Леста, подобравшись поближе, потянула носом, разглядела мужика внимательнее. И, к сожалению, смутные подозрения не только не рассеялись, а наоборот, стали уже и не подозрениями вовсе. Промолчать или поделиться?
— Он не пьян, — все-таки сказала она.
— Не пьян, — согласился Хельмут. — Надышался в лесу или на болотах какой-нибудь дряни.
— Может и так. На разбойника уж точно не похож. Смотри — рубаха порвана и царапины свежие — кровят. Почему мне кажется, что это он из ближайшего подлеска несся не разбирая дороги именно к нам?
Хельмут совсем не аристократично почесал в затылке.
— Если бы не его вопли “мое”, я бы скорее решил, что он от какого-то страха бежит, не глядя куда. К магу нам надо, вот что. Королевского если не найдем — значит, к любому. У меня в поклаже ничего такого не было, что может призраков притягивать и живых людей разума лишать, значит, что-то в могильнике прихватили. Пакостное. Понять бы только, почему мы сами еще в разуме?
— Значит, у нас есть что-то, чего нет у этих… призраков и у него. Или, наоборот, в нас нет чего-то, что есть в них. Поехали. Мало ли кто еще тут мимо бродит. Может, если поторопимся, обойдется.
Но не обошлось. Черт дернул ее за язык попусту болтать о будущем. То, что они угодили в засаду, стало понятно после пронзительного свиста. Заплатка как раз только-только прошла мимо пустой охотничьей сторожки, где иногда останавливались после удачной охоты деревенские мужики. Померяться добычей да отметить ее чем-нибудь покрепче домашней медовухи подальше от бабского пригляда. Здесь места были уже болотистые, не опасные, но неприятные, не стоило сворачивать с натоптанной тропы, не зная правильного места. Но те, кто высыпал на дорогу вслед за свистом, места, похоже, знали: держались уверенно и нагло.
Один, рослый, с рыжими обвислыми усами и злым взглядом, перехватил Заплатку за узду, сказал так ласково, что у Лесты разом вздыбилась вся несуществующая в этом облике шерсть:
— Приехали, голубчики. Платите пошлину!
— Пошлину? — с наигранным удивлением переспросил Хельмут.
— Товар везешь, — объяснил рыжий. — А за провоз плата положена. Это наша дорога.
— Ваша? — снова переспросил Хельм, с еще большим удивлением.
— Дурачка разыгрываешь? — рыжий зло прищурился, и, словно это послужило сигналом, с обеих сторон к телеге кинулись вооруженные дубинками и топорами мужички самого что ни на есть разбойного вида. Вот только Хельм будто ждал этого: Леста и моргнуть не успела, а он уже не сидел с расслабленным видим с ней рядом, а ткнул мечом первого из подбегавших с его стороны. Тот заорал благим матом и рухнул на колени, зажимая рану на животе, и Леста с какой-то ледяной отстраненностью подумала: “Будущий призрак. Только умирать долго будет”.
А Хельм, не глядя на раненого, как будто и не сомневался, что тот уже вычеркнут из боя, кинулся к его дружку. Тот уже замахивался дубинкой, но что дубинка против меча? Леста даже разглядеть не успела то движение, каким Хельм обошел противника, увидела только, как второй разбойник валится рядом с первым.
Тем временем пара с другой стороны добежала до телеги. И снова Леста ощутила всплеск магии, такой яркий, что, казалось, весь лес вокруг должен был почуять. Разбойников отшвырнуло от бортика тележки, Рыжий выругался и попер на Хельмута, размахивая топором на длинной рукояти.
И вот тут Лесте стало страшно. Потому что получалось так, что, если Хельмут схлестнется с рыжим, те двое окажутся у него за спиной. А против троих…
Додумать она не успела. Зря засмотрелась на драку! Пропустила момент, когда кто-то подобрался к ней самой. От острой, жгучей боли из глаз брызнули слезы, а неловкое тело, вдруг потеряв опору, уже валилось куда-то вбок. Она еще успела осознать, что ее рывком за косу сдернули с высоких козел, даже успела заорать. А потом очень близко увидела над собой оскаленную морду — назвать такое человеческим лицом язык бы не повернулся — а в следующий миг, одним привычным рывком выбравшись из ставшей огромной и ненужной одежды, уже с диким воплем и с безграничным наслаждением впилась всеми когтями прямо в эту отвратную рожу! Драла задними лапами шею и грудь, полосовала лицо, пытаясь добраться до глаз. И орала как ополоумевшая. Отчего-то орать, привлекая всеобщее внимание, показалось очень правильной идеей. К тому же вопили сейчас, кажется, все. Кто-то вроде бы от ужаса, кто-то от боли, кто-то от удивления. А она наконец-то могла драться, а не отсиживаться в укромном месте. Ведь когти иногда ничуть не хуже меча. Особенно если знаешь, как именно их применять.
______________
Успейте до 1 июня! Промокоды по 33 р на книги:
"Идеальное танго" https://feisovet.ru/promocodes?code=M33Ami
Одолела курортная скука? Надоело скрывать свой волшебный дар и подыскивать «достойных» и «подобающих» женихов? Что ж, стоит согласиться всего на одно предложение, и жизнь заиграет множеством новых красок! Танцы и полеты? Если бы только они! Ами ждут охота за древним артефактом, внезапно вспыхнувшая страсть и множество волнующих открытий.
"Влюбись за неделю" https://feisovet.ru/promocodes?code=M337d
Можно ли влюбиться по заказу? Еще вчера я бы ответила — нет. Но сегодня у меня просто нет выхода. Никогда не верить в магию и вдруг угодить в волшебный мир! Ничего не знать о проклятьях и внезапно принять участие в темном ритуале! Все это обо мне. А времени осталось — неделя. Влюбись или умри и утяни за собой невольного нареченного. Кошмар, а не перспективы. И никакой прекрасный волшебный мир не спасет. А все из-за истеричной идиотки, в тело которой угораздило попасть. Теперь у меня в советчиках — призрак, в начальниках — профессор магической академии, а в лифчике — такое богатство, что невозможно таскать. И что, спрашивается, со всем этим делать?
Мир вертелся и мелькал перед глазами, сознание выхватывало отдельные, не связанные между собой моменты, куски. Расширенные в изумлении глаза Хельма. Копыто Заплатки, удивительно точно попавшее разбойнику по самому дорогому, что может быть у мужчины (и снова удивительно отстраненная мысль: “Если и выживет, женщины ему больше не нужны”). Скрежет металла о металл, когда Хельм в последний миг поймал на меч удар топора, который запросто мог снести ему голову. Падающий навзничь Рыжий, с хлещущей из разрубленного горла кровью. Кровь на лице Хельма. Оскаленные, орущие, злобные рожи — сколько их тут? Сначала, вроде, было пятеро или шестеро, Хельм уложил троих, один на счету Заплатки, одного она подрала… еще, что ли, набежали?! Чья-то отрубленная кисть, все еще сжимающая кистень, и высокий, бьющий по ушам и нервам визг.
Странно, но Леста сейчас не чувствовала страха. В этом безумном мельтешении лиц, криков, крови и тел она была не перепуганной девчонкой и даже не перепуганной кошкой, у которой из самого страшного оружия — когти да зубы, а из самых проблемных частей — глупый хвост. Такой же опасный, как косы. Опасный, разумеется, для нее самой, а не для тех, кому придет в голову блажь за него как следует ухватить и со всей дури, например, шваркнуть наглую кошку об землю.
Нет, она была кем-то другим, или даже чем-то другим, потому что живым понятным существам, будь то люди, коты или лошади, полагается бояться страшного. Но это “другое” существо не боялось. Будто видело и переживало такое не впервые. Будто знало, что все рано или поздно закончится. Чем-нибудь. А уж чем — это как кривая вывезет или судьба решит. От этого леденящего, отстраненного принятия любого исхода становилось не то что не по себе, просто — странно. Зато те самые когти и зубы снова и снова находили себе цель. И, в очередной раз вынырнув из странной созерцательной мути, Леста вдруг поняла, что больше некого драть. Кто-то корчился на земле, кто-то валялся в беспамятстве после столкновения с мечом Хельма, и только один был все еще на ногах.
Леста одним безумным прыжком запрыгнула прямо в телегу, чтобы оказаться ближе. Успела увидеть оскаленное в запредельном усилии уродливое лицо, блеск меча, замах увесистой дубинки. Прямо в морду полетели брызги крови, Леста отпрыгнула, проводив взглядом рухнувшее тело разбойника, обернулась к Хельмуту и вот теперь испугалась. Похоже, что дубинка все-таки успела его достать, и серьезно — по голове. К старой, уже подсохшей крови добавилась новая, текущая струйкой из-под прилипших ко лбу волос, удивительно темная на побелевшем лице. И ладно бы только кровь. Гораздо страшнее было, что он падал. И даже не пытался удержаться на ногах, за телегу схватиться или за Заплатку… Просто падал. Как срубленное дерево. Чертов глупый дуб! От глупой разбойничьей дубинки! Но ведь не насмерть, нет?!
Она успела в последний момент: бросилась вниз, меняя облик, принимая на себя вес падающего тела. Покачнулась, вцепилась что есть силы одной рукой в борт телеги, стараясь хоть медленно, но дышать, жадно, по сиплому мелкому глоточку — эдакая тяжесть из нее мгновенно вышибла весь воздух. «Чтоб тебя, тупоумный чертяка с дубиной, черти в аду жрали до скончания времен! Чтоб тебя сотню раз располовинило, а потом в клочки разодрало! Чтоб тебе…» Леста, сцепив зубы, вскрикнув от натуги, толкнула бесчувственного Хельма к телеге.
Да, с земли бы она его точно не подняла. Вот ведь — на вид худой, жилистый, ничего лишнего не наел, даже кольчугу надеть не успел, а тяжеленный такой, что хоть ори, хоть плачь, хоть кусайся, но даже затолкать в телегу — целое дело. Но тут, видно, над ней не иначе как сжалились то ли человечьи, то ли кошачьи боги, а может, все разом: Хельм застонал, вцепился в нее сам и сам же подтолкнул себя вперед, обжег диким, плывущим взглядом, и снова отключился, но тут уж падал правильно — куда надо, и у Лесты вышло помочь, направить и кое-как перевалить его через борт. То ли от натуги, то ли от страха сердце колотилось как безумное, а по спине тек ледяной липкий пот. «Торопись, торопись, глупая кошка. А ну как кто-нибудь из этих сейчас очнется. Вдруг кого не дорубили?» И будто в ответ на эти панические мысли Леста услышала глухой, придушенный стон уже не от Хельма. Она взлетела на козлы, крикнула:
— Скачи что есть мочи, милая! Как последний раз! — и хлопнула по крупу безостановочно ржущую Заплатку. Мелькнуло опасение, что настолько перепуганная лошадь может и не послушать. А то и вовсе ополоуметь и рвануть не разбирая куда. Но Заплатка понеслась по дороге, со страху, видно, вообразив, что она заправский скакун: с места в галоп, так что повозка тряслась и подпрыгивала, а сама кобылка таким аллюром быстро бы себя загнала. Леста насилу уговорила ее замедлиться. Им надо было отъехать, спрятаться где-нибудь в укромном лесном местечке, подальше от злобных недобитков, и посмотреть, что там с Хельмом. То, что он жив, — Лесте не надо было ни оборачиваться, ни проверять, чтобы это знать — еще ни о чем не говорило. Мало ли — сейчас дышит, а там, глядишь, и перестанет. Но здешних укромных местечек Леста не знала, поэтому, не придумав ничего лучше, свернула с дороги там, где показался просвет между корявыми высокими стволами и растопыренными ветками кустарника.
— Давай, милая! Осторожно, потихоньку, главное не заехать в топь. А то телегу с тобой вместе я оттуда вовек не вытащу.
Заплатка заржала. Не так, как при разбойниках — безумно и зло, а тихо и будто понимающе.
Вокруг стояла такая насыщенная, живая тишина — с отдаленными криками птиц, вздохами древесных стволов, звоном мошкары, не нарушаемая ничем неправильным, лишним, человеческим, что Леста невольно задышала глубже. Впитывала насыщенный болотно-лесной дух, вглядывалась в неизведанное место до рези в глазах, знакомясь, запоминая. Заплатка, то ли чувствуя ее настроение, то ли понимая, что именно им сейчас требуется, ступала почти бесшумно, прядала ушами, тоже вслушиваясь и вглядываясь. Когда болотный запах стал густым и вязким, а вокруг то здесь, то там начали поблескивать мутноватые лужицы, Леста сдалась и натянула поводья. Углубляться дальше было опасно.
Она перебралась в телегу. Осторожно приподняла голову бесчувственного Хельмута, подсунув под нее мешок с чем-то мягким. Не сделала ли она хуже тряской скачкой по дороге? Наверняка сделала. Но все остальные пути были еще хуже, еще опаснее. Леста прижалась лбом к липкому от крови лбу и зажмурилась, настраиваясь на чужое дыхание. Задышала так же: неровно, поверхностно. В кошачьем обличье получилось бы запросто, в человечьем слух и чутье были совсем не такими острыми. Но пока Хельмуту были полезней ее две руки и две ноги, чем усатая морда и теплый меховой бок.
По голове его огрели будь здоров, но, судя по тому, что Леста слышала и чуяла, расставаться с жизнью он пока не собирался. От сердца ощутимо отлегло. Леста глубоко вздохнула. С такой болячкой она знала, что делать. Был в ее жизни случай…
Тело вдруг напряглось, сжалось, будто готовое к прыжку. По позвоночнику протянуло холодом. Сердце трепыхнулось от предчувствия опасности. Ржанула Заплатка. А рядом с Хельмутом на один из мешков вдруг плюхнулся осклизлый непонятный ком чего-то бурого и густо воняющего тиной. Леста дернулась, обернулась, да так и застыла, глядя, как из неправильной, слишком густой для ясного дня тени за ближайшими кустами выбирается темное, покрытое жуткими струпьями и корявыми, точно древесными наростами существо. Как на глазах втягиваются прямо внутрь его тела толстые ветки и веточки потоньше, формируя что-то отдаленно напоминающее обожженную, почерневшую корягу, а потом и вовсе — человеческую фигуру. Еще пара мгновений ее оторопи со звоном в ушах, когда она успела вспомнить все детские пугалки про это страшилище — и перед ней стоял высокий, не по-человечески длинный и угловатый, седой старик. С изможденным, изрезанным морщинами узким отталкивающим лицом и с толстым слоем коры вместо кожи.
— Порченый древень! — выдохнула Леста. Раньше, еще котенком, она думала, что если ей, не приведи боги, доведется встретить это чудище, она будет удирать так, что никакие черти не угонятся. Но сейчас рядом лежал бесчувственный Хельмут, которого она, между прочим, сама выбрала защитником и сама сюда завезла. А еще тонко и болезненно ржала Заплатка. Ржала, но не двигалась с места.
— Сама ты порченая, дура хвостатая, — проскрипело чудовище. — Возьми то, что дал, на лоб ему налепи, ненужный жар вытянет, а с остальным сама справишься.
Сначала Хельм услышал тишину. Радостно-громкую, живую тишину, с завыванием ветра где-то высоко-высоко и шелестом травы совсем рядом, с криками птиц, звоном комаров, плеском воды и фырканьем Заплатки. И голосами. Голоса несли бессмыслицу, а может, смысл был, но ускользал от понимания, но это было не так уж важно: важнее, что рядом был кто-то живой и, похоже, не опасный. По крайней мере, этот (или эти?) кто-то спорили о чем-то своем, не пытаясь добить Хельма, пока он и шевельнуться не в силах.
— Прикрылась бы чем-нибудь, бесстыдница!
— Чем, интересно? Мешком?
— Да хоть бы и мешком. Чуешь же, очнуться может в любой момент. Прикройся, говорю, зачем зря парня будоражить?
Голоса доносились словно из-под воды. Или, наоборот, Хельм был под водой, а они - снаружи? Хельм поверил бы во второе, очень уж отчаянно воняло болотной тиной, но дышать получалось, хоть и с трудом, и в легкие лился воздух, а не тухлая болотная вода.
— Он не пьян, — все-таки сказала она.
— Не пьян, — согласился Хельмут. — Надышался в лесу или на болотах какой-нибудь дряни.
— Может и так. На разбойника уж точно не похож. Смотри — рубаха порвана и царапины свежие — кровят. Почему мне кажется, что это он из ближайшего подлеска несся не разбирая дороги именно к нам?
Хельмут совсем не аристократично почесал в затылке.
— Если бы не его вопли “мое”, я бы скорее решил, что он от какого-то страха бежит, не глядя куда. К магу нам надо, вот что. Королевского если не найдем — значит, к любому. У меня в поклаже ничего такого не было, что может призраков притягивать и живых людей разума лишать, значит, что-то в могильнике прихватили. Пакостное. Понять бы только, почему мы сами еще в разуме?
— Значит, у нас есть что-то, чего нет у этих… призраков и у него. Или, наоборот, в нас нет чего-то, что есть в них. Поехали. Мало ли кто еще тут мимо бродит. Может, если поторопимся, обойдется.
Но не обошлось. Черт дернул ее за язык попусту болтать о будущем. То, что они угодили в засаду, стало понятно после пронзительного свиста. Заплатка как раз только-только прошла мимо пустой охотничьей сторожки, где иногда останавливались после удачной охоты деревенские мужики. Померяться добычей да отметить ее чем-нибудь покрепче домашней медовухи подальше от бабского пригляда. Здесь места были уже болотистые, не опасные, но неприятные, не стоило сворачивать с натоптанной тропы, не зная правильного места. Но те, кто высыпал на дорогу вслед за свистом, места, похоже, знали: держались уверенно и нагло.
Один, рослый, с рыжими обвислыми усами и злым взглядом, перехватил Заплатку за узду, сказал так ласково, что у Лесты разом вздыбилась вся несуществующая в этом облике шерсть:
— Приехали, голубчики. Платите пошлину!
— Пошлину? — с наигранным удивлением переспросил Хельмут.
— Товар везешь, — объяснил рыжий. — А за провоз плата положена. Это наша дорога.
— Ваша? — снова переспросил Хельм, с еще большим удивлением.
— Дурачка разыгрываешь? — рыжий зло прищурился, и, словно это послужило сигналом, с обеих сторон к телеге кинулись вооруженные дубинками и топорами мужички самого что ни на есть разбойного вида. Вот только Хельм будто ждал этого: Леста и моргнуть не успела, а он уже не сидел с расслабленным видим с ней рядом, а ткнул мечом первого из подбегавших с его стороны. Тот заорал благим матом и рухнул на колени, зажимая рану на животе, и Леста с какой-то ледяной отстраненностью подумала: “Будущий призрак. Только умирать долго будет”.
А Хельм, не глядя на раненого, как будто и не сомневался, что тот уже вычеркнут из боя, кинулся к его дружку. Тот уже замахивался дубинкой, но что дубинка против меча? Леста даже разглядеть не успела то движение, каким Хельм обошел противника, увидела только, как второй разбойник валится рядом с первым.
Тем временем пара с другой стороны добежала до телеги. И снова Леста ощутила всплеск магии, такой яркий, что, казалось, весь лес вокруг должен был почуять. Разбойников отшвырнуло от бортика тележки, Рыжий выругался и попер на Хельмута, размахивая топором на длинной рукояти.
И вот тут Лесте стало страшно. Потому что получалось так, что, если Хельмут схлестнется с рыжим, те двое окажутся у него за спиной. А против троих…
Додумать она не успела. Зря засмотрелась на драку! Пропустила момент, когда кто-то подобрался к ней самой. От острой, жгучей боли из глаз брызнули слезы, а неловкое тело, вдруг потеряв опору, уже валилось куда-то вбок. Она еще успела осознать, что ее рывком за косу сдернули с высоких козел, даже успела заорать. А потом очень близко увидела над собой оскаленную морду — назвать такое человеческим лицом язык бы не повернулся — а в следующий миг, одним привычным рывком выбравшись из ставшей огромной и ненужной одежды, уже с диким воплем и с безграничным наслаждением впилась всеми когтями прямо в эту отвратную рожу! Драла задними лапами шею и грудь, полосовала лицо, пытаясь добраться до глаз. И орала как ополоумевшая. Отчего-то орать, привлекая всеобщее внимание, показалось очень правильной идеей. К тому же вопили сейчас, кажется, все. Кто-то вроде бы от ужаса, кто-то от боли, кто-то от удивления. А она наконец-то могла драться, а не отсиживаться в укромном месте. Ведь когти иногда ничуть не хуже меча. Особенно если знаешь, как именно их применять.
______________
Успейте до 1 июня! Промокоды по 33 р на книги:
"Идеальное танго" https://feisovet.ru/promocodes?code=M33Ami
Одолела курортная скука? Надоело скрывать свой волшебный дар и подыскивать «достойных» и «подобающих» женихов? Что ж, стоит согласиться всего на одно предложение, и жизнь заиграет множеством новых красок! Танцы и полеты? Если бы только они! Ами ждут охота за древним артефактом, внезапно вспыхнувшая страсть и множество волнующих открытий.
"Влюбись за неделю" https://feisovet.ru/promocodes?code=M337d
Можно ли влюбиться по заказу? Еще вчера я бы ответила — нет. Но сегодня у меня просто нет выхода. Никогда не верить в магию и вдруг угодить в волшебный мир! Ничего не знать о проклятьях и внезапно принять участие в темном ритуале! Все это обо мне. А времени осталось — неделя. Влюбись или умри и утяни за собой невольного нареченного. Кошмар, а не перспективы. И никакой прекрасный волшебный мир не спасет. А все из-за истеричной идиотки, в тело которой угораздило попасть. Теперь у меня в советчиках — призрак, в начальниках — профессор магической академии, а в лифчике — такое богатство, что невозможно таскать. И что, спрашивается, со всем этим делать?
Прода от 28.05.2024, 09:33
Мир вертелся и мелькал перед глазами, сознание выхватывало отдельные, не связанные между собой моменты, куски. Расширенные в изумлении глаза Хельма. Копыто Заплатки, удивительно точно попавшее разбойнику по самому дорогому, что может быть у мужчины (и снова удивительно отстраненная мысль: “Если и выживет, женщины ему больше не нужны”). Скрежет металла о металл, когда Хельм в последний миг поймал на меч удар топора, который запросто мог снести ему голову. Падающий навзничь Рыжий, с хлещущей из разрубленного горла кровью. Кровь на лице Хельма. Оскаленные, орущие, злобные рожи — сколько их тут? Сначала, вроде, было пятеро или шестеро, Хельм уложил троих, один на счету Заплатки, одного она подрала… еще, что ли, набежали?! Чья-то отрубленная кисть, все еще сжимающая кистень, и высокий, бьющий по ушам и нервам визг.
Странно, но Леста сейчас не чувствовала страха. В этом безумном мельтешении лиц, криков, крови и тел она была не перепуганной девчонкой и даже не перепуганной кошкой, у которой из самого страшного оружия — когти да зубы, а из самых проблемных частей — глупый хвост. Такой же опасный, как косы. Опасный, разумеется, для нее самой, а не для тех, кому придет в голову блажь за него как следует ухватить и со всей дури, например, шваркнуть наглую кошку об землю.
Нет, она была кем-то другим, или даже чем-то другим, потому что живым понятным существам, будь то люди, коты или лошади, полагается бояться страшного. Но это “другое” существо не боялось. Будто видело и переживало такое не впервые. Будто знало, что все рано или поздно закончится. Чем-нибудь. А уж чем — это как кривая вывезет или судьба решит. От этого леденящего, отстраненного принятия любого исхода становилось не то что не по себе, просто — странно. Зато те самые когти и зубы снова и снова находили себе цель. И, в очередной раз вынырнув из странной созерцательной мути, Леста вдруг поняла, что больше некого драть. Кто-то корчился на земле, кто-то валялся в беспамятстве после столкновения с мечом Хельма, и только один был все еще на ногах.
Леста одним безумным прыжком запрыгнула прямо в телегу, чтобы оказаться ближе. Успела увидеть оскаленное в запредельном усилии уродливое лицо, блеск меча, замах увесистой дубинки. Прямо в морду полетели брызги крови, Леста отпрыгнула, проводив взглядом рухнувшее тело разбойника, обернулась к Хельмуту и вот теперь испугалась. Похоже, что дубинка все-таки успела его достать, и серьезно — по голове. К старой, уже подсохшей крови добавилась новая, текущая струйкой из-под прилипших ко лбу волос, удивительно темная на побелевшем лице. И ладно бы только кровь. Гораздо страшнее было, что он падал. И даже не пытался удержаться на ногах, за телегу схватиться или за Заплатку… Просто падал. Как срубленное дерево. Чертов глупый дуб! От глупой разбойничьей дубинки! Но ведь не насмерть, нет?!
Прода от 30.05.2024, 09:04
Она успела в последний момент: бросилась вниз, меняя облик, принимая на себя вес падающего тела. Покачнулась, вцепилась что есть силы одной рукой в борт телеги, стараясь хоть медленно, но дышать, жадно, по сиплому мелкому глоточку — эдакая тяжесть из нее мгновенно вышибла весь воздух. «Чтоб тебя, тупоумный чертяка с дубиной, черти в аду жрали до скончания времен! Чтоб тебя сотню раз располовинило, а потом в клочки разодрало! Чтоб тебе…» Леста, сцепив зубы, вскрикнув от натуги, толкнула бесчувственного Хельма к телеге.
Да, с земли бы она его точно не подняла. Вот ведь — на вид худой, жилистый, ничего лишнего не наел, даже кольчугу надеть не успел, а тяжеленный такой, что хоть ори, хоть плачь, хоть кусайся, но даже затолкать в телегу — целое дело. Но тут, видно, над ней не иначе как сжалились то ли человечьи, то ли кошачьи боги, а может, все разом: Хельм застонал, вцепился в нее сам и сам же подтолкнул себя вперед, обжег диким, плывущим взглядом, и снова отключился, но тут уж падал правильно — куда надо, и у Лесты вышло помочь, направить и кое-как перевалить его через борт. То ли от натуги, то ли от страха сердце колотилось как безумное, а по спине тек ледяной липкий пот. «Торопись, торопись, глупая кошка. А ну как кто-нибудь из этих сейчас очнется. Вдруг кого не дорубили?» И будто в ответ на эти панические мысли Леста услышала глухой, придушенный стон уже не от Хельма. Она взлетела на козлы, крикнула:
— Скачи что есть мочи, милая! Как последний раз! — и хлопнула по крупу безостановочно ржущую Заплатку. Мелькнуло опасение, что настолько перепуганная лошадь может и не послушать. А то и вовсе ополоуметь и рвануть не разбирая куда. Но Заплатка понеслась по дороге, со страху, видно, вообразив, что она заправский скакун: с места в галоп, так что повозка тряслась и подпрыгивала, а сама кобылка таким аллюром быстро бы себя загнала. Леста насилу уговорила ее замедлиться. Им надо было отъехать, спрятаться где-нибудь в укромном лесном местечке, подальше от злобных недобитков, и посмотреть, что там с Хельмом. То, что он жив, — Лесте не надо было ни оборачиваться, ни проверять, чтобы это знать — еще ни о чем не говорило. Мало ли — сейчас дышит, а там, глядишь, и перестанет. Но здешних укромных местечек Леста не знала, поэтому, не придумав ничего лучше, свернула с дороги там, где показался просвет между корявыми высокими стволами и растопыренными ветками кустарника.
— Давай, милая! Осторожно, потихоньку, главное не заехать в топь. А то телегу с тобой вместе я оттуда вовек не вытащу.
Заплатка заржала. Не так, как при разбойниках — безумно и зло, а тихо и будто понимающе.
Вокруг стояла такая насыщенная, живая тишина — с отдаленными криками птиц, вздохами древесных стволов, звоном мошкары, не нарушаемая ничем неправильным, лишним, человеческим, что Леста невольно задышала глубже. Впитывала насыщенный болотно-лесной дух, вглядывалась в неизведанное место до рези в глазах, знакомясь, запоминая. Заплатка, то ли чувствуя ее настроение, то ли понимая, что именно им сейчас требуется, ступала почти бесшумно, прядала ушами, тоже вслушиваясь и вглядываясь. Когда болотный запах стал густым и вязким, а вокруг то здесь, то там начали поблескивать мутноватые лужицы, Леста сдалась и натянула поводья. Углубляться дальше было опасно.
Она перебралась в телегу. Осторожно приподняла голову бесчувственного Хельмута, подсунув под нее мешок с чем-то мягким. Не сделала ли она хуже тряской скачкой по дороге? Наверняка сделала. Но все остальные пути были еще хуже, еще опаснее. Леста прижалась лбом к липкому от крови лбу и зажмурилась, настраиваясь на чужое дыхание. Задышала так же: неровно, поверхностно. В кошачьем обличье получилось бы запросто, в человечьем слух и чутье были совсем не такими острыми. Но пока Хельмуту были полезней ее две руки и две ноги, чем усатая морда и теплый меховой бок.
По голове его огрели будь здоров, но, судя по тому, что Леста слышала и чуяла, расставаться с жизнью он пока не собирался. От сердца ощутимо отлегло. Леста глубоко вздохнула. С такой болячкой она знала, что делать. Был в ее жизни случай…
Тело вдруг напряглось, сжалось, будто готовое к прыжку. По позвоночнику протянуло холодом. Сердце трепыхнулось от предчувствия опасности. Ржанула Заплатка. А рядом с Хельмутом на один из мешков вдруг плюхнулся осклизлый непонятный ком чего-то бурого и густо воняющего тиной. Леста дернулась, обернулась, да так и застыла, глядя, как из неправильной, слишком густой для ясного дня тени за ближайшими кустами выбирается темное, покрытое жуткими струпьями и корявыми, точно древесными наростами существо. Как на глазах втягиваются прямо внутрь его тела толстые ветки и веточки потоньше, формируя что-то отдаленно напоминающее обожженную, почерневшую корягу, а потом и вовсе — человеческую фигуру. Еще пара мгновений ее оторопи со звоном в ушах, когда она успела вспомнить все детские пугалки про это страшилище — и перед ней стоял высокий, не по-человечески длинный и угловатый, седой старик. С изможденным, изрезанным морщинами узким отталкивающим лицом и с толстым слоем коры вместо кожи.
— Порченый древень! — выдохнула Леста. Раньше, еще котенком, она думала, что если ей, не приведи боги, доведется встретить это чудище, она будет удирать так, что никакие черти не угонятся. Но сейчас рядом лежал бесчувственный Хельмут, которого она, между прочим, сама выбрала защитником и сама сюда завезла. А еще тонко и болезненно ржала Заплатка. Ржала, но не двигалась с места.
— Сама ты порченая, дура хвостатая, — проскрипело чудовище. — Возьми то, что дал, на лоб ему налепи, ненужный жар вытянет, а с остальным сама справишься.
Прода от 03.06.2024, 09:40
ГЛАВА 7
Сначала Хельм услышал тишину. Радостно-громкую, живую тишину, с завыванием ветра где-то высоко-высоко и шелестом травы совсем рядом, с криками птиц, звоном комаров, плеском воды и фырканьем Заплатки. И голосами. Голоса несли бессмыслицу, а может, смысл был, но ускользал от понимания, но это было не так уж важно: важнее, что рядом был кто-то живой и, похоже, не опасный. По крайней мере, этот (или эти?) кто-то спорили о чем-то своем, не пытаясь добить Хельма, пока он и шевельнуться не в силах.
— Прикрылась бы чем-нибудь, бесстыдница!
— Чем, интересно? Мешком?
— Да хоть бы и мешком. Чуешь же, очнуться может в любой момент. Прикройся, говорю, зачем зря парня будоражить?
Голоса доносились словно из-под воды. Или, наоборот, Хельм был под водой, а они - снаружи? Хельм поверил бы во второе, очень уж отчаянно воняло болотной тиной, но дышать получалось, хоть и с трудом, и в легкие лился воздух, а не тухлая болотная вода.
