ГЛАВА 1. Венецианская Дама
В узком коридоре хватало света, чтобы не спотыкаться, но разглядеть мозаичный пол уже не получалось. Холодный, насыщенный влагой февральский ветер непонятным образом просачивался сквозь каменные стены, лез под длинный атласный плащ и под маску. В который раз за бесконечно скучный вечер Ромео подумал, что устроители перегнули с аутентичностью. Люстры муранского стекла с сотнями свечей, вышколенные слуги, оркестр на галерее, чинные танцы — это все прекрасно, хотя, если уж честно, он предпочел бы шумную и пьяную гулянку на Сен-Марко, с визгом и бешеной пляской под бьющую по ушам электронку.
Но какого черта нет связи?! Ромео слышал краем уха о технологиях, принудительно отключающих все, что сложнее дискового телефона, но чтобы подобными примочками оборудовали отдельно взятый особняк для вип-персон? И чтобы сливки общества — не помешанная на исторической реконструкции или анимэшном косплее молодежь, а городская верхушка, солидные бизнесмены и, главное, их жены и любовницы, на такое добровольно согласились? Да ну! Историческая достоверность не стоит таких жертв.
Хотя его милой спутнице аутентичность шла. Пышное золотистое платье: шелк, атлас и кружева, атласные же туфельки на маленькой ножке, мерцание темных глаз в прорезях золотой маски Дамы и золотые же перья и кружева, прикрывающие убранные в сложную прическу черные волосы. Ни одной неправильной детали, но главное — та естественность, с которой девушка носила непривычный наряд. Глядя на нее, можно было поверить, что и в самом деле оказался в роскошном и развратном восемнадцатом веке. Она отлично танцевала, не путаясь в собственных юбках и ногах кавалера, остроумно отвечала на комплименты, пахло от нее чем-то цветочным с тонкой мускусной ноткой, а поцелуи наверняка были сладкими и не отдавали табаком и химической губной помадой — хотя для того чтобы проверить, пришлось бы снять маски. Впрочем, именно этим Ромео надеялся вскоре заняться.
По улицам Венеции разгуливали в эти дни тысячи женщин, на которых исторические тряпки смотрелись примерно так же уместно, как косплей Сейлор Мун на толстой сорокалетней даме с лицом смертельно уставшей от детишек учительницы. К тому же, хотя Ромео вовсе не считал себя эстетом, сигарета или банка с пивом под вычурной карнавальной маской решительно не воспринимались его чувством прекрасного. Тут уж или — или. Напялили на себя кружевные жабо, парчу и бархат — будьте любезны раскошелиться на изысканные бокалы. Или уж веселитесь, как положено туристам, не изображая из себя чопорных средневековых матрон и не стесняясь смеяться и махать руками в камеру.
— Сюда, — полушепот спутницы вырвал Ромео из очередного приступа раздражения, заставив обратить внимание на действительность.
Они оставили огромный бальный зал далеко позади, даже музыка сюда не доносилась, коридор петлял, стены были похожи одна на другую, и Ромео отстраненно подумал, что без спутницы, которая, кажется, отлично знала расположение комнат и лестниц, проплутает битый час, прежде чем вернуться обратно. Но кто сказал, что он должен возвращаться один? Пока расчеты оправдывались: девушка была явно не против поразвлечься.
Пришла без спутника в надежде подцепить какого-нибудь папика? Неплохой выбор места: чтобы попасть сюда, человеку с улицы пришлось бы отвалить приличные деньги, вечеринка не для клерков среднего звена. Ромео мог позволить себе такие затраты, но не видел в них смысла. И если бы не благодарный за удачную сделку синьор Гарцони, приславший приглашение, Ромео предпочел бы провести выходные в другом месте — взял бы напрокат машину, съездил в Рим, посидел бы в любимой траттории с Энрике и Джо — парни, как обычно, нашли бы чем развлечь закадычного друга. Хотя уехать в Рим можно и завтра. А новые впечатления никогда не помешают. Особенно такие. Ромео усмехнулся. Незнакомка свернула в следующий коридор и словно в нерешительности остановилась у первой двери, обернулась. Она ни о чем не спрашивала, но Ромео кивнул — тянуть и строить из себя галантного кавалера, которому в радость поцеловать ручку, посчитать звезды и этим ограничиться, он не собирался.
Еще она могла оказаться бизнес-леди. Одной из тех, у кого в сутках сорок восемь часов, а салоны и фитнес-клубы чудесным образом совмещаются с деловыми встречами. Самое большее, что такие себе позволяли — несколько дней отдыха в году. Но уж в эти дни творили такое, что даже Ромео, не отличавшемуся ни ханжеством, ни сдержанностью, иногда становилось не по себе. Хотя сегодня он бы не отказался развлечься как следует. У него оставалось всего два дня. Билет на самолет до Токио куплен, а до следующего уикенда — как минимум пара месяцев.
Свою работу Ромео считал подарком судьбы, она устраивала его во всех проявлениях, но иногда не хватало свободы, да и чего уж кривить душой — простых мужских радостей: пива, футбола и секса. С пивом и футболом сегодня не задалось. Зато с сексом проблем, кажется, не будет. Поэтому Ромео, по большому счету, было все равно, кем окажется эта Золотая Дама. Ему нравилось гадать и предполагать. Пожалуй, он бы даже предпочел так и не узнать ее имени. Впрочем, настолько далеко можно было пока не заглядывать. Лови момент и наслаждайся тем, что есть, — один из чудесных принципов, которым Ромео старался следовать всегда, независимо от обстоятельств. И в комнату вслед за спутницей он шагнул в полной уверенности, что насладится удачным знакомством сполна.
Царившие в коридоре сумерки здесь сгустились в почти непроглядную темень, и первым делом Ромео зашарил по стене в поисках выключателя. Не нашел: наверное, свет здесь включался от датчиков движения, и на карнавальную ночь их попросту отключили. Подсветить можно было бы фонариком телефона, но, пока Ромео пытался под плащом и камзолом найти карман, Дама уже зажгла свечу.
В трепещущем свете одинокого огонька, в игре теней и золота на фоне укутывающего огромную кровать алого бархатного балдахина она выглядела так волнующе и зазывно, что Ромео даже забыл осмотреться. Только, словно в полусне, нашарил на двери щеколду и задвинул, хотя толку от такого запора — разве что заменить табличку «занято» на двери.
Юбки зашуршали, когда он обнял Даму, наконец-то не сдерживаясь и не думая о чужих глазах. Талия оказалась даже тоньше, чем он думал, когда вел партнершу в танце. Спина послушно прогнулась под его ладонью, и Ромео спросил, эффектно бросив черный плащ и изукрашенную галунами и завитыми перьями треуголку на случившееся рядом кресло:
— Снимем маски? Я хочу сорвать поцелуй золотой феи.
Дама рассмеялась, нащупала ловкими пальчиками узел на его затылке.
— Золотая фея подарит вам поцелуй, и не один, и не только поцелуй, но предпочтет, чтобы вы не видели ее лица. Или хотя бы притворились, что не видели, если волею случая все же разглядите.
Положила его черно-белую Бауту на комод рядом со свечой, села на тканое покрывало и дернула толстый витой шнур, опуская балдахин. Зашуршала парча, из темноты показалась золотая маска в тонких руках:
— Возьмите, оставьте там.
Будь Ромео художественной натурой, он непременно залюбовался бы игрой света и теней, или контрастом вычурной маски Золотой Дамы и его строгой Бауты, или хотя бы общей романтичностью обстановки: утопающая в тенях, едва освещенная единственной свечой роскошная комната, отблески позолоты на мебели, алый бархат полога, золотистый шелк пышной юбки и выглядывающая из-под него ножка в расшитой золотом атласной туфельке. Узкая маленькая ступня, изящная лодыжка… Вот эта самая ножка очень даже заслуживала интереса! Дама с такими лодыжками определенно стоила самого пристального внимания.
Ромео торопливо расстегивал слишком мелкие и частые пуговицы неудобного бархатного камзола, плоеного накрахмаленного жабо, похожего на детский слюнявчик, а потом плюнул на оставшуюся одежду: и дальше не уделять внимания очаровательной Даме было бы вопиюще невежливым.
Матрас мягко прогнулся под его коленом. Белое лицо с тонкими чертами совсем юной женщины едва угадывалось в полумраке: высокий лоб, идеальные брови над темными глазами, пухлые губы, слегка приоткрытые, жаждущие поцелуя. Заставлять их ждать и дальше Ромео не мог.
Он угадал: на ее губах и впрямь не было ни следа дрянной химической помады или сигарет. Ее поцелуи отдавали терпким вином и сладкими, слегка перезревшими апельсинами. Тонкие руки обвились вокруг его шеи, с губ срывались пока еще тихие стоны, и руки Ромео сами собой зарылись в шелк, пытаясь отыскать в бесконечных складках те самые, заворожившие его ножки. Дама мягко откинулась на спину, увлекая его за собой…
Время перестало существовать. Остался гладкий, скользящий под руками шелк, а после — гладкая, теплая и нежная кожа, жар между разведенными бедрами, сладкий, кружащий голову запах женщины и ее желания. Хотелось зацеловать ее всю — шею, грудь, живот и все, что ниже, вплоть до идеальных лодыжек, но платье мешало, и Ромео вминался губами в губы, врывался языком в жадно приоткрытый рот, а сам неловко, одной рукой, не желая ни на мгновение оторваться от партнерши, освобождался от слишком узких брюк. Он подумал еще, что нет ничего романтического в сексе не раздеваясь, только лишние неудобства, а затем остатки мыслей вымело из головы, остался лишь древнейший из инстинктов. И движения Дамы навстречу его собственным движениям, ее стоны, теперь громкие, протяжные и какие-то горловые, странным образом ничуть не мешавшие поцелуям, ее усилившийся запах с резкой ноткой мускуса, — все это бросало Ромео все глубже во тьму инстинкта, доказывая, что его хотят. Именно его: не синьора или даже мистера Ромео Гатти, преуспевающего топ-менеджера, представляющего крупный международный концерн, а безымянного мужчину под черно-белой маской, способного подарить наслаждение.
Женщин Ромео любил. Не то чтобы их было слишком много в его жизни, но, может, именно поэтому нечастые, необременительные отношения не приедались и никогда не насыщали до отвращения. Нехитрый рецепт — всегда вставай из-за стола с легким чувством голода — срабатывал безотказно и в сексе. Лежа на разворошенной кровати, касаясь плечом влажного теплого плеча, слыша частое легкое дыханье незнакомки — смешно, но она по-прежнему оставалась незнакомкой — Ромео думал, что не отказался бы повторить. Да только делать этого не стоило. Он получил то, что хотел, и самое правильное решение — оставить все как есть. Тело было расслабленным, тяжелым — удовлетворенным. Мысли текли лениво и плавно. На столике потрескивала свеча, и блестело в ее неярком свете золотое шитье на внутренней стороне полога. Вставать, натягивать на себя сброшенные маскарадные тряпки, надевать маску было откровенно лень. Перенестись бы отсюда прямо в номер, на пахнущие лавандой и чабрецом простыни, сходить в душ, откупорить бутылку вина и распить ее на двоих с дамой. А потом спать, просто спать, пока не разбудит настырное солнце или телефонный звонок.
Он заставил себя сесть, нашарил у кровати туфли и обернулся. Незнакомка не смотрела на него, заслонила лицо рукой. Округлый, с кокетливой ямочкой локоть казался тепло-золотистым. Над сбившимся набок корсетом, в пене разворошенных кружев виднелась обнаженная грудь. Ромео помнил — она удивительно удачно умещалась в его ладонях. Он задушил в зародыше желание наклониться и коснуться ее губами — ничего особенного, просто благодарность за прекрасное завершение вечера. С такой красоткой хотелось быть галантным кавалером, будто и впрямь шагнул на пару-тройку веков назад: все-таки атмосфера и вся эта не слишком современная таинственность располагали к романтике.
Усмехнувшись собственным мыслям, Ромео взял с комода маску Дамы:
— Позвольте вам помочь, прекрасная фея.
Она поднялась одним плавным, текучим движением, повернувшись спиной. Быстро, ловко, явно привычным, неосознанным жестом подобрала волосы, скрутила, поколдовала над ними несколько секунд, и черные блестящие кудри улеглись в знакомую прическу, будто только что из салона. Ромео следил за тонкими пальцами, а потом прилип взглядом к шее — сильной, с красивым изгибом и едва заметной родинкой. Его фея повела плечами, будто чувствовала взгляд, и сказала с легкой усмешкой в голосе:
— Обходительны и до и после? Всегда? Я завидую вашей… супруге?
Вопрос был задан так, будто она не ждала ответа. Всего лишь поддерживала беседу. Промолчи Ромео, и никому из них не было бы неловко. Но он ответил:
— У меня много грехов, прекрасная донна, но супружеской неверности среди них нет. Не уверен, что справлюсь с вашим корсетом. Но могу попробовать.
Она поправила съехавший корсет и рассмеялась негромко:
— Это не сложно. Главное — не затягивайте слишком уж сильно, я предпочитаю дышать свободно.
— Благо фигура позволяет, — подхватил Ромео, аккуратно продевая витой жесткий шнур в слишком мелкие для мужских пальцев петельки, перетягивая распустившуюся шнуровку и мысленно кляня чертову историческую достоверность. Романтика романтикой, но насколько было бы проще застегнуть молнию! — Не могу не признать, что в этом наряде вы прекрасны, но это заслуга ваша, а не вашего портного.
— Вы либо слишком галантны, либо слишком снисходительны, но я бы солгала, если бы сказала, что мне неприятно это слышать. Не расточайте комплименты так часто, синьор, к этому слишком быстро привыкаешь.
Ромео не был уверен, но в ее голосе ему почудилась непонятная грусть.
— Уверен, среди ваших знакомых мужчин найдется как минимум десяток желающих засыпать вас комплиментами с утра до вечера. Я не один из них, у меня нет повода льстить вам, я всего лишь говорю правду.
— Не будем об этом, — незнакомка покачала головой и приложила к лицу маску. Ромео подхватил завязки.
Пальцы погрузились в мягкие локоны, на какое-то мгновение Ромео поддался инстинкту и, склонившись, нежно и легко поцеловал родинку на шее. Он чувствовал, что приключение подошло к концу и продолжения не планируется, но прощальный поцелуй должен быть в духе вечера.
И стать достойным его завершением.
Она вздрогнула, будто ничего подобного не ожидала, и подалась назад. Расслабилась всего на мгновение — Ромео успел коснуться губами плеча и негромко сказать ей на ухо:
— Спасибо за прекрасный карнавал, моя донна.
Она слегка кивнула, словно поняла все несказанное и приняла как должное. Отстранилась и поднялась, расправляя платье. Ромео тоже поднялся. Не часто, но такое случалось — ему хотелось задержаться, может быть, повторить, может быть, попробовать что-то построить, но с этим желанием он давно привык справляться. Семейные ценности, горячий ужин, совместные уикенды и праздники, дети. От мыслей об этом начинала кружиться голова. Не то чтобы Ромео никогда ничего подобного не хотелось, но он слишком привык быть один, ни за кого не отвечать, ни перед кем не отчитываться. И он слишком любил свою работу, так, как никогда ни одну женщину. Смириться с тем, что так будет всегда, было легче, чем что-то менять, подстраиваться и перестраиваться. Все правильно. Таинственные незнакомки должны оставаться таинственными незнакомками.
Он обулся, накинул плащ, взял маску и свечу. Пятно света скользнуло по стене, по пологу и кровати. Ромео моргнул и застыл. По позвоночнику протянуло холодом. Во рту мгновенно пересохло. Из-под кровати, с угла, там, где топорщился край раздернутого полога, торчала рука. Желтая, морщинистая и абсолютно точно — совершенно мертвая.
