Он моргнул.
Вздрогнув, Герман разразился проклятиями и, подкосившись в ногах, упал. Всё тщетно… Он не спал уже двое суток. Двое суток, как он перестал выходить на связь, смотреть телевизор, читать, а главное – покидать своё маленькое убежище. И хотя за последние дни он практически полностью перешёл на один лишь кофе, а всё тело ныло, предательски предлагая ему отлежаться - он держался. До этого момента…
Под его красными от недосыпания глазами были большие, напоминающие сливы, синяки. Некогда красивое лицо было спрятано под густой, неряшливой, чёрной бородой. Нос был слегка кривой, вследствие давней травмы. Одетый в старый, измятый и выцветший бордовый свитер, Герман напоминал наркомана, давно не получавшего так необходимую ему дозу.
Моргнув снова, он выругался ещё сильнее, сопровождая свою ругань явно невропатическими действиями рукой – будто бы пытаясь отогнать от себя какое-то видение. Наконец, видимо, совладав с собой, Герман подошёл к небольшому, слегка покосившемуся от времени, висящему на стене деревянному шкафчику, и достав оттуда прозрачный скотч, оторвал от него два небольших кусочка. Сцепив зубы, он протянул вверх свою левую руку и, превозмогая боль, попытался расширить глазницы так сильно – как только мог. Быстро с этим справившись, не теряя ни секунды, он залепил их скотчем, так, чтобы глаза больше не закрывались.
Убедившись, что сделал всё так как нужно, он подошёл к плите и, включив её, поднёс к мерцающему пламени ножницы, которые заранее для этого подготовил. Раскалив их докрасна, Герман уже собирался лишить себя зрения, как вдруг передумал, вспомнив о чём-то важном. Печально улыбнувшись, он безысходно вздохнул и, подойдя к окну, бросил последний взгляд на слепящие своей белизной горы… Горы, превратившие его длительный кошмар в настоящий ад; обезличенные куски камней – забравшие у него последнюю надежду. Он не был сумасшедшим. Но он сломался. ТО, что он нашёл в этих чёртовых Гималаях, его сломало. И окинув мирно снующих по заснеженным дебрям туристов, а также буддийский храм, создающий в этом крае атмосферу ложной безмятежности, он снова взял в свои руки ножницы – радуясь, что теперь он больше никогда не увидит этот ужас…
Раньше…
- Пристегнись!
Съежившись под тяжёлым взглядом, Мария не стала дожидаться, пока Герман сделает ей второе замечание. И хотя ремень болезненно сдавливал живот, в сущности это было лучше, чем потом два часа выслушивать, какая она плохая.
Убедившись, что невеста всё сделала как надо, Герман поправил зеркало и включил дворники. К несчастью – это не помогло. Сплошным градом стрел дождь барабанил по машине, дороге, окружающим трассу пальмам, словом, он напоминал заигравшегося мальчишку, который никак не может успокоиться.
- Гееерман. Мне не хорошо. Может, мы вернёмся?
- Потерпи. Скоро будет отель.
И, поправив зеркало ещё раз (видно, это был заводской брак, ведь оно никак не хотело фиксироваться в нужном ему положении), он одарил свою возлюбленную лёгкой успокаивающей улыбкой. Всё было хорошо. И хотя Герман испытывал лёгкое раздражение от внезапно свалившейся на голову конференции – он был рад. В конце концов, его ждало повышение. Ну и что, что для этого придётся пожертвовать остатком медового месяца?
- Включи музыку.
- Да, любимая.
Быстро, чтобы лишний раз не отвлекаться от затянутой «пеленой» дороги, он щёлкнул по кнопке и поймал первую попавшуюся радиостанцию, на которой, к его удивлению, крутили «Плохих парней» Боба Марли. Мгновение спустя музыка заполонила кабину мерса, после чего Мария расслаблено облокотилась на оббитую кожей спинку салона.
Словно вторя музыке в такт, окружающие их пальмы принялись качаться сильнее, вследствие усилившегося циклона…
- Чёрт! - выругался Герман, напряженно вглядываясь вперёд. Видимость постепенно сводилась к нулю, а застрять в тропический сезон посреди джунглей ему не хотелось.
- Думаешь, это будет девочка? – попыталась отвлечь его Мария, которой стало немного легче.
- Не знаю. Сходим на УЗИ после конференции?
- Мне бы этого хотелось, - сказав это, она приобняла живот, который уже нельзя было скрыть под обычно облегающим её тело платьем.
Улыбнувшись, Герман снова сконцентрировался на дороге, как вдруг, внутреннее зеркальце снова пошатнулось. Ещё мгновение – и оно со скрежетом оторвалось, лишь чудом не разбившись.
- Вот тебе и машина бизнес-класса, - раздраженно сказал Герман, на секунду оторвав свой взгляд от дороги. Мгновение спустя он поднял голову, только для того, чтобы увидеть мерцающие перед ним фары встречного автомобиля…
Очнувшись, Герман увидел, что к нему пришёл посетитель. Спрятавшись от знойного тропического солнца в углу, он буквально слился с тенью, выдавая своё присутствие лишь незначительными движениями, вроде дыхания или почёсывания затылка.
Выглядел гость странно. Было в нём нечто неземное, нечеловеческое, по крайней мере – так подумал Герман, всё ещё находясь под воздействием успокаивающих препаратов, которыми врачи щедро обкалывали его каждый божий день.
Чёрную кожу посетителя скрывал не менее чёрный деловой костюм, на его коленях лежал чёрный, будто бы из магазина, новенький блестящий дипломат, а на нём – маленькая чёрная шляпа. Даже его глаза были чёрными, чем-то напомнив Герману насекомых, с их сложным, фасеточным зрением.
Вздохнув, больной отвернулся, не желая тратить своё время на внезапного «вторженца». Тот же – отложил в сторону свой дипломат и, скрестив пальцы , принялся буравить больного Германа взглядом, да так сильно, что тому пришлось вновь обернуться к «гостю».
- Если вы по поводу страховки – я уже всё сказал, - обратился он к посетителю. – У меня нет претензий к фирме, деньги меня больше не интересуют, потому – можете идти.
На лице гостя не дрогнул ни единый мускул. Вместо этого он встал, медленно, словно скользя, подошёл к окну и, дёрнув за веревочку, прикрыл жалюзи, создавая в помещении атмосферу полумрака.
- Я здесь не за этим, - сказал он, снова повернувшись лицом к Герману.
- Тогда зачем?
Медленно покачав головой, посетитель вернулся на своё прежнее место, тем не менее, продолжая буравить Германа взглядом.
- Я хочу вам помочь.
На лице больного возникло выражение усталости. Снова отвернувшись, он принялся рассматривать уже надоевшую ему стену, которая, как в детском саду, была украшена изображением мультяшных попугаев. Он ненавидел это изображение, ненавидел больницу – однако покинуть её пока не мог. Да и не было куда…
- Вы психолог? – наконец, нехотя спросил он, не желая вновь удостоить собеседника своим взглядом. – Если да – то проваливайте. Вам здесь ловить нечего.
- Нет, - негр продолжал оставаться без эмоциональным, - я не психолог.
- Уходите, - снова бросил ему Герман. - Вы тратите время зря.
На мгновение в комнате воцарилась тишина, так, что даже с закрытыми настежь окнами можно было расслышать дуновения свирепого ветра, продолжающего штормовой сезон.
- Вы думаете, она счастлива? – наконец прервал затянувшуюся тишину посетитель в чёрном. – Как считаете, что она скажет – если Вы сможете с ней поговорить?
Герман сцепил зубы. Всю последнюю неделю он старался не думать о происшедшем. Всю последнюю неделю он старался выкинуть из головы то, что теперь у него больше нет ничего. Он не мог заснуть, а потому доктора обкалывали его снотворным. Но при этом каждая его мысль всё ещё была посвящена Марии. Марии – и дочке, которой было суждено умереть ещё до своего рождения.
- Убирайтесь прочь, пока я не вызвал охрану, - сцепив зубы, Герман говорил агрессивно. На его глазах выступили слёзы, и он был рад, что внезапный посетитель их не увидит. Герман привык быть сильным.
- Вы зря отказываетесь от помощи, - незнакомец проигнорировал висевшую в воздухе угрозу. - Лучше скажите – Вы атеист?
- Нет, - угрюмо ответил Герман.
- Тогда, я надеюсь, Вы дослушаете меня до конца. Вы когда-нибудь слышали о Храме Истины?
На лице Германа возникла гримаса пренебрежения. Сектантов он не любил.
- Я не религиозен.
- Нет-нет! – на лице посетителя впервые промелькнуло что-то вроде эмоций, некое подобие улыбки. – Вы неправильно меня поняли. Я не приглашаю Вас присоединится к Вере… Разве что – Вере в силы Высшие, намного превосходящие человеческие возможности…
Герман снова повернулся к нему лицом.
- Вы пришли рассказывать мне сказки?
- Только если таковой сочтет их Ваша Вера. Уверяю, Храм Истины реален – как, к примеру, «Плато Коллективного Бога» или древний город, от которого нынче осталось лишь Гебекли-Тепе…
- Вы тратите моё…
- Вы дослушайте. В своё время этот храм разыскивал сам Император Цинь. Он, конечно, в этом не преуспел… А возможно, найди он Храм, территория Китая простиралась бы до самого горизонта…
- К чему вы клоните?
- Эта легенда древнее нашей цивилизации, - сказав это, негр прищурился, словно пытаясь прикинуть, сколь сильное впечатление производят его слова. – Будто тысячи лет назад, когда Землю населяли Боги – они построили в Гималаях храм. Покидая Землю, они якобы оставили там одного из своих, дескать, чтобы он приглядывал за молодым человечеством. Древние сказания гласят, что те - которые найдут дорогу до Храма Истины и окажутся чисты душой, получат награду. Бог исполнит их самое сокровенное желание, а заодно расскажет тайны – ценности которых Вы и представить себе не можете. Разве это не впечатляет?
- Уходите. Я не собираюсь тратить на сказки своё время.
Сказав это, Герман снова отвернулся и закрыл глаза, отгоняя от себя мысли о Марии.
- Хорошо, - согласился негр, - я уйду. Впрочем, я оставлю Вам визитку. Есть у меня чутье, что Вы передумаете. Позвонив по номеру – Вы свяжетесь с человеком. Он расскажет больше, - он прищурился, - и Вы поймете, почему истории о Храме Истины — это больше, чем пустые легенды.
И, оставив на столе визитку, он ушёл, столь тихо, словно его и не было в комнате.
Позже
Деревушка, до которой он держал путь, располагалась где-то в глубине Тибетских гор. Преодолевая бесконечные сугробы, морщась от холода и мыслей о снежных барсах, он провёл в пути уже двенадцать часов. И хотя тело Германа было подготовлено для таких нагрузок, постепенно в его разуме зарождалось малодушие. Он хотел уйти. Развернуться. Бросить всё, вернуться в отель, больше никогда не пытаясь коснуться вселенских тайн. Однако, сцепив зубы, он сумел подавить в себе нарастающую панику, перемешанную с волнением и непонятной тревогой. В конце концов – ради этого он потратил двадцать лет…
Много лет назад он присоединился к «Искателям» от скуки, находя их помешанность на древних мифах странной и граничащей с сумасшествием. Однако, преодолевая талмуд за талмудом, расшифровывая древние письмена и наблюдая тайные знаки, постепенно он уверовал в то – что настоящий мир вовсе не так бездушно рационален, как он думал до этого. И хотя от большинства древних тайн ему становилось жутко, всё-таки в этом мире было место и для Чуда. Образцом которого был «Храм Истины», о примерном месторасположении которого он узнал от одного пожилого немца. Тот, изрядно нажравшись в баре, под шумок рассказал ему о своём отце, бывшем члене Аненербе. В конце тридцатых он вместе с небольшим боевым отрядом отправился сюда по приказу Гитлера, и, вроде как, почти нашёл искомый объект…В общем, старый пьяница продал Герману дневники отца, где и было примерное расположение храма.
Сделав небольшую паузу, Герман достал дневник, чтобы в очередной раз свериться с нарисованной старым нацистом картой. Полустёртые каракули сообщили ему, что до крайней известной Аненербе точки оставалось триста метров. Дальше – поиски придётся делать самому. Осторожно сложив старую бумагу обратно в рюкзак, краем подсознания Герман уловил, что больше не один. Видимо, он добрался до границ храма.
Об охранниках великого Храма Герман знал из дневников, где упоминалось о первобытном ужасе, делающем территорию храма недоступной для пришельцев. Эти существа были практически невидимы, так как их тело было полностью прозрачным. При этом они будто бы «переливались» под ярким азиатским солнцем. Больше всего это напоминало эффект кривого зеркала, в результате которого картинка хоть и была видна, но местами преломлялась. Передвигаясь на четвереньках, они напоминали медведей, лишь немного превосходя их размерами. Герман не был уверен, но ему показалось, что на их морде нет рта, а единственным не совсем прозрачным объектом на их теле был большой, треугольной формы, красный глаз на всю морду, с быстро бегающим точечным зрачком.
Не нападая, монстры принялись охаживать вокруг Германа круги, постепенно их сокращая. Сглотнув, он остановился и, сбросив рюкзак на землю, быстро принялся искать в нём нечто – что как он верил, способно его защитить. С ужасом отмечая, что круги вокруг него сокращаются, он достал факсимиле Одигитрии Смоленской – точную копию иконы, которая, если верить легендам – спасла Смоленск от орд Батыя.
Круг стал меньше. Словно эхо, вместе с ним сокращалось сердце Германа, в напряжении наблюдающего за охраняющими святое место демонами. Икона не помогла. На мгновение демоны остановились, словно присматриваясь к своей жертве. Наступила тишина, прерывающаяся лишь скрипучем снегом. А потом они вдруг исчезли. И Герман потерял сознание.
Очнувшись, он обнаружил себя в небольшой затемнённой комнате без окон, тревожно освещающейся лишь дюжиной свечей. В помещении не было мебели, обоев, а также каких-либо признаков жизни. Сам Герман обнаружил себя лежащим на полу, правда, укутанным в несколько тёплых меховых одеял. Поднявшись на ноги, он с неприязнью для себя обнаружил, что слаб. По всему телу шла сильная дрожь, а его зубы едва ли не плясали чечётку.
- Лично я рекомендовал бы Вам поспать.
Раздался голос. Прищурившись, Герман заметил маленького щуплого человечка. Ростом около полутора метров, он напоминал скорее европейского – нежели азиатского монаха, одетого в просторный серый балахон и обладающего явно европейскими, нордическими чертами лица. Его гладкое, абсолютно чистое лицо, казалось, не имело ни единой морщинки, выдавая в нём ещё совсем молодого человека. И хотя он выглядел достаточно располагающе, а его голос звучал приятно, было в этом монахе нечто заставившее «старого» искателя вздрогнуть. Это были его глаза.
Зашитые лиловыми нитками, они придавали его лицу вид поношенной тряпичной куклы, кроме того, напомнив Герману о старых, проклятых вудуистских ритуалах.
- Отдохните. Вы, наверняка, ещё не восстановились? - обратился к нему монах, располагающе расплывшись в морозяще-приятной улыбке.
- Я хочу увидеть Его, - в свою очередь, ответил ему искатель.
- Вы увидите. Отдыхайте, я зайду за Вами утром.
С этими словами он ушёл, позволяя Герману вновь впасть во власть тьмы.
Более всего это напоминало старые картины русских художников, отображающие крестьянский быт. Грубые, выполненные из тяжёлой древесины, хижины утопали в снегу, оставаясь призраками давно минувших дней. Их старые стекла были покрыты множеством паутинкоподобных узоров, причудливым украшением, подаренным самой природой. Присмотревшись к ним посильнее, Герман убедился, что окружающие его постройки заброшены достаточно давно, и что они с монахом идут по единственной протоптанной дорожке.
Вздрогнув, Герман разразился проклятиями и, подкосившись в ногах, упал. Всё тщетно… Он не спал уже двое суток. Двое суток, как он перестал выходить на связь, смотреть телевизор, читать, а главное – покидать своё маленькое убежище. И хотя за последние дни он практически полностью перешёл на один лишь кофе, а всё тело ныло, предательски предлагая ему отлежаться - он держался. До этого момента…
Под его красными от недосыпания глазами были большие, напоминающие сливы, синяки. Некогда красивое лицо было спрятано под густой, неряшливой, чёрной бородой. Нос был слегка кривой, вследствие давней травмы. Одетый в старый, измятый и выцветший бордовый свитер, Герман напоминал наркомана, давно не получавшего так необходимую ему дозу.
Моргнув снова, он выругался ещё сильнее, сопровождая свою ругань явно невропатическими действиями рукой – будто бы пытаясь отогнать от себя какое-то видение. Наконец, видимо, совладав с собой, Герман подошёл к небольшому, слегка покосившемуся от времени, висящему на стене деревянному шкафчику, и достав оттуда прозрачный скотч, оторвал от него два небольших кусочка. Сцепив зубы, он протянул вверх свою левую руку и, превозмогая боль, попытался расширить глазницы так сильно – как только мог. Быстро с этим справившись, не теряя ни секунды, он залепил их скотчем, так, чтобы глаза больше не закрывались.
Убедившись, что сделал всё так как нужно, он подошёл к плите и, включив её, поднёс к мерцающему пламени ножницы, которые заранее для этого подготовил. Раскалив их докрасна, Герман уже собирался лишить себя зрения, как вдруг передумал, вспомнив о чём-то важном. Печально улыбнувшись, он безысходно вздохнул и, подойдя к окну, бросил последний взгляд на слепящие своей белизной горы… Горы, превратившие его длительный кошмар в настоящий ад; обезличенные куски камней – забравшие у него последнюю надежду. Он не был сумасшедшим. Но он сломался. ТО, что он нашёл в этих чёртовых Гималаях, его сломало. И окинув мирно снующих по заснеженным дебрям туристов, а также буддийский храм, создающий в этом крае атмосферу ложной безмятежности, он снова взял в свои руки ножницы – радуясь, что теперь он больше никогда не увидит этот ужас…
***
Раньше…
- Пристегнись!
Съежившись под тяжёлым взглядом, Мария не стала дожидаться, пока Герман сделает ей второе замечание. И хотя ремень болезненно сдавливал живот, в сущности это было лучше, чем потом два часа выслушивать, какая она плохая.
Убедившись, что невеста всё сделала как надо, Герман поправил зеркало и включил дворники. К несчастью – это не помогло. Сплошным градом стрел дождь барабанил по машине, дороге, окружающим трассу пальмам, словом, он напоминал заигравшегося мальчишку, который никак не может успокоиться.
- Гееерман. Мне не хорошо. Может, мы вернёмся?
- Потерпи. Скоро будет отель.
И, поправив зеркало ещё раз (видно, это был заводской брак, ведь оно никак не хотело фиксироваться в нужном ему положении), он одарил свою возлюбленную лёгкой успокаивающей улыбкой. Всё было хорошо. И хотя Герман испытывал лёгкое раздражение от внезапно свалившейся на голову конференции – он был рад. В конце концов, его ждало повышение. Ну и что, что для этого придётся пожертвовать остатком медового месяца?
- Включи музыку.
- Да, любимая.
Быстро, чтобы лишний раз не отвлекаться от затянутой «пеленой» дороги, он щёлкнул по кнопке и поймал первую попавшуюся радиостанцию, на которой, к его удивлению, крутили «Плохих парней» Боба Марли. Мгновение спустя музыка заполонила кабину мерса, после чего Мария расслаблено облокотилась на оббитую кожей спинку салона.
Словно вторя музыке в такт, окружающие их пальмы принялись качаться сильнее, вследствие усилившегося циклона…
- Чёрт! - выругался Герман, напряженно вглядываясь вперёд. Видимость постепенно сводилась к нулю, а застрять в тропический сезон посреди джунглей ему не хотелось.
- Думаешь, это будет девочка? – попыталась отвлечь его Мария, которой стало немного легче.
- Не знаю. Сходим на УЗИ после конференции?
- Мне бы этого хотелось, - сказав это, она приобняла живот, который уже нельзя было скрыть под обычно облегающим её тело платьем.
Улыбнувшись, Герман снова сконцентрировался на дороге, как вдруг, внутреннее зеркальце снова пошатнулось. Ещё мгновение – и оно со скрежетом оторвалось, лишь чудом не разбившись.
- Вот тебе и машина бизнес-класса, - раздраженно сказал Герман, на секунду оторвав свой взгляд от дороги. Мгновение спустя он поднял голову, только для того, чтобы увидеть мерцающие перед ним фары встречного автомобиля…
***
Очнувшись, Герман увидел, что к нему пришёл посетитель. Спрятавшись от знойного тропического солнца в углу, он буквально слился с тенью, выдавая своё присутствие лишь незначительными движениями, вроде дыхания или почёсывания затылка.
Выглядел гость странно. Было в нём нечто неземное, нечеловеческое, по крайней мере – так подумал Герман, всё ещё находясь под воздействием успокаивающих препаратов, которыми врачи щедро обкалывали его каждый божий день.
Чёрную кожу посетителя скрывал не менее чёрный деловой костюм, на его коленях лежал чёрный, будто бы из магазина, новенький блестящий дипломат, а на нём – маленькая чёрная шляпа. Даже его глаза были чёрными, чем-то напомнив Герману насекомых, с их сложным, фасеточным зрением.
Вздохнув, больной отвернулся, не желая тратить своё время на внезапного «вторженца». Тот же – отложил в сторону свой дипломат и, скрестив пальцы , принялся буравить больного Германа взглядом, да так сильно, что тому пришлось вновь обернуться к «гостю».
- Если вы по поводу страховки – я уже всё сказал, - обратился он к посетителю. – У меня нет претензий к фирме, деньги меня больше не интересуют, потому – можете идти.
На лице гостя не дрогнул ни единый мускул. Вместо этого он встал, медленно, словно скользя, подошёл к окну и, дёрнув за веревочку, прикрыл жалюзи, создавая в помещении атмосферу полумрака.
- Я здесь не за этим, - сказал он, снова повернувшись лицом к Герману.
- Тогда зачем?
Медленно покачав головой, посетитель вернулся на своё прежнее место, тем не менее, продолжая буравить Германа взглядом.
- Я хочу вам помочь.
На лице больного возникло выражение усталости. Снова отвернувшись, он принялся рассматривать уже надоевшую ему стену, которая, как в детском саду, была украшена изображением мультяшных попугаев. Он ненавидел это изображение, ненавидел больницу – однако покинуть её пока не мог. Да и не было куда…
- Вы психолог? – наконец, нехотя спросил он, не желая вновь удостоить собеседника своим взглядом. – Если да – то проваливайте. Вам здесь ловить нечего.
- Нет, - негр продолжал оставаться без эмоциональным, - я не психолог.
- Уходите, - снова бросил ему Герман. - Вы тратите время зря.
На мгновение в комнате воцарилась тишина, так, что даже с закрытыми настежь окнами можно было расслышать дуновения свирепого ветра, продолжающего штормовой сезон.
- Вы думаете, она счастлива? – наконец прервал затянувшуюся тишину посетитель в чёрном. – Как считаете, что она скажет – если Вы сможете с ней поговорить?
Герман сцепил зубы. Всю последнюю неделю он старался не думать о происшедшем. Всю последнюю неделю он старался выкинуть из головы то, что теперь у него больше нет ничего. Он не мог заснуть, а потому доктора обкалывали его снотворным. Но при этом каждая его мысль всё ещё была посвящена Марии. Марии – и дочке, которой было суждено умереть ещё до своего рождения.
- Убирайтесь прочь, пока я не вызвал охрану, - сцепив зубы, Герман говорил агрессивно. На его глазах выступили слёзы, и он был рад, что внезапный посетитель их не увидит. Герман привык быть сильным.
- Вы зря отказываетесь от помощи, - незнакомец проигнорировал висевшую в воздухе угрозу. - Лучше скажите – Вы атеист?
- Нет, - угрюмо ответил Герман.
- Тогда, я надеюсь, Вы дослушаете меня до конца. Вы когда-нибудь слышали о Храме Истины?
На лице Германа возникла гримаса пренебрежения. Сектантов он не любил.
- Я не религиозен.
- Нет-нет! – на лице посетителя впервые промелькнуло что-то вроде эмоций, некое подобие улыбки. – Вы неправильно меня поняли. Я не приглашаю Вас присоединится к Вере… Разве что – Вере в силы Высшие, намного превосходящие человеческие возможности…
Герман снова повернулся к нему лицом.
- Вы пришли рассказывать мне сказки?
- Только если таковой сочтет их Ваша Вера. Уверяю, Храм Истины реален – как, к примеру, «Плато Коллективного Бога» или древний город, от которого нынче осталось лишь Гебекли-Тепе…
- Вы тратите моё…
- Вы дослушайте. В своё время этот храм разыскивал сам Император Цинь. Он, конечно, в этом не преуспел… А возможно, найди он Храм, территория Китая простиралась бы до самого горизонта…
- К чему вы клоните?
- Эта легенда древнее нашей цивилизации, - сказав это, негр прищурился, словно пытаясь прикинуть, сколь сильное впечатление производят его слова. – Будто тысячи лет назад, когда Землю населяли Боги – они построили в Гималаях храм. Покидая Землю, они якобы оставили там одного из своих, дескать, чтобы он приглядывал за молодым человечеством. Древние сказания гласят, что те - которые найдут дорогу до Храма Истины и окажутся чисты душой, получат награду. Бог исполнит их самое сокровенное желание, а заодно расскажет тайны – ценности которых Вы и представить себе не можете. Разве это не впечатляет?
- Уходите. Я не собираюсь тратить на сказки своё время.
Сказав это, Герман снова отвернулся и закрыл глаза, отгоняя от себя мысли о Марии.
- Хорошо, - согласился негр, - я уйду. Впрочем, я оставлю Вам визитку. Есть у меня чутье, что Вы передумаете. Позвонив по номеру – Вы свяжетесь с человеком. Он расскажет больше, - он прищурился, - и Вы поймете, почему истории о Храме Истины — это больше, чем пустые легенды.
И, оставив на столе визитку, он ушёл, столь тихо, словно его и не было в комнате.
***
Позже
Деревушка, до которой он держал путь, располагалась где-то в глубине Тибетских гор. Преодолевая бесконечные сугробы, морщась от холода и мыслей о снежных барсах, он провёл в пути уже двенадцать часов. И хотя тело Германа было подготовлено для таких нагрузок, постепенно в его разуме зарождалось малодушие. Он хотел уйти. Развернуться. Бросить всё, вернуться в отель, больше никогда не пытаясь коснуться вселенских тайн. Однако, сцепив зубы, он сумел подавить в себе нарастающую панику, перемешанную с волнением и непонятной тревогой. В конце концов – ради этого он потратил двадцать лет…
Много лет назад он присоединился к «Искателям» от скуки, находя их помешанность на древних мифах странной и граничащей с сумасшествием. Однако, преодолевая талмуд за талмудом, расшифровывая древние письмена и наблюдая тайные знаки, постепенно он уверовал в то – что настоящий мир вовсе не так бездушно рационален, как он думал до этого. И хотя от большинства древних тайн ему становилось жутко, всё-таки в этом мире было место и для Чуда. Образцом которого был «Храм Истины», о примерном месторасположении которого он узнал от одного пожилого немца. Тот, изрядно нажравшись в баре, под шумок рассказал ему о своём отце, бывшем члене Аненербе. В конце тридцатых он вместе с небольшим боевым отрядом отправился сюда по приказу Гитлера, и, вроде как, почти нашёл искомый объект…В общем, старый пьяница продал Герману дневники отца, где и было примерное расположение храма.
Сделав небольшую паузу, Герман достал дневник, чтобы в очередной раз свериться с нарисованной старым нацистом картой. Полустёртые каракули сообщили ему, что до крайней известной Аненербе точки оставалось триста метров. Дальше – поиски придётся делать самому. Осторожно сложив старую бумагу обратно в рюкзак, краем подсознания Герман уловил, что больше не один. Видимо, он добрался до границ храма.
Об охранниках великого Храма Герман знал из дневников, где упоминалось о первобытном ужасе, делающем территорию храма недоступной для пришельцев. Эти существа были практически невидимы, так как их тело было полностью прозрачным. При этом они будто бы «переливались» под ярким азиатским солнцем. Больше всего это напоминало эффект кривого зеркала, в результате которого картинка хоть и была видна, но местами преломлялась. Передвигаясь на четвереньках, они напоминали медведей, лишь немного превосходя их размерами. Герман не был уверен, но ему показалось, что на их морде нет рта, а единственным не совсем прозрачным объектом на их теле был большой, треугольной формы, красный глаз на всю морду, с быстро бегающим точечным зрачком.
Не нападая, монстры принялись охаживать вокруг Германа круги, постепенно их сокращая. Сглотнув, он остановился и, сбросив рюкзак на землю, быстро принялся искать в нём нечто – что как он верил, способно его защитить. С ужасом отмечая, что круги вокруг него сокращаются, он достал факсимиле Одигитрии Смоленской – точную копию иконы, которая, если верить легендам – спасла Смоленск от орд Батыя.
Круг стал меньше. Словно эхо, вместе с ним сокращалось сердце Германа, в напряжении наблюдающего за охраняющими святое место демонами. Икона не помогла. На мгновение демоны остановились, словно присматриваясь к своей жертве. Наступила тишина, прерывающаяся лишь скрипучем снегом. А потом они вдруг исчезли. И Герман потерял сознание.
***
Очнувшись, он обнаружил себя в небольшой затемнённой комнате без окон, тревожно освещающейся лишь дюжиной свечей. В помещении не было мебели, обоев, а также каких-либо признаков жизни. Сам Герман обнаружил себя лежащим на полу, правда, укутанным в несколько тёплых меховых одеял. Поднявшись на ноги, он с неприязнью для себя обнаружил, что слаб. По всему телу шла сильная дрожь, а его зубы едва ли не плясали чечётку.
- Лично я рекомендовал бы Вам поспать.
Раздался голос. Прищурившись, Герман заметил маленького щуплого человечка. Ростом около полутора метров, он напоминал скорее европейского – нежели азиатского монаха, одетого в просторный серый балахон и обладающего явно европейскими, нордическими чертами лица. Его гладкое, абсолютно чистое лицо, казалось, не имело ни единой морщинки, выдавая в нём ещё совсем молодого человека. И хотя он выглядел достаточно располагающе, а его голос звучал приятно, было в этом монахе нечто заставившее «старого» искателя вздрогнуть. Это были его глаза.
Зашитые лиловыми нитками, они придавали его лицу вид поношенной тряпичной куклы, кроме того, напомнив Герману о старых, проклятых вудуистских ритуалах.
- Отдохните. Вы, наверняка, ещё не восстановились? - обратился к нему монах, располагающе расплывшись в морозяще-приятной улыбке.
- Я хочу увидеть Его, - в свою очередь, ответил ему искатель.
- Вы увидите. Отдыхайте, я зайду за Вами утром.
С этими словами он ушёл, позволяя Герману вновь впасть во власть тьмы.
***
Более всего это напоминало старые картины русских художников, отображающие крестьянский быт. Грубые, выполненные из тяжёлой древесины, хижины утопали в снегу, оставаясь призраками давно минувших дней. Их старые стекла были покрыты множеством паутинкоподобных узоров, причудливым украшением, подаренным самой природой. Присмотревшись к ним посильнее, Герман убедился, что окружающие его постройки заброшены достаточно давно, и что они с монахом идут по единственной протоптанной дорожке.
