Пролог
Совсем не заботясь о времени, Саманта заигралась с подругой. Девочки секретничали о новом однокласснике, представляя, что одна из них начнет встречаться с ним.
— Он такой красавчик, — мечтательно вздохнула Саманта, прижимая ладони к груди.
— Да! Именно поэтому Терри не должен достаться Селестии, — воскликнула ее подруга.
Не сдерживаясь, они рассмеялись, падая на мягкую кровать.
— Девочки, пора расходиться. — Мама Лотти зашла в комнату дочери без стука. - Уже поздно, и Саманте нужно идти домой. Твой папа мне позвонил, и он был очень зол.
Девушка со вздохом сползла на пол, и обняв еще раз подругу, поспешила успокоить родителей. Она знала, что те всегда переживают, если она задерживается. Отговорки: «Я уже взрослая», на них не действовали.
— До свидания, миссис Тайлер, — сказала Саманта у входной двери.
— Давай я тебя провожу, — предложила мама ее подруги, придерживая младшего ребенка. Двухлетний Тод никак не хотел спать и висел весь вечер на руках мамы.
— Не надо, — бодро улыбнулась девушка. — Мой дом близко. Сама дойду.
На том они и разошлись.
Саманта брела вдоль пустынной дороги и представляла, как завтра придет в школу, а там Терри. Она непринужденно заговорит с ним во время обеда и он обязательно в нее влюбится. А Селестия, красная от злобы, перевернет на себя поднос с едой. Все ученики начнут смеяться над ней, и тогда одноклассница поймет, как это страшно оказаться в столь унизительной ситуации.
Погруженная в мысли, Саманта подходила к своему дому. Вдруг из-за кустов вынырнула черная тень, и резким движением ударила ее по голове. Девушка не успела закричать, как оказалась лицом на газоне. Острая боль разливалась по всему телу. Теплая кровь, стекая по виску, окропила собой траву и влажную землю.
Незнакомец оглядываясь и присматриваясь, потащил свою жертву словно огромный паук. Вывернув тонкие запястья, он тянул ее, не жалея сил, пока наконец не добрался до безликого серого грузовика и скинул тело внутрь. Девушка все еще дышала и была в сознании, но боялась открыть глаза, ведь, скорее всего, прилетит второй удар.
Лежа на холодном металлическом полу, она с грустью думала, что это конец. Родители однозначно будут злиться, а потом сильно расстроятся. Младший братик будет плакать, а Лотти скучать. Терри так и не предложит ей встречаться. А Селестия продолжит издеваться над слабыми.
Саманта открыла глаза в полной темноте. Машина все еще куда-то ехала. Рана кровоточила. Голова гудела. Забравшись в самый дальний угол, девушка обняла колени.
Не успела она придумать план действий, как почувствовала резкий толчок. Двери открылись через минуту. Еще через две, закончилась ее жизнь.
Саманта стала первой жертвой серийного убийцы. Ее тело нашли через неделю после пропажи.
В течение полугода пропало еще две девушки. Их останки были найдены в обезображенном виде.
Дело вели лучшие детективы и вскоре нашли ответственного за их гибель.
В те времена эксперты-маги воспринимались, как нечто несерьезное, поэтому расследования велись традиционными методами. Но очень скоро все осознали, что помощь одаренных просто необходима.
Каждый маг в стране должен был вставать на учет и нести пользу гражданам. Те, кто в специальных учебных учреждениях овладевали заклинанием считывания память, поступали на службу в правоохранительные органы. Они производили экспертизу, извлекая воспоминания из тел погибших. Применять это же заклинание на живых строго запрещалось.
Были и те, кто предсказывал погоду и могли лечить заклинаниями. Но таких одаренных, как правило, появлялось меньше.
Брайс Стивенсон
— Номер шестьдесят три, одиннадцать, двадцать восемь на выход, — отчеканил надзиратель, поигрывая связкой ключей на указательном пальце.
Седой мужчина, сухой и сгорбленный поднялся с кровати немного бодрее, чем делал это обычно.
— Слушание скоро начнется, — добавил надзиратель, защелкивания на его руках, заведенных за спину, наручники.
Брайс Стивенсон шел по длинному коридору мечтая, что именно сегодня удача будет на его стороне. Двадцать пять лет он провел в заключении и наконец смог подать прошение об условно-досрочном освобождении. Все время он вел себя идеально, никто бы и не подумал, что этого человека осудили за серийные убийства трех девушек. Кроме того, и на мошенника он не походил.
«Слишком глупый» — такую характеристику могли дать его сокамерники. Стивенсон даже драться не умел. Он старался держаться от всех на расстоянии, демонстрируя хорошее поведение.
Наконец заключенный оказался в небольшом зале. Намного меньше того, где проходило слушание его дела. Но даже он не смог впустить всех желающих. Тогда многие хотели плюнуть Стивенсону в лицо и горячо поздороваться с ним за шею. Отцы убиенных девушек едва сдерживали гнев при виде Брайса. Только чудо в тот день спасло его от самосуда. Полицейским тоже пришлось нелегко. Они сдерживали разъяренную толпу, чтобы та не разорвала обвиняемого на кусочки.
— Брайс Стивенсон. Номер шестьдесят три, одиннадцать, двадцать восемь, — представился он, садясь на стул в центре мрачной комнаты.
Вопреки его ожиданиям здесь не оказалось ярких настольных ламп и разгневанных детективов, как на допросе двадцать пять лет назад. В этот раз перед ним сидело пятеро мужчин в строгих черных костюмах. По бокам стояли надзиратели, а руки все так же сковывали за спиной наручники. Будто все присутствующие опасались, что Стивенсон вдруг слетит с катушек и накинется на представителей комиссии.
— О чем вы думали в заключении? — вдруг спросил гладковыбритый молодой мужчина.
— Я совершил нечто ужасное, — начал подготовленную речь Брайс. — Я забрал жизни невинных девушек. Я полностью осознаю это. Мне нет прощения. Я не прошу вас о сострадании к такому мусору, но дайте мне шанс прожить последние годы на свободе.
Стивенсон сглотнул вязкую слюну и затих, выжидая, что еще ему скажут. Один из представителей комиссии скептично хмыкнул, второй неспешно делал пометки в толстом журнале.
— Уведите его, — велел представительный мужчина с не менее представительным пузом.
Заключенный медленно встал. Он не знал, что ему еще сказать, чтобы его отпустили на волю. Бросится в ноги? Кричать, что невиновен? Или наоборот, сказать, что раскаивается? Очень раскаивается.
Но ничего из перечисленного он делать не стал. Бесполезно. Это вызовет только раздражение у членов комиссии.
Брайс вернулся в камеру, где его встретили ехидные смешки.
— Мистер Тихоня облажался? — гадко улыбнулся сосед с верхней койки. — Надо было поспорить!
Все загоготали как гиены, скалясь и брызжа вонючей слюной.
Стивенсон предпочел отмалчиваться до последнего.
«Лучше не давать им лишнего повода для веселья», — подумал он, занимая свое место.
Мимолетное затишье прервал стук. Сокамерник с соседней койки спрыгнул вниз со второго яруса и схватил Брайса за грудки.
— Как ты, вообще, протянул столько лет, гнида? — выплюнул он Стивенсону в лицо, приведя того в вертикальное положение. — Повезло тебе. Отсидел большую часть срока в одиночной камере.
— Номер шестьдесят три, одиннадцать, двадцать восемь, на выход, — надзиратель появился не вовремя. — Том, веди себя тихо, иначе опять отправишься в комнату для наказаний.
Здоровяк вздрогнул и разжал пальцы, а затем вытер их об полинявшую робу Стивенсона.
Брайс вышел, подставляя запястья для наручников. Его опять повели по длинному коридору, а затем по лестнице вниз. Заключенный терялся в догадках, куда его ведут, но помалкивал.
Наконец они зашли в кабинет, где Стивенсону дали белый лист бумаги и велели:
— Читай.
Сначала буквы казались ему россыпью хлебных крошек, но затем они сложились в слова, а те в предложения. Брайс смотрел на приказ об условно-досрочном освобождении. О его освобождении.
— Подпишите здесь, — попросил секретарь, пока надзиратель неохотно справлялся с замком наручников.
Дрожащей рукой Брайс поставил неровную закорючку, все еще не веря своим глазам.
Повисла напряженная тишина. Тиканье настенных часов казалось Стивенсону невыносимо громким. Происходящее так вообще не укладывалось в рамки здравого смысла.
«Должно быть, буйный Том ударил меня, и теперь я валяюсь в отключке», — подумал Брайс с ухмылкой.
— Сейчас вам принесут одежду, — нарушил молчание секретарь. — Переоденьтесь и на выход.
— Что? — спросил осужденный за серийные убийства. — Вы уверены?
— Повезло тебе, — выдал секретарь, поджав губы. — Уведите.
Брайса подтолкнули к выходу. Тот прошел в еще одну комнату, где ему выдали одежду. Снимать тюремную робу оказалось сродни смене кожи. Она неохотно отделялась, вызывая неприятный зуд и желание почесать спину об косяк.
Его постаревшее тело покрылось мурашками, когда к нему прикоснулась ткань рубашки. Это, несомненно, был его костюм-двойка. Именно в таком виде он сидел на последнем слушании по делу. Именно тогда он в последний раз видел свою жену Линду.
«Стерва. Даже ни разу не навестила меня в тюрьме», — с горечью отметил Стивенсон, застегивая пуговицу на пиджаке.
За прошедшие годы Брайс так сильно исхудал, что теперь одежда оказалась ему велика. Словно не замечая этого маленького казуса, он только затянул ремень потуже. В кармане звякнуло несколько центов, повезет, если хватит на проезд.
— На выход, — нетерпеливо буркнул надзиратель и вытолкнул его из комнаты.
В пункте досмотра Брайсу выдали справку об освобождении и открыли ворота на волю.
«Хорошо, что пендель, как птенцу не дали», — усмехнулся Стивенсон, оборачиваясь на тюремщиков.
Они проводили его скучающими взглядами и, как только тот перешагнул порог, закрылись.
Брайс ожидал увидеть назойливых журналистов или семьи жертв, но его встретило абсолютное безразличие. Жена и сын тоже не явились.
«Они просто ничего не знают», — успокоил себя бывший заключенный, вдыхая долгожданный воздух свободы. Стивенсону захотелось закурить, но сигарет в карманах не оказалось. При себе у него была пара долларов мелочью и справка, сложенная вчетверо.
Взглянув на чистое голубое небо, первым делом Брайс решил навестить мать, тем более что жила она ближе.
Дорога к остановке заняла несколько минут.
Зайдя в автобус с нужным номером, он слегка запаниковал, заметив, что все расплачиваются, прикладывая карточки.
— Вам до какой остановки? — спросил водитель, увидев его замешательство.
— Я не помню, как она называется, — сглотнул Стивенсон.
— Тогда закидывай два бакса и катись, хоть до конечной, — оскалился в ответ тот.
Брайс послушно запихнул в указанный приемник пригоршню монет и взял билет.
Автобус тронулся, а бывший заключенный прошел в салон и занял свободное место у окна. Город за прошедшие двадцать пять лет сильно изменился. Теперь на улицах в основном стояли многоэтажные дома. Люди не отрывали глаз от телефонов. Дороги стали шире и заполнились новыми марками автомобилей.
— Это возмутительно, — проворчала дамочка с заднего сидения, обращаясь к подруге. — Правительство разрешило оборотням жить среди людей.
— И не говори, — вторила ей соседка. — Только двадцать лет назад узнали о существовании этих монстров, как они успели занять место в нашем обществе. А во всем виновата эта треклятая толерантность.
— Президент слишком мягкий, — продолжила первая. — Надо было закрыть их всех в отдельном городе и оградить высоким забором, чтобы нормальным людям жить не мешали.
— Завтра к нам в отдел переводят одного из них, — вздохнула вторая. — Мне страшно, но уволиться не могу. Дома дети и муж никак работу не найдет. А во всем виноваты мигранты и нечисть эта. Тьфу.
Брайс недослушал их разговор. Автобус затормозил на нужной ему остановке. Он едва не пропустил ее. Сошел, доверяя интуиции.
Пошел вниз по улице, выискивая старый родительский домик с голубой крышей. Этот район словно не тронутый безжалостной рукой времени, стоял практически без изменений. Разве что прибавилась парочка ресторанов быстрого питания. От умопомрачительного запаха жареных куриных ножек у Брайса засосало под ложечкой. Тюремная еда не была столь вкусной, как на воле. Его остановили пустые карманы и желание поскорее увидеть мать.
Она регулярно ему писала, но за последние два года от нее ничего не приходило. Звонки тоже не поступали. Гоня от себя самые страшные мысли, Стивенсон ускорил шаг.
Домик он нашел спустя полчаса. Тот выглядел как покосившийся сарай. Крыша давно выцвела, краска со стен и забора облупилась и осыпалась.
От несмелого толчка Брайса скрипнула калитка. Дорожку ведущую к крыльцу дома, тоже давно никто не ремонтировал. Газон порос бурьяном и в некоторых местах засох.
Дверь оказалась незапертой и Стивенсон беспрепятственно прошел внутрь. В гостиной он увидел мать. Она сидела в медленно покачивающемся кресле.
— Ма, — позвал Брайс, стремительно приблизившись к иссохшей старушке.
Он не мог поверить своим глазам. Его мать совсем не была похожей на саму себя.
— Сын? — Открыв полуслепые водянистые глаза, она начала безудержно трястись. — Брайс. Это ты? Малыш мой, это ты?
Старушка заплакала, нервно втягивая ртом воздух и цепляясь слабыми пальцами за плечи сына. А тот, не в силах издать и звука, тоже плакал.
— Ма, — протянул он, спустя минуту. Обнял ее и погладил по сгорбленной спине. — Я вернулся, Ма. Твой сын вернулся.
Вдруг послышались шаги и в дом зашла бодрая женщина с объемными пакетами.
— Добрый день, миссис Стивенсон, — пропела она жизнерадостно. — А это еще у нас кто?
— Сын мой, — выдохнула старушка, возвращаясь в кресло. Дрожь так и не прекращалось.
— Сейчас я приготовлю обед, а затем вы выпьете лекарства, — оповестила та о дальнейших планах. — Мистер Стивенсон, помогите мне на кухне.
Брайс сначала озадаченно пожал плечами, но затем кивнул. Мама распереживалась и все еще судорожно всхлипывала.
— Может, дать ей успокоительное? — спросил он у незнакомки. — Как вас зовут? Вы сиделка?
— Зовите меня просто Нора, — простецки откликнулась женщина, раскладывая покупки. — Я социальный работник. Три года назад у вашей матери обнаружили болезнь Паркинсона первой стадии. Сейчас, как видите, ее состояние ухудшилось. Успокоительное я ей, конечно, дам, но сначала нужно что-нибудь съесть.
— Это я довел ее до такого состояния, — сказал Брайс, как мальчишка, опустив голову.
— Где вас столько лет носило? — спросила Нора, ставя кастрюлю на плиту.
— В тюрьме, — без задней мысли ответил он. Понял, что взболтнул лишнего и неловко улыбнулся.
— Что же, тогда вы, действительно, перед ней виноваты, — согласилась женщина. — Но всегда можно искупить свои грехи. Оставайтесь с ней. Ей нужна ваша помощь.
— Не могу. — Брайс сгорбился. — Надо съездить к жене, проведать сына. Позаботьтесь о ней, а я обязательно вернусь.
Нора пожала плечами, оставляя решение мистера Стивенсона на его совести.
Обед прошел в полной тишине. Старушке трудно было справляться с ложкой, но она сосредоточенно сжимала ее в костлявых пальцах.
— Я помогу вам. — Нора не выдержала и принялась за ней ухаживать.
Брайс ел суп почти не разжевывая. Он уставился в одну точку на столе, не обращая внимания на мучения матери.
После трапезы состоялась беседа.
— Линда все там же живет? — спросил сын, укладывая мать на послеобеденный сон.
Лекарства уже начали действовать и миссис Стивенсон находилась в расслабленном состоянии.
Совсем не заботясь о времени, Саманта заигралась с подругой. Девочки секретничали о новом однокласснике, представляя, что одна из них начнет встречаться с ним.
— Он такой красавчик, — мечтательно вздохнула Саманта, прижимая ладони к груди.
— Да! Именно поэтому Терри не должен достаться Селестии, — воскликнула ее подруга.
Не сдерживаясь, они рассмеялись, падая на мягкую кровать.
— Девочки, пора расходиться. — Мама Лотти зашла в комнату дочери без стука. - Уже поздно, и Саманте нужно идти домой. Твой папа мне позвонил, и он был очень зол.
Девушка со вздохом сползла на пол, и обняв еще раз подругу, поспешила успокоить родителей. Она знала, что те всегда переживают, если она задерживается. Отговорки: «Я уже взрослая», на них не действовали.
— До свидания, миссис Тайлер, — сказала Саманта у входной двери.
— Давай я тебя провожу, — предложила мама ее подруги, придерживая младшего ребенка. Двухлетний Тод никак не хотел спать и висел весь вечер на руках мамы.
— Не надо, — бодро улыбнулась девушка. — Мой дом близко. Сама дойду.
На том они и разошлись.
Саманта брела вдоль пустынной дороги и представляла, как завтра придет в школу, а там Терри. Она непринужденно заговорит с ним во время обеда и он обязательно в нее влюбится. А Селестия, красная от злобы, перевернет на себя поднос с едой. Все ученики начнут смеяться над ней, и тогда одноклассница поймет, как это страшно оказаться в столь унизительной ситуации.
Погруженная в мысли, Саманта подходила к своему дому. Вдруг из-за кустов вынырнула черная тень, и резким движением ударила ее по голове. Девушка не успела закричать, как оказалась лицом на газоне. Острая боль разливалась по всему телу. Теплая кровь, стекая по виску, окропила собой траву и влажную землю.
Незнакомец оглядываясь и присматриваясь, потащил свою жертву словно огромный паук. Вывернув тонкие запястья, он тянул ее, не жалея сил, пока наконец не добрался до безликого серого грузовика и скинул тело внутрь. Девушка все еще дышала и была в сознании, но боялась открыть глаза, ведь, скорее всего, прилетит второй удар.
Лежа на холодном металлическом полу, она с грустью думала, что это конец. Родители однозначно будут злиться, а потом сильно расстроятся. Младший братик будет плакать, а Лотти скучать. Терри так и не предложит ей встречаться. А Селестия продолжит издеваться над слабыми.
Саманта открыла глаза в полной темноте. Машина все еще куда-то ехала. Рана кровоточила. Голова гудела. Забравшись в самый дальний угол, девушка обняла колени.
Не успела она придумать план действий, как почувствовала резкий толчок. Двери открылись через минуту. Еще через две, закончилась ее жизнь.
***
Саманта стала первой жертвой серийного убийцы. Ее тело нашли через неделю после пропажи.
В течение полугода пропало еще две девушки. Их останки были найдены в обезображенном виде.
Дело вели лучшие детективы и вскоре нашли ответственного за их гибель.
В те времена эксперты-маги воспринимались, как нечто несерьезное, поэтому расследования велись традиционными методами. Но очень скоро все осознали, что помощь одаренных просто необходима.
Каждый маг в стране должен был вставать на учет и нести пользу гражданам. Те, кто в специальных учебных учреждениях овладевали заклинанием считывания память, поступали на службу в правоохранительные органы. Они производили экспертизу, извлекая воспоминания из тел погибших. Применять это же заклинание на живых строго запрещалось.
Были и те, кто предсказывал погоду и могли лечить заклинаниями. Но таких одаренных, как правило, появлялось меньше.
Глава 1. Зло на свободе.
Брайс Стивенсон
— Номер шестьдесят три, одиннадцать, двадцать восемь на выход, — отчеканил надзиратель, поигрывая связкой ключей на указательном пальце.
Седой мужчина, сухой и сгорбленный поднялся с кровати немного бодрее, чем делал это обычно.
— Слушание скоро начнется, — добавил надзиратель, защелкивания на его руках, заведенных за спину, наручники.
Брайс Стивенсон шел по длинному коридору мечтая, что именно сегодня удача будет на его стороне. Двадцать пять лет он провел в заключении и наконец смог подать прошение об условно-досрочном освобождении. Все время он вел себя идеально, никто бы и не подумал, что этого человека осудили за серийные убийства трех девушек. Кроме того, и на мошенника он не походил.
«Слишком глупый» — такую характеристику могли дать его сокамерники. Стивенсон даже драться не умел. Он старался держаться от всех на расстоянии, демонстрируя хорошее поведение.
Наконец заключенный оказался в небольшом зале. Намного меньше того, где проходило слушание его дела. Но даже он не смог впустить всех желающих. Тогда многие хотели плюнуть Стивенсону в лицо и горячо поздороваться с ним за шею. Отцы убиенных девушек едва сдерживали гнев при виде Брайса. Только чудо в тот день спасло его от самосуда. Полицейским тоже пришлось нелегко. Они сдерживали разъяренную толпу, чтобы та не разорвала обвиняемого на кусочки.
— Брайс Стивенсон. Номер шестьдесят три, одиннадцать, двадцать восемь, — представился он, садясь на стул в центре мрачной комнаты.
Вопреки его ожиданиям здесь не оказалось ярких настольных ламп и разгневанных детективов, как на допросе двадцать пять лет назад. В этот раз перед ним сидело пятеро мужчин в строгих черных костюмах. По бокам стояли надзиратели, а руки все так же сковывали за спиной наручники. Будто все присутствующие опасались, что Стивенсон вдруг слетит с катушек и накинется на представителей комиссии.
— О чем вы думали в заключении? — вдруг спросил гладковыбритый молодой мужчина.
— Я совершил нечто ужасное, — начал подготовленную речь Брайс. — Я забрал жизни невинных девушек. Я полностью осознаю это. Мне нет прощения. Я не прошу вас о сострадании к такому мусору, но дайте мне шанс прожить последние годы на свободе.
Стивенсон сглотнул вязкую слюну и затих, выжидая, что еще ему скажут. Один из представителей комиссии скептично хмыкнул, второй неспешно делал пометки в толстом журнале.
— Уведите его, — велел представительный мужчина с не менее представительным пузом.
Заключенный медленно встал. Он не знал, что ему еще сказать, чтобы его отпустили на волю. Бросится в ноги? Кричать, что невиновен? Или наоборот, сказать, что раскаивается? Очень раскаивается.
Но ничего из перечисленного он делать не стал. Бесполезно. Это вызовет только раздражение у членов комиссии.
Брайс вернулся в камеру, где его встретили ехидные смешки.
— Мистер Тихоня облажался? — гадко улыбнулся сосед с верхней койки. — Надо было поспорить!
Все загоготали как гиены, скалясь и брызжа вонючей слюной.
Стивенсон предпочел отмалчиваться до последнего.
«Лучше не давать им лишнего повода для веселья», — подумал он, занимая свое место.
Мимолетное затишье прервал стук. Сокамерник с соседней койки спрыгнул вниз со второго яруса и схватил Брайса за грудки.
— Как ты, вообще, протянул столько лет, гнида? — выплюнул он Стивенсону в лицо, приведя того в вертикальное положение. — Повезло тебе. Отсидел большую часть срока в одиночной камере.
— Номер шестьдесят три, одиннадцать, двадцать восемь, на выход, — надзиратель появился не вовремя. — Том, веди себя тихо, иначе опять отправишься в комнату для наказаний.
Здоровяк вздрогнул и разжал пальцы, а затем вытер их об полинявшую робу Стивенсона.
Брайс вышел, подставляя запястья для наручников. Его опять повели по длинному коридору, а затем по лестнице вниз. Заключенный терялся в догадках, куда его ведут, но помалкивал.
Наконец они зашли в кабинет, где Стивенсону дали белый лист бумаги и велели:
— Читай.
Сначала буквы казались ему россыпью хлебных крошек, но затем они сложились в слова, а те в предложения. Брайс смотрел на приказ об условно-досрочном освобождении. О его освобождении.
— Подпишите здесь, — попросил секретарь, пока надзиратель неохотно справлялся с замком наручников.
Дрожащей рукой Брайс поставил неровную закорючку, все еще не веря своим глазам.
Повисла напряженная тишина. Тиканье настенных часов казалось Стивенсону невыносимо громким. Происходящее так вообще не укладывалось в рамки здравого смысла.
«Должно быть, буйный Том ударил меня, и теперь я валяюсь в отключке», — подумал Брайс с ухмылкой.
— Сейчас вам принесут одежду, — нарушил молчание секретарь. — Переоденьтесь и на выход.
— Что? — спросил осужденный за серийные убийства. — Вы уверены?
— Повезло тебе, — выдал секретарь, поджав губы. — Уведите.
Брайса подтолкнули к выходу. Тот прошел в еще одну комнату, где ему выдали одежду. Снимать тюремную робу оказалось сродни смене кожи. Она неохотно отделялась, вызывая неприятный зуд и желание почесать спину об косяк.
Его постаревшее тело покрылось мурашками, когда к нему прикоснулась ткань рубашки. Это, несомненно, был его костюм-двойка. Именно в таком виде он сидел на последнем слушании по делу. Именно тогда он в последний раз видел свою жену Линду.
«Стерва. Даже ни разу не навестила меня в тюрьме», — с горечью отметил Стивенсон, застегивая пуговицу на пиджаке.
За прошедшие годы Брайс так сильно исхудал, что теперь одежда оказалась ему велика. Словно не замечая этого маленького казуса, он только затянул ремень потуже. В кармане звякнуло несколько центов, повезет, если хватит на проезд.
— На выход, — нетерпеливо буркнул надзиратель и вытолкнул его из комнаты.
В пункте досмотра Брайсу выдали справку об освобождении и открыли ворота на волю.
«Хорошо, что пендель, как птенцу не дали», — усмехнулся Стивенсон, оборачиваясь на тюремщиков.
Они проводили его скучающими взглядами и, как только тот перешагнул порог, закрылись.
Брайс ожидал увидеть назойливых журналистов или семьи жертв, но его встретило абсолютное безразличие. Жена и сын тоже не явились.
«Они просто ничего не знают», — успокоил себя бывший заключенный, вдыхая долгожданный воздух свободы. Стивенсону захотелось закурить, но сигарет в карманах не оказалось. При себе у него была пара долларов мелочью и справка, сложенная вчетверо.
Взглянув на чистое голубое небо, первым делом Брайс решил навестить мать, тем более что жила она ближе.
Дорога к остановке заняла несколько минут.
Зайдя в автобус с нужным номером, он слегка запаниковал, заметив, что все расплачиваются, прикладывая карточки.
— Вам до какой остановки? — спросил водитель, увидев его замешательство.
— Я не помню, как она называется, — сглотнул Стивенсон.
— Тогда закидывай два бакса и катись, хоть до конечной, — оскалился в ответ тот.
Брайс послушно запихнул в указанный приемник пригоршню монет и взял билет.
Автобус тронулся, а бывший заключенный прошел в салон и занял свободное место у окна. Город за прошедшие двадцать пять лет сильно изменился. Теперь на улицах в основном стояли многоэтажные дома. Люди не отрывали глаз от телефонов. Дороги стали шире и заполнились новыми марками автомобилей.
— Это возмутительно, — проворчала дамочка с заднего сидения, обращаясь к подруге. — Правительство разрешило оборотням жить среди людей.
— И не говори, — вторила ей соседка. — Только двадцать лет назад узнали о существовании этих монстров, как они успели занять место в нашем обществе. А во всем виновата эта треклятая толерантность.
— Президент слишком мягкий, — продолжила первая. — Надо было закрыть их всех в отдельном городе и оградить высоким забором, чтобы нормальным людям жить не мешали.
— Завтра к нам в отдел переводят одного из них, — вздохнула вторая. — Мне страшно, но уволиться не могу. Дома дети и муж никак работу не найдет. А во всем виноваты мигранты и нечисть эта. Тьфу.
Брайс недослушал их разговор. Автобус затормозил на нужной ему остановке. Он едва не пропустил ее. Сошел, доверяя интуиции.
Пошел вниз по улице, выискивая старый родительский домик с голубой крышей. Этот район словно не тронутый безжалостной рукой времени, стоял практически без изменений. Разве что прибавилась парочка ресторанов быстрого питания. От умопомрачительного запаха жареных куриных ножек у Брайса засосало под ложечкой. Тюремная еда не была столь вкусной, как на воле. Его остановили пустые карманы и желание поскорее увидеть мать.
Она регулярно ему писала, но за последние два года от нее ничего не приходило. Звонки тоже не поступали. Гоня от себя самые страшные мысли, Стивенсон ускорил шаг.
Домик он нашел спустя полчаса. Тот выглядел как покосившийся сарай. Крыша давно выцвела, краска со стен и забора облупилась и осыпалась.
От несмелого толчка Брайса скрипнула калитка. Дорожку ведущую к крыльцу дома, тоже давно никто не ремонтировал. Газон порос бурьяном и в некоторых местах засох.
Дверь оказалась незапертой и Стивенсон беспрепятственно прошел внутрь. В гостиной он увидел мать. Она сидела в медленно покачивающемся кресле.
— Ма, — позвал Брайс, стремительно приблизившись к иссохшей старушке.
Он не мог поверить своим глазам. Его мать совсем не была похожей на саму себя.
— Сын? — Открыв полуслепые водянистые глаза, она начала безудержно трястись. — Брайс. Это ты? Малыш мой, это ты?
Старушка заплакала, нервно втягивая ртом воздух и цепляясь слабыми пальцами за плечи сына. А тот, не в силах издать и звука, тоже плакал.
— Ма, — протянул он, спустя минуту. Обнял ее и погладил по сгорбленной спине. — Я вернулся, Ма. Твой сын вернулся.
Вдруг послышались шаги и в дом зашла бодрая женщина с объемными пакетами.
— Добрый день, миссис Стивенсон, — пропела она жизнерадостно. — А это еще у нас кто?
— Сын мой, — выдохнула старушка, возвращаясь в кресло. Дрожь так и не прекращалось.
— Сейчас я приготовлю обед, а затем вы выпьете лекарства, — оповестила та о дальнейших планах. — Мистер Стивенсон, помогите мне на кухне.
Брайс сначала озадаченно пожал плечами, но затем кивнул. Мама распереживалась и все еще судорожно всхлипывала.
— Может, дать ей успокоительное? — спросил он у незнакомки. — Как вас зовут? Вы сиделка?
— Зовите меня просто Нора, — простецки откликнулась женщина, раскладывая покупки. — Я социальный работник. Три года назад у вашей матери обнаружили болезнь Паркинсона первой стадии. Сейчас, как видите, ее состояние ухудшилось. Успокоительное я ей, конечно, дам, но сначала нужно что-нибудь съесть.
— Это я довел ее до такого состояния, — сказал Брайс, как мальчишка, опустив голову.
— Где вас столько лет носило? — спросила Нора, ставя кастрюлю на плиту.
— В тюрьме, — без задней мысли ответил он. Понял, что взболтнул лишнего и неловко улыбнулся.
— Что же, тогда вы, действительно, перед ней виноваты, — согласилась женщина. — Но всегда можно искупить свои грехи. Оставайтесь с ней. Ей нужна ваша помощь.
— Не могу. — Брайс сгорбился. — Надо съездить к жене, проведать сына. Позаботьтесь о ней, а я обязательно вернусь.
Нора пожала плечами, оставляя решение мистера Стивенсона на его совести.
Обед прошел в полной тишине. Старушке трудно было справляться с ложкой, но она сосредоточенно сжимала ее в костлявых пальцах.
— Я помогу вам. — Нора не выдержала и принялась за ней ухаживать.
Брайс ел суп почти не разжевывая. Он уставился в одну точку на столе, не обращая внимания на мучения матери.
После трапезы состоялась беседа.
— Линда все там же живет? — спросил сын, укладывая мать на послеобеденный сон.
Лекарства уже начали действовать и миссис Стивенсон находилась в расслабленном состоянии.
