Императрица села в кресло, стали рассаживаться и остальные.
И тут Лена в первый раз заметила, что стульев в зале намного меньше, чем собравшихся людей. Это её неприятно поразило, ведь она очень устала, проведя несколько часов на ногах.
Императрица разговаривала короткими деловыми фразами, и по её словам было понятно, что она в курсе всех обсуждаемых вопросов. Но не собирается заниматься ими конкретно.
Государыня протянула руку назад, не оборачиваясь. Стоящая позади девушка вложила в руку императрицы раскуренную папиросу.
«Она курит!» — удивилась Лена.
Ей вспомнились слова отца о том, что курение разрушает рассудок.
После короткого обсуждения повестки заседания начались чтения прошений.
И первым для рассмотрения прочли прошение промышленника Ломова, производителя кожевенных и суконных товаров для фронта.
Речь председательствовавшего князя Сигаева текла плавно и ровно, но вдруг в его монолог вклинился голос Ларисы Липницкой:
— Позвольте мне перебить Вас, князь. Недавно мне стало известно, что промышленник Ломов недобросовестно выполняет свои контракты по снабжению армии. И здесь находится лицо, которое может это подтвердить.
Лена вздрогнула от неожиданности. Но Лариса Липницкая нашла в толпе стоящих вокруг стола людей её глаза и сказала:
— Мадемуазель Шемякина. Расскажите нам, пожалуйста, что Вы знаете об этом деле.
Люди, стоящие вокруг, внезапно расступились, и Лена встретила цепкий блестящий взгляд глаз императрицы. Машинально она присела в гимназическом реверансе.
— Не смущайтесь, дитя моё, — сказала государыня.
Но Лена уже овладела собой. Она вовсе и не думала смущаться. Память у неё была хорошая. И письмо Никиты она запомнила почти слово в слово.
После того, как она процитировала его собравшимся, за столом поднялся шум.
— Безобразие! В то время, когда наши воины…
— Я давно подозревал, что этот Ломов…
Лицо императрицы покрылось ещё большим количеством красных пятен. Глаза её горели каким-то экзальтированным огнём.
Народ вокруг Лены снова сомкнулся, каждый старался показать своё возмущение.
— Предлагаю провести проверку на фабрике промышленника Ломова, — объявил председатель.
Отовсюду раздались одобрительные голоса.
Затем прочли несколько писем вдов погибших солдат и офицеров о предоставлении им пенсиона.
Лена, стоя в дальних рядах, чувствовала, что ещё немного, и она упадёт в обморок от голода и духоты. Чад от свечей, запах духов, от всего этого становилось дурно.
Пробираясь тихонько по стенке, она выскользнула на лестницу, сбежала на первый этаж, взяла у заспанного швейцара свою одежду и выбежала на улицу, в надежде, что её исчезновение никто не заметит.
Было уже очень поздно. Лена искренне надеялась, что Фёдор Григорьевич ещё не запер двери на ночь и не лёг спать.
«Любующиеся рекой» всё ещё стояли на своих местах и провожали Лену пристальными взглядами.
На перекрёстке эти дозоры закончились. Впереди замаячил изогнутый мостик. На его середине Лена увидела нечёткую фигуру, склонившуюся к воде. Сначала она даже не разобрала, мужчина это или женщина.
Подойдя поближе, Лена заметила, что вокруг ног фигуры обвевается на ветру юбка.
Женщина.
Внезапно незнакомка подняла ногу и закинула её за перила, как будто собираясь сесть на них верхом.
— Ты что делаешь?! — закричала Лена и рванула вперёд.
Она не видела ни лица этой женщины, ни одежды, она просто схватила её за воротник и изо всех сил дёрнула её на себя.
Женщина сопротивлялась и выкрикивала какие-то невнятные фразы.
Но вскоре Лена поняла, что она намного сильнее незнакомки. Она уложила ту на мостовую и уселась верхом. Платок с незнакомки съехал, и в неверном свете выглянувшей из-за тучи луны Лена увидела совсем молодое заплаканное лицо.
— Кто ты? — спросила Лена.
Женщина молчала. Её плечи мелко дрожали.
— Куда ж мне тебя девать?
Лена представляла реакцию дворника и своего квартирного хозяина Фёдора Григорьевича, если она приведёт домой незнакомую женщину, да ещё и в таком виде.
— Где ты живёшь? — попыталась она выяснить хоть что-то. Но незнакомка молчала, плакала и трясла головой.
Тут Лена вспомнила, что Маша Захарова недавно рассказывала о том, что одна из девушек, выпускниц приюта, с которыми она в складчину снимала квартиру, вышла замуж и переехала жить в семью мужа.
— Ну-ка, пойдём, — Лена взяла женщину за руку и потащила её по улице к квартире Маши.
В реакции Маши Лена не была уверена. Несмотря на то, что эта девушка сама в своё время закончила Мариинский приют, вела она себя иногда довольно заносчиво, про таких говорят «палец в рот не клади».
Но, в конце концов, нельзя же бросать эту несчастную на улице, а то она снова захочет броситься с моста. Какими бы ни были причины, допускать этого нельзя. Маша и девушки, которые снимали с ней квартиру, ещё не спали. Они собрались вокруг кухонного стола, посреди которого стоял старый закопченный чайник. Рядом в треснутой тарелочке лежали сушки и карамельки. Появление Лены с незнакомой гостьей было встречено без большого удивления. Видимо, в эту квартиру многие заходили вот так запросто.
