Глава восьмая
Да, тот котенок, та дьявольская тварь в его образе, напомнила Павлу его историю со вселением в него беса мучителя, и Павел опять лежал на своей одинокой кровати с жутким и одновременно грустным настроением, вспоминая прошедшее. «Так уж мне на роду написано, - думал он, - «духи злобы поднебесной» теперь всегда окружают меня, и только Господь не дает им меня погубить. А я Его забыл, сколько прошло дней, а я не молюсь, только перед сном читаю «Отче наш» и крещусь… Нет, нельзя так, а то не только бес, но уже и новорожденные «котята» начинают нападать на меня. Нет, так нельзя, иначе недолго и окончательно свихнуться.
Надо действовать, что-то делать, но что? Уходить отсюда, но куда. Конечно, не в Дом престарелых, а в другую семью: искать женщину, желательно, одинокую, и с жильем, квартирой. А это долгий процесс, ой, какой долгий…». И Павел открыл компьютер. Зарегистрировался в нескольких сайтах знакомств и стал просматривать анкеты женщин, живущих в его городе. И вот: первое свидание с бывшей учитеьницей, живущей одиноко и не так далеко от его дома.
Наступило лето, и солнце светило весело и привычно. Павел опять шел той же дорогой, по которой столько раз гулял со своей женой, и сердце опять сжалось от невыносимой тоски: каждый дом, каждое дерево, перекресток напоминали о ней, а в своей руке он опять ощущал ее нежную, маленькую кисть, пальчики. Солнечный свет, в обилии разливавшийся вокруг, подернулся туманом: тоска по любимому человеку заслоняла праздничный, играющий, когда-то так знакомый мир – все вновь казалось нереальным, обманчивым, ненужным. Везде были горечь и боль, и нигде не было от них спасения. Павел взглянул на часы: он опздывал на пять минут. Прибавил шагу и очутился на площадке перед парком Победы, в центре которой высилась стелла в честь воинов-освободителей.
К нему подошла стройная женщина со строгим лицом, спросила, улыбнувшись, его имя и, удостоверившись, что он действительно Павел, улыбнулась еще больше и сказала, что она Надя. Павел не чувствовал себя в форме, готовым к новому знакомству, поэтому несколько растерянно предложил ей пройтись и повел к близлежащему кафе. Они вошли в салон, Надя расположилась за столиком, а Павел взял две бутылки пива и предложил выйти на улицу, где также стояли столики. Сели в тени, Павел налил два бокала бурлящего пеною напитка и поднял свой, предлагая выпить за начало большой и крепкой дружбы. Но Надя отказалась, Павлу это не понравилось, и он залпом опорожнил свой фужер, наполняя себя ледяной кипящей влагой. Тоска и боль отступали, голова прояснялась, как и окружающий мир, туман уходил. Он начал с интересом приглядываться к Наде, слушая ее короткий рассказ о своей жизни. Мелкие, еще не потерявшие признаки молодости черты лица не выражали почти никаких чувств. Видно было, что жилось ей неплохо: своя двухкомнатная квартира, все условия, непыльная работа в офисе. Замуж? Да, она хочет выйти замуж, но так, чтобы это никак не отразилось на ее привычном, «веками» устоявшемся образе жизни. То есть никаких жертв, а в любовь она уже давно не верит.
- Я, конечно, могла бы пригласить вас к себе, - сказала Надя, - но зачем? Я уже встретилась с одним, и он мне сразу сказал: «Поехали к тебе и там все обсудим». Потом я еле от него отвязалась….
Павел согласно кивал головой и, одобряя поведение Нади, сказал:
- Я бы так никогда не начинал знакомство с женщиной: это явное неуважение к ней.
- Да, - подтвердила она.
И стало скучно, да так, что Павлу захотелось уйти от Нади, и поскорее. Он еще предложил Наде выпить пива, она опять отказалась, и Павел опять залпом выпил следующий бокал. Потом следующий, а затем… Опустела вторая бутылка, опустела вместе с нею и душа, но зато наполнился мочевой пузырь. Наконец, Павел решительно встал и сказал Наде, что ему пора в туалет и проводить он ее не сможет. Она приняла это как должное и «без слез и сожаления» пошла на остановку автобуса, а Павел – в свой бывший дом, в котором есть туалет. Так закончилось это первое свидание.
После него немало было и других. Встречались разные женщины, говорили Павлу и приятные, и неприятные новости, последних, естественно, было больше. Дом престарелых – это кошмар: это тюрьма, психушка, там живут одни зеки, а потом добавляли: но все-таки у вас будет крыша над головой, какой-то дом. Павел встречался, слушал и везде видел и понимал одно: никто, никто из них никогда не разделит его злосчастную судьбу, потому что, как Аркадий Райкин говорил: «Личный покой все-таки прежде всего, покой… и, можете себе представить, - порядочек».
Павел готовился к переезду в Дом престарелых. Несколько дней почему-то исключительно пешком обходил далеко отстоящих друг от друга врачей для справки медосмотра, оформил передачу квартиры Ане, выписался из нее, переписал на Аню различные документы. «Вы не бойтесь: я вас не обману, - торжественно говорила она, - вы только подарите мне квартиру, а остальное я сама все сделаю. Умоляю вас, отдайте мне квартиру: тем более она ведь не ваша, а мы в ней всегда жили». Иногда Павел смотрел на нее и видел проскальзывающие в ней черты любимой жены: мимику, жесты. Он говорил об этом Ане, а она отвечала: «А как же: я ведь ее родная, единокровная дочь, иначе и быть не может».
Так незаметно пролетело лето и настала осень. Холодало день ото дня. Дожди и слякоть на улице, а места в Доме престарелых так и не удавалось найти. Павел перестал пить, занялся своим романом, посвятив несколько строк своей жене. Молился, стал ходить в церковь, отчего возбуждал неистовство сидящей в нем твари, но его жизнь все-таки вошла в некую уже привычную колею. Кот подрос и все более победно разгуливал по дому, задрав свой необычайно пушистый, похожий на беличий хвост. К Павлу больше не приставал, даже терся о его ноги, прося покормить, и Павел звал Диму, который насыпал ему кошачьего корма. Павел продолжал переписываться в интернете, но в удачу не верил и со страхом ждал переезда в Дом престарелых. Организации, которые оформляли его в дом престарелых, в лице отдельных их представителей удивлялись его решению и осуждали за то, что он так просто отдал свою квартиру, которую можно было разменять и избавить себя от такого страшного будущего. Никто не понимал его отношения к Ане, что он не может разрушать ее жизнь, принести ей хоть малейшее зло хотя бы потому, что она дочь его столь любимой жены.
Стояла какая-то неопределенная погода: среди серых туч мягко светило солнце, было нехолодно и нетепло, грязь на земле подсохла, и вся городская природа будто отдыхала от недавних ливней и мучительно моросящих дождей. Павел шел на очередное свидание без чувств, надежд, в какой-то почти тихой прострации, когда сердце спокойно и покорно ждет своего далеко не сладкого будущего. Временами вспыхивала прежняя боль, когда он уж какой раз проходил знакомыми, родными для него местами улицы, но она уже не терзала, как раньше: Павел мысленно уже прощался с ними навсегда.
Когда он появился на площади перед парком, к нему подошла стройная женщина в оригинальной белой шапочке, завернутой по восточному типу, темно-синей куртке и темной, с вензелями, юбке. Высокий лоб, тонкие, красиво очерченные, прямые губы в умеренно красной памаде, соразмерно большие подведенные черной тушью глаза в очках, в которых видны были строгость, ум и участливость. Лицо сужалось к подбородку, без пухлых щек выглядело интеллигентно и утонченно. Из-под шапки выбивались черные прямые волосы, которые вместе с оригинальной шапочкой добавляли некоторую игривость к ее облику.
- Вы Тамара? – спросил Павел. – Я не ошибся?
- Да, я Тамара, - ответила она и мило, интеллигентно улыбнулась.
- Пройдемся немного, - предложил Павел, - я немного расскажу о себе. А это – вам, - и он преподнес ей первый свой сборник рассказов.
- Спасибо, - сказала Тамара и сунула книжку в сумку.
Дальше все было как обычно: Тамара осудила и Павла, и Аню, и, в конце концов, сказала откровенно:
- Мне нужен настоящий мужчина: мне надоело выполнять мужскую работу дома, я просто слабая женщина, а вынуждена становиться сильной и крепкой. Мне нужен мужчина, с которым я бы чувствовала себя как за каменной стеной, а вы не такой.
- Да, каменной стеной я, к сожалению, быть не могу, я просто человек из плоти и крови, извините. Так что нечего продолжать нам наши отношения: я герой не вашего романа.
Павлу опять стало скучно и тоскливо, и он решил немедленно расстаться с ней, предлагая проводить ее до автобуса. Тамара сказала, что мужа давно похоронила, что работает в университете на должности доцента, что она кандидат педагогических наук.
- Я читала ваши рассказы в интернете, - сказала она, - они мне понравились. Очень искренние, жизненные.
- Спасибо, - ответил Павел. – Я сейчас пишу роман.
- О чем?
- О судьбе учителя последних лет советской власти.
- Интересно было бы почитать.
Павел с любопытством взглянул на нее:
- Вы интересуетесь литературой? – спросил он.
- Да, когда-то читала запоем, а сейчас работа, студенты…
- А работа нравится?
- Раньше нравилась, а сейчас все превратилось в текучку, составление различных документов, нормативов, – устала я.
- Так уходите: живите на пенсию, для себя.
- На пенсию сейчас не проживешь – вот и тяну лямку, деваться некуда.
Так они дошли до остановки, Павел хотел посадить Тамару на подошедший автобус, но она предложила проводить ее до дому. «Зачем, - подумал Павел, - все равно мы скоро расстанемся навсегда», но все-таки пошел рядом с ней, желая скорее расстаться.
Они перешли дорогу и вступили в район серых девятиэтажных домов, среди которых уже не светило солнце, затерявшееся в них, как среди темно-синих обложивших небо туч.
- Тамара, - сказал Павел, - зачем нам дальше идти: все равно мы скоро расстанемся навсегда, так чего время тянуть: давайте попрощаемся?
- А почему Вы так решили? – спросила она.
- Вы же сами сказали, что вам нужен другой мужчина.
- Да, я так сказала.
- Так чего время тянуть?
- Женщины переменчивы: вдруг мне захочется пригласить вас в гости.
- По-моему, вы не из таких: женщина сильная, властная, решительная, я вам не пара.
- Да, вы правы, но мне так хочется быть слабой, чтобы у меня всегда был защитник.
- Вот и ищите себе такого, а причем тут я?
- Как знать, как знать: может быть, мне захочется быть с вами… Да, мне нужен сильный мужчина, я хочу быть просто слабой женщиной.
Павел шел, исполняя просьбу Тамары, и просто ждал, когда она наконец повернет к своему дому. Он не видел, как сгущались тени между темными теперь уже зданиями, в проулках, внутри дворов.
- Ну вот, мы и пришли, - улыбнулась Тамара и остановилась.
- Прощайте, - облегченно сказал Павел, - желаю вам найти сильного мужчину и быть счастливой.
- Спасибо, - ответила Тамара, - вам тоже всего доброго. Может быть, еще встретимся.
- Не думаю, - сказал Павел, поклонился и зашагал к себе, в свой неродной дом.
«А до дома своего не довела: боится», - подумал он и увидел, как солнце приветливо протянуло ему свои лучи.
Шло время, Павел знакомился, ходил на свидания и однажды получил в интернете на свою почту письмо от Тамары. Она писала, что запоем читает его книгу, что сейчас по-новому поняла его рассказы и они захватили ее всю, целиком. Павлу было, конечно, приятно, но Тамара почему-то нигде не касалась содержания этих рассказов, не оценивала их героев. В ответных письмах Павел благодарил Тамару, а она рассказывала о своей тоскливой, одинокой жизни, жаловалась, что ее никто не понимает. Через несколько недель она написала, что соскучилась по беседе с умным и интересным человеком и хотела бы с Павлом встретиться. Он ответил, что сейчас занят, а встреча вряд ли что изменит в их отношениях: они слишком разные люди.
Прошло еще несколько дней, переписка продолжалась: Тамара писала, что книга Павла стала ее постоянным чтением, что она теперь перечитывает его рассказы и находит в них новые красоты и глубины. Наконец, она его пригласила в гости и написала адрес.
И Павел отправился, с чувством некоторой горечи от прежнего разговора, но времени прошло много, несколько недель, а Павел был человеком незлопамятным. С трудом он нашел дом, который ему указала Тамара: девятиэтажки стояли вразброс, переулки и дворы были опять покрыты какой-то тенью, даже при солнечном свете осеннего солнца, негреющего, но еще достаточно яркого. Тамара открыла ему дверь, стройная, изящная, красивая, в ярко-красном облегающем халатике.
- Здравствуйте, я вас ждала. Спасибо, я люблю розы, - ответила она на приветствие Павла, приняв от него белую розу, и пригласила в комнату.
Павел вошел, и вдруг колокольный, глубокий, мощный звон как бы накрыл его с головой, заставил встрепенуться.
- Не пугайтесь, это мои старые часы, еще с детства остались, - улыбнулась Тамара, и Павел увидел в углу комнаты большие, темно-корчневые, красивые, в рост человека часы, с большим темно-золотым циферблатом и маятником.
Странно, но казалось, что они в комнате, квартире, занимают очень важное место не только своим житейским значением, но и важностью, солидностью: рядом с телевизором, так сказать, «членом семьи», они казались предметом одушевленным, они возвышались над ним и как бы покровительствовали всей комнате и всему дому.
- Это мои любимые часы, - добавила Тамара, - я по ним живу, дышу, работаю и отдыхаю, - и смахнула с их поверхности несколько пылинок.
Павел кивнул головой и сел на предложенный ему диван. Тамара села рядом и повернулась к нему:
- Ну, рассказывайте: как живете, как продвигается ваш роман?
- Спасибо… Живу трудно и пишу трудно.
- Аня как к вам относится? Не обижает?
- Нет… нас сблизило несколько общее горе.
- Да, я понимаю… Ну ничего: пройдет время, уляжется боль, и вы начнете новую жизнь.
- Да, наверное. А вы как? Не думаете уходить на пенсию? Отдохнуть?
- Пока нет: на пенсию не проживешь.
- Да, конечно. А как здоровье?
- Так себе, бессонница мучает.
- Давно?
- Да, уже много лет. Где я только не лечилась, какие лекарства не принимала – ничего не помогает. А у вас как со здоровьем?
- Сердечко… тоже давно пошаливает, но жить можно.
- Да, в наши годы всегда что-нибудь да болит…
- Да.
- Ну, я пойду на кухню, приготовлю чай. Вы не против?
- Нет, конечно.
- Осмотритесь, потом я вам покажу другую комнату.
- Спасибо.
Тамара ушла, а Павел стал осматриваться.
Сразу обратил внимание на большой портрет, висевший на левой стене, над пианино. Это был ее ранний портрет, но довольно странный. На черном фоне выступало лицо Тамары и верхняя часть тела, одетого в блузку, расписанную под цвет морской волны. Лицо умное, серьезное, красивое, но несколько суховатое при всей своей женственности. Параллельно идущие голубые, извилистые линии волн на блузке придавали ему на темном фоне что-то неопределенное, непостоянное, даже зловещее.
- Это меня один парень рисовал, любитель: я здесь не совсем похожа, - Тамара стояла в дверях комнаты и улыбалась.
«Может быть, - подумал Павел, - но дело не в этом, а в том, что он что-то нашел в твоей душе и выложил это на холсте.
