где-то купившей красные австрийские туфли – все эти признаки реального и убедительного мира вокруг словно отталкивали черно-белое прошлое, не давали ему проявиться…
— Вам котлету? — в непрерывную канонаду боя въедался визгливый голос. — Женщина, чего молчите? Так вам котлету, или подливу?
— Котлету, пожалуйста.
Котлета, чуть пережаренная с одного бока, присыпанная бледной тепличной зеленью и горошком, была в реальности.
А еще был театр - и Берия, смотревший на неё из центральной ложи…
И вот теперь, навсегда покидая страну, она увидела бравого Ивана Григорьевича Зуба… и память, с лицом Яна.
После расстрела Берии в ответ на дурацкий вопрос Бориса: «За что?», члены Команды, сидящие тогда за любимым круглым столом на драконьей ножке, услышали: «Кысмет. Эпоха подошла к повороту, господа - товарищи. Поверь, Бернагард, его наказали не за блядки. Страх правит балом…».
«Великолепную четверку приказываю отметить, — Георгий Константинович Жуков не скрывал радости. — Хоть с расстрелом Берии не заморочились».
Отметили. Всех четверых. Но по-разному.
Выстрел в голову сделал Павел Батицкий — первый заместитель командующего войсками Московского военного округа. В 1965 году маршалу, наконец, дали Звезду героя…
Второй выстрел от Алексея Ивановича Баксова — генерал-полковника, Героя с 1963-го… А ещё двух «героев», всё-таки смогли случайно забыть: Ивана Григорьевича Зуба и Виктора Ивановича Юферева. А потому генерал и полковник в 1985 году решат на старости лет обратиться в ЦК и напомнить эту историю, старательно спрятанную в недрах неведомых архивов. Но и тогда этим просителям золотых звёзд в вожделенных наградах было отказано, наступали другие времена. Впереди ярким пламенем «Моген Давид» (5) уже горела на лбу нового генсека Перестройка.
Весна - тот особый миг, во время которого в природе происходят всегда волнующие, а порой и волшебные изменения. Спящая до этого земля вдруг приходит в движение, не оставляя ни малейшего шанса выскочить из все набирающей скорость уникальной, но необузданной и дикой стихийной силы. Любовь, рождение, первый поцелуй и крик новорожденного — вот атрибуты весны. Невозможно представить себе, например, это певчеголосое время года в чёрном вдовьем платке.
Много лет Ксения просыпалась под звуки капели или вьюги; дождя или треска стен от мороза. Оказавшись в городской черте, она постепенно отвыкла от запаха сирени, а потому, вдохнув сейчас бензинового пара, смешанного с легкой копотью и пылью дня, она тем не менее почувствовала счастье. Центр Москвы гудел, как рабочий улей. Над ним, хитро прищурясь, стоял Железный Феликс, напоминая всем участникам кругового движения о неминуемости наказания.
Полученные деньги жгли руки, и свободная, как свежий горный ветерок над бурлящим речным потоком, майор Комитета государственной безопасности почти вприпрыжку отправилась для начала в «Хозторг» на Кировскую за подарком тете Лене. Праздновать День Победы все давно привыкли у Худояровых.
Центральный магазин «Фарфор-хрусталь», в отличие от своих периферийных братьев, мог порадовать чем-то красивым, но дорогим. Дефицитных чешских стеклянных стаканов с машинками в красивых синих коробках по шесть штук, конечно, в продаже не было. А вот вазы по сто рублей из немыслимо тонкого белого венгерского фарфора, украшенные чудными розами, стояли на видном месте. Прикинув средства на предстоящие три дня, Ксения решила: купить!
***
Конечно, спецы в Скотланд-Ярде не знали, как радовался Ян, увидев деревянные обломки. Они не слышали его фразу, которая повергла бы их в шок: «Ну, ты девка у нас русская, видная, хоть и Кариатида, будешь работать нашими ушами, а то пылилась, понимаешь…»
——————
1. Перевод с английского мой «Annual Report and Consolidated Statements for the year ended 31 January 1980» Royal Horticultural Society. 72-76 (Годовой отчет и Консолидированная отчетность за год, закончившийся 31 января 1980 года. Королевское садоводческое общество. стр 72—76
Прода от 16.07.2022, 20:14Хроники особого отдела 2 Глава 2. 5. Зачем мы здесь?
Плюнув в коробочку с «Ленинградской» дефицитной тушью и растерев в ней слюну, Ксения ухватилась за щеточку, жесткую, как драконий клык. Женщина собиралась на работу и красила глаза, предвкушая разговор с начальством.
Уже опаздывая, торопливо надела туфли, но, присмотревшись к своему отражению в зеркале, заметила висящие на ресницах чёрные комочки. Нецензурно обратилась к пространству и выразила всю глубину чувств от такой «красоты». Пространство привычно не среагировало. Но Ксения остановилась, достала воткнутую в обои коридора иглу и тала расправлять слипшиеся ресницы, добиваясь, чтобы отражение стало более человекообразным.
Наконец, покрутившись для верности перед зеркалом дважды и мурлыкнув: «Помни, Ксюшенька, ты девочка! Никакой агрессии. Бей и улыбайся!»,— отправилась в сторону метро.
Ровно в девять тридцать командированная в Лондон Ксения Геннадьевна Мутовина замерла перед заветной дверью — ее заветной дорогой — между прошлым и будущим.
Но начальник аналитического отдела (1) вместо положенного пожелания счастливого пути, не поднимая глаз, пригласил сесть.
Перед ним на зеленом сукне большого дубового стола были разложены многочисленные документы.
— Приглашаю присоединиться, — махнул рукой на бумажное изобилие генерал Леонов.
Ксения вздохнула, тихо раздражаясь от невозможности послать все и всех, заметила:
— А конкретнее никак?
Николай Сергеевич дернул плечами:
— Это достаточно интересно и, как мне кажется, по вашим старым делам. Ознакомьтесь. Доложите потом. Ему…
— Я сегодня последний день. Здесь только с информацией разбираться неделю.
— Доступ у вас на три часа. Установочные данные приготовлены заранее. Аналитики исходили из наших сегодняшних социалистических критериев.
— Если вы хотите услышать мое мнение, то критерии всегда постоянны, несмотря на идеологическую окраску…
Леонов удивленно поднял глаза, оценивая стоящую перед ним особу.
— Ученые работали, — сказал с нажимом на последнем слове. — Вы ознакомьтесь, будьте добры. К обеду доложите.
Пришлось забрать ворох противно шуршащих бумаг, плотные скрипящие фотокарточки, какие-то карты на тонкой, готовой разорваться под пальцами желтой кальке и тащить все это пропахшее нафталином сокровище к себе в кабинет.
Собственное рабочее место вдруг показалось чужим. Освобожденный от привычных бумаг стол был холодным и неприступным, к нему не хотелось подходить. Даже привычные часы на стене тикали как-то холодно и сухо, словно метроном.
Женщина с трудом заставила себя сесть и, разложив перед собой принесенное, замерла в каком-то вынужденном стасисе. Только минут через десять она смогла собраться и развязать серые тесемки у первой папки, грязно-зелёной окраски, похожей на густую торфяную слизь.
***
Там под номером один лежала фотография гробницы, над которой аккуратной вязью шла предостерегающая эпитафия: «Niszczyciel tej pracy bedzie przeklety» (2).
Многозначительно.
«Могила короля Казимира IV перед вскрытием», — гласила аккуратная подпись.
Далее шёл сухой статистический отчёт.
«После разрешения на эксгумацию, полученного лично от католического архиепископа Кароля Войтылы (3), пятнадцать сотрудников из Центральной Варшавской археологической комиссии вскрыли погребение, расположенное в краковской часовне Замка Вавель и проникли в склеп. По вскрытии установлено:
в помещении находилось два гроба. Один из них распался, и останки (по данным ученых – короля) полулежали на полу склепа. Рядом с ним находились королевские регалии и фрагмент меча.
Гроб королевы Елизаветы был цел.
Все пятнадцать ученых провели в погребальной камере более двух часов, после чего последовало резкое ухудшение самочувствия: людей поразила сильнейшая головная боль, тахикардия, аритмия и нарушение координации движений. Тем не менее, они благополучно выбрались на поверхность, ушли отдыхать, не обратившись за медицинской помощью. К утру все симптомы прошли.
В течение первого года после вскрытия гробницы умерли Феликс Дончак, Стефан Валье и Казимир Гурляк — они скончались от инсульта. Через полгода умер от разрыва аневризмы аорты Ян Мырляка. Остальные одиннадцать человек погибли от онкологических заболеваний до декабря 1976 года (рак легкого - 6 и астроцитома головного мозга - 5). Эксперты пришли к выводу, что причиной смерти исследователей явился афлатоксин, в большом количестве, внезапно выработанный плесневыми грибами….
В связи с этим «дело о проклятии» было официально закрыто».
А ведь это действительно похоже на проклятие. Или нет? Как думаешь, подружка?
Паучиха лениво ворохнулась где-то в груди, но отвечать не пожелала. Это проклятие, если оно и существовало, было давно и ее не заинтересовало.
Ксения вздохнула, посмотрела на часы и открыла следующую часть. История продолжалась.
«Историческая справка», — гласила яркая бумажка, приклеенная к папке.
«Казимир IV Андрей Ягеллон, Великий Литовский князь и король Польши (4). Под его предводительством королевство сумело после тринадцатилетней войны с тевтонским орденом вернуть себе Померанию, а также подчинить Пруссию. Выступал против аристократии. Учредил военнократическое правление. Развивал международную торговлю. Был поборником ремёсел. Обучен грамоте. Самостоятельно писал на трёх языках. Музицировал на челесте. Активно развивал добычу полезных ископаемых. В 1468 году издал кодекс уголовного права. При нем наибольшее распространение приобрела латынь. Краковский университет стал сильнейшим в Европе. Увлекался мистикой. Всю жизнь искал Грааль Господень. При жизни распорядился высечь над своей гробницей предостерегающую надпись».
Предостерегал. Но его не послушались… Интересно.
«Интересным для анализа является также следующий факт, — читала уже не отрываясь Ксения. - Архиепископ Польский Кароль Войтыла, лично благословивший археологов на вскрытие склепа (по официальной версии, с целью «проверки сохранности объекта Всемирной истории после Второй мировой войны»), уже через неделю после открытия скрипты встретился с археологами, составившими опись обнаруженных и поднятых на поверхность ценностей. Затем он сразу отбыл в Варшавское отделение прелатуры Святого Креста, имея при себе деревянный чемоданчик, который на протяжении всего пути не выпускал из рук.
В первой, составленной Феликсом Дончаком, описи (под копирку — копия передана в третий отдел Министерства общественной безопасности ПНР) под номером 11 есть следующая запись: «Оловянная чаша, без резьбы, изъята из рук короля».
Во второй описи, которая после посещения архиепископа была предоставлена в археологическую исследовательскую комиссию, под номером одиннадцать идёт «перстень серебряный с гравировкой орла, лежащий рядом с левой кистью скелета». О чаше нет никакого упоминания».
Ксения попыталась разогнуть напряженную спину и охнула. Тело затекло. На стенных часах стрелка подползала к часу.
Майор потянулась. Неторопливо сунула ноги в лаковые чёрные туфли на шпильке. Пора было возвращать «макулатуру».
Святой отец, значит, утащил чашу. Причем любопытно: на вскрытие скрипты благословил, но сам лично явился лишь через неделю. На само вскрытие не явился. Грибы там или не грибы, но что-то он знал. Или подозревал. И что от меня хотели? Передать Яну сведения? Обещания отправиться в поход за пропавшим «Граалем»? Если это, конечно, Грааль.
Генерал Леонов, среднего роста, плотненький, с уже формирующимся брюшком шатен, принимая от аналитика папки, чуть склонился вперед. Затем неестественно быстро встал из-за стола, глазами пересчитал, словно перебирал руками, все листочки, дабы ни один из них не остался на столе, и шустро спрятал все в сейф.
Вздохнул, по-отечески строго взглянув на Ксюшу, спросил:
— Ничем поделиться не хотите?
— Никак нет, товарищ генерал.
— Ну, на нет и суда нет, — тяжело вздохнул начальник.
— Разрешите быть свободной?
— Да, пожалуйста. И передайте, там… Ему. Сам просил…
***
Перерыв. Наконец-то она вышла из отдела. Остался час, и после обеда можно будет навестить отдел кадров. Требуется подписать документы «о неразглашении». Получить кучу новых, не имеющих никакого отношения к ее счастливой, хотя ещё далекой пока жизни. Получить расчёт. Потом валюту. Зайти в гастроном, сесть в метро. И тогда… ей останется три дня. Три долгих дня до будущего. А потом? Потом им с Борисом предстоит перейти Рубикон.
Погружённая в свои мысли, словно сквозь гул тяжелых бомбардировщиков, она вдруг услышала раздражённое:
— Осторожнее!
Женщина подняла глаза и увидела генерала Зуба.
— Извините! — четко выговорила майор контрразведки, отдав честь.
— Вы не в форме, достаточно просто под ноги смотреть, — осклабился Зуб. Он любил уважительное отношение к себе.
Ксения, побледнев, осталась стоять у стены, до тех пор, пока генеральские шавки не скрылись за поворотом бесконечного коридора.
Внутри зашевелила жвалами дремавшая паучиха.
«Спи, — приказала ей хозяйка. — Этот давно не по нашу душу».
Но, дойдя до столовой, она буквально упала на стул. Ни с того ни с сего нахлынули ушедшие из мира страхи, а память услужливо прикладывала к ней свои черно - белые летописные картинки. Картинки не желали оставаться неподвижными свидетельствами минувшего, они оживали, словно заключенное в них прошлое могло воскреснуть.
..Женщине показалось, что она снова там, снова слышит, как не существующий уже репродуктор передаёт сухую и сжатую информацию, только что согласованную с командующим. Глупый план, рассчитанный на быстрый разгром врага.
..Потом увидела себя, рядом с обмороженными и непрерывно кашляющими бойцами. И еще тяжелый от сорокаградусного мороза снег.
Ксения вздохнула и пошла брать компот, тарелку гречки. Есть не хотелось, но дело было не в еде. Звон ложек на раздаче, запах жаркого, голоса соседок по очереди, сплетничающих о какой-то Зойке где-то купившей красные австрийские туфли – все эти признаки реального и убедительного мира вокруг словно отталкивали черно-белое прошлое, не давали ему проявиться…
— Вам котлету? — в непрерывную канонаду боя въедался визгливый голос. — Женщина, чего молчите? Так вам котлету, или подливу?
— Котлету, пожалуйста.
Котлета, чуть пережаренная с одного бока, присыпанная бледной тепличной зеленью и горошком, была в реальности.
А еще был театр - и Берия, смотревший на неё из центральной ложи…
И вот теперь, навсегда покидая страну, она увидела бравого Ивана Григорьевича Зуба… и память, с лицом Яна.
После расстрела Берии в ответ на дурацкий вопрос Бориса: «За что?», члены Команды, сидящие тогда за любимым круглым столом на драконьей ножке, услышали: «Кысмет. Эпоха подошла к повороту, господа - товарищи. Поверь, Бернагард, его наказали не за блядки. Страх правит балом…».
***
«Великолепную четверку приказываю отметить, — Георгий Константинович Жуков не скрывал радости. — Хоть с расстрелом Берии не заморочились».
Отметили. Всех четверых. Но по-разному.
Выстрел в голову сделал Павел Батицкий — первый заместитель командующего войсками Московского военного округа. В 1965 году маршалу, наконец, дали Звезду героя…
Второй выстрел от Алексея Ивановича Баксова — генерал-полковника, Героя с 1963-го… А ещё двух «героев», всё-таки смогли случайно забыть: Ивана Григорьевича Зуба и Виктора Ивановича Юферева. А потому генерал и полковник в 1985 году решат на старости лет обратиться в ЦК и напомнить эту историю, старательно спрятанную в недрах неведомых архивов. Но и тогда этим просителям золотых звёзд в вожделенных наградах было отказано, наступали другие времена. Впереди ярким пламенем «Моген Давид» (5) уже горела на лбу нового генсека Перестройка.
***
Весна - тот особый миг, во время которого в природе происходят всегда волнующие, а порой и волшебные изменения. Спящая до этого земля вдруг приходит в движение, не оставляя ни малейшего шанса выскочить из все набирающей скорость уникальной, но необузданной и дикой стихийной силы. Любовь, рождение, первый поцелуй и крик новорожденного — вот атрибуты весны. Невозможно представить себе, например, это певчеголосое время года в чёрном вдовьем платке.
Много лет Ксения просыпалась под звуки капели или вьюги; дождя или треска стен от мороза. Оказавшись в городской черте, она постепенно отвыкла от запаха сирени, а потому, вдохнув сейчас бензинового пара, смешанного с легкой копотью и пылью дня, она тем не менее почувствовала счастье. Центр Москвы гудел, как рабочий улей. Над ним, хитро прищурясь, стоял Железный Феликс, напоминая всем участникам кругового движения о неминуемости наказания.
Полученные деньги жгли руки, и свободная, как свежий горный ветерок над бурлящим речным потоком, майор Комитета государственной безопасности почти вприпрыжку отправилась для начала в «Хозторг» на Кировскую за подарком тете Лене. Праздновать День Победы все давно привыкли у Худояровых.
Центральный магазин «Фарфор-хрусталь», в отличие от своих периферийных братьев, мог порадовать чем-то красивым, но дорогим. Дефицитных чешских стеклянных стаканов с машинками в красивых синих коробках по шесть штук, конечно, в продаже не было. А вот вазы по сто рублей из немыслимо тонкого белого венгерского фарфора, украшенные чудными розами, стояли на видном месте. Прикинув средства на предстоящие три дня, Ксения решила: купить!
