Студенты едут в стройотряды, зарабатывая за сезон немыслимую сумму в 300-700 рублей — на мотоцикл! Страна начала закупать «у капиталистов» ширпотреб и радовать свой народ американскими фильмами, немецкими ботинками, парфюмерией и финскими куртками. Их было немного, но они были отменного качества! При этом доля отраслей определяющих технический прогресс: машиностроение, электроэнергетика, химическая промышленность — выросли до 36%. Совокупно СЭВ производило до 30% продукции в мире. В этот временной промежуток доля капиталистических стран в товарообмене снизилась до 50%. СССР был не сырьевой, а серьезной научно-технической экономикой, лучшей в мире!
Почему в конце «золотых семидесятых» внезапно, как по мановению чьей -то волшебной палочки, СССР отказывается от своей идеологии и финансовой структуры, начиная стремительное падение вниз?
Когда все наплакались и… наелись, а близнецов удалось усмирить и мягко отобрать недоломанный грузовик, Ян решил закончить свою историю:
— В начале октября 1524 года в резиденции короля Вест-Индии торжественно отмечали прибытие эскадры, возглавляемой великим мореплавателем синьором Васко де Гама с сыновьями, Эштеваном и Паулу. На званом торжественном обеде синьоры Франсишку ди Алмейда и Афонсу ди Албукерки, делившие в отсутствие вице-короля его полномочия, присутствовали с жёнами. Красавицы-синьоры, укреплённые своей верой, смело выдерживали все невзгоды пребывания в этом диком краю со своими мужьями. Рядом с Эсмеральдой ди Адмейра за столом, не поднимая глаз, сидела ее воспитанница Амалия. «Девушка с необыкновенно белой кожей, несмотря на явно смешанное происхождение, весьма созревшая, тринадцати лет. Она знала игру на клавесине, была крепка в вере, грамотна и владела португальским и испанскими языками». «Его величество вице-король Индии и сопредельных территорий благосклонно отнёсся к сироте, прослушав ее игру на музыкальной челесте». Правда, через непродолжительное время он, обладая свирепым нравом, вспомнил про дела и отдал приказы к немедленному восстановлению разрушенного форта, а также по ремонту прибывших кораблей, которые, несмотря на жару, уже были вытащены на берег. Вечер закончился казнью виновных. Четыре костра с корчившимися на них телами горели ярко…
Это было первое упоминание о странной молодой синьоре, с которым можно ознакомиться по подробным отчетам Гаспара Коррея и Альваро Велхо, состоявших в те времена на службе в Калликуте, Кочине и Каннаноре.
Второе упоминание о девице Амалии находим в завещании вице-короля. Известно, что у Васко де Гама и его жены Катарины де Атайде было шесть сыновей и одна дочь. К 1747 году все потомство по мужской линии вымерло, хотя по женской оно продолжается до нашего времени. Но в неком предсмертном документе, заверенном красными и синими нотариальными печатями, предписано выделить на пожизненное содержание некоей католичке девице Амалии сто золотых дукатов в год, обязав контролировать их расход Паулу де Гама. Это огромная сумма, сравнимая сегодня с ежегодным пожизненным содержанием в триста тысяч евро годовых. Девица оказывается богатой невестой…
История была бы забыта (мало ли незаконно рождённых детей заканчивало свои дни в монастырях) если бы не ещё одно странное событие.
Пожалуй, первыми начали военные действия пуштуны. Им не нравились крикливые выходцы из-за моря, ломавшие при помощи своих мечей и крестов законы торговли. В самом начале 1525 года сын Халида ибн аль-Валида из клана Тор Тари, Абдал запретил продажу иноверцам «ковров, не теряющих цвет, и камней крупнее ногтя». Отплывающий домой Эштеван де Гама был поставлен перед выбором: либо отказаться от партии персидских ковров и драгоценных изумрудов, прибыв к его величеству в Европу ни с чем, либо развязать с огромным арабским кланом войну, либо … извиниться, решив возникшие неполадки в торговых делах мирным соглашением. И вот тогда случился один из странных казусов в истории.
На вопрос, чем португалец может отплатить за допущенное недоразумение в торговых делах, пуштунский клан Тор Тари потребовал некую девицу Амалию! Эштеван да Гама резко отказал. Но уже через седмицу Паулу да Гама дал своё согласие, и красавица католичка, готовая закончить свои дни где-то в португальском монастыре, пошла женой в пуштунский гарем! Невозможное событие! Невероятное! Преступное! Но… запротоколированное все теми же Гаспаром Корреем и Альваро Велхо!
— По-твоему, братья продали сестру иноверцам? — хмыкнув, перебил рассказчика Борис.
— Ага, — гордо сообщил сказочник, закусывая кусочком сыра пятидесятилетний порто.
— Не может быть! — фыркнул историк. Он был готов к спору, но его ожидания были самым гнусным образом обмануты.
— Ну что ж… тогда нам пора спать! — наглец потянулся и, поискав под креслом тапки, собрался удрать из гостиной.
К удивлению компании, дорогу к отступлению начальнику преградил Борис, давно решивший для себя, что хоть Ян и опасный элемент, но перечить жене — это перейти дорогу самому Богу…
С грохотом упал стул, на котором сидел занудный архивист, с треском развалился на отдельные части тот самый злосчастный синий грузовичок (видимо, такова была его судьба – сложить кабину и колеса именно в этот вечер). Удовлетворенные этим событием, Пётр и Павел на миг застыли, широко открытыми глазами посмотрев на отца. Вздохнула Танюша, хихикнула Маша, а громко чихнувшая от поднятой пыли Ксения высказалась:
— Не вздумайте заразить меня простудой! Кто из вас болен?
— Ты! — утвердительно хмыкнул вернувшийся на место прежней дислокации (не удалась попытка скрыться!) начальник.
— Я? — возмущению Ксении не было границ. — На этом забытом Богом острове население поголовно заражено полиомиелитом и туберкулёзом. Вместо того чтобы тихо сидеть по профилакториям, они ещё и перемещаются взад-вперед, как в чумном бараке, и просто обречены на вымирание. Это ты притащил нас сюда, да еще и утверждаешь, что я больна! Давай не тяни, заканчивай свой рассказ и, наконец, поясняй, чем мы теперь будем заниматься!
— О, моя королева, вопросы крови самые таинственные на свете, ведь кровь плотнее воды. Я просто хотел показать предсказание и пригласить на прогулку по Афганистану, ну а дальше вам самим решать, кто и с кем.
За окном ребристым рельефом городской застройки выделялось голубое небо, на котором застыли пушистые сонные вечерние облака. Решившее уйти на покой светило отдавало последнее тепло. Даже редкие автомобили на улицах интеллигентно гудели, словно сонные шмели, летящие в свои норки на покой.
На белую скатерть стола лёг пахнущий плесенью и пылью старый кусок выделанной телячьей кожи, на котором были начертаны странные, похожие на расползающихся червяков, закорючки.
Борис согнулся над документом, потрогал, потёр, понюхал и с придыханием сообщил:
— Подлинник. Санскрит.
В гостиной стало тихо. Большая чёрная собака, тяжело вздохнув, подняла умную голову. Мрак строго посмотрел на общество и вопросительно гавкнул. Илья дотронулся до Бориса и почему-то шепнул:
— Читай давай!
Немец пошевелил губами, переводя старые фразы на немецкий, а потом уже на русский:
«Спустя четверть отпущенного века после смерти последнего из рода англов короля всех пуштунов разразится война со скифами, которая обрушит великую страну и изменит весь мир…» (2)
1. Кейт Эди — известный английский журналист на ВВС
2. Этот документ, датированный концом XIII началом XIV века, написанный на санскрите и принадлежавший последнему королю Афганистана Захир - шаху, хранится в библиотеке Ватикана в собрании редких документов. Документ хранится под литерой DigiVatLib 1725/7851240, цифровая копия протокола CIFS c сетевого оборудования хранения Dell EMC.
В середине недели она не просыпалась сама, её будила громкая металлическая трель. С трудом вырываясь из тяжёлого мутного сна, Ксения, автоматически, тянулась к будильнику отвратительного болотного цвета и, гадливо нажав на трескучую кнопку, резко садилась. Морок сна отпускал неохотно, серый утренний полумрак сливался с такой же серой усталостью, и даже сесть не всегда удавалось не покачнувшись.
Обычно, по утрам она чувствовала себя немного лучше, чем тусклыми вечерами, однако на лице давно появились утренние складки, глубокие и грубые, которые наивный муж называл «Jolies petites rides» (1). Но сегодня был особый день. Маше исполнялся 21 год, а потому, к серой усталости, к навечно прилипшей маске презрения, присоединилась ещё и тревога: «А вдруг она не позвонит? Вдруг её не соединят, как на Новый год?».
Прилетев в Москву после грандиозного скандала с Яном, а потом и с дочерью, категорически отказавшейся покидать «капиталистов», и, ещё не ступив с трапа на землю, она почти сразу осознала, какую немыслимую глупость совершила майор службы внешней разведки Мутовина К.Г., вернувшись после командировки в страну. Нет, она не собиралась предавать Родину. Просто она из прихоти бросила своих родных.
Потому что они – там. Потому что уехала и оставила их именно Ксения…
С тех пор внутри умер и медленно болезненно разлагался её самый близкий человек – она сама.
Рядом зашевелился Борис.
– Как ты себя чувствуешь? – Борис задавал этот вопрос ежедневно.
– Каком… – последовал контрольный ответ.
– У тебя глаза больные…
– Очки надену!
– Позавтракай!
– Забыла спросить…
Затем они по очереди запирались в ванной и в туалетной комнатах, изредка переругиваясь, и, вздыхая.
Кроме Машиной даты, сегодня имелся ещё один повод для склок – Ксению вызывало начальство.
Три недели назад она, теперь постоянная работница внутреннего архива КГБ, передала в аналитический отдел справку о состоянии идеологической уверенности в скорой победе коммунизма среди учащихся старших классов школ, ПТУ, техникумов и студентов московских вузов. Закрытая справка, (как выяснилось позднее), была прочитана не только заказчиком, но и озвучена среди бойцов идеологического фронта горкома и, по слухам, даже в ЦК.
– Зачем? – устало поинтересовался вышедший на пенсию, но принимающий участие в жизни Кесслеровых Рашид Ибрагимович.
– Правда навредить не может! – буркнула Ксения.
Худояров в тот день резко замолчал и всю последнюю неделю не общался.
Вчера, случайно столкнувшись в подъезде с вышедшим на прогулку генералом, она услышала дополнение:
– У империалистов своя правда, Ксюша, у ЦК своя, у нашей конторы тоже… ты думай иногда, когда что-то делаешь! Думай!
Последним с тезисами был ознакомлен муж, который, вчитавшись, добил её своим резюме:
– По твоим словам, Советский Союз погиб, его ждёт война и развал на отдельные малые государства? Я, конечно, не специалист, но, при всей логичности вышеизложенного, мне кажется, что об этом никому не надо знать…
Уже через час в неизменном, обитом светлыми панелями кабинете, под портретом Феликса Эдмундовича, лицо, облечённое властью, размеренно и неторопливо задавало осточертевшие вопросы:
– Ксения Геннадьевна, вы подумали, как ваш документ может сказаться на оборонной мощности нашей Родины? Нам и так сложно в буржуазном окружении, или вы серьёзно думаете, что здесь все забыли про вашу дочь? То, что она изучает средневековье, не делает её морально устойчивой.
– Я принесла рапорт… – выдавила, наконец, из себя женщина.
Мосты были сожжены. Ей никогда не увидеть своего ребёнка. Надо тихо дожить. Худояров всегда прав.
Сидящий напротив вздохнул. Как-то отстранённо, будто со стороны, Ксения отметила – не подпишет. Хотел бы и хочет – видно же! – но не подпишет.
– Это исключено, – тут же подтвердило «лицо» её догадку. – Ни у меня, ни у вас нет таких полномочий. Вы не можете подать в отставку. Я не в силах её принять. Голос его окреп. – Будь моя воля, вы давно положили бы партбилет на стол! Слышите?! Партбилет!
Обитатель помещения, под суровым портретом, смотрел на неё, как на навозную муху, которая внезапно выползла из помойной кучи и решила поиграть в пасечника и пчелу.
– Я сто раз прочитал ваше личное дело! И не вам заниматься такими вопросами! Учите своего немца… э-э-э… промышленному свиноводству, – между тем, настойчиво порекомендовало начальство:
– Вы свободны! В пределах кольцевой дороги!
Проходя в зону архива, Ксения замедлила шаг у самого большого квадратного окна бесконечного коридора и, увидев многочисленные купола московских церквей, вдруг вспомнила, как давно не общалась с Еленой Дмитриевной. Подруга сильно постарела и плохо себя чувствовала в последнее время. А ещё Ксении вдруг остро захотелось зайти к отцу Василию – вдохнуть старинного ладанного воздуха из лампад, посмотреть на золото скорбных огней от зажжённых поминальных свечей и… поклониться лику Заступницы.
Дома, неведомо откуда взявшаяся, хранилась в ящике комода старая, ещё дореволюционная, Библия. Вначале она лежала на его поверхности, но, однажды, зашедший Худояров обратил внимание на книгу. Бережно подержав раритет в руках, старик посмотрел на притихшую Ксюшу и строго указал:
– Убери. В ней слишком много евреев на каждой странице текста…
– Причём тут евреи? — уже лёжа в кровати, поинтересовался у неё Борис. Ответить Ксения не смогла, но книгу они убрали.
Несмотря на политическую грамотность населения и настоятельные рекомендации пионерам и комсомольцам не посещать храмы, в стране, за последнее время, участились случаи крещения детей и отпевания умерших пожилых родственников. Ксения улыбнулась: научный атеизм удобрением ложился на подрастающее поколение и явно способствовал медленному воцерковлению последнего.?Выйдя с работы, она, было, направилась в сторону улицы Горького, чтобы, проходя мимо гостиниц, повернуть под арку и добраться до старого соборного Храма, но тут голову словно сдавило тисками, и Ксения, зачем-то спустившись в метро, поехала домой.
Не успев прилететь, они получили квартиру в только что выстроенной башне на проспекте Вернадского. Зная ситуацию с жильём, Ксения, до сих пор, заходя в подъезд, удивлённо задумывалась: не следит ли за её судьбой обидевшийся Ян, и есть ли шанс вернуться? Впрочем, известный постулат о надежде, умирающей в последнюю очередь, хотя до сих пор тлел, но не сильно, а она, сидя в метро, даже успела задремать, в приступе своих неутешительных мыслей и головной боли.
Доехав, Ксения поборола желание идти домой и тихо сидеть там, рядом с телефоном в ожидании звонка. Только не сегодня. И, пройдя мимо, женщина решительно направилась в сторону кулинарии – за тортом. Праздник у них или нет, в конце концов?
Но враг всего человечества, подрабатывающий, по совместительству, змеем-искусителем, не пустивший в храм и отправивший за покупками, отчего-то направил её путь в сторону пивного бара «Ракушка». Бар был известен на всю Москву своими креветками, жареной треской и пивом. Поразмыслив, Ксения решила не противиться оному врагу и зайти– купить всё необходимое и, накрыв для Бориса праздничный ужин, усмирить, таким способом, сердечную боль.
Престижная пивнушка располагалась в серой цементной пристройке с торца обычной девятиэтажки. В своё время, возмущённые жильцы обили пороги райкома партии, доказывая нецелесообразность такого близкого знакомства обитателей дома с тлетворным влиянием западной субкультуры.
Почему в конце «золотых семидесятых» внезапно, как по мановению чьей -то волшебной палочки, СССР отказывается от своей идеологии и финансовой структуры, начиная стремительное падение вниз?
***
Когда все наплакались и… наелись, а близнецов удалось усмирить и мягко отобрать недоломанный грузовик, Ян решил закончить свою историю:
— В начале октября 1524 года в резиденции короля Вест-Индии торжественно отмечали прибытие эскадры, возглавляемой великим мореплавателем синьором Васко де Гама с сыновьями, Эштеваном и Паулу. На званом торжественном обеде синьоры Франсишку ди Алмейда и Афонсу ди Албукерки, делившие в отсутствие вице-короля его полномочия, присутствовали с жёнами. Красавицы-синьоры, укреплённые своей верой, смело выдерживали все невзгоды пребывания в этом диком краю со своими мужьями. Рядом с Эсмеральдой ди Адмейра за столом, не поднимая глаз, сидела ее воспитанница Амалия. «Девушка с необыкновенно белой кожей, несмотря на явно смешанное происхождение, весьма созревшая, тринадцати лет. Она знала игру на клавесине, была крепка в вере, грамотна и владела португальским и испанскими языками». «Его величество вице-король Индии и сопредельных территорий благосклонно отнёсся к сироте, прослушав ее игру на музыкальной челесте». Правда, через непродолжительное время он, обладая свирепым нравом, вспомнил про дела и отдал приказы к немедленному восстановлению разрушенного форта, а также по ремонту прибывших кораблей, которые, несмотря на жару, уже были вытащены на берег. Вечер закончился казнью виновных. Четыре костра с корчившимися на них телами горели ярко…
Это было первое упоминание о странной молодой синьоре, с которым можно ознакомиться по подробным отчетам Гаспара Коррея и Альваро Велхо, состоявших в те времена на службе в Калликуте, Кочине и Каннаноре.
Второе упоминание о девице Амалии находим в завещании вице-короля. Известно, что у Васко де Гама и его жены Катарины де Атайде было шесть сыновей и одна дочь. К 1747 году все потомство по мужской линии вымерло, хотя по женской оно продолжается до нашего времени. Но в неком предсмертном документе, заверенном красными и синими нотариальными печатями, предписано выделить на пожизненное содержание некоей католичке девице Амалии сто золотых дукатов в год, обязав контролировать их расход Паулу де Гама. Это огромная сумма, сравнимая сегодня с ежегодным пожизненным содержанием в триста тысяч евро годовых. Девица оказывается богатой невестой…
История была бы забыта (мало ли незаконно рождённых детей заканчивало свои дни в монастырях) если бы не ещё одно странное событие.
Пожалуй, первыми начали военные действия пуштуны. Им не нравились крикливые выходцы из-за моря, ломавшие при помощи своих мечей и крестов законы торговли. В самом начале 1525 года сын Халида ибн аль-Валида из клана Тор Тари, Абдал запретил продажу иноверцам «ковров, не теряющих цвет, и камней крупнее ногтя». Отплывающий домой Эштеван де Гама был поставлен перед выбором: либо отказаться от партии персидских ковров и драгоценных изумрудов, прибыв к его величеству в Европу ни с чем, либо развязать с огромным арабским кланом войну, либо … извиниться, решив возникшие неполадки в торговых делах мирным соглашением. И вот тогда случился один из странных казусов в истории.
На вопрос, чем португалец может отплатить за допущенное недоразумение в торговых делах, пуштунский клан Тор Тари потребовал некую девицу Амалию! Эштеван да Гама резко отказал. Но уже через седмицу Паулу да Гама дал своё согласие, и красавица католичка, готовая закончить свои дни где-то в португальском монастыре, пошла женой в пуштунский гарем! Невозможное событие! Невероятное! Преступное! Но… запротоколированное все теми же Гаспаром Корреем и Альваро Велхо!
— По-твоему, братья продали сестру иноверцам? — хмыкнув, перебил рассказчика Борис.
— Ага, — гордо сообщил сказочник, закусывая кусочком сыра пятидесятилетний порто.
— Не может быть! — фыркнул историк. Он был готов к спору, но его ожидания были самым гнусным образом обмануты.
— Ну что ж… тогда нам пора спать! — наглец потянулся и, поискав под креслом тапки, собрался удрать из гостиной.
К удивлению компании, дорогу к отступлению начальнику преградил Борис, давно решивший для себя, что хоть Ян и опасный элемент, но перечить жене — это перейти дорогу самому Богу…
С грохотом упал стул, на котором сидел занудный архивист, с треском развалился на отдельные части тот самый злосчастный синий грузовичок (видимо, такова была его судьба – сложить кабину и колеса именно в этот вечер). Удовлетворенные этим событием, Пётр и Павел на миг застыли, широко открытыми глазами посмотрев на отца. Вздохнула Танюша, хихикнула Маша, а громко чихнувшая от поднятой пыли Ксения высказалась:
— Не вздумайте заразить меня простудой! Кто из вас болен?
— Ты! — утвердительно хмыкнул вернувшийся на место прежней дислокации (не удалась попытка скрыться!) начальник.
— Я? — возмущению Ксении не было границ. — На этом забытом Богом острове население поголовно заражено полиомиелитом и туберкулёзом. Вместо того чтобы тихо сидеть по профилакториям, они ещё и перемещаются взад-вперед, как в чумном бараке, и просто обречены на вымирание. Это ты притащил нас сюда, да еще и утверждаешь, что я больна! Давай не тяни, заканчивай свой рассказ и, наконец, поясняй, чем мы теперь будем заниматься!
— О, моя королева, вопросы крови самые таинственные на свете, ведь кровь плотнее воды. Я просто хотел показать предсказание и пригласить на прогулку по Афганистану, ну а дальше вам самим решать, кто и с кем.
За окном ребристым рельефом городской застройки выделялось голубое небо, на котором застыли пушистые сонные вечерние облака. Решившее уйти на покой светило отдавало последнее тепло. Даже редкие автомобили на улицах интеллигентно гудели, словно сонные шмели, летящие в свои норки на покой.
На белую скатерть стола лёг пахнущий плесенью и пылью старый кусок выделанной телячьей кожи, на котором были начертаны странные, похожие на расползающихся червяков, закорючки.
Борис согнулся над документом, потрогал, потёр, понюхал и с придыханием сообщил:
— Подлинник. Санскрит.
В гостиной стало тихо. Большая чёрная собака, тяжело вздохнув, подняла умную голову. Мрак строго посмотрел на общество и вопросительно гавкнул. Илья дотронулся до Бориса и почему-то шепнул:
— Читай давай!
Немец пошевелил губами, переводя старые фразы на немецкий, а потом уже на русский:
«Спустя четверть отпущенного века после смерти последнего из рода англов короля всех пуштунов разразится война со скифами, которая обрушит великую страну и изменит весь мир…» (2)
1. Кейт Эди — известный английский журналист на ВВС
2. Этот документ, датированный концом XIII началом XIV века, написанный на санскрите и принадлежавший последнему королю Афганистана Захир - шаху, хранится в библиотеке Ватикана в собрании редких документов. Документ хранится под литерой DigiVatLib 1725/7851240, цифровая копия протокола CIFS c сетевого оборудования хранения Dell EMC.
Прода от 22.05.2022, 08:40Хроники особого отдела 2. Глава 2. Зачем мы здесь? 1
В середине недели она не просыпалась сама, её будила громкая металлическая трель. С трудом вырываясь из тяжёлого мутного сна, Ксения, автоматически, тянулась к будильнику отвратительного болотного цвета и, гадливо нажав на трескучую кнопку, резко садилась. Морок сна отпускал неохотно, серый утренний полумрак сливался с такой же серой усталостью, и даже сесть не всегда удавалось не покачнувшись.
Обычно, по утрам она чувствовала себя немного лучше, чем тусклыми вечерами, однако на лице давно появились утренние складки, глубокие и грубые, которые наивный муж называл «Jolies petites rides» (1). Но сегодня был особый день. Маше исполнялся 21 год, а потому, к серой усталости, к навечно прилипшей маске презрения, присоединилась ещё и тревога: «А вдруг она не позвонит? Вдруг её не соединят, как на Новый год?».
Прилетев в Москву после грандиозного скандала с Яном, а потом и с дочерью, категорически отказавшейся покидать «капиталистов», и, ещё не ступив с трапа на землю, она почти сразу осознала, какую немыслимую глупость совершила майор службы внешней разведки Мутовина К.Г., вернувшись после командировки в страну. Нет, она не собиралась предавать Родину. Просто она из прихоти бросила своих родных.
Потому что они – там. Потому что уехала и оставила их именно Ксения…
С тех пор внутри умер и медленно болезненно разлагался её самый близкий человек – она сама.
Рядом зашевелился Борис.
– Как ты себя чувствуешь? – Борис задавал этот вопрос ежедневно.
– Каком… – последовал контрольный ответ.
– У тебя глаза больные…
– Очки надену!
– Позавтракай!
– Забыла спросить…
Затем они по очереди запирались в ванной и в туалетной комнатах, изредка переругиваясь, и, вздыхая.
Кроме Машиной даты, сегодня имелся ещё один повод для склок – Ксению вызывало начальство.
Три недели назад она, теперь постоянная работница внутреннего архива КГБ, передала в аналитический отдел справку о состоянии идеологической уверенности в скорой победе коммунизма среди учащихся старших классов школ, ПТУ, техникумов и студентов московских вузов. Закрытая справка, (как выяснилось позднее), была прочитана не только заказчиком, но и озвучена среди бойцов идеологического фронта горкома и, по слухам, даже в ЦК.
– Зачем? – устало поинтересовался вышедший на пенсию, но принимающий участие в жизни Кесслеровых Рашид Ибрагимович.
– Правда навредить не может! – буркнула Ксения.
Худояров в тот день резко замолчал и всю последнюю неделю не общался.
Вчера, случайно столкнувшись в подъезде с вышедшим на прогулку генералом, она услышала дополнение:
– У империалистов своя правда, Ксюша, у ЦК своя, у нашей конторы тоже… ты думай иногда, когда что-то делаешь! Думай!
Последним с тезисами был ознакомлен муж, который, вчитавшись, добил её своим резюме:
– По твоим словам, Советский Союз погиб, его ждёт война и развал на отдельные малые государства? Я, конечно, не специалист, но, при всей логичности вышеизложенного, мне кажется, что об этом никому не надо знать…
***
Уже через час в неизменном, обитом светлыми панелями кабинете, под портретом Феликса Эдмундовича, лицо, облечённое властью, размеренно и неторопливо задавало осточертевшие вопросы:
– Ксения Геннадьевна, вы подумали, как ваш документ может сказаться на оборонной мощности нашей Родины? Нам и так сложно в буржуазном окружении, или вы серьёзно думаете, что здесь все забыли про вашу дочь? То, что она изучает средневековье, не делает её морально устойчивой.
– Я принесла рапорт… – выдавила, наконец, из себя женщина.
Мосты были сожжены. Ей никогда не увидеть своего ребёнка. Надо тихо дожить. Худояров всегда прав.
Сидящий напротив вздохнул. Как-то отстранённо, будто со стороны, Ксения отметила – не подпишет. Хотел бы и хочет – видно же! – но не подпишет.
– Это исключено, – тут же подтвердило «лицо» её догадку. – Ни у меня, ни у вас нет таких полномочий. Вы не можете подать в отставку. Я не в силах её принять. Голос его окреп. – Будь моя воля, вы давно положили бы партбилет на стол! Слышите?! Партбилет!
Обитатель помещения, под суровым портретом, смотрел на неё, как на навозную муху, которая внезапно выползла из помойной кучи и решила поиграть в пасечника и пчелу.
– Я сто раз прочитал ваше личное дело! И не вам заниматься такими вопросами! Учите своего немца… э-э-э… промышленному свиноводству, – между тем, настойчиво порекомендовало начальство:
– Вы свободны! В пределах кольцевой дороги!
***
Проходя в зону архива, Ксения замедлила шаг у самого большого квадратного окна бесконечного коридора и, увидев многочисленные купола московских церквей, вдруг вспомнила, как давно не общалась с Еленой Дмитриевной. Подруга сильно постарела и плохо себя чувствовала в последнее время. А ещё Ксении вдруг остро захотелось зайти к отцу Василию – вдохнуть старинного ладанного воздуха из лампад, посмотреть на золото скорбных огней от зажжённых поминальных свечей и… поклониться лику Заступницы.
Дома, неведомо откуда взявшаяся, хранилась в ящике комода старая, ещё дореволюционная, Библия. Вначале она лежала на его поверхности, но, однажды, зашедший Худояров обратил внимание на книгу. Бережно подержав раритет в руках, старик посмотрел на притихшую Ксюшу и строго указал:
– Убери. В ней слишком много евреев на каждой странице текста…
– Причём тут евреи? — уже лёжа в кровати, поинтересовался у неё Борис. Ответить Ксения не смогла, но книгу они убрали.
Несмотря на политическую грамотность населения и настоятельные рекомендации пионерам и комсомольцам не посещать храмы, в стране, за последнее время, участились случаи крещения детей и отпевания умерших пожилых родственников. Ксения улыбнулась: научный атеизм удобрением ложился на подрастающее поколение и явно способствовал медленному воцерковлению последнего.?Выйдя с работы, она, было, направилась в сторону улицы Горького, чтобы, проходя мимо гостиниц, повернуть под арку и добраться до старого соборного Храма, но тут голову словно сдавило тисками, и Ксения, зачем-то спустившись в метро, поехала домой.
Не успев прилететь, они получили квартиру в только что выстроенной башне на проспекте Вернадского. Зная ситуацию с жильём, Ксения, до сих пор, заходя в подъезд, удивлённо задумывалась: не следит ли за её судьбой обидевшийся Ян, и есть ли шанс вернуться? Впрочем, известный постулат о надежде, умирающей в последнюю очередь, хотя до сих пор тлел, но не сильно, а она, сидя в метро, даже успела задремать, в приступе своих неутешительных мыслей и головной боли.
Доехав, Ксения поборола желание идти домой и тихо сидеть там, рядом с телефоном в ожидании звонка. Только не сегодня. И, пройдя мимо, женщина решительно направилась в сторону кулинарии – за тортом. Праздник у них или нет, в конце концов?
Но враг всего человечества, подрабатывающий, по совместительству, змеем-искусителем, не пустивший в храм и отправивший за покупками, отчего-то направил её путь в сторону пивного бара «Ракушка». Бар был известен на всю Москву своими креветками, жареной треской и пивом. Поразмыслив, Ксения решила не противиться оному врагу и зайти– купить всё необходимое и, накрыв для Бориса праздничный ужин, усмирить, таким способом, сердечную боль.
Престижная пивнушка располагалась в серой цементной пристройке с торца обычной девятиэтажки. В своё время, возмущённые жильцы обили пороги райкома партии, доказывая нецелесообразность такого близкого знакомства обитателей дома с тлетворным влиянием западной субкультуры.
