Портрет

— А картина у тебя? — я удивленно уставилась на Олдриджа. — Конечно, у тебя, иначе, как бы ты смогла так далеко уехать их Парижа, — сам ответил на свой вопрос Джордж.
       Я загадочно улыбнулась.
       — Она больше не держит меня, — произнесла я, — наверное, сейчас она держит другого.
       Джордж ошеломленно кашлянул.
       — Неужели… Еще одно чудо?
       — Ага, — фыркнула я, — по ускоренному сценарию. Это младший брат Моро. Жорж, который, — я понизила голос почти до шепота, — умер в пятилетнем возрасте сразу после второй мировой войны. Моро всю жизнь потратил на то, чтобы дать брату еще один шанс. Он чувствовал вину перед ним.
       — Понятно, — задумчиво пробормотал Джордж.
       Мы надолго замолчали. Олдридж вел машину, я боролась со сном. Сегодня был тяжелый день. Еще утром я была в особняке Моро и спешила в подвал с завтраком. Я поздним вечером еду в машине по графствам Великобритании вместе с Джорджем. Кто бы мог представить!
       — Приехали, — прошептал мужчина, останавливая автомобиль у высоких кованых ворот.
       Я почти спала, сквозь ресницы наблюдая, как Джордж вышел из машины, что-то говорил по интеркому, потом ворота начали разъезжаться в стороны. Еще пару минут, и мы оказались у внушительного здания из красного кирпича. «Все, добрались, наконец, — подумала я сонно, — хоть куда-нибудь».
       Проснувшись утром, осмотрелась. Фамильный особняк Олдриджей представлял собой настоящий английский замок. Когда-то давно я побывала в подобном. Совсем чуть-чуть. Никакой вычурности, нет ни позолоты, ни мрамора, ни огромных картин, как у Моро. Все просто, даже скромно, но мне понравилось.
       Нас с Жоржем поселили в одной комнате. Не знаю, что сказал слугам Джордж, но те пылинки с нас сдували.
       — Нет, я сама могу одеться… И ребеночка одену тоже… Нет, не нужно проветривать… И кондиционер включать тоже…
       С утра в нашей комнате, наверное, перебывал весь штат прислуги. Всем хотелось поглядеть на таинственную девушку старшего сына хозяина и (ее/его) ребенка. В конце концов, я сбежала, оставив Жоржа на попечении трех словоохотливых тетушек. Вряд ли они что-либо выпытают у него, так как единственное слово, которое мы выучили, это — фи.
       Джорджа я нашла внизу, на первом этаже. Он ходил из угла в угол, словно кого-то ждал. Когда я вошла в гостиную, глаза у его вспыхнули радостью.
       — Доброе утро, — и улыбка такая солнечная, что больно смотреть.
       Я смущенно кивнула:
       — Привет.
       — Ты позавтракала?
       — Конечно, попробовала я бы отказаться…
       Олдридж виновато развел руки.
       — Знаю я нашу кухарку. Она не успокоится, пока все члены семьи не будут страдать ожирением.
       Мы стояли друг напротив друга и не знали, что говорить. Видимо, ему тоже было неловко.
       — Пойдем в кабинет? — прошептал он заговорщицки. — Возможно, хоть там за нами не будут подсматривать.
       Я испуганно покрутила головой. И увидела лишь краешек мелькнувшей одежды в глубине, под лестницей.
       — Это был Лоран, — произнес Джордж, когда мы уселись в кожаные кресла. Я скептически приподняла брови, — у меня остались в Париже знакомые журналисты и лица, скажем так, с не очень чистой репутацией. Я позвонил утром.
       — Но как он смог узнать, что я покинула особняк? — я не могла поверить, что человек может быть настолько одержим. Это не любовь, это патологическая одержимость.
       — С его деньгами… — пожал плечами Олдридж, — он мог подкупить кого-нибудь в особняке Моро, а мог следить за ним. Не знаю… Но не переживай. Если во Франции он бог, то здесь, в Англии, обычный смертный. Законными способами он тебя не достанет, а выкрасть не сможет.
       — Я должна уехать, — решительно произнесла я и встала, — не могу подвергать опасности твой дом, людей, живущих здесь. Если этот маньяк доберется сюда… Неизвестно, что случится.
       — Так и знал, что тебе нельзя этого говорить, — в сердцах бросил Джордж и схватил меня за руку, останавливая, — куда ты поедешь? У тебя нет ни знакомых, ни денег.
       — Деньги есть, — парировала я, — Моро оставил нам с Жоржем небольшую сумму в швейцарском банке. Что-то около двух миллионов евро. Пока нам хватил.
       — Небольшую? — хмыкнул мужчина. — Странные у тебя понятия о деньгах. Но не в этом суть. Как только ты снимешь хоть что-то, Лоран сразу же узнает.
       — И что? — разозлилась я. — Мне теперь вечно скрываться? Сидеть здесь, в твоем доме, всю жизнь?
       Ссора набирала обороты. Не знаю, как так получилось, что прекрасный светлый кабинет превратился в поле боя. А все так хорошо начиналось…
       — Тебе чем-то не нравится мой дом? — парировал Джордж.
       — Мне не нравится быть пленницей, — рыкнула я, — слишком долго я была ею раньше.
       — Хорошо, — тут же успокоился Олдридж, — куда ты хочешь отправиться? В Америку? В Бразилию? Японию? Выбирай, я сегодня же куплю нам билеты на самолет.
       — Нам? — переспросила я. — Ты что, летишь с нами?
       — Конечно, лечу. Я не оставлю вас одних.
       — Зачем? — вспыхнула я. — Почему? Почему ты так о нас заботишься?
       Джордж замялся. Я сама удивляюсь, что это со мной случилось. Раньше я никогда не повышала голос, никогда не кричала. Возможно, мне надоело во всем подчиняться?
       — Я чувствую ответственность перед тобой, — в конце концов произнес он, — я беспокоюсь о вас.
       Вот, значит, как. Ответственность. Беспокойство. Как же больно.
       — Как же я устала от всего этого…— горько произнесла я, в горле стоял комок, но голос пока мне подчинялся. — Все меня опекают, думают, что я совершенно не способна сама принимать решения?!
       Еще немного и я расплачусь. На что я рассчитывала, приезжая сюда? Уж конечно, не на отеческую заботу.
       — Я беспокоюсь о тебе, потому что безумно люблю тебя! — выкрикнул Джордж громко.
       Я ошеломленно застыла.
       — Ты не можешь меня любить! Ты меня совершенно не знаешь, — не знаю, кого я собиралась уговорить, себя или его. Или просто не могла поверить в его слова. — Мы виделись два раза и сказали друг другу несколько фраз. Ты видишь лишь красивую внешность и все.
       — Почему ты думаешь, что я не могу тебя любить? — невозмутимо произнес Джордж, казалось, после признания он расслабился и успокоился. — Да, это ты смотрела на меня месяцами. Да, ты знаешь меня лучше, чем я тебя. Но это не значит, что я люблю тебя меньше. Как только я увидел тебя там, в подвале, еще нарисованную, я уже тогда влюбился. Просто я не знал, что это… Не знал, как это назвать.
       Я сжала руки в замок и прижала к груди, словно боялась, что сердце выпрыгнет наружу. Он любит меня! Удивительно! Я такая невзрачная, мне всего год с небольшим, я ничего не умею и не знаю… А он. Красивый, умный, талантливый.
       — Любовь разная, — продолжал Джордж, — и совсем не обязательно знать человека хорошо, чтобы влюбиться. Мне не хватит всей жизни, чтобы познать и разгадать тебя. Ты тайна. Загадка. Ты чудо, которое случилось со мной. И ты говоришь, что я не могу любить тебя?
       Он замолчал. Я смотрела в пол и тихонько всхлипывала. Все эти слова… Это то самое волшебство, которое он создает. И сейчас эти слова наполнили меня до краев.
       — А ты? — я подняла голову, Джордж пристально, со жгучим интересом ждал моего ответа, — я могу узнать, что ты чувствуешь ко мне?
       Я протяжно всхлипнула, вытерла слезы и криво улыбнулась дрожащими губами.
       — Ну за мои чувства можешь не беспокоиться. Ты единственный человек, ради которого мне захотелось ожить. Ради которого я проделала весь этот путь. Так что будь спокоен. Кроме тебя мне никто не нужен. Ты единственный человек, которого я буду любить в своей жизни. Ты же оживил меня.
       

       Эпилог

       Художник позвонил и пообещал, что приедет через час. Я положила трубку и рассеяно уставилась в окно. Год назад я сказала себе, что больше ничего никогда не нарисую на картине. Джордж даже посоветовал ее сжечь, но я побоялась. Неизвестно как отреагирует мой сын. Теперь он к ней привязан, как когда-то была привязана я. Сейчас полотно лежит в бронированном сейфе, а когда мы куда-то уезжаем с Жоржем, приходиться брать его с собой. Не очень удобно, но что делать…
       Мы поженились год назад. В маленькой сельской церквушке в Оксфордшире. Лаура Монтиньонес и Джордж Олдридж. А когда приехали его родители, мы уже были мужем и женой. Старший Олдридж внимательно посмотрел на меня и буркнул: «Все ясно». Пожал руку и отправился в свой любимый кабинет, пить виски. Свекровь была более словоохотлива.
       — Боже мой! Моя невестка Лаура Симпсон — сама красивая женщина в мире! Да все мои подружки от зависти умрут!
       — Мама, давай не сейчас, — оборвал ее Джордж, — Лаура, как бы это сказать... Скрывается. Если узнают, что она здесь, завтра же дом будут осаждать сотни папарацци. Тебе это нужно?
       — Ладно-ладно! А когда будет можно? — подняла брови Карлотта.
       — Мы тебе скажем, — заверил Джордж.
       Можно стало лишь через полгода, когда из Франции сообщили, что Лоран погиб, разбившись на своем вертолете. Его смерть, пусть и трагична, означала конец моему заточению. Но к тому времени мне уже не хотелось свободы, обложек журналов и титула самой красивой женщины в мире. Мне было достаточно того, что я работала музой для своего мужа.
       В конце концов мы переехали в Испанию. И поселились в замке Пуэрто, в Каталонии. Оказалось, что замок по-прежнему мой, в договоре купли-продажи стояла фамилия Лауры Монтиньонес. Уже тогда Моро выправил мои документы.
       Лаура вернулась в свой замок. Какая ирония судьбы.
       Сейчас мы втроем живем в современном коттедже, за крепостными стенами. А замок открываем для посещений два раза в неделю. Тогда я надеваю пышное средневековое платье и вожу посетителей по коридорам и залам замка, рассказывая им разные истории. Правдивые и не очень.
       — Вы так похожи на портрет девушки в картинной галерее, — один глазастый турист все же заметил сходство.
       — Конечно, — улыбнулась я, — она моя дальняя родственница.
       — Бывает же такое, — ахнули все, — столько лет прошло, а сходство поразительное.
       — Магия…
       Маленький Жорж пошел в школу. В Англии мы наняли няню, да и я усилено занималась с ним, обучая чтению, письму. А Джордж взял на себя обязанности учителя физкультуры. Так что здесь, в Каталонии, он почти догнал своих сверстников. Не знаю, когда я расскажу ему правду о его рождении, и расскажу ли ее вообще…
       Но когда-нибудь он меня спросит, почему не может находиться далеко от дома. Почему я всегда беспокоюсь и часто звоню, когда он в школе. Почему не разрешаю ему далеко уезжать на экскурсии с классом. Он почти забыл время, когда был в картине. И слава богу, зачем ему эти ужасы.
       Джордж сегодня уехал в Мадрид на выставку своих книг. Я всегда езжу с ним, но сегодня почему-то с утра плохо себя чувствую. Тошнит и хочется спать… Непонятно.
       — Мадам, — в комнату постучалась Джемма, наша прислуга, — там к вам художник приехал. Я проводила его в кабинет.
       — Спасибо, — ответила я, — принеси нам чаю.
       Правильно ли я поступаю? Меня до сих пор гложет сомнение. Но у Жоржа впереди вся жизнь, не хочу, чтобы он был связан по рукам и ногам. Не хочу, чтобы он чувствовал себя в плену, как я когда-то…
       Художник, которого мне посоветовала Мартин, оказался молодым черноволосым человеком. Живой подвижный, он не стоял на месте, а уже принялся осматривать наши картины, книги на полках…
       — Добрый день, — я с улыбкой протянула руку для пожатия.
       У юноши заблестели глаза.
       — Боже мой! — воскликнул он, — какая же вы красавица. Неудивительно, что вы хотите написать свой портрет. Для меня будет счастьем рисовать вас.
       Я тихо рассмеялась.
       — Нет-нет. Я пригласила вас не для этого… Я хочу, чтобы вы нарисовали пейзаж на моем холсте, — я подошла к столу и достала полотно из ящика, — вот на этом.
       Художник развернул холст и принялся внимательно рассматривать его, проводя руками по ткани, словно лаская.
       — Прекрасная основа, — восхищенно выдохнул он, — и что вы хотите увидеть на нем?
       Я на мгновенье задумалась.
       — Я хочу увидеть море, солнце, облака, птиц. Хочу увидеть свой дом, счастливый дом. Да, — я вся вспыхнула, придумав нужное слово, — я хочу увидеть счастье.
       — Мадам, — молодой человек удивленно приподнял брови, — я нарисую все, что вы перечислили, но как нарисовать счастье?
       — Вы рисуйте, — улыбнулась я, — а счастье придет само.
       Я повешу ее в гостиной. И каждый день буду любоваться морем, солнцем, этим прекрасным миром, куда я попала, где я сейчас живу. Пусть картина наполнится моей любовью.
       Я не буду ее прятать в сейф. Пусть она будет открыта для всех. И каждый, кто увидит ее, будет восхищаться. И тогда здесь воцарятся мир и покой. Наши дети будут передавать ее из поколения в поколение, и счастье не покинет этот дом никогда.