В тот же вечер я рассказала Ленару о ребенке. Мы еще вздрагивали от пережитого наслаждения, по коже еще проносилась дрожь, мокрые обнаженные тела еще не остудил прохладный воздух, когда я решила «порадовать мужа». Ленар тут же откатился на край кровати от меня подальше.
— Мы больше не будем спать вместе, — сдавленно произнес он, — это может повредить ребенку…
— Кто вам такое сказал? — возмущенно заявила я, — это отсутствие любви и тепла может повредить ребенку, а уж никак не супружеские отношения.
— Хорошо, я проконсультируюсь с Тадером. А ты начинай утром собирать вещи. Мы переезжаем во дворец.
— Почему??? — я аж привстала на кровати. Что-то после, как я надеялась, счастливого и радостного признания о ребенке, меня все больше поражают и огорчают странные выводы мужа…
— Так надо, там ты будешь в безопасности. Дворец охраняет королевская элитная гвардия, — отрезал он.
— Но я не понимаю, зачем? У нас прекрасный уютный дом… Или я чего то не знаю? — я впилась в Ленара испытующим взглядом. На одно крошечное мгновение его взгляд изменился. Но потом он невозмутимо произнес «Ничего не случилось, просто так будет лучше». Но я уже немного научилась читать его скупые эмоции, чтобы понять — он соврал…
* * *
Собираться я, конечно, начала… Неизвестно, какие тараканы у Ленара в голове, лучше ему не перечить… А сама вызвала на допрос врача, когда он пришел к нам вечером. Пока муж переодевался после работы я, как профессиональный следователь, допрашивала доктора. Оказывается, на советника было совершенно еще два покушения. И только чудом он опять остался жив. Когда карету изрешетили пули, Ленар наклонился за упавшим карандашом. А когда экипаж прямо на улице окружила толпа откуда-то взявшихся бедняков, в количестве аж двадцати человек, сам отбивался шпагой от вооруженных до зубов «страждущих»… И опять был ранен в ногу. А я-то думала, что он хромает, потому что устал и разболелась старая рана. Каков подлец! Ленар попросил Тадера не говорить мне ничего, всё же обошлось… Я была в гневе… Ничего, мой скрытный, невозмутимый муж, я заставлю тебя доверять мне!
К двум комнатам, закрепленным за советником, нам добавили еще несколько, под мой будуар, столовую и общую гостиную. Я, как могла, превращала безликие холодные дворцовые палаты в уютные комнаты. Домашние покрывала, несколько любимых картин, ваз, статуэток. Книги, та самая памятная шкура и опять перед камином…
Ленар приходил теперь и на обед и на ужин. Дворец был огромен, и жилое крыло занимало самую небольшую его часть. А я сходила с ума от безделья. Муж не выпускал меня в город. Ни в ателье. Ни на рынок… После того, как он узнал о ребенке, Ленар превратился в одержимого тирана и самодура. Ортензия и Мари, чтобы со мной увидеться, должны были записываться на прием в канцелярии. Элеонор пока приходила без проблем… Но чаще всего я сидела с книгой одна и общалась с друзьями по шкатулке… Я внимательно прислушивалась к зреющей внутри меня жизни… Думала, размышляла. Гуляла по дворцовому парку, погруженная в себя, в свой внутренний мир…
Я уже давно поняла и приняла свою любовь к этому непростому человеку, моему мужу. Закрытому, нелюдимому, упрямому. У меня болит сердце, когда я вижу, как он приходит усталый и голодный с очередного заседания. Когда засыпает прямо в кресле, а недоеденный ужин остается на столе. И я не знаю, как помочь ему, как снять хоть часть бремени с его плеч… Почему я, всегда ценившая свои удобства и благосостояние превыше всего и всех, сейчас судорожно ищу способ облегчить его тяготы, с радостью и удовольствием, обеспечиваю ему домашний уют и комфорт?.. Все, что могу, что в моих силах… Мне хотеться оградить его от трудностей, приковать к себе стальными цепями, быть рядом каждую секунду. Но понимаю, что привязывать к себе такого человека нельзя, да и не возможно. Слишком он уж гордый и самодостаточный. И если удастся сделать из него послушного раба, это уже будет не тот, человек, которого я люблю, которым восхищаюсь…
У всех по разному рождается любовь… У кого-то выросла из ежедневных случайных встреч в офисе. У кого-то проклюнулась за пять лет сидения за партой и наблюдения одного и того же стриженного затылка перед собой каждый день. У кого-то вспыхнула мгновенно с первого взгляда, столкнувшись в толпе в метро… Моя любовь родилась на шелковых простынях, в темной спальне. И она не пошлая и не порочная. Не ошибочная и не дефектная. Она самая что ни на есть прекрасная и восхитительная… Потому что сейчас внутри меня сияет огромное жаркое солнце, мне хочется поделиться теплом со всем миром, с каждым человеком…
* * *
— Дорогой муж, — начала я грозно за завтраком, — если вы мне не найдете какое-нибудь занятие, я не знаю, что сделаю! — в конце я почти орала, — сколько мне можно сидеть и читать? Я уже знаю историю нашего государства чуть ли с основания. Я прочитала о выращивании зерновых культур в северных районах, о применении магии в сельском хозяйстве и быту. Я изучила географию и астрологию. Я перечитала все стихи и более-менее приличную романтическую литературу… Я больше не могу, — вздохнула я тяжело и наивно похлопала ресницами. Проверенный способ…
Ленар с усмешкой наблюдал за моим выпадом… И внутри, наверное, забавлялся…
— Хорошо, — как то подозрительно сразу согласился он, — я сейчас работаю над законопроектом — реорганизация социальных учреждений, школ, детских домов для детей-сирот, лечебниц, домов для одиноких стариков… В общем нужно убедить совет в необходимости выделения финансирования… Ты сможешь помочь…
— Что нужно делать? — тут же загорелась я, ни секунды не сомневаясь, что мне под силу все, что угодно, я же умненькая девочка!
— Будешь редактировать и править мою речь перед собранием. Я набросал черновик, а заниматься ей некогда, лучше я еще посижу над законом… Наших толстосумов убедить в чем то очень проблематично… Ты же выпускала журнал? — я поспешно кивнула — еще передумает! Правда, я никогда не занималась политикой, но «не боги горшки обжигают», правда?
Ленар мне выделил стол в своем большом кабинете в канцелярии. И я стала по несколько часов в день работать на короля…
Корсеты я перестала носить почти сразу же, как узнала о ребенке. Ортензии, наконец, пришлось сшить мне несколько платьев из серии «ампир», в греческом стиле. Высокая талия, перевязанный под грудью поясок. Ниспадающие мягкие складки, делали совершенно незаметным мой небольшой животик. Скромный «учительский» узел на затылке, несколько локонов, опускающихся на обнаженные плечи. Широкий палантин. Я опять стала законодательницей мод, показавшись в этом наряде, под руку с Ленаром на королевском обеде. Дамы заохали, как же без корсета! На что меттер Тадер произнес многозначительно, что корсет вредит внутренним женским органам… И опять к Ортензии потянулись клиентки…
После блестящей речи на заседании совета, Ленар начал потихоньку давать мне работу. Возможно, убедился в наличии у меня таланта, возможно, ему было спокойнее и приятнее, когда я сидела рядом, в кабинете, под его надзором… Зато теперь и у меня появились рычаги влияния… Он перестал пропускать обеды и ужины. Потому что я отказывалась идти есть в свои комнаты одна, без него… Мне поручили писать статьи в королевский еженедельник. Проправительственные, так сказать… Разъяснять простому люду политику короля, совета. Кратко излагать принятые законы и права… И многое другое… Я чертила графики и диаграммы для его выступлений, ввела в обиход алгоритмы и блок-схемы… Ленар удивлялся откуда у меня такие креативные идеи, я отбивалась тем, что люблю придумывать и рисовать…
Вот так спокойно и тихо шли дни, недели, месяцы. Страсти утихли, наступила полная семейная идиллия. Мы с Ленаром понимали друг друга с полу взгляда, чувствовали друг друга, как будто у нас одно общее тело на двоих. Я иногда пугалась потусторонности этих ощущений. Когда у него начинала болеть голова, я подходила к письменному столу мужа, становилась позади кресла и запускала пальцы в его волосы, массируя кожу. Растирала круговыми движениями виски, ласково терла кончики ушей. И боль стихала… Он сам никогда не говорил, что у него что-то болит, или он устал, или расстроен. Меня огорчала и обижала его скрытность, но я понимала, что уже не переделаю этого человека. Да и незачем…
Наши ночи теперь были наполнены лаской и нежностью. Такой пронзительной и трепетной, что у меня выступали слезы на глазах, видя молитвенное выражение лица, когда он склонялся к моему животу. Бережно, едва касаясь рисовал узоры на коже. Невесомо и осторожно вел по дороге к наслаждению… И я не скажу, что это было хуже той безудержной звериной страсти, которая сжигала нас… Я знала, что страсть не вечна… И была права — не вечна… Она сгорела, переплавилась в огненном горниле в эту душераздирающую нежность и заботу…
— Я давно хотела тебя спросить… — я расслабленно полулежала на подушках и играла волосами Ленара, голова мужа уютно устроилась у меня на коленях, — что это было в первые дни наших супружеских отношений? Как понимать эти кратковременные приходы, до пояса поднятую ночную рубашку? — я не удержавшись, хихикнула… Ленар, похоже смутился… Видеть его порозовевшие скулы было так необычно и приятно… Что то такое теплое шевельнулось внутри…
— Я… — начал неуверенно он… — в общем, поначалу я не знал как… А так как с Ираидой было именно так… Точнее, она хотела так… — я уже не сдерживаясь смеялась…
— То есть, — я зажимаю себе рот ладонью, что бы совсем не опозориться… — то есть ты с ней??? — уже смеюсь в открытую, — все время???..
— Ну да, — смутился окончательно муж, — она говорила, что аристократы все так…
— А зачем тогда пальцами? — охнула я.
— Ну я же не зверь… Тебе же было бы больно… Раньше, до Ираиды, у меня была вдова купца. Простая женщина, не привередливая, с ней было нормально…
— Я не хочу знать, кто был у тебя раньше, — резко и раздраженно оборвала я Ленара… — и как было…
— Я не монах, — тихо и твердо ответил муж, поднявшись с моих колен, — и уже давно не мальчик. Я не скажу, что вел разгульный образ жизни — война и государственная служба забирают почти все свободное время. Но у меня есть прошлое, были в моей судьбе женщины, не много, но были… и я не скрываю этого… — я смутилась. Ведь и я, честно говоря, не идеал. Если взять настоящую меня, то и вообще…
— Прости, — прошептала я, обнимая, — конечно, они у тебя были. Иначе, как бы ты смог достигнуть таких высот? — польстила я ему, засунув ревность подальше… Ленар внимательно и напряженно смотрел на меня.
— Я хочу тебе сказать, — он запнулся, — я… ты… очень нравишься мне, — с трудом выдавил он, — и ты единственная и сейчас и… Всегда будешь единственной…
Да… с признаниями у нас не очень… Но ничего, я заставлю тебя когда-нибудь признаться мне в любви, дорогой муж… А пока мне хватит и этого…
— Конечно, единственная, — перевела разговор в ироничное русло, — я же самая красивая девушка в королевстве — сам сказал… — я улыбнулась, — и у тебя не было выбора… Давай-ка спать, муж мой…
* * *
Однажды вечером я сидела за своим столом и размышляла на тему создания журнала для детей…
Сосредоточиться не удавалось, крепкая двойная дверь оказалась слабой преградой для воплей и криков, доносившихся с заседания, проходившего в соседнем кабинете. Ленар встречался с главными магами королевства. В западной провинции Лескан разразилась красная лихорадка. Чтобы зараза не распространялась, несколько областей оцепила гвардия, порталы закрыли… Лекари и знахари сбились с ног, пытаясь остановить заразу… Маги же, по прежнему сидели с своих особняках, принимая только тех больных, которые были способны заплатить за лечение немалые деньги… На простых умирающих людей им было плевать. Я уже не раз обсуждала с мужем заносчивость и эгоизм этих «кудесников», он так же, как и я, был страшно зол на сложившуюся ситуацию…
И это его крик я слышала сейчас из-за двери…
— Если через неделю в провинции останется хоть один заболевший, я обещаю вам такие репрессии, что гонения на магов тысячелетний давности вам покажутся детскими разборками. Вы будете бесплатно работать на государство, я заберу вас все полномочия и льготы. Магические школы теперь будут только под надзором правительства… Каждый маг не то что не сможет покинуть страну, в которой родился, но и город, где будет прикреплен. Если понадобится, я надену на каждого рабские браслеты, — орал Ленар… Я слышала по голосу, что муж на пределе… Мне самой было ясно, что нужно менять устои тысячелетней давности, маги зажрались… И я давно говорила Ленару, что нужно развивать традиционную медицину и строить лечебницы…
Когда через час муж вошел в наш кабинет, я решила дать ему время остыть — на нем лица не было. Некоторое время Ленар ходил из угла в угол, потом сел за стол и уставился ничего не видящим взглядом в горящий камин… Если я правильно поняла из разговора, ему удалось отправить магов в Лескан… Но окончательной победой не пахло… Я пристально смотрела на мужа…
— Ты что-то хотела, Эльви? — немного раздраженно произнес Ленар… Понятно, еще не отошел от заседания…
— Да… Я хотела сказать, что люблю тебя, Ленар де Мирас… — спокойно и тихо ответила я. Зачем держать внутри себя те слова, которые давно уже рвутся наружу?… Особенно, если они могут сделать человека немного счастливее, немного увереннее в себе, немного радостнее… — Очень люблю…
Если мне хотелось отвлечь его от тяжких дум — мне это удалось… Взгляд Ленара стал ошарашенным и растерянным… Я встала, подошла к креслу и забралась к нему на колени…
— И не нужно мне ничего говорить. Просто знай это… — я смотрела мужу в глаза и так приятно было наблюдать за сотней разнообразных эмоций, проносившихся у него на лице… Недоверие, осторожная робкая радость, сомнение, сосредоточенность, желание верить, маленький огонек надежды… Мое признание на минуту пробило брешь в его защите и увидела настоящего Ленара, того мужчину, которого я люблю… Маги были забыты в одно мгновение… И если я не услышала сегодня вечером от него словесного признания, то его руки и губы мне сказали достаточно…
* * *
Короля и наследника я почти не видела. Монарх полностью самоустранился от правления и передал полномочия советнику. Если раньше Ленар был его правой рукой, то теперь стал и левой, и ногами, и головой… Ходили слухи, что он тяжело болеет. Я удивлялась, при такой продвинутой магической медицине в этом мире, можно еще болеть? И кому? Самому богатому и влиятельному человеку в королевстве? На мой вопрос Тадер отшутился и быстро закрыл тему… Я не стала копать дальше, потому что у меня своих переживаний было достаточно… Шел девятый месяц беременности… Я отяжелела и уже работала в наших комнатах, в жилом крыле дворца. Ленар со своими неизменными бумагами, записями, книгами и папками переселился за мной…
Нота протеста от Остры появилась в правительственной шкатулке под утро. Почту разбирал секретарь Ленара и сразу заметил толстый тяжелый конверт с вензелем императора Вакариуса. Хотя императором он самодовольно назвал себя сам, так как империей такое злобное агрессивное государство было назвать сложно. В Остре до сих пор процветало рабство. Правда, не только в ней одной. Но именно в этой стране рынки рабов были самые многочисленные, жестокие и кровавые.
— Мы больше не будем спать вместе, — сдавленно произнес он, — это может повредить ребенку…
— Кто вам такое сказал? — возмущенно заявила я, — это отсутствие любви и тепла может повредить ребенку, а уж никак не супружеские отношения.
— Хорошо, я проконсультируюсь с Тадером. А ты начинай утром собирать вещи. Мы переезжаем во дворец.
— Почему??? — я аж привстала на кровати. Что-то после, как я надеялась, счастливого и радостного признания о ребенке, меня все больше поражают и огорчают странные выводы мужа…
— Так надо, там ты будешь в безопасности. Дворец охраняет королевская элитная гвардия, — отрезал он.
— Но я не понимаю, зачем? У нас прекрасный уютный дом… Или я чего то не знаю? — я впилась в Ленара испытующим взглядом. На одно крошечное мгновение его взгляд изменился. Но потом он невозмутимо произнес «Ничего не случилось, просто так будет лучше». Но я уже немного научилась читать его скупые эмоции, чтобы понять — он соврал…
* * *
Собираться я, конечно, начала… Неизвестно, какие тараканы у Ленара в голове, лучше ему не перечить… А сама вызвала на допрос врача, когда он пришел к нам вечером. Пока муж переодевался после работы я, как профессиональный следователь, допрашивала доктора. Оказывается, на советника было совершенно еще два покушения. И только чудом он опять остался жив. Когда карету изрешетили пули, Ленар наклонился за упавшим карандашом. А когда экипаж прямо на улице окружила толпа откуда-то взявшихся бедняков, в количестве аж двадцати человек, сам отбивался шпагой от вооруженных до зубов «страждущих»… И опять был ранен в ногу. А я-то думала, что он хромает, потому что устал и разболелась старая рана. Каков подлец! Ленар попросил Тадера не говорить мне ничего, всё же обошлось… Я была в гневе… Ничего, мой скрытный, невозмутимый муж, я заставлю тебя доверять мне!
К двум комнатам, закрепленным за советником, нам добавили еще несколько, под мой будуар, столовую и общую гостиную. Я, как могла, превращала безликие холодные дворцовые палаты в уютные комнаты. Домашние покрывала, несколько любимых картин, ваз, статуэток. Книги, та самая памятная шкура и опять перед камином…
Ленар приходил теперь и на обед и на ужин. Дворец был огромен, и жилое крыло занимало самую небольшую его часть. А я сходила с ума от безделья. Муж не выпускал меня в город. Ни в ателье. Ни на рынок… После того, как он узнал о ребенке, Ленар превратился в одержимого тирана и самодура. Ортензия и Мари, чтобы со мной увидеться, должны были записываться на прием в канцелярии. Элеонор пока приходила без проблем… Но чаще всего я сидела с книгой одна и общалась с друзьями по шкатулке… Я внимательно прислушивалась к зреющей внутри меня жизни… Думала, размышляла. Гуляла по дворцовому парку, погруженная в себя, в свой внутренний мир…
Я уже давно поняла и приняла свою любовь к этому непростому человеку, моему мужу. Закрытому, нелюдимому, упрямому. У меня болит сердце, когда я вижу, как он приходит усталый и голодный с очередного заседания. Когда засыпает прямо в кресле, а недоеденный ужин остается на столе. И я не знаю, как помочь ему, как снять хоть часть бремени с его плеч… Почему я, всегда ценившая свои удобства и благосостояние превыше всего и всех, сейчас судорожно ищу способ облегчить его тяготы, с радостью и удовольствием, обеспечиваю ему домашний уют и комфорт?.. Все, что могу, что в моих силах… Мне хотеться оградить его от трудностей, приковать к себе стальными цепями, быть рядом каждую секунду. Но понимаю, что привязывать к себе такого человека нельзя, да и не возможно. Слишком он уж гордый и самодостаточный. И если удастся сделать из него послушного раба, это уже будет не тот, человек, которого я люблю, которым восхищаюсь…
У всех по разному рождается любовь… У кого-то выросла из ежедневных случайных встреч в офисе. У кого-то проклюнулась за пять лет сидения за партой и наблюдения одного и того же стриженного затылка перед собой каждый день. У кого-то вспыхнула мгновенно с первого взгляда, столкнувшись в толпе в метро… Моя любовь родилась на шелковых простынях, в темной спальне. И она не пошлая и не порочная. Не ошибочная и не дефектная. Она самая что ни на есть прекрасная и восхитительная… Потому что сейчас внутри меня сияет огромное жаркое солнце, мне хочется поделиться теплом со всем миром, с каждым человеком…
* * *
— Дорогой муж, — начала я грозно за завтраком, — если вы мне не найдете какое-нибудь занятие, я не знаю, что сделаю! — в конце я почти орала, — сколько мне можно сидеть и читать? Я уже знаю историю нашего государства чуть ли с основания. Я прочитала о выращивании зерновых культур в северных районах, о применении магии в сельском хозяйстве и быту. Я изучила географию и астрологию. Я перечитала все стихи и более-менее приличную романтическую литературу… Я больше не могу, — вздохнула я тяжело и наивно похлопала ресницами. Проверенный способ…
Ленар с усмешкой наблюдал за моим выпадом… И внутри, наверное, забавлялся…
— Хорошо, — как то подозрительно сразу согласился он, — я сейчас работаю над законопроектом — реорганизация социальных учреждений, школ, детских домов для детей-сирот, лечебниц, домов для одиноких стариков… В общем нужно убедить совет в необходимости выделения финансирования… Ты сможешь помочь…
— Что нужно делать? — тут же загорелась я, ни секунды не сомневаясь, что мне под силу все, что угодно, я же умненькая девочка!
— Будешь редактировать и править мою речь перед собранием. Я набросал черновик, а заниматься ей некогда, лучше я еще посижу над законом… Наших толстосумов убедить в чем то очень проблематично… Ты же выпускала журнал? — я поспешно кивнула — еще передумает! Правда, я никогда не занималась политикой, но «не боги горшки обжигают», правда?
Ленар мне выделил стол в своем большом кабинете в канцелярии. И я стала по несколько часов в день работать на короля…
Корсеты я перестала носить почти сразу же, как узнала о ребенке. Ортензии, наконец, пришлось сшить мне несколько платьев из серии «ампир», в греческом стиле. Высокая талия, перевязанный под грудью поясок. Ниспадающие мягкие складки, делали совершенно незаметным мой небольшой животик. Скромный «учительский» узел на затылке, несколько локонов, опускающихся на обнаженные плечи. Широкий палантин. Я опять стала законодательницей мод, показавшись в этом наряде, под руку с Ленаром на королевском обеде. Дамы заохали, как же без корсета! На что меттер Тадер произнес многозначительно, что корсет вредит внутренним женским органам… И опять к Ортензии потянулись клиентки…
После блестящей речи на заседании совета, Ленар начал потихоньку давать мне работу. Возможно, убедился в наличии у меня таланта, возможно, ему было спокойнее и приятнее, когда я сидела рядом, в кабинете, под его надзором… Зато теперь и у меня появились рычаги влияния… Он перестал пропускать обеды и ужины. Потому что я отказывалась идти есть в свои комнаты одна, без него… Мне поручили писать статьи в королевский еженедельник. Проправительственные, так сказать… Разъяснять простому люду политику короля, совета. Кратко излагать принятые законы и права… И многое другое… Я чертила графики и диаграммы для его выступлений, ввела в обиход алгоритмы и блок-схемы… Ленар удивлялся откуда у меня такие креативные идеи, я отбивалась тем, что люблю придумывать и рисовать…
Вот так спокойно и тихо шли дни, недели, месяцы. Страсти утихли, наступила полная семейная идиллия. Мы с Ленаром понимали друг друга с полу взгляда, чувствовали друг друга, как будто у нас одно общее тело на двоих. Я иногда пугалась потусторонности этих ощущений. Когда у него начинала болеть голова, я подходила к письменному столу мужа, становилась позади кресла и запускала пальцы в его волосы, массируя кожу. Растирала круговыми движениями виски, ласково терла кончики ушей. И боль стихала… Он сам никогда не говорил, что у него что-то болит, или он устал, или расстроен. Меня огорчала и обижала его скрытность, но я понимала, что уже не переделаю этого человека. Да и незачем…
Наши ночи теперь были наполнены лаской и нежностью. Такой пронзительной и трепетной, что у меня выступали слезы на глазах, видя молитвенное выражение лица, когда он склонялся к моему животу. Бережно, едва касаясь рисовал узоры на коже. Невесомо и осторожно вел по дороге к наслаждению… И я не скажу, что это было хуже той безудержной звериной страсти, которая сжигала нас… Я знала, что страсть не вечна… И была права — не вечна… Она сгорела, переплавилась в огненном горниле в эту душераздирающую нежность и заботу…
— Я давно хотела тебя спросить… — я расслабленно полулежала на подушках и играла волосами Ленара, голова мужа уютно устроилась у меня на коленях, — что это было в первые дни наших супружеских отношений? Как понимать эти кратковременные приходы, до пояса поднятую ночную рубашку? — я не удержавшись, хихикнула… Ленар, похоже смутился… Видеть его порозовевшие скулы было так необычно и приятно… Что то такое теплое шевельнулось внутри…
— Я… — начал неуверенно он… — в общем, поначалу я не знал как… А так как с Ираидой было именно так… Точнее, она хотела так… — я уже не сдерживаясь смеялась…
— То есть, — я зажимаю себе рот ладонью, что бы совсем не опозориться… — то есть ты с ней??? — уже смеюсь в открытую, — все время???..
— Ну да, — смутился окончательно муж, — она говорила, что аристократы все так…
— А зачем тогда пальцами? — охнула я.
— Ну я же не зверь… Тебе же было бы больно… Раньше, до Ираиды, у меня была вдова купца. Простая женщина, не привередливая, с ней было нормально…
— Я не хочу знать, кто был у тебя раньше, — резко и раздраженно оборвала я Ленара… — и как было…
— Я не монах, — тихо и твердо ответил муж, поднявшись с моих колен, — и уже давно не мальчик. Я не скажу, что вел разгульный образ жизни — война и государственная служба забирают почти все свободное время. Но у меня есть прошлое, были в моей судьбе женщины, не много, но были… и я не скрываю этого… — я смутилась. Ведь и я, честно говоря, не идеал. Если взять настоящую меня, то и вообще…
— Прости, — прошептала я, обнимая, — конечно, они у тебя были. Иначе, как бы ты смог достигнуть таких высот? — польстила я ему, засунув ревность подальше… Ленар внимательно и напряженно смотрел на меня.
— Я хочу тебе сказать, — он запнулся, — я… ты… очень нравишься мне, — с трудом выдавил он, — и ты единственная и сейчас и… Всегда будешь единственной…
Да… с признаниями у нас не очень… Но ничего, я заставлю тебя когда-нибудь признаться мне в любви, дорогой муж… А пока мне хватит и этого…
— Конечно, единственная, — перевела разговор в ироничное русло, — я же самая красивая девушка в королевстве — сам сказал… — я улыбнулась, — и у тебя не было выбора… Давай-ка спать, муж мой…
* * *
Однажды вечером я сидела за своим столом и размышляла на тему создания журнала для детей…
Сосредоточиться не удавалось, крепкая двойная дверь оказалась слабой преградой для воплей и криков, доносившихся с заседания, проходившего в соседнем кабинете. Ленар встречался с главными магами королевства. В западной провинции Лескан разразилась красная лихорадка. Чтобы зараза не распространялась, несколько областей оцепила гвардия, порталы закрыли… Лекари и знахари сбились с ног, пытаясь остановить заразу… Маги же, по прежнему сидели с своих особняках, принимая только тех больных, которые были способны заплатить за лечение немалые деньги… На простых умирающих людей им было плевать. Я уже не раз обсуждала с мужем заносчивость и эгоизм этих «кудесников», он так же, как и я, был страшно зол на сложившуюся ситуацию…
И это его крик я слышала сейчас из-за двери…
— Если через неделю в провинции останется хоть один заболевший, я обещаю вам такие репрессии, что гонения на магов тысячелетний давности вам покажутся детскими разборками. Вы будете бесплатно работать на государство, я заберу вас все полномочия и льготы. Магические школы теперь будут только под надзором правительства… Каждый маг не то что не сможет покинуть страну, в которой родился, но и город, где будет прикреплен. Если понадобится, я надену на каждого рабские браслеты, — орал Ленар… Я слышала по голосу, что муж на пределе… Мне самой было ясно, что нужно менять устои тысячелетней давности, маги зажрались… И я давно говорила Ленару, что нужно развивать традиционную медицину и строить лечебницы…
Когда через час муж вошел в наш кабинет, я решила дать ему время остыть — на нем лица не было. Некоторое время Ленар ходил из угла в угол, потом сел за стол и уставился ничего не видящим взглядом в горящий камин… Если я правильно поняла из разговора, ему удалось отправить магов в Лескан… Но окончательной победой не пахло… Я пристально смотрела на мужа…
— Ты что-то хотела, Эльви? — немного раздраженно произнес Ленар… Понятно, еще не отошел от заседания…
— Да… Я хотела сказать, что люблю тебя, Ленар де Мирас… — спокойно и тихо ответила я. Зачем держать внутри себя те слова, которые давно уже рвутся наружу?… Особенно, если они могут сделать человека немного счастливее, немного увереннее в себе, немного радостнее… — Очень люблю…
Если мне хотелось отвлечь его от тяжких дум — мне это удалось… Взгляд Ленара стал ошарашенным и растерянным… Я встала, подошла к креслу и забралась к нему на колени…
— И не нужно мне ничего говорить. Просто знай это… — я смотрела мужу в глаза и так приятно было наблюдать за сотней разнообразных эмоций, проносившихся у него на лице… Недоверие, осторожная робкая радость, сомнение, сосредоточенность, желание верить, маленький огонек надежды… Мое признание на минуту пробило брешь в его защите и увидела настоящего Ленара, того мужчину, которого я люблю… Маги были забыты в одно мгновение… И если я не услышала сегодня вечером от него словесного признания, то его руки и губы мне сказали достаточно…
* * *
Короля и наследника я почти не видела. Монарх полностью самоустранился от правления и передал полномочия советнику. Если раньше Ленар был его правой рукой, то теперь стал и левой, и ногами, и головой… Ходили слухи, что он тяжело болеет. Я удивлялась, при такой продвинутой магической медицине в этом мире, можно еще болеть? И кому? Самому богатому и влиятельному человеку в королевстве? На мой вопрос Тадер отшутился и быстро закрыл тему… Я не стала копать дальше, потому что у меня своих переживаний было достаточно… Шел девятый месяц беременности… Я отяжелела и уже работала в наших комнатах, в жилом крыле дворца. Ленар со своими неизменными бумагами, записями, книгами и папками переселился за мной…
Нота протеста от Остры появилась в правительственной шкатулке под утро. Почту разбирал секретарь Ленара и сразу заметил толстый тяжелый конверт с вензелем императора Вакариуса. Хотя императором он самодовольно назвал себя сам, так как империей такое злобное агрессивное государство было назвать сложно. В Остре до сих пор процветало рабство. Правда, не только в ней одной. Но именно в этой стране рынки рабов были самые многочисленные, жестокие и кровавые.
