ГЛАВА 1
В стороне от тракта царила удивительная тишина. После скрипа колес, мычания волов, ржания коней, криков погонщиков, после суеты большой придорожной деревни — с визгом свиней, собачьим заполошным лаем, воплями детишек и трактирным гвалтом — узкая, заросшая травой лесная дорога умиротворяла.
Ровно до тех пор, пока повозка не перевалила холм и Хельмут не увидел деревеньку, в которую ехал.
То, что от нее осталось.
Спекшаяся земля, обгоревшие остатки стен, закопченные печные трубы. Черные скелеты деревьев. Несколько могильных холмиков у края леса. И никого живого. Ни людей, ни кошек, ни собак, ни даже воронья.
Тишина тут же перестала казаться умиротворяющей. Хельмут осадил запряженную в повозку пегую Заплатку, привстал, всматриваясь и вслушиваясь. Но ни глаза, ни уши, ни то смутное чутье, которое часто предупреждало его об опасности заранее, не подавали сигналов тревоги. Что бы ни сожгло эти дома, кто бы ни убил людей, угроза давно ушла.
И пепелище, если присмотреться, прибито дождем, а дождь был третьего дня. И Заплатка не беспокоится, стоит себе смирно, объедает листья с придорожных кустов.
— Н-но! — Хельмут хлестнул вожжами по крупу, и кобыла послушно двинулась вперед.
Тревожить пепелище не хотелось. Искать там что-то смысла не было: кто-то ведь похоронил погибших, значит, и все более-менее ценное было кому прибрать. Но хотелось понять, что произошло. К тому же возвращаться к тракту было поздно: еще немного, и предвечерние сумерки сменятся густой тьмой, а разъезжать в ночи без острой нужды совсем ни к чему. Хельмут надеялся найти ужин и ночлег у селян. Что ж, об ужине придется позаботиться самому, а ночлег… Пожалуй, под прикрытием не до конца сгоревших стен безопаснее, чем в лесу. Ночные хищники не придут на запах пожара, а тени мертвых… покойников Хельмут не боялся.
Скоро в защищенном от ветра углу развалин пыхтела на костре густая похлебка, Заплатка щипала траву на опушке, в стороне от могил, а сам Хельмут задумчиво чесал в затылке. Он обошел все руины, облазил погреба — те, что не засыпало обломками и не повредило огнем — и ничего не мог понять. То есть картина вырисовывалась вполне ясная, но только по части “не”: на деревню никто не нападал. Не было никаких следов боя, драки, ни одного признака присутствия врагов, кем бы они ни были. Уж в таких делах Хельмут разбирался. Но вот оно пепелище, вот они разрушенные, выгоревшие дома, и вот они — могилы. Семь холмиков разного размера, как будто здесь лежит семья от мала до велика. А судя по остаткам домов, проживало здесь с полсотни живых душ, никак не меньше. И где остальные? Ушли — почему? Почему не смогли потушить пожар? И что это за пожар такой силищи, чтобы…
Магия?
Хельмут покачал головой. Что-то внезапное, неожиданное, от чего не успели спастись те семеро, но спаслись остальные. Но не магия. Магом Хельмут не был, но, случалось, ощущал ее проявления. Он не сумел бы описать это чувство — как будто зуд, напряжение, дрожание где-то на самой грани, то ли внутри, то ли вовне. Но чем сильнее творилась волшба, тем отчетливее оно проявлялось. Сейчас он не чувствовал ничего, а ведь слабой магией такой пожар не устроишь.
— Может, оно просто выветрилось, — буркнул он себе под нос. Махнул рукой, смиряясь с собственным недоумением, помешал похлебку и подкинул веток в костер. Пламя высветило закопченные камни отмостки и спекшуюся до состояния камня землю, угольную черноту стены, решетчатый бок повозки, которую Хельмут закатил сюда же, поближе. Опасности он не чувствовал, но все равно было не по себе. Не так, как бывает от предвидения близкой опасности, скорее, от осознания недавних смертей, от того, что обжитое место внезапно оказалось разрушено, сожжено и покинуто. И вонь пожарища, хоть и слабо после дождя, все-таки ощущалась. Может, не стоило здесь оставаться? Но теперь, по темноте, уже не переиграешь…
Поужинав, он пристроил котелок с остатками похлебки в повозке, и сам лег там же, завернувшись в одеяло. Думал, не заснет. Лежал, таращился в темное небо с редкими проблесками звезд, слушал шорохи леса, и не заметил, как закрылись глаза и замелькали перед глазами смазанные, смутные, но вовсе не тревожные сны. Что-то солнечное и радостное, с блестящим на солнце прозрачным ручьем, цветущими деревьями, далеким звонким смехом. Чьи-то мягкие, ласковые руки осторожно касались его лица, перебирали волосы, трогали, порождая вполне определенные желания. Девичий шепот щекотал ухо: “Ты хороший, надежный, ты мне подойдешь”. Только рассмотреть девушку не получалось, в глазах плясали рыжие солнечные зайчики. Но, с другой стороны, в такой ситуации разве смотреть нужно? Хельмут тянулся обнять незнакомку, приласкать в ответ, казалось, уже чувствовал гладкую кожу, мягкие сладкие губы, но тут проснулся.
Прода от 04.03.2024, 09:07
Тучи за ночь окончательно разошлись, в глаза било солнце, и, конечно же, никакой незнакомки рядом не оказалось, только одеяло всё сбилось и перекрутилось. Но, на удивление, Хельмут прекрасно выспался и был полон сил.
Сел, потянулся, сладко зевнул. Повертел головой, разминая затекшую шею и плечи и заодно осматриваясь.
Костер, конечно же, за ночь прогорел. Заплатка паслась неподалеку. Тишина уже не казалась ни тревожной, ни мертвой, она была простой, обычной тишиной утреннего леса, с шелестом листвы, звонким пиликаньем синиц и треском соек, с фырканьем Заплатки, скрипом сухой ветки под ветром и далеким криком ястреба. И от всех вчерашних тревог остались только печаль о погибшей деревне и досада: все-таки Хельмут ехал сюда не просто так. Впрочем, можно было поискать выживших — почему нет? В той стороне, откуда он приехал — на Степном тракте, о пожаре не слышали, значит, надо ехать в другую сторону, к Болотному, и послушать, что говорят по трактирам там.
Он сходил к роднику, умылся, наполнил флягу свежей холодной водой, разжег костер — без спешки, спокойно, какой-то частью сознания все еще находясь во власти ночных грез. Вернулся к повозке за котелком — согреть остатки вчерашней похлебки.
Крышка от котелка валялась на земле, а сам он был пуст. Только несколько зерен разваренной ячменной крупы прилипли к стенкам.
— Это чьи еще проказы? — Хельмут внимательно осмотрел землю в поисках следов, но следопытом он не был, определить происхождение нескольких подозрительных пятен и царапин не мог, да и не помнил, точно ли их не было здесь вчера? — Заплатка, ты пошалила? Или наглый енот подобрался, пока я спал… Ладно, что мне лишний час? Сварю еще.
Так он и сделал: сварил каши, густой, чтобы в дороге не расплескалась, позавтракал, пристроил наполовину полный котелок в повозке так, чтобы не опрокинулся от тряски, запряг Заплатку и тронулся в путь.
И, не успел отъехать от пожарища и углубиться в прохладную лесную тень, как Заплатка фыркнула и остановилась.
Вдоль дороги - спасибо всем богам, что не поперек! — лежал вывороченный бурей ствол, толстый, корявый, заросший сизым мхом. А на нем, словно на лавочке, сидела, болтая босыми ногами, девушка. Заплатка потянулась к ней понюхать, фыркнула добродушно, словно узнала. Та погладила ее по носу, а сама откровенно рассматривала Хельмута. Или ему давала время рассмотреть себя?
Сказать по правде, девушка была не столько красивой, сколько интересной, и обтрепанная деревенская одежда ничуть не скрывала ее своеобразия. Сельские красотки ведь каковы? Пышные, румяные, крепкие. Таким что в поле трудиться с рассвета до заката, что рожать одного за другим — на всё сил хватит. А эта — худая, но не болезненно-худая, а тонкая и гибкая, и черты лица тонкие, такие чаще встретишь у благородной девушки. Две светло-рыжие косы спускаются на грудь, в ярких зеленых глазах — любопытство, а вот обычной для селянок пугливой почтительности нет совсем.
Странная, в общем, девушка. Хельмут решил бы даже, что встретил какую-то лесную нечисть, если бы не обережная вышивка на платье.
— Ты что здесь делаешь одна? — спросил он. — Постой, ты не из сгоревшей ли деревни?
— Оттуда, — согласилась незнакомка. — А делаю… — она задумчиво огляделась и, будто только что заметив, подхватила со ствола рядом тощенький узелок. — Так, верно, тебя дожидаюсь, господин хороший. Мне надо в порт. Может, подскажешь, где отсюда ближайший? А может, — она прищурилась, ловко спрыгнула с бревна, подошла ближе, — и довезешь? Уж больно у тебя лошадь ласковая. Мы с ней подружимся.
Прода от 07.03.2024, 09:08
— В порт? — Хельмут оглядел ее снова, пристальнее, подмечая детали, но ничего нового не углядел. — Зачем тебе в порт? Разве ты не хочешь своих отыскать? Семью, родных? Есть ведь у тебя кто-то? Или…
Он вспомнил о могильных холмиках. Но девушка не похожа была на ту, что похоронила всю семью.
— Я вот Освальда искал, знаешь такого? Освальд-моряк, мне сказали, он в вашей деревне жил.
По лицу девушки прошла тень. Заметная такая, нехорошая. Будто имя Освальда отзывалось в ней то ли болью, то ли печалью.
— Жил, да не живет теперь. Ты ведь был там, видел, что от него осталось.
— Так это он… — Хельмут замолчал: нужно было собраться с мыслями, уложить в голове, что поискам конец. — Видел, но ведь имен на могилах не было. Расскажешь, что случилось? И да, садись, — он махнул рукой на повозку. — Я думал поискать, куда уцелевшие перебрались, но теперь, получается, незачем. А если все равно, куда ехать, так почему и не в порт? Ближайший… — он задумался, — если на Степной тракт вернуться, то Кальгар, а если по Болотному на юг двинуться, тогда Майсен. И выбирать, я думаю, надо не тот, что ближе, а тот, что тебе подходит.
Конечно, если девица искала легкого заработка среди матросов, тогда… да нет, даже тогда была разница, потому что в Кальгар, в устье реки Кальгары, приходили баржи с зерном и лесом, шхуны рыбаков, там стояли на приколе легкие “чайки” береговой охраны, и, если Хельмут правильно понимал всю эту братию, портовые шлюхи были им особо без надобности: жены и подруги не так уж далеко, и разлука с ними недолгая. А вот в Майсен приходили тяжелые торговые корабли из-за моря, там была стоянка военных галер и галеонов, короче говоря, хватало тех, кто женского внимания и ласки не видит долгими месяцами.
А если ей нужен корабль, так тоже надо сначала понять, куда.
— Майсен подойдет, — она кивнула и запрыгнула в повозку так быстро, что Хельмут даже обернуться не успел. — Только сначала мы не в болота полезем, а поедем в обход, вот здесь на развилке свернешь вправо, а дальше по косогору в низинку. Найдется у меня, чем тебе заплатить, господин хороший. Пещерка там одна… Самой мне туда боязно, а вот у тебя железяка на поясе не зря же болтается, да? Если парочки мертвяков не испугаешься, то будет тебе горсть старых монет. В деревне болтали, такие можно неплохо продать знающим людям.
Хельмут подстегнул Заплатку, и та неторопливо пошагала по узкой, заросшей ползучей травой лесной дороге.
— Что там за мертвяки? — спросил. — Насколько я знаю деревенский люд, непогребенными костями их не напугаешь.
— Только пока эти кости не встанут и не пойдут по окрестностям честных людей морочить. Говорят, там и такие водятся. Не знаю, сама не видела. Но дед Бурвольд ходил туда ворожить, а обратно вернулся… — она вздохнула. — Уж лучше б не возвращался. Трясется весь, голосит, будто вконец ума лишился, лохмы последние выдирает. Проклятое место, мол, нечего там делать.
Она умолкла, но почти тут же продолжила:
— А я так думаю. Если там что и было проклято, так давно уже выветрилось. Говорят, пещерка эта от старого разбойничьего схрона осталась. То ли порешили там всех стражники, то ли сами друг друга перерезали, кто их разберет.
— Если стражники, там никаких монет не осталось, уж поверь, — усмехнулся Хельмут. — Но я не прочь проверить.
— Вот и ладно. Бурвольд давно уже не в себе, даже кошек боится. Но деревенские ему почему-то верили. Да и Освальд твой… поддакивал, а его многие слушали. Была, видно, причина.
Прода от 11.03.2024, 09:47
Хельмут задрал голову, но густые кроны надежно закрывали солнце, и определить время можно было бы разве что по начавшей пробиваться даже в тень жаре и желанию чего-нибудь сжевать.
— Развилка, косогор, низинка, — повторил он, сворачивая вправо на той самой развилке. — Ты лучше вот что скажи, мы у твоей пещерки когда будем? Если вашему Бурвольду не спьяну или от травок каких ужасы примерещились, то умнее будет подгадать так, чтобы оказаться там сегодня днем или завтра к утру, но не к ночи.
— Да скоро будем. Солнце к закату спуститься не успеет. Недалеко тут, если пути знать. А скажи-ка, зачем тебе вдруг Освальд понадобился? Сроду никто к нему из знатных не приезжал.
— Расспросить хотел, — это была правда, но не вся: всю открывать незнакомой странной девице было бы глупо. Она и так, вон, каким-то невероятным образом определила его происхождение и положение, хотя одет он как небогатый наемник, Заплатке до боевого коня — как деревенской халупе до замка, да и тележка подобает скорее странствующему торговцу, но никак не рыцарю. Подумал и добавил: — Он, я слышал, не раз за морем бывал. Видел всякое.
— И болтать об этом любил, — довольно мрачно заметила девица. Ей, видно, не понравилось сидеть позади, потому что она перебралась вперед и уселась рядом на лавку.
— Кто из моряков не любит поболтать? — пожал плечами Хельмут. — Только не каждому есть что рассказать по-настоящему интересного.
— А зачем тебе интересное? Тоже в моряки хочешь, или так, байки послушать?
— Послушать, — ответил коротко. Не объяснять же, что ищет любые зацепки к магическим тайникам, кладам и всяким диковинкам, которые можно продать за звонкую монету. Хотя бы, к слову сказать, и такие, как ее пещерка со старинными монетами и беспокойными умертвиями. Если она, конечно, не врет насчет клада, а то может ведь и такое быть, что вместо умертвий там ждут вполне себе живые разбойнички…
Девица вдруг фыркнула и рассмеялась. Смех у нее оказался заразительный, звонкий и рассыпчатый.
— У тебя такое лицо… краше в последний путь везут. О чем думаешь, господин хороший? Не думай, брось. Кто знает, может, и не напрасно ты забрался в эдакую глушь. Разных краев и морей я не видела, зато слушать умею. Освальд чего только не болтал, особенно спьяну. Так что его былей-небылиц и я тебе целый ворох расскажу, если попросишь. Вон! — вдруг вскрикнула она, нетерпеливо приподнимаясь. — Вон тот косогор. Вправо забирай. Добрались почти.
Лес сменился заросшей кустарником луговиной, и тут уж можно было посмотреть на солнце и прикинуть, сколько осталось до темноты. Да и низинка уже угадывалась за тем самым косогором. Выходило, что девица сказала верно: и впрямь, совсем недалеко. Если не ждут впереди никакие особенно коварные сюрпризы, до темноты он управится. Хоть с умертвиями, хоть с живыми. Вот только соваться в вероятный бой в дорожной одежде он, конечно же, не станет.
— Тпрууу, — осадил он Заплатку. Достал из мешка кольчугу, сверху надел плотную куртку, натянул перчатки. Девица смотрела с веселым любопытством.
— Вот теперь — поехали. А то мало ли, где там эти ваши мертвяки сидят, в пещере или в кустах на косогоре.
— И насколько оголодали? — фыркнула она. Потыкала пальцем в куртку: — Такое уж точно не прокусят.
