Наступило утро. Я на костылях поковыляла к раковине. Умылась, почистила зубы. Сделала обязательную зарядку, с трудом, но переоделась в то, что мне принесла вчера Анна — летний сарафан и сланцы. Села на стул и принялась ждать докторов. Должна была так же приехать и Анна, как единственный близкий мне человек. Гипноза я серьезно опасалась. Меня погрузят в сон, будут задавать разные провокационные вопросы. А я должна буду отвечать, хочу этого или нет.
После экзекуции я очнулась и со страхом осмотрела присутствующих. Что я говорила, что рассказала, какую тайну открыла? Я ожидала, что меня сейчас назовут сумасшедшей и безумной, что во взглядах, обращенных на меня, будут ужас и негодование.
Но Анна и доктора смотрели только озадаченно и растерянно.
— Непонятно, — в итоге заявил сеньор Перес.
— Что я говорила? — испуганно пробормотала я, сделав соответствующее лицо.
— Как я и предполагала, ничего толкового гипноз не дал, — за всех ответила Анна. — Когда доктор спросил, как тебя зовут, ты сказала Лаура. Он попросил уточнить фамилию. Ты озадаченно застыла и непонимающе уставилась в окно. Он произнес: «Назовите полное имя и фамилию», ты неуверенно произнесла — Лаура де Монтиньонес. Он спросил, сколько тебе лет. Ты ответила — много, точно не знаешь. Где ты жила? Ты сказала — Испания, Германия, Франция, Бельгия… В общем перечислила почти все страны Евросоюза. Твои родители? Ты сказала Создатель. Доктор уточнил — Бог? Ты ответила — да. Больше мы ничего не добились.
Я ошеломленно помотала головой. Ничего не помню.
— Гипноз не помог. Остается надежда, что когда-нибудь Лаура сама вспомнит, — скептически произнесла Анна.
— Но мы узнали ее фамилию! — воскликнул Перес. — А это уже немаловажно! Если мы найдем родственников, то сможем сообщить им.
Доктор раскрыл планшет и принялся что-то там писать. Я опасливо косилась на его одухотворенное лицо.
— Так. Лаура де Монтиньонес. Посмотрим, — бубнил он под нос. — Есть одна Лаура!
Все перевели изумленные взгляды на Переса, ожидая чего-то невероятного.
— Упс! Лаура де Монтиньонес, дочь дона Хуана де Монтиньонес, испанского гранда, жившего в начале шестнадцатого века в Севилье. Единственный отпрыск. Она была отдана в жены какому-то богатому феодалу. Не оставила после себя детей. Род де Монтиньонес угас. Лаура была последней его представительницей.
— И все? — поинтересовалась Анна. — А сейчас кто-нибудь носит эту фамилию?
— Данных нет, — поднял голову доктор. — Возможно, полиция что-то найдет?
— Ничего она не найдет, — проворчала Анна, помогая мне встать с кресла и подавая трость. Ноги по-прежнему держали слабо. Мышцы за неделю массажей и физиопроцедур окрепли, но недостаточно. — Хватит для Лауры гипнозов и лечений. И так настрадалась, бедная девочка. Мы едем домой.
Симпсоны привезли меня к себе. Домик у них был небольшой. Даже не отдельный дом, а таунхаус со своим выходом и маленьким палисадником, на котором цвели примулы и стояла беседка. Он был гораздо меньше виллы Джорджа, находился не на первой линии моря, и с него не открывался завораживающий вид, но мне он показался гораздо милее и уютнее. В доме был один этаж, две спальни и большая гостиная. Кухня, она же и столовая, находилась в ней же.
Я не знала, что буду делать. Как жить, на что существовать. Симпсоны хорошие люди, но я не могу же у них жить вечно? В основном я помалкивала, так как боялась ляпнуть что-нибудь анахроничное или допотопное. Я постоянно училась, прислушивалась к разговорам вокруг, смотрела телевизор. Пыталась запомнить стиль речи, выражения, современные термины. Предстояло научиться читать и писать. Еще в больнице я попросила букварь и заучила алфавит. Пока испанский, дальше в планах были английский и французский.
Голова шла кругом — я живу! Пью, ем, дышу, трогаю, ощущаю. Столько непередаваемых оттенков эмоций и вкусов каждый день! Наверное, когда-нибудь мне надоест смотреть на солнце или пить апельсиновый сок, но пока этот день не наступил. Меня приводили в восторг самые обычные вещи — постоянство слов «Доброе утро» каждый день, вкус поджаренного хлеба с тонким ломтиком ветчины, скольжение расчески по волосам, мытье рук, запах мыла. Даже боль в мышцах после зарядки была приятна!
Наверное, мне нужно найти работу, ведь здесь все люди работают. Но как только я заикнулась об этом, Анна раскричалась и назвала меня безмозглой дурочкой.
— Едва ходишь! Не умеешь ни читать, ни писать! Ничего не знаешь и не помнишь! Куда ты пойдешь? — восклицала она. Джон сидел рядом и согласно кивал головой. — Тебе как минимум еще месяц приходить в себя. А там, глядишь, и родственники найдутся.
Я согласилась, так как сама понимала, что сейчас я беспомощная, как котенок. И с удвоенной силой взялась за обучение. Анна даже наняла репетитора, женщину, обучавшую чтению и письму первоклашек. С ней дела пошли быстрее.
А через две недели к нам пожаловали гости. Неожиданно из Америки к Симпсонам прилетел их внук Ричард. Анна и Джон были безумно рады приезду любимого внука, а я отнеслась к этому событию с настороженностью. С чего бы это студент последнего курса престижного университета в разгар обучения решил приехать проведать бабушку с дедушкой? Не иначе, как проинспектировать. Посмотреть на хищницу, которая поселилась у них и тянет деньги пенсионеров. Как это ни прискорбно, но доля истины в этом была — Симпсоны заплатили немалую сумму за мое пребывание в госпитале.
— Познакомься, Лаура, — Анна сияла, как отполированный чайник, — мой внук, Ричард Симпсон. Студент Йельского университета, сын моего старшенького, профессора по литературе — Генри. Генри сам работает в Йеле. Преподает английских и французских классиков.
Молодой человек пристально рассматривал меня сверху вниз. Кого он видел? Худенькую белокурую девушку с роскошной косой, широко раскрытыми серыми глазами и бледной кожей? Или все же, холодную алчную красавицу, коварную и подлую?
Я попыталась встать с дивана и достойно поприветствовать гостя, но Анна не дала, с силой опустив руку на мое плечо.
— Она еще плохо ходит, — объяснила за меня Анна внуку, — незачем вставать.
Ричард был похож на дедушку. У него тоже был тяжеловатый квадратный подбородок с ямочкой и широкий умный лоб. Карие пытливые глаза смотрели цепко и испытующе. Лицо после многочасового перелета выглядело устало, но не настолько, чтобы смягчиться при виде ловкой аферистки, то есть меня. Молодой человек буднично поцеловал Анну в щеку и сел напротив, демонстративно сложив руки на груди. Анна с Джоном уселись рядом со мной, словно защищая от своего же внука. Морщинистая рука Анны накрыла мою и несильно сжала, словно говоря: «Держись».
— Черт, — пробормотал Ричард на старофранцузском, — а она красотка.
— Это хорошо или плохо? — поинтересовалась я на том же диалекте.
Глаза парня изумленно округлились.
— Вы знаете языки? — удивленно поинтересовался он на немецком.
— Немного знаю, — ответила я на нем же.
— И какие? — на итальянском.
— Какие именно Вас интересуют? — ответила я на сербском.
— Туше, — усмехнулся Ричард и перешел на английский, — сербский только недавно начал учить.
— Сочувствую, — произнесла на чешском.
Дуэль состоялась. Неизвестно, выиграла я в ней или нет, но впечатление произвела, это точно. Парень был явно дезориентирован. Он озадаченно хмурился и кусал губы. «Разрыв шаблона налицо», — усмехнулась я мысленно.
— Бабушка, — в голосе Ричарда проскользнула то ли ревность, то ли зависть, то ли уважение, — ты же говорила, что Лаура потеряла память? Как она может помнить столько языков?
— А ты у нее спроси, — горделиво ответила Анна, словно моя победа в дуэли ее заслуга.
— Я сама не знаю, на скольких языках могу разговаривать, — дружески улыбнулась я, — просто слова приходят в голову и все.
— С ума сойти! — воскликнул Ричард, обводя взглядом всех нас. — Лаура разговаривает на семи языках! Это минимум! Меня отец учил языкам с детства. И то, славянскую группу я так и не смог одолеть, а она знает! Сколько же Вам лет?
Я скромно опустила глаза.
— Точно не помню.
— Вряд ли больше двадцати-двадцати пяти, — ответил сам же на свой вопрос Ричард, — тогда Вы уникум.
Ловкая аферистка была забыта. Теперь я уникум. Хотя, если бы он знал, сколько мне лет на самом деле, вряд ли он бы считал меня гением. За пять столетий еще и не то можно выучить.
— Вы могли бы работать переводчиком или кем-то другим в этой сфере, — продолжил он.
— Я не умею ни читать, ни писать, — вздохнула я показательно, — только начала учиться. Поэтому вряд ли я сейчас готова к полноценным переводам.
— Допрос закончен? — обратилась Анна к Ричарду, вставая. — Можем идти ужинать?
После неуверенного кивка внука она добавила:
— Пиши эсэмэс отцу, что Лаура приличная девушка и не собирается обирать бедных стариков.
Мне показалось, что внук смутился.
— Неужели вы с Генри думали, что мы совсем уже из ума выжили на старости лет? — Анна с хитрецой смотрела на Ричарда, уперев руки в бока. — Лаура прекрасно может о себе позаботиться, когда окрепнет и встанет на ноги.
— Она может прекрасно о себе позаботиться, выйдя на улицу и обратившись к первому попавшемуся фотографу, — буркнул Ричард сердито, — с таким лицом можно зарабатывать миллионы, и не думая головой.
— О чем это он? — я удивленно обернулась к Анне.
— Ричард говорит о том, что ты могла бы сделать карьеру фотомодели, — ответила она, строго посмотрев на внука, — но я не одобряю такого способа зарабатывания денег.
— А модели много получают? — не унималась я.
Могут пройти месяцы, пока я научусь хорошо читать и писать. Счет за лечение, оплаченный Симпсонами, беспокоил меня. Репетитор, одежда, обувь, разные мелочи, купленные ими, не добавляли хорошего настроения. Чем раньше я начну зарабатывать, тем лучше. Ричард прав — я села старикам на шею и пользуюсь их добротой.
— Хорошие очень много, — ухмыльнулся Ричард, — с Вашей внешностью, думаю, Вы мгновенно выйдете в топ.
Слова были немного непонятны, но главное я уловила — я могу сразу получить деньги.
— А Вы не могли бы найти мне улицу, где я встречу фотографа? — поинтересовалась я.
Ричард нахмурился. Неужели, я опять что-то не то ляпнула?
— Вы странно говорите, — произнес он озадачено, — складываете фразы хаотично и беспорядочно, словно наугад.
— Это еще ничего, — рассмеялась Анна, — сначала Лаура вообще не умела говорить. А когда заговорила, то первое, что сказала доктору, было: «Вы будете реставрировать мое тело?»
Я смутилась, опустив глаза. Помня, что реставратор чинил картину, я соответственно сделала вывод, что доктор чинит человеческие тела. Но оказалось, что для этого есть другие фразы. После нескольких подобных конфузов, я и вовсе принялась помалкивать, больше слушая, чем разговаривая.
— Бедняжка, — старушка подошла и похлопала меня по руке, — с ней произошло что-то ужасное, раз она не только потеряла память, но и разучилась говорить, читать и писать.
— Я помогу Вам, — серьезно сказал Ричард, протягивая ладонь для рукопожатия. Я неуверенно вложила свою, — интернет в полном нашем распоряжении. После ужина займемся поиском студии для Вашего портфолио, — глаза Ричарда загорелись азартом. — Завтра мы взорвем Барселону, Лаура. Это я Вам обещаю!
— Я не могу дать тебе аванс, Джордж. Больше половины экземпляров последней книги остались лежать на полках магазинов. Даже не окупили затраты на печать. Рецензии отвратительные. Ты исписался? Так быстро?
Его издатель, Жак Сонерс, был возмущен. Джордж даже по телефону ощущал его гнев и разочарование. Но что делать? Он и сам прекрасно понимал, что «Водоворот теней», его последний роман, не дотягивал до идеала. Задумка была интересная, начало искрометное и завораживающее. А дальше… Ступор. То ли свадьба помешала, то ли кража «Лауры», но после блестящих первых глав Джордж ничего значительного не написал. А концовка и вовсе выдалась предсказуемой и бездарной. Деньги были нужны, сроки поджимали, аванс был потрачен, и Джордж сделал то, что не делал ни разу в жизни — дописал роман технически. Казенным, скучным языком. Итог был предрешен.
— Что ты сейчас пишешь? — через некоторое время спросил Жак тоном ниже.
— Да есть кое-какие мыслишки, — произнес Джордж туманно.
На самом деле никаких мыслей не было. Даже мимолетных. Он часами просиживал перед пустым белым листом на экране, потом бросал эту затею и шел на побережье с банкой пива, смотреть на закат.
Расследования детектива Гарсии ровным счетом ничего не дали. Беседы с гостями и обслуживающим персоналом прошли впустую. Никто никого не видел. Отпечатки на ручке кабинета были стерты горничной. Нитки, которые обнаружили на гаражных воротах, отдали на спектральный анализ. А вдруг удалось бы выяснить, кто производитель рубашки? Но из лаборатории пришел странный отчет. Ткань была сделана из льняного полотна приблизительно пятнадцатый — шестнадцатый век.
— Ваш вор тот еще шутник, — прокомментировал эти данные Гарсия, — чтобы украсть картину шестнадцатого века, он обрядился в одежду той же эпохи.
Джорджу все и так казалось очень странным, а рубашка только добавила путаницы. Он поблагодарил детектива, расплатился с ним и мысленно попрощался с Лаурой.
Если бы не кража картины, он чувствовал бы себя вполне счастливым человеком. Его красавица жена обустраивала дом, стараясь сделать из него венец уюта и респектабельности. Каждую ночь она была рядом, пылкая, нежная, прекрасная. Вскоре после свадьбы они на неделю слетали в Париж. Да, Джордж мог бы быть безмятежно счастлив, если бы не одно но. Украли его Лауру. Он словно лишился чего-то важного. Руки или ноги. И эта потеря зудела на задворках сознания, не давая раствориться в блаженстве новобрачного.
А потом, через некоторое время, он заметил, что вдохновение исчезло. Сидя за столом, по привычке, бросал взгляд на стену и натыкался на пустое пространство. Он повесил туда морской пейзаж. Без толку. Потом картину Николло, купленную Изи. Тот же эффект. В итоге Джордж передвинул стол так, чтобы не видеть стену вовсе. Теперь он смотрел в окно. Стало гораздо лучше, по крайней мере, он кое-как закончил книгу.
Изи беспокоилась. Она видела метания мужа, но ничем не могла помочь. Ее же карьера продвигалась прекрасно. О галерее Касс даже написали в «Пипл». Художники в очередь становились, чтобы выставить у нее свои работы.
— Ты мог бы позвонить своему отцу, — как-то раз сказала она за ужином.
— Зачем? — напрягся Джордж. Он до сих пор болезненно переносил их размолвку и принимал в штыки любые уговоры жены пойти отцу навстречу. Она не раз и не два намекала, что пора бы помириться со знаменитым семейством.
— Ты сейчас в унынии и ступоре. Ничего не пишешь…
— Я пишу! — прервал ее Джордж.
Изабелла только скептически ухмыльнулась.
— Мог бы то время, которое ты растрачиваешь на пиво и прогулки по побережью, потратить с большей пользой, — девушка шла напролом.
Хватит терпеть меланхолию Джорджа. Она не для того выходила замуж, чтобы смотреть, как он неделями «ищет вдохновение». Ей нужны результаты и немедленно. Творческая личность? Как же! Пусть она всю жизнь прожила среди богемы, пусть ее работа связана с искусством, но она ни на грамм не была идеалистом. Для нее важен результат. А результат — это деньги. Чем их больше, тем лучше. А вдохновение — это туфта для романтиков.
После экзекуции я очнулась и со страхом осмотрела присутствующих. Что я говорила, что рассказала, какую тайну открыла? Я ожидала, что меня сейчас назовут сумасшедшей и безумной, что во взглядах, обращенных на меня, будут ужас и негодование.
Но Анна и доктора смотрели только озадаченно и растерянно.
— Непонятно, — в итоге заявил сеньор Перес.
— Что я говорила? — испуганно пробормотала я, сделав соответствующее лицо.
— Как я и предполагала, ничего толкового гипноз не дал, — за всех ответила Анна. — Когда доктор спросил, как тебя зовут, ты сказала Лаура. Он попросил уточнить фамилию. Ты озадаченно застыла и непонимающе уставилась в окно. Он произнес: «Назовите полное имя и фамилию», ты неуверенно произнесла — Лаура де Монтиньонес. Он спросил, сколько тебе лет. Ты ответила — много, точно не знаешь. Где ты жила? Ты сказала — Испания, Германия, Франция, Бельгия… В общем перечислила почти все страны Евросоюза. Твои родители? Ты сказала Создатель. Доктор уточнил — Бог? Ты ответила — да. Больше мы ничего не добились.
Я ошеломленно помотала головой. Ничего не помню.
— Гипноз не помог. Остается надежда, что когда-нибудь Лаура сама вспомнит, — скептически произнесла Анна.
— Но мы узнали ее фамилию! — воскликнул Перес. — А это уже немаловажно! Если мы найдем родственников, то сможем сообщить им.
Доктор раскрыл планшет и принялся что-то там писать. Я опасливо косилась на его одухотворенное лицо.
— Так. Лаура де Монтиньонес. Посмотрим, — бубнил он под нос. — Есть одна Лаура!
Все перевели изумленные взгляды на Переса, ожидая чего-то невероятного.
— Упс! Лаура де Монтиньонес, дочь дона Хуана де Монтиньонес, испанского гранда, жившего в начале шестнадцатого века в Севилье. Единственный отпрыск. Она была отдана в жены какому-то богатому феодалу. Не оставила после себя детей. Род де Монтиньонес угас. Лаура была последней его представительницей.
— И все? — поинтересовалась Анна. — А сейчас кто-нибудь носит эту фамилию?
— Данных нет, — поднял голову доктор. — Возможно, полиция что-то найдет?
— Ничего она не найдет, — проворчала Анна, помогая мне встать с кресла и подавая трость. Ноги по-прежнему держали слабо. Мышцы за неделю массажей и физиопроцедур окрепли, но недостаточно. — Хватит для Лауры гипнозов и лечений. И так настрадалась, бедная девочка. Мы едем домой.
Симпсоны привезли меня к себе. Домик у них был небольшой. Даже не отдельный дом, а таунхаус со своим выходом и маленьким палисадником, на котором цвели примулы и стояла беседка. Он был гораздо меньше виллы Джорджа, находился не на первой линии моря, и с него не открывался завораживающий вид, но мне он показался гораздо милее и уютнее. В доме был один этаж, две спальни и большая гостиная. Кухня, она же и столовая, находилась в ней же.
Я не знала, что буду делать. Как жить, на что существовать. Симпсоны хорошие люди, но я не могу же у них жить вечно? В основном я помалкивала, так как боялась ляпнуть что-нибудь анахроничное или допотопное. Я постоянно училась, прислушивалась к разговорам вокруг, смотрела телевизор. Пыталась запомнить стиль речи, выражения, современные термины. Предстояло научиться читать и писать. Еще в больнице я попросила букварь и заучила алфавит. Пока испанский, дальше в планах были английский и французский.
Голова шла кругом — я живу! Пью, ем, дышу, трогаю, ощущаю. Столько непередаваемых оттенков эмоций и вкусов каждый день! Наверное, когда-нибудь мне надоест смотреть на солнце или пить апельсиновый сок, но пока этот день не наступил. Меня приводили в восторг самые обычные вещи — постоянство слов «Доброе утро» каждый день, вкус поджаренного хлеба с тонким ломтиком ветчины, скольжение расчески по волосам, мытье рук, запах мыла. Даже боль в мышцах после зарядки была приятна!
Наверное, мне нужно найти работу, ведь здесь все люди работают. Но как только я заикнулась об этом, Анна раскричалась и назвала меня безмозглой дурочкой.
— Едва ходишь! Не умеешь ни читать, ни писать! Ничего не знаешь и не помнишь! Куда ты пойдешь? — восклицала она. Джон сидел рядом и согласно кивал головой. — Тебе как минимум еще месяц приходить в себя. А там, глядишь, и родственники найдутся.
Я согласилась, так как сама понимала, что сейчас я беспомощная, как котенок. И с удвоенной силой взялась за обучение. Анна даже наняла репетитора, женщину, обучавшую чтению и письму первоклашек. С ней дела пошли быстрее.
А через две недели к нам пожаловали гости. Неожиданно из Америки к Симпсонам прилетел их внук Ричард. Анна и Джон были безумно рады приезду любимого внука, а я отнеслась к этому событию с настороженностью. С чего бы это студент последнего курса престижного университета в разгар обучения решил приехать проведать бабушку с дедушкой? Не иначе, как проинспектировать. Посмотреть на хищницу, которая поселилась у них и тянет деньги пенсионеров. Как это ни прискорбно, но доля истины в этом была — Симпсоны заплатили немалую сумму за мое пребывание в госпитале.
— Познакомься, Лаура, — Анна сияла, как отполированный чайник, — мой внук, Ричард Симпсон. Студент Йельского университета, сын моего старшенького, профессора по литературе — Генри. Генри сам работает в Йеле. Преподает английских и французских классиков.
Молодой человек пристально рассматривал меня сверху вниз. Кого он видел? Худенькую белокурую девушку с роскошной косой, широко раскрытыми серыми глазами и бледной кожей? Или все же, холодную алчную красавицу, коварную и подлую?
Я попыталась встать с дивана и достойно поприветствовать гостя, но Анна не дала, с силой опустив руку на мое плечо.
— Она еще плохо ходит, — объяснила за меня Анна внуку, — незачем вставать.
Ричард был похож на дедушку. У него тоже был тяжеловатый квадратный подбородок с ямочкой и широкий умный лоб. Карие пытливые глаза смотрели цепко и испытующе. Лицо после многочасового перелета выглядело устало, но не настолько, чтобы смягчиться при виде ловкой аферистки, то есть меня. Молодой человек буднично поцеловал Анну в щеку и сел напротив, демонстративно сложив руки на груди. Анна с Джоном уселись рядом со мной, словно защищая от своего же внука. Морщинистая рука Анны накрыла мою и несильно сжала, словно говоря: «Держись».
— Черт, — пробормотал Ричард на старофранцузском, — а она красотка.
— Это хорошо или плохо? — поинтересовалась я на том же диалекте.
Глаза парня изумленно округлились.
— Вы знаете языки? — удивленно поинтересовался он на немецком.
— Немного знаю, — ответила я на нем же.
— И какие? — на итальянском.
— Какие именно Вас интересуют? — ответила я на сербском.
— Туше, — усмехнулся Ричард и перешел на английский, — сербский только недавно начал учить.
— Сочувствую, — произнесла на чешском.
Дуэль состоялась. Неизвестно, выиграла я в ней или нет, но впечатление произвела, это точно. Парень был явно дезориентирован. Он озадаченно хмурился и кусал губы. «Разрыв шаблона налицо», — усмехнулась я мысленно.
— Бабушка, — в голосе Ричарда проскользнула то ли ревность, то ли зависть, то ли уважение, — ты же говорила, что Лаура потеряла память? Как она может помнить столько языков?
— А ты у нее спроси, — горделиво ответила Анна, словно моя победа в дуэли ее заслуга.
— Я сама не знаю, на скольких языках могу разговаривать, — дружески улыбнулась я, — просто слова приходят в голову и все.
— С ума сойти! — воскликнул Ричард, обводя взглядом всех нас. — Лаура разговаривает на семи языках! Это минимум! Меня отец учил языкам с детства. И то, славянскую группу я так и не смог одолеть, а она знает! Сколько же Вам лет?
Я скромно опустила глаза.
— Точно не помню.
— Вряд ли больше двадцати-двадцати пяти, — ответил сам же на свой вопрос Ричард, — тогда Вы уникум.
Ловкая аферистка была забыта. Теперь я уникум. Хотя, если бы он знал, сколько мне лет на самом деле, вряд ли он бы считал меня гением. За пять столетий еще и не то можно выучить.
— Вы могли бы работать переводчиком или кем-то другим в этой сфере, — продолжил он.
— Я не умею ни читать, ни писать, — вздохнула я показательно, — только начала учиться. Поэтому вряд ли я сейчас готова к полноценным переводам.
— Допрос закончен? — обратилась Анна к Ричарду, вставая. — Можем идти ужинать?
После неуверенного кивка внука она добавила:
— Пиши эсэмэс отцу, что Лаура приличная девушка и не собирается обирать бедных стариков.
Мне показалось, что внук смутился.
— Неужели вы с Генри думали, что мы совсем уже из ума выжили на старости лет? — Анна с хитрецой смотрела на Ричарда, уперев руки в бока. — Лаура прекрасно может о себе позаботиться, когда окрепнет и встанет на ноги.
— Она может прекрасно о себе позаботиться, выйдя на улицу и обратившись к первому попавшемуся фотографу, — буркнул Ричард сердито, — с таким лицом можно зарабатывать миллионы, и не думая головой.
— О чем это он? — я удивленно обернулась к Анне.
— Ричард говорит о том, что ты могла бы сделать карьеру фотомодели, — ответила она, строго посмотрев на внука, — но я не одобряю такого способа зарабатывания денег.
— А модели много получают? — не унималась я.
Могут пройти месяцы, пока я научусь хорошо читать и писать. Счет за лечение, оплаченный Симпсонами, беспокоил меня. Репетитор, одежда, обувь, разные мелочи, купленные ими, не добавляли хорошего настроения. Чем раньше я начну зарабатывать, тем лучше. Ричард прав — я села старикам на шею и пользуюсь их добротой.
— Хорошие очень много, — ухмыльнулся Ричард, — с Вашей внешностью, думаю, Вы мгновенно выйдете в топ.
Слова были немного непонятны, но главное я уловила — я могу сразу получить деньги.
— А Вы не могли бы найти мне улицу, где я встречу фотографа? — поинтересовалась я.
Ричард нахмурился. Неужели, я опять что-то не то ляпнула?
— Вы странно говорите, — произнес он озадачено, — складываете фразы хаотично и беспорядочно, словно наугад.
— Это еще ничего, — рассмеялась Анна, — сначала Лаура вообще не умела говорить. А когда заговорила, то первое, что сказала доктору, было: «Вы будете реставрировать мое тело?»
Я смутилась, опустив глаза. Помня, что реставратор чинил картину, я соответственно сделала вывод, что доктор чинит человеческие тела. Но оказалось, что для этого есть другие фразы. После нескольких подобных конфузов, я и вовсе принялась помалкивать, больше слушая, чем разговаривая.
— Бедняжка, — старушка подошла и похлопала меня по руке, — с ней произошло что-то ужасное, раз она не только потеряла память, но и разучилась говорить, читать и писать.
— Я помогу Вам, — серьезно сказал Ричард, протягивая ладонь для рукопожатия. Я неуверенно вложила свою, — интернет в полном нашем распоряжении. После ужина займемся поиском студии для Вашего портфолио, — глаза Ричарда загорелись азартом. — Завтра мы взорвем Барселону, Лаура. Это я Вам обещаю!
***
— Я не могу дать тебе аванс, Джордж. Больше половины экземпляров последней книги остались лежать на полках магазинов. Даже не окупили затраты на печать. Рецензии отвратительные. Ты исписался? Так быстро?
Его издатель, Жак Сонерс, был возмущен. Джордж даже по телефону ощущал его гнев и разочарование. Но что делать? Он и сам прекрасно понимал, что «Водоворот теней», его последний роман, не дотягивал до идеала. Задумка была интересная, начало искрометное и завораживающее. А дальше… Ступор. То ли свадьба помешала, то ли кража «Лауры», но после блестящих первых глав Джордж ничего значительного не написал. А концовка и вовсе выдалась предсказуемой и бездарной. Деньги были нужны, сроки поджимали, аванс был потрачен, и Джордж сделал то, что не делал ни разу в жизни — дописал роман технически. Казенным, скучным языком. Итог был предрешен.
— Что ты сейчас пишешь? — через некоторое время спросил Жак тоном ниже.
— Да есть кое-какие мыслишки, — произнес Джордж туманно.
На самом деле никаких мыслей не было. Даже мимолетных. Он часами просиживал перед пустым белым листом на экране, потом бросал эту затею и шел на побережье с банкой пива, смотреть на закат.
Расследования детектива Гарсии ровным счетом ничего не дали. Беседы с гостями и обслуживающим персоналом прошли впустую. Никто никого не видел. Отпечатки на ручке кабинета были стерты горничной. Нитки, которые обнаружили на гаражных воротах, отдали на спектральный анализ. А вдруг удалось бы выяснить, кто производитель рубашки? Но из лаборатории пришел странный отчет. Ткань была сделана из льняного полотна приблизительно пятнадцатый — шестнадцатый век.
— Ваш вор тот еще шутник, — прокомментировал эти данные Гарсия, — чтобы украсть картину шестнадцатого века, он обрядился в одежду той же эпохи.
Джорджу все и так казалось очень странным, а рубашка только добавила путаницы. Он поблагодарил детектива, расплатился с ним и мысленно попрощался с Лаурой.
Если бы не кража картины, он чувствовал бы себя вполне счастливым человеком. Его красавица жена обустраивала дом, стараясь сделать из него венец уюта и респектабельности. Каждую ночь она была рядом, пылкая, нежная, прекрасная. Вскоре после свадьбы они на неделю слетали в Париж. Да, Джордж мог бы быть безмятежно счастлив, если бы не одно но. Украли его Лауру. Он словно лишился чего-то важного. Руки или ноги. И эта потеря зудела на задворках сознания, не давая раствориться в блаженстве новобрачного.
А потом, через некоторое время, он заметил, что вдохновение исчезло. Сидя за столом, по привычке, бросал взгляд на стену и натыкался на пустое пространство. Он повесил туда морской пейзаж. Без толку. Потом картину Николло, купленную Изи. Тот же эффект. В итоге Джордж передвинул стол так, чтобы не видеть стену вовсе. Теперь он смотрел в окно. Стало гораздо лучше, по крайней мере, он кое-как закончил книгу.
Изи беспокоилась. Она видела метания мужа, но ничем не могла помочь. Ее же карьера продвигалась прекрасно. О галерее Касс даже написали в «Пипл». Художники в очередь становились, чтобы выставить у нее свои работы.
— Ты мог бы позвонить своему отцу, — как-то раз сказала она за ужином.
— Зачем? — напрягся Джордж. Он до сих пор болезненно переносил их размолвку и принимал в штыки любые уговоры жены пойти отцу навстречу. Она не раз и не два намекала, что пора бы помириться со знаменитым семейством.
— Ты сейчас в унынии и ступоре. Ничего не пишешь…
— Я пишу! — прервал ее Джордж.
Изабелла только скептически ухмыльнулась.
— Мог бы то время, которое ты растрачиваешь на пиво и прогулки по побережью, потратить с большей пользой, — девушка шла напролом.
Хватит терпеть меланхолию Джорджа. Она не для того выходила замуж, чтобы смотреть, как он неделями «ищет вдохновение». Ей нужны результаты и немедленно. Творческая личность? Как же! Пусть она всю жизнь прожила среди богемы, пусть ее работа связана с искусством, но она ни на грамм не была идеалистом. Для нее важен результат. А результат — это деньги. Чем их больше, тем лучше. А вдохновение — это туфта для романтиков.
