Сережа
Веревка натянулась и больно пережала ногу. Сережа начал дергать ею, пытаясь освободиться от узла и непроизвольно ударяя по окружающим его предметам. Один из его ударов пришелся по ножке шатающегося стола и вызвал опрокидывание стеклянного графина. Из него вывалились простые полевые цветы, и вытекла вода. Она немедленно, настоящим ручьем устремилась к краю стола, на пути движения пропитывая истертую до дыр бархатную скатерть. А тяжелые капли стали падать прямо на пол, разбиваясь внизу на мелкие брызги. Некоторые из них попадали на лицо мальчика, и он нетерпеливо встряхивал своей плохо стриженой головой. А потом ему захотелось крутиться по полу. Туда-сюда. И совершенно непонятно, куда пропал этот узел, а вместе с ним и ограничивающая движения мальчика веревка?
Маленький разум совершенно не понимал, почему он остается один на целый день в такой огромной для него квартире. Мама уходила, а папа… Он не помнил, какой из себя папа. А мама не любила говорить это слово. Сережа еще никак не реагировал, видя, как дети на улице бегут навстречу своим родителям, но уже стал маленьким сердцем сполна ощущать непроходящую мамину грусть. Зато ему нравилось быть рядом с нею. Она катала его в коляске по улице или несла на руках, а он чувствовал ее руки и близкое и родное тепло. И еще ему всегда нравилось, когда вечером страшно уставшая мама, улыбаясь ему немного страдальческой улыбкой, гладит его по голове и терпеливо сидит на жестком табурете, ожидая, пока он уснет.
Ну почему она уходит? А как мама может объяснить малышу, что она должна обеспечить их скудную жизнь? Ведь ее работа позволяла им выжить. Ну не брать же ребенка с собою. И он оставался совсем один. Наедине с разными звуками и кучей непонятных предметов. Вначале мама оставляла его в детской кроватке. Но один раз Сережа ухитрился перевалиться через ее стенку, вдобавок старые прутья хрустнули, и он упал вместе с деревянными обломками на пол. Просто какое-то чудо, что он совсем не пострадал. Только появились синячки на его теле. И после этого, уходя на работу, мама стала стелить ему постель на полу, а потом и тихонько, чтобы мальчик не проснулся, привязывать его к ножке стола.
Раньше, проснувшись утром, он громко ревел, раздражая своим криком соседей. Они неоднократно жаловались в различные органы, но матери всегда удавалось отстоять свое право на ребенка. И все благодаря тому, что Сережину маму никто и никогда не видел пьяной, бьющей ребенка или ругающейся на людей. А ее маленький сынишка продолжал каждое утро ползать по веревке вокруг стола. Пока не приходила мама или уставший Сережа не засыпал. Иногда прямо на жестком полу.
А сейчас маленький разум не понимал, что он делает и куда ползет. Просто работала естественная тяга человека к познанию, и простое любопытство толкало малыша вперед. Туда, где располагалось неведомое, притягательное и требующее изучения лично им. По дороге попадалось множество интересных вещей: пустая коробка из-под обуви, заполненная катушками с нитками; женский гребень для волос и многое другое, что заставляло снижать темп движения, а иногда и широко раскрывать от удивления глаза.
Внезапно, отвлекая внимание и заставляя его остановиться, на стене с заданной частотой громко застучали старые ходики. Сережа давно приучился к их звуку. Иногда они начинали стучать особенно громко, и тогда малыш сильно пугался. Но он давно отвык плакать. Просто потому, что его никто не слышал в этой бесконечной комнате, и, кажется, он сам чувствовал, что никто и никогда не подойдет к нему вытереть плачущее лицо и убрать скопившиеся под носом сопли.
Чуть позже кто-то застучал в дверь, настойчиво, сильно и долго. Сережа не представлял себе, что кроется за этим звуком, но ему совсем не было страшно. Просто он его внимательно слушал. Так же как и начался, стук внезапно прекратился. Сережа почувствовал, как в комнату быстро и с каким-то напором вошла тишина. Она уверенно заняла весь объем маленькой квартиры.
Сережа покрутил головой и пополз дальше. Когда слышался посторонний шорох, идущий то ли с улицы, то ли от соседей, малыш переставал ползти и начинал приподниматься на ручках, медленно поворачивая голову в разные стороны.
На самом краю комнаты находилось явное возвышение - порог. Фигурные выступы над ним обозначили наличие закрытой балконной двери. Подползший к порогу ребенок сделал еще одно движение, оказавшееся для него неудачным - он ударился головой и сильно заплакал. От плача его отвлек скрип балконной двери. Картина мира начала меняться прямо на Сережиных глазах.
От совсем небольшого удара головой прикрытая ранее дверь начала раскрываться, снимая преграды для доступа в комнату свежего уличного воздуха. Посторонние звуки стали громче и малыш заметно оживился. Он перевалился на бок и забросил одну из ручонок на выступ порога. Сил было маловато, но любопытство тянуло вперед. Бесконечно манил мир, скрытый полуоткрытой дверью. Без всякого рева, натыкаясь то лбом, то губами, то носом на деревянные выступы, малыш совершил свой переход через Альпы - его голова уперлась в холодный бетон балконной плиты.
По балкону гуляли пробивающиеся сквозь тучи солнечные лучи и метались нечеткие разлапистые тени, повторяющие очертания колыхающихся от порывов ветра веток и сучьев растущих во дворе деревьев. Сережа не помнил, а скорее всего и не знал, бывал ли он здесь, но природа требовала исследовать это нагромождение старого кухонного стола, ведер и ржавых стальных прутьев, частоколом прикрывающих края балкона. Они завершались внизу широкой металлической полосой, под которой открывался широкий проход между плитой и металлическими конструкциями. Это значило только одно - туда и надо ползти.
Едва касаясь железа, голова свободно прошла в проход и сразу же свесилась вниз. Пространство под балконом показалось Сереже громадной пропастью, и он инстинктивно дернулся назад. Голова соприкоснулась с пограничной полосой. Мгновенная боль снова толкнула вперед. Ручки Сережи уже не передвигались, они просто дергались в разные стороны, больно ударяясь о неровную бетонную поверхность, а голова медленно и коварно тянула в увиденную им пропасть маленькое и неуправляемое тело. Постепенно общая масса головы и свесившихся частей туловища выросла настолько, что безостановочное движение превратилось в быстрое сползание, переходящее в падение. И все почти без звука.
Вам, наверное, страшно? Впрочем, кусты смягчили удар. По траве покатился маленький клубок, оглашая окрестности диким захлебывающимся ревом. К Сереже сбежались: женщины, вскочившие со скамеек, и продавщицы из ближайших ларьков. И даже водители стали останавливать свои машины. Не ожидая, пока найдется телефонный аппарат, кто-то из мальчишек побежал к поликлинике, расположенной в сотнях метров. Достаточно быстро приехала машина скорой помощи.
Доктор в летах аккуратно принял от одной из женщин ревущего малыша и передал его медсестре.
- Подготовьте.
Медсестра потащила Сережу в машину готовить его к осмотру. То ли от шока, то ли от осознания, что это необходимо, он резко замолчал и пока врач его осматривал, лежал тихо, только крутил в разные стороны головой. Едва медсестра начала возвращать на место его одежду, как рев разразился с новой силой. Даже некоторые бывалые старушки и то закачали головами.
На мотоцикле с коляской сержант милиции привез Сережину маму, которая кинулась к машине скорой помощи, но упала по дороге и теперь медленно шла, прихрамывая и размазывая кровь на разбитой коленке. Едва Сережа уткнулся в знакомую материнскую грудь, как рев перешел в обиженные всхлипывания.
- Ну и мать, - долго возмущались окружающие, - забрать у нее ребенка.
- Стерва, - согласно поддакивали только что подошедшие мужики.
Но Сережина мама не слышала криков, их заглушало сопение уставшего за день ребенка и безумно громкий и близкий звук его маленького и верящего только ей сердечка.
Веревка натянулась и больно пережала ногу. Сережа начал дергать ею, пытаясь освободиться от узла и непроизвольно ударяя по окружающим его предметам. Один из его ударов пришелся по ножке шатающегося стола и вызвал опрокидывание стеклянного графина. Из него вывалились простые полевые цветы, и вытекла вода. Она немедленно, настоящим ручьем устремилась к краю стола, на пути движения пропитывая истертую до дыр бархатную скатерть. А тяжелые капли стали падать прямо на пол, разбиваясь внизу на мелкие брызги. Некоторые из них попадали на лицо мальчика, и он нетерпеливо встряхивал своей плохо стриженой головой. А потом ему захотелось крутиться по полу. Туда-сюда. И совершенно непонятно, куда пропал этот узел, а вместе с ним и ограничивающая движения мальчика веревка?
Маленький разум совершенно не понимал, почему он остается один на целый день в такой огромной для него квартире. Мама уходила, а папа… Он не помнил, какой из себя папа. А мама не любила говорить это слово. Сережа еще никак не реагировал, видя, как дети на улице бегут навстречу своим родителям, но уже стал маленьким сердцем сполна ощущать непроходящую мамину грусть. Зато ему нравилось быть рядом с нею. Она катала его в коляске по улице или несла на руках, а он чувствовал ее руки и близкое и родное тепло. И еще ему всегда нравилось, когда вечером страшно уставшая мама, улыбаясь ему немного страдальческой улыбкой, гладит его по голове и терпеливо сидит на жестком табурете, ожидая, пока он уснет.
Ну почему она уходит? А как мама может объяснить малышу, что она должна обеспечить их скудную жизнь? Ведь ее работа позволяла им выжить. Ну не брать же ребенка с собою. И он оставался совсем один. Наедине с разными звуками и кучей непонятных предметов. Вначале мама оставляла его в детской кроватке. Но один раз Сережа ухитрился перевалиться через ее стенку, вдобавок старые прутья хрустнули, и он упал вместе с деревянными обломками на пол. Просто какое-то чудо, что он совсем не пострадал. Только появились синячки на его теле. И после этого, уходя на работу, мама стала стелить ему постель на полу, а потом и тихонько, чтобы мальчик не проснулся, привязывать его к ножке стола.
Раньше, проснувшись утром, он громко ревел, раздражая своим криком соседей. Они неоднократно жаловались в различные органы, но матери всегда удавалось отстоять свое право на ребенка. И все благодаря тому, что Сережину маму никто и никогда не видел пьяной, бьющей ребенка или ругающейся на людей. А ее маленький сынишка продолжал каждое утро ползать по веревке вокруг стола. Пока не приходила мама или уставший Сережа не засыпал. Иногда прямо на жестком полу.
А сейчас маленький разум не понимал, что он делает и куда ползет. Просто работала естественная тяга человека к познанию, и простое любопытство толкало малыша вперед. Туда, где располагалось неведомое, притягательное и требующее изучения лично им. По дороге попадалось множество интересных вещей: пустая коробка из-под обуви, заполненная катушками с нитками; женский гребень для волос и многое другое, что заставляло снижать темп движения, а иногда и широко раскрывать от удивления глаза.
Внезапно, отвлекая внимание и заставляя его остановиться, на стене с заданной частотой громко застучали старые ходики. Сережа давно приучился к их звуку. Иногда они начинали стучать особенно громко, и тогда малыш сильно пугался. Но он давно отвык плакать. Просто потому, что его никто не слышал в этой бесконечной комнате, и, кажется, он сам чувствовал, что никто и никогда не подойдет к нему вытереть плачущее лицо и убрать скопившиеся под носом сопли.
Чуть позже кто-то застучал в дверь, настойчиво, сильно и долго. Сережа не представлял себе, что кроется за этим звуком, но ему совсем не было страшно. Просто он его внимательно слушал. Так же как и начался, стук внезапно прекратился. Сережа почувствовал, как в комнату быстро и с каким-то напором вошла тишина. Она уверенно заняла весь объем маленькой квартиры.
Сережа покрутил головой и пополз дальше. Когда слышался посторонний шорох, идущий то ли с улицы, то ли от соседей, малыш переставал ползти и начинал приподниматься на ручках, медленно поворачивая голову в разные стороны.
На самом краю комнаты находилось явное возвышение - порог. Фигурные выступы над ним обозначили наличие закрытой балконной двери. Подползший к порогу ребенок сделал еще одно движение, оказавшееся для него неудачным - он ударился головой и сильно заплакал. От плача его отвлек скрип балконной двери. Картина мира начала меняться прямо на Сережиных глазах.
От совсем небольшого удара головой прикрытая ранее дверь начала раскрываться, снимая преграды для доступа в комнату свежего уличного воздуха. Посторонние звуки стали громче и малыш заметно оживился. Он перевалился на бок и забросил одну из ручонок на выступ порога. Сил было маловато, но любопытство тянуло вперед. Бесконечно манил мир, скрытый полуоткрытой дверью. Без всякого рева, натыкаясь то лбом, то губами, то носом на деревянные выступы, малыш совершил свой переход через Альпы - его голова уперлась в холодный бетон балконной плиты.
По балкону гуляли пробивающиеся сквозь тучи солнечные лучи и метались нечеткие разлапистые тени, повторяющие очертания колыхающихся от порывов ветра веток и сучьев растущих во дворе деревьев. Сережа не помнил, а скорее всего и не знал, бывал ли он здесь, но природа требовала исследовать это нагромождение старого кухонного стола, ведер и ржавых стальных прутьев, частоколом прикрывающих края балкона. Они завершались внизу широкой металлической полосой, под которой открывался широкий проход между плитой и металлическими конструкциями. Это значило только одно - туда и надо ползти.
Едва касаясь железа, голова свободно прошла в проход и сразу же свесилась вниз. Пространство под балконом показалось Сереже громадной пропастью, и он инстинктивно дернулся назад. Голова соприкоснулась с пограничной полосой. Мгновенная боль снова толкнула вперед. Ручки Сережи уже не передвигались, они просто дергались в разные стороны, больно ударяясь о неровную бетонную поверхность, а голова медленно и коварно тянула в увиденную им пропасть маленькое и неуправляемое тело. Постепенно общая масса головы и свесившихся частей туловища выросла настолько, что безостановочное движение превратилось в быстрое сползание, переходящее в падение. И все почти без звука.
Вам, наверное, страшно? Впрочем, кусты смягчили удар. По траве покатился маленький клубок, оглашая окрестности диким захлебывающимся ревом. К Сереже сбежались: женщины, вскочившие со скамеек, и продавщицы из ближайших ларьков. И даже водители стали останавливать свои машины. Не ожидая, пока найдется телефонный аппарат, кто-то из мальчишек побежал к поликлинике, расположенной в сотнях метров. Достаточно быстро приехала машина скорой помощи.
Доктор в летах аккуратно принял от одной из женщин ревущего малыша и передал его медсестре.
- Подготовьте.
Медсестра потащила Сережу в машину готовить его к осмотру. То ли от шока, то ли от осознания, что это необходимо, он резко замолчал и пока врач его осматривал, лежал тихо, только крутил в разные стороны головой. Едва медсестра начала возвращать на место его одежду, как рев разразился с новой силой. Даже некоторые бывалые старушки и то закачали головами.
На мотоцикле с коляской сержант милиции привез Сережину маму, которая кинулась к машине скорой помощи, но упала по дороге и теперь медленно шла, прихрамывая и размазывая кровь на разбитой коленке. Едва Сережа уткнулся в знакомую материнскую грудь, как рев перешел в обиженные всхлипывания.
- Ну и мать, - долго возмущались окружающие, - забрать у нее ребенка.
- Стерва, - согласно поддакивали только что подошедшие мужики.
Но Сережина мама не слышала криков, их заглушало сопение уставшего за день ребенка и безумно громкий и близкий звук его маленького и верящего только ей сердечка.
