А о будущем… Марина, вы молоды, вы кажетесь довольно рассудительной особой, вам просто нужно время. Верьте мне, все будет хорошо. Я буду навещать вас иногда, вы не против?
— Я буду рада, — искренне ответила я. — Спасибо. Вы знаете, Ксения Петровна, я сейчас и правда поверила, что справлюсь. Как раз до вашего прихода я сидела в полной панике и думала о том, как мне страшно и что со всем этим делать.
— Значит, я пришла вовремя, — она улыбнулась. На стол легла простая белая визитка. — Мой телефон. Звоните, если что-нибудь понадобится.
Я проводила ее до дверей и постояла, глядя, как она идет к калитке, усаживается в белый автомобиль с открытым верхом и аккуратно отъезжает. Благотворительный комитет. Что ж, очень приятно, будем знакомы.
Почему-то очень порадовало, что мне не стали совать деньги или, хуже того, продуктовый набор, детские книжки и прочую «гуманитарную помощь». Хотя, если я правильно поняла, вопрос денег остался открытым, попрошу — дадут. Но я и в долг-то просить не люблю, а это была бы фактически милостыня. Нет уж, поверчусь сама. А вот помощь с документами будет очень кстати.
Визитку я прочитала очень внимательно: даже из минимума информации можно делать выводы. Шульц Ксения Петровна, благотворительный комитет города Новониколаевска, ул. Петровская, 28. Телефон пятизначный. М-да, много выводов из этого не сделаешь, если ты не Шерлок Холмс. Хотя, пожалуй, стоит добавить тот факт, что гостья из благотворительного комитета умеет вызывать симпатию и доверие. Я вовсе не склонна откровенничать с незнакомыми людьми, а уж тем более пускать их в дом. В конце концов, в моем родном мире по квартирам ходят мошенники, а не благотворители. Надо спросить у соседей, что за благотворительный комитет такой и можно ли им верить.
В секретере оставались не осмотренными еще два ящичка. Честно говоря, теплилась мысль о том, что это подходящее место для хранения семейного денежного резерва. Но, видимо, Макс с Мариной денег дома не копили. В одном ящичке была аптечка — градусник, таблетки, бинт и вата, пластырь, плотно закупоренный флакончик зеленки. Из другого я выгребла ворох писем и открыток. А вот это хорошо, это прочитаю. Средство от амнезии. Глядишь, и родня найдется.
До вечера я еще успела убраться наверху, благо здесь все было в порядке, только пыльно. Спальня, детская и две комнаты, которыми, похоже, не пользовались. Одна вообще пустая, в другой — только широкий письменный стол и табуретка перед ним. Ящики стола пустые. Комнаты могли бы служить гостевыми, детскими для большой семьи, кабинетом с библиотекой. Обживусь — посмотрим.
В торце короткого коридорчика была крутая и узкая лесенка наверх — на чердак, видимо. Туда я пока не полезла.
Визитку Ксении Петровны я показала вечером Верочке и Илье. Оказалось, в городе и в самом деле есть благотворительный комитет, очень даже уважаемая организация. И мою гостью Вера по описанию узнала — действительно одна из дам-основательниц этого самого комитета, никакого подвоха. Наверное, мое изумление слишком явственно отразилось на лице, потому что Вера пожала плечами:
— А что тебя удивляет? Ты сирота, Максова родня тебя за свою не считает, осталась одна с ребенком, разве не ясно, что тут нужна помощь?
— Я просто вообще забыла, что есть такой комитет, — выкрутилась я. — Глупое чувство, даже не знаю, что еще могла забыть. Максову родню, кстати, тоже не помню.
— Они в Москве, — сказала Вера, — в нашей глухомани им делать нечего. Макс после смерти бабушки с ними разругался, ты рассказывала. А тебя только та бабушка и любила.
— Никого не помню, — вздохнула я. Знакомиться с Максовой родней желания не было, но от слов о незнакомой мне бабушке стало грустно.
Может быть, поэтому ночью я увидела ее во сне. Бабушку Антонину Михайловну, ту самую, что подарила нам этот дом, и родителей Макса. Автокатастрофа. Похороны, совершенно убитый Макс, Марина в том же черном глухом платье, всхлипывающая совершенно по-детски. Какой-то неприятный тип брызжет слюнями, разоряясь, что Макс поимел достаточно — вон, аж целый дом от бабули, и ответное «да подавись» Макса. М-да. С этой стороны никаких родственных чувств лучше не ждать.
Марина же выросла в детдоме — то есть, здесь это называлось приют. И не сказать, что такое уж несчастное детство. У девочек были хорошие условия, они не голодали, о них заботились. Неплохое образование, квоты на поступление в институт — вот только у девчонки хватило ума бросить учебу и выскочить замуж, но это уже другой вопрос.
Но даже самый лучший детдом — не семья. Любви на всех не хватало, да и любовь там другая. Не родительская. Потому, может, у Марины и не ладилось ни с мужем, ни с хозяйством. Наверное, это уже мои личные тараканы, на самом деле бывают ведь такие родители, которые хуже любого детдома. Просто для меня семья всегда стояла на первом месте.
Грустные это были сны, я проснулась на мокрой от слез подушке, хотя лично меня, вроде бы, они и не затрагивали. Но то ли остался во мне какой-то след прежней Марины, то ли просто близко к сердцу приняла… И письма с открытками утром читать не стала, отложила на потом. Собрала документы, надела все то же черное платье и стала ждать обещанного Ксенией Петровной человека.
Пока ждала, успела перебрать и сложить кучей в прихожей одежду Макса, обшарив карманы и набрав почти сорок рублей мелочью, выбрать из этой кучи почти новые рубашки, которые можно будет перешить себе или Олежке, и вернуть их обратно, потому что ну его нафиг, донашивать что-то за этим козлом. Звонок застал меня с охапкой мужской обуви, которую я тащила сюда же из кладовки.
Девушка в легкомысленном сарафанчике улыбнулась мне:
— Вы Марина, и вам нужно помочь с документами. А я Оля. Давайте проверим, что у вас на руках, и поедем.
День сорвался с места со скоростью стартующей ракеты. Улыбчивая Оля в пять секунд охватила взглядом все мои документы, кивнула: «Отлично!» — и через полминуты ее автомобиль уносил нас в неведомые для меня дали. Скоро выяснилось, что пробивная сила у Оли тоже сравнима с оружием массового поражения, или же благотворительный комитет имел везде право первоочередного входа. Я болталась прицепом, подписывала «где галочка» и не старалась особо вникать, целиком сосредоточившись на окружающем мире. В чем ходят по улицам и в чем сидят в конторах, как к кому обращаются, как здороваются и прощаются, как выглядит полицейский, а как — банковский охранник… Заодно примерно запомнила, где располагаются тот самый Промышленный Банк, страховая контора, полицейский участок и ЗАГС.
И все это — часа за три, не больше. Потому что уже к обеду я была дома — официально оформленной по всем нужным инстанциям вдовой, нуждающейся в пенсии на ребенка, со снятым вкладом Макса и с обещанием страхового агента прибыть сегодня же. От чая Оля отказалась: «Прости, совсем некогда», — зато согласилась прихватить с собой Максовы шмотки, подтвердив, что благотворительный комитет раздаст их нуждающимся.
В какой момент из этих трех часов мы перешли на «ты», я не заметила, но оптимизмом и энергией Оля зарядила бы и депрессивную улитку. Проводив ее, я поймала себя на том, что прошлое погасло в памяти, оставшись неясной и неважной тенью. Я и раньше понимала, что нужно думать о будущем, но теперь «нужно» превратилось в «хочу». А что? Я молодая и, как совершенно правильно заметила Ксения Петровна, «довольно рассудительная особа», у меня свой просторный дом с большим участком — всегда о таком мечтала, между прочим! Дача в ста двадцати километрах от города — совсем не то. А главное, что бы там ни было дальше с личной жизнью, на которую пока что совсем не тянет, мне есть о ком заботиться. Да и вообще, жить — это прекрасно!
В ожидании страхового агента я успела сварганить супчик из того, что нашлось в закромах, пообедать и по-быстрому осмотреть участок. Большую его часть занимал сад: несколько неухоженных яблонь, заросли вишни, густой малинник и три куста смородины, давно нуждающиеся в обрезке. Никаких грядок, хотя места для них хватает. К счастью, особо злостных сорняков тоже не было, густой ковер травы скорее напоминал цветущий луг. Я никогда особо не разбиралась в травах, но, наткнувшись на мелиссу и аптечную ромашку, постановила для себя не спешить сажать картошку, а для начала проверить, что еще полезного у меня уже растет.
Всю эту прелесть чисто символически отделял от двора низкий покосившийся штакетник. Во дворе росла огромная груша, словно разделявшая его на две части. В дальней стояли два крепких просторных сарая, забитых разнообразным хламом — я предположила, что это осталось еще от бабушки. По крайней мере, выглядело все давно и основательно заброшенным. Что ж, будет чем заняться, когда с домом разберусь.
За сараями обнаружились заросли крапивы, поленница и куча сухих веток. На поленнице спала, растянувшись пузом кверху, пушистая рыжая кошка. На мое «кис-кис» она и ухом не повела. Наша или нет? Ладно, поживем — увидим.
Ближняя половина двора — от груши до уличного забора — была обжитой. Низенькие детские качели, клумба с ноготками и бархатцами, два раскидистых куста чайной розы, а вдоль забора — острые листья ириса и кусты шиповника, густо усыпанные плодами. И самая прелесть — выложенная битым кирпичом довольно большая площадка для пикников: стол с двумя лавочками и с большим умом сложенная стационарная печка, которую можно было использовать и как мангал, и для обычной готовки, и для сушки фруктов. Чем, кстати, не помешало бы заняться прямо сейчас, в саду полно упавших яблок. Будет из чего компоты зимой варить.
Я привстала на цыпочки, дотянулась до красивой груши с румяным боком. Твердая. Очень похоже на тот сорт, что рос у нас на даче — зреет поздно и лежит до Нового года.
Вход в подвал я тоже нашла, рядом с той дверью, что вела во двор из коридора. Удобные ступеньки, каменный свод, бетонный пол — не подвал, а бомбоубежище. Крепкие полки по стенам. Пустые. Крепкие деревянные лари для овощей и плоские ящики для фруктов. Тоже пустые.
— Позорище, — в сердцах выдала я. — Безрукие они оба были, что ли! Такое хозяйство развернуть можно, а в доме всех запасов — полкило вермишели! Ну ничего, уж я-то к зиме нахомячу. Стыдно такой погреб пустым держать.
Уже развернувшись к выходу, заметила у самых дверей старый книжный шкаф, обшарпанный, с забитыми фанерой вместо стекла дверцами. В дверце торчал ключ. Я невольно улыбнулась: у деда был такой же. Вытащить бы, привести в порядок… Книг во всем доме было — только те несколько штук, что лежали в секретере, и с десяток ярких детских «раскладушек». Наверное, если что и было, то в гостиной. Но дома без книг я себе не представляла.
Я погладила торец шкафа и поднялась во двор.
И вовремя — от калитки к крыльцу уже шел забавный толстенький дядечка, говоривший со мной в страховой конторе.
— Марина Витальевна, еще раз доброго вам дня! Показывайте, где горело, каков ущерб?
Я завела его в гостиную, и он присвистнул, оглядев черные стены и изрядно закопченный потолок.
— Так-так-так… Для чистоты, так сказать, картины пол стоило бы оставить как было, но я понимаю, чистота в доме для женщины важнее. Тем более ребенок, да. Другие комнаты не пострадали?
Я покачала головой. Спросила:
— А что, не нужно было мыть?
— Не страшно, мне, конечно, было бы проще, но и вас можно понять, да, — он тарахтел, сухим горохом выстреливая слова, а сам тем временем водил вдоль стен каким-то щелкающим приборчиком, то замирал, то передвигался на другое место, и я решительно не понимала, что он вообще делает. — Полицейский протокол я изучил, остаточный фон ему соответствует, так что к вам, Марина Витальевна, никаких претензий. Соболезную, так сказать. Трагическая случайность, роковое, так сказать, совпадение, да. Вашему мужу стоило быть осторожнее. Ну что ж, Марина Витальевна, картина, так сказать, ясна и однозначна, где можно присесть заполнить протокол?
Я отвела его в кухню, слегка ошеломленная этим потоком слов. К счастью, хотя бы писал он молча. Солидная перьевая ручка поскрипывала, то замирая, то порхая над листом бумаги, я думала о том, что сейчас самое время пойти поискать магазин, а то вечером Олежку забирать, не кормить же ребенка пустой вермишелью или овсянкой на воде.
— Ну вот, Марина Витальевна, ознакомьтесь, так сказать, и распишитесь. Страховая выплата вам положена, подходите в нашу контору завтра в любое время, все оформим в лучшем виде.
Протокол был коротким и предельно ясным, но смысл дошел до меня не сразу. Наверное, это и к лучшему: я расписалась автоматически, автоматически попрощалась, и уже оставшись одна, без сил опустилась на стул и спросила то ли у стены, то ли у чайника:
— И что мне с этим делать? Если в официальном документе причиной пожара указан «неконтролируемый детский выброс стихийной силы»… и если от этого страхуют… то есть это здесь в порядке вещей?!
«Здравствуйте, дорогие мои внуки Максим и Марина и милый правнук Олеженька. Рада вам сообщить, что у меня все благополучно, надеюсь, у вас также. Зима в этом году необычайно холодная, я сделала себе настойку от простуды и ежедневно ее пью. Марина, обязательно сделай и ты для своей семьи, давай Максиму по столовой ложке утром и после работы, Олеженьке по чайной ложке в горячее молоко после прогулок, а сама пей утром и после выходов в людные места. Рецепт пишу тебе отдельно.
Максимушка, это очень хорошо, что ты начал неплохо зарабатывать, но не будь легкомысленным. Ты теперь глава семьи и обязан думать о будущем, а не жить сегодняшним днем. Я крайне не одобряю твою мысль о покупке мотоцикла. Помилуй, Максим, какой мотоцикл?! Ты уже не юноша, которому нужно распускать хвост перед девушками, ты семейный человек. Лучше задумайся об автомобиле, если так хочешь иметь собственный транспорт. Но мое мнение, что при твоей нынешней зарплате, с неработающей женой, маленьким сыном и планами на второго ребенка будет куда как разумнее класть излишки на банковский счет. Обдумай это.
Дальше можешь не читать, я хочу чисто по-женски поболтать с Мариной. Будь разумен, дорогой мой Максимушка, береги жену и сына. Надеюсь летом приехать к вам в гости и сказать тебе лично все то, что не считаю уместным писать.
Маринушка, с тобой я тоже о многом хочу поговорить летом, но некоторые темы откладывать крайне нежелательно. Прежде всего это ваше желание второго ребенка. Я крайне рада, что вы не поддались модным ныне веяниям и не собираетесь ограничиваться одним Олеженькой. Но хочу тебе сказать, что о втором ребенке ты можешь думать не раньше, чем через год-полтора. Я не знаю, объясняли ли тебе такие нюансы, поэтому прости старую ведьму, если мои слова покажутся тебе слишком резкими — поверь, я любя.
У Олеженьки большой потенциал, это уже видно. Но ты не слишком сильная ведьма, а Максим и вовсе обделен силой. Ты должна понимать, чего стоит для слабой ведьмы без подпитки от мужа выносить сильного ребенка. Прежде чем снова забеременеть, ты должна полностью восстановиться. Подумай о себе и о будущем ребенке, чем больше будет твой резерв, тем легче пройдет беременность и тем сильнее будет малыш.
Плохо, что мы ничего не знаем о твоих родителях, прогнозы лишь по одной ветви родословной крайне неточны.
— Я буду рада, — искренне ответила я. — Спасибо. Вы знаете, Ксения Петровна, я сейчас и правда поверила, что справлюсь. Как раз до вашего прихода я сидела в полной панике и думала о том, как мне страшно и что со всем этим делать.
— Значит, я пришла вовремя, — она улыбнулась. На стол легла простая белая визитка. — Мой телефон. Звоните, если что-нибудь понадобится.
Я проводила ее до дверей и постояла, глядя, как она идет к калитке, усаживается в белый автомобиль с открытым верхом и аккуратно отъезжает. Благотворительный комитет. Что ж, очень приятно, будем знакомы.
Почему-то очень порадовало, что мне не стали совать деньги или, хуже того, продуктовый набор, детские книжки и прочую «гуманитарную помощь». Хотя, если я правильно поняла, вопрос денег остался открытым, попрошу — дадут. Но я и в долг-то просить не люблю, а это была бы фактически милостыня. Нет уж, поверчусь сама. А вот помощь с документами будет очень кстати.
Визитку я прочитала очень внимательно: даже из минимума информации можно делать выводы. Шульц Ксения Петровна, благотворительный комитет города Новониколаевска, ул. Петровская, 28. Телефон пятизначный. М-да, много выводов из этого не сделаешь, если ты не Шерлок Холмс. Хотя, пожалуй, стоит добавить тот факт, что гостья из благотворительного комитета умеет вызывать симпатию и доверие. Я вовсе не склонна откровенничать с незнакомыми людьми, а уж тем более пускать их в дом. В конце концов, в моем родном мире по квартирам ходят мошенники, а не благотворители. Надо спросить у соседей, что за благотворительный комитет такой и можно ли им верить.
В секретере оставались не осмотренными еще два ящичка. Честно говоря, теплилась мысль о том, что это подходящее место для хранения семейного денежного резерва. Но, видимо, Макс с Мариной денег дома не копили. В одном ящичке была аптечка — градусник, таблетки, бинт и вата, пластырь, плотно закупоренный флакончик зеленки. Из другого я выгребла ворох писем и открыток. А вот это хорошо, это прочитаю. Средство от амнезии. Глядишь, и родня найдется.
До вечера я еще успела убраться наверху, благо здесь все было в порядке, только пыльно. Спальня, детская и две комнаты, которыми, похоже, не пользовались. Одна вообще пустая, в другой — только широкий письменный стол и табуретка перед ним. Ящики стола пустые. Комнаты могли бы служить гостевыми, детскими для большой семьи, кабинетом с библиотекой. Обживусь — посмотрим.
В торце короткого коридорчика была крутая и узкая лесенка наверх — на чердак, видимо. Туда я пока не полезла.
***
Визитку Ксении Петровны я показала вечером Верочке и Илье. Оказалось, в городе и в самом деле есть благотворительный комитет, очень даже уважаемая организация. И мою гостью Вера по описанию узнала — действительно одна из дам-основательниц этого самого комитета, никакого подвоха. Наверное, мое изумление слишком явственно отразилось на лице, потому что Вера пожала плечами:
— А что тебя удивляет? Ты сирота, Максова родня тебя за свою не считает, осталась одна с ребенком, разве не ясно, что тут нужна помощь?
— Я просто вообще забыла, что есть такой комитет, — выкрутилась я. — Глупое чувство, даже не знаю, что еще могла забыть. Максову родню, кстати, тоже не помню.
— Они в Москве, — сказала Вера, — в нашей глухомани им делать нечего. Макс после смерти бабушки с ними разругался, ты рассказывала. А тебя только та бабушка и любила.
— Никого не помню, — вздохнула я. Знакомиться с Максовой родней желания не было, но от слов о незнакомой мне бабушке стало грустно.
Может быть, поэтому ночью я увидела ее во сне. Бабушку Антонину Михайловну, ту самую, что подарила нам этот дом, и родителей Макса. Автокатастрофа. Похороны, совершенно убитый Макс, Марина в том же черном глухом платье, всхлипывающая совершенно по-детски. Какой-то неприятный тип брызжет слюнями, разоряясь, что Макс поимел достаточно — вон, аж целый дом от бабули, и ответное «да подавись» Макса. М-да. С этой стороны никаких родственных чувств лучше не ждать.
Марина же выросла в детдоме — то есть, здесь это называлось приют. И не сказать, что такое уж несчастное детство. У девочек были хорошие условия, они не голодали, о них заботились. Неплохое образование, квоты на поступление в институт — вот только у девчонки хватило ума бросить учебу и выскочить замуж, но это уже другой вопрос.
Но даже самый лучший детдом — не семья. Любви на всех не хватало, да и любовь там другая. Не родительская. Потому, может, у Марины и не ладилось ни с мужем, ни с хозяйством. Наверное, это уже мои личные тараканы, на самом деле бывают ведь такие родители, которые хуже любого детдома. Просто для меня семья всегда стояла на первом месте.
Грустные это были сны, я проснулась на мокрой от слез подушке, хотя лично меня, вроде бы, они и не затрагивали. Но то ли остался во мне какой-то след прежней Марины, то ли просто близко к сердцу приняла… И письма с открытками утром читать не стала, отложила на потом. Собрала документы, надела все то же черное платье и стала ждать обещанного Ксенией Петровной человека.
Пока ждала, успела перебрать и сложить кучей в прихожей одежду Макса, обшарив карманы и набрав почти сорок рублей мелочью, выбрать из этой кучи почти новые рубашки, которые можно будет перешить себе или Олежке, и вернуть их обратно, потому что ну его нафиг, донашивать что-то за этим козлом. Звонок застал меня с охапкой мужской обуви, которую я тащила сюда же из кладовки.
Девушка в легкомысленном сарафанчике улыбнулась мне:
— Вы Марина, и вам нужно помочь с документами. А я Оля. Давайте проверим, что у вас на руках, и поедем.
День сорвался с места со скоростью стартующей ракеты. Улыбчивая Оля в пять секунд охватила взглядом все мои документы, кивнула: «Отлично!» — и через полминуты ее автомобиль уносил нас в неведомые для меня дали. Скоро выяснилось, что пробивная сила у Оли тоже сравнима с оружием массового поражения, или же благотворительный комитет имел везде право первоочередного входа. Я болталась прицепом, подписывала «где галочка» и не старалась особо вникать, целиком сосредоточившись на окружающем мире. В чем ходят по улицам и в чем сидят в конторах, как к кому обращаются, как здороваются и прощаются, как выглядит полицейский, а как — банковский охранник… Заодно примерно запомнила, где располагаются тот самый Промышленный Банк, страховая контора, полицейский участок и ЗАГС.
И все это — часа за три, не больше. Потому что уже к обеду я была дома — официально оформленной по всем нужным инстанциям вдовой, нуждающейся в пенсии на ребенка, со снятым вкладом Макса и с обещанием страхового агента прибыть сегодня же. От чая Оля отказалась: «Прости, совсем некогда», — зато согласилась прихватить с собой Максовы шмотки, подтвердив, что благотворительный комитет раздаст их нуждающимся.
В какой момент из этих трех часов мы перешли на «ты», я не заметила, но оптимизмом и энергией Оля зарядила бы и депрессивную улитку. Проводив ее, я поймала себя на том, что прошлое погасло в памяти, оставшись неясной и неважной тенью. Я и раньше понимала, что нужно думать о будущем, но теперь «нужно» превратилось в «хочу». А что? Я молодая и, как совершенно правильно заметила Ксения Петровна, «довольно рассудительная особа», у меня свой просторный дом с большим участком — всегда о таком мечтала, между прочим! Дача в ста двадцати километрах от города — совсем не то. А главное, что бы там ни было дальше с личной жизнью, на которую пока что совсем не тянет, мне есть о ком заботиться. Да и вообще, жить — это прекрасно!
В ожидании страхового агента я успела сварганить супчик из того, что нашлось в закромах, пообедать и по-быстрому осмотреть участок. Большую его часть занимал сад: несколько неухоженных яблонь, заросли вишни, густой малинник и три куста смородины, давно нуждающиеся в обрезке. Никаких грядок, хотя места для них хватает. К счастью, особо злостных сорняков тоже не было, густой ковер травы скорее напоминал цветущий луг. Я никогда особо не разбиралась в травах, но, наткнувшись на мелиссу и аптечную ромашку, постановила для себя не спешить сажать картошку, а для начала проверить, что еще полезного у меня уже растет.
Всю эту прелесть чисто символически отделял от двора низкий покосившийся штакетник. Во дворе росла огромная груша, словно разделявшая его на две части. В дальней стояли два крепких просторных сарая, забитых разнообразным хламом — я предположила, что это осталось еще от бабушки. По крайней мере, выглядело все давно и основательно заброшенным. Что ж, будет чем заняться, когда с домом разберусь.
За сараями обнаружились заросли крапивы, поленница и куча сухих веток. На поленнице спала, растянувшись пузом кверху, пушистая рыжая кошка. На мое «кис-кис» она и ухом не повела. Наша или нет? Ладно, поживем — увидим.
Ближняя половина двора — от груши до уличного забора — была обжитой. Низенькие детские качели, клумба с ноготками и бархатцами, два раскидистых куста чайной розы, а вдоль забора — острые листья ириса и кусты шиповника, густо усыпанные плодами. И самая прелесть — выложенная битым кирпичом довольно большая площадка для пикников: стол с двумя лавочками и с большим умом сложенная стационарная печка, которую можно было использовать и как мангал, и для обычной готовки, и для сушки фруктов. Чем, кстати, не помешало бы заняться прямо сейчас, в саду полно упавших яблок. Будет из чего компоты зимой варить.
Я привстала на цыпочки, дотянулась до красивой груши с румяным боком. Твердая. Очень похоже на тот сорт, что рос у нас на даче — зреет поздно и лежит до Нового года.
Вход в подвал я тоже нашла, рядом с той дверью, что вела во двор из коридора. Удобные ступеньки, каменный свод, бетонный пол — не подвал, а бомбоубежище. Крепкие полки по стенам. Пустые. Крепкие деревянные лари для овощей и плоские ящики для фруктов. Тоже пустые.
— Позорище, — в сердцах выдала я. — Безрукие они оба были, что ли! Такое хозяйство развернуть можно, а в доме всех запасов — полкило вермишели! Ну ничего, уж я-то к зиме нахомячу. Стыдно такой погреб пустым держать.
Уже развернувшись к выходу, заметила у самых дверей старый книжный шкаф, обшарпанный, с забитыми фанерой вместо стекла дверцами. В дверце торчал ключ. Я невольно улыбнулась: у деда был такой же. Вытащить бы, привести в порядок… Книг во всем доме было — только те несколько штук, что лежали в секретере, и с десяток ярких детских «раскладушек». Наверное, если что и было, то в гостиной. Но дома без книг я себе не представляла.
Я погладила торец шкафа и поднялась во двор.
И вовремя — от калитки к крыльцу уже шел забавный толстенький дядечка, говоривший со мной в страховой конторе.
— Марина Витальевна, еще раз доброго вам дня! Показывайте, где горело, каков ущерб?
Я завела его в гостиную, и он присвистнул, оглядев черные стены и изрядно закопченный потолок.
— Так-так-так… Для чистоты, так сказать, картины пол стоило бы оставить как было, но я понимаю, чистота в доме для женщины важнее. Тем более ребенок, да. Другие комнаты не пострадали?
Я покачала головой. Спросила:
— А что, не нужно было мыть?
— Не страшно, мне, конечно, было бы проще, но и вас можно понять, да, — он тарахтел, сухим горохом выстреливая слова, а сам тем временем водил вдоль стен каким-то щелкающим приборчиком, то замирал, то передвигался на другое место, и я решительно не понимала, что он вообще делает. — Полицейский протокол я изучил, остаточный фон ему соответствует, так что к вам, Марина Витальевна, никаких претензий. Соболезную, так сказать. Трагическая случайность, роковое, так сказать, совпадение, да. Вашему мужу стоило быть осторожнее. Ну что ж, Марина Витальевна, картина, так сказать, ясна и однозначна, где можно присесть заполнить протокол?
Я отвела его в кухню, слегка ошеломленная этим потоком слов. К счастью, хотя бы писал он молча. Солидная перьевая ручка поскрипывала, то замирая, то порхая над листом бумаги, я думала о том, что сейчас самое время пойти поискать магазин, а то вечером Олежку забирать, не кормить же ребенка пустой вермишелью или овсянкой на воде.
— Ну вот, Марина Витальевна, ознакомьтесь, так сказать, и распишитесь. Страховая выплата вам положена, подходите в нашу контору завтра в любое время, все оформим в лучшем виде.
Протокол был коротким и предельно ясным, но смысл дошел до меня не сразу. Наверное, это и к лучшему: я расписалась автоматически, автоматически попрощалась, и уже оставшись одна, без сил опустилась на стул и спросила то ли у стены, то ли у чайника:
— И что мне с этим делать? Если в официальном документе причиной пожара указан «неконтролируемый детский выброс стихийной силы»… и если от этого страхуют… то есть это здесь в порядке вещей?!
ЧАСТЬ 2. Как жить дальше
«Здравствуйте, дорогие мои внуки Максим и Марина и милый правнук Олеженька. Рада вам сообщить, что у меня все благополучно, надеюсь, у вас также. Зима в этом году необычайно холодная, я сделала себе настойку от простуды и ежедневно ее пью. Марина, обязательно сделай и ты для своей семьи, давай Максиму по столовой ложке утром и после работы, Олеженьке по чайной ложке в горячее молоко после прогулок, а сама пей утром и после выходов в людные места. Рецепт пишу тебе отдельно.
Максимушка, это очень хорошо, что ты начал неплохо зарабатывать, но не будь легкомысленным. Ты теперь глава семьи и обязан думать о будущем, а не жить сегодняшним днем. Я крайне не одобряю твою мысль о покупке мотоцикла. Помилуй, Максим, какой мотоцикл?! Ты уже не юноша, которому нужно распускать хвост перед девушками, ты семейный человек. Лучше задумайся об автомобиле, если так хочешь иметь собственный транспорт. Но мое мнение, что при твоей нынешней зарплате, с неработающей женой, маленьким сыном и планами на второго ребенка будет куда как разумнее класть излишки на банковский счет. Обдумай это.
Дальше можешь не читать, я хочу чисто по-женски поболтать с Мариной. Будь разумен, дорогой мой Максимушка, береги жену и сына. Надеюсь летом приехать к вам в гости и сказать тебе лично все то, что не считаю уместным писать.
Маринушка, с тобой я тоже о многом хочу поговорить летом, но некоторые темы откладывать крайне нежелательно. Прежде всего это ваше желание второго ребенка. Я крайне рада, что вы не поддались модным ныне веяниям и не собираетесь ограничиваться одним Олеженькой. Но хочу тебе сказать, что о втором ребенке ты можешь думать не раньше, чем через год-полтора. Я не знаю, объясняли ли тебе такие нюансы, поэтому прости старую ведьму, если мои слова покажутся тебе слишком резкими — поверь, я любя.
У Олеженьки большой потенциал, это уже видно. Но ты не слишком сильная ведьма, а Максим и вовсе обделен силой. Ты должна понимать, чего стоит для слабой ведьмы без подпитки от мужа выносить сильного ребенка. Прежде чем снова забеременеть, ты должна полностью восстановиться. Подумай о себе и о будущем ребенке, чем больше будет твой резерв, тем легче пройдет беременность и тем сильнее будет малыш.
Плохо, что мы ничего не знаем о твоих родителях, прогнозы лишь по одной ветви родословной крайне неточны.
