Без кота мышам раздолье
Далеко-давно средь кряковистых дубов и тонких берёз лежал Китеж. Что это был за град, никто не сможет описать высоту его белых стен, нарядность изб, блеск куполов. Лежал Китеж на острове средь озера широкого, а соединял его с берегом хрустальный мост.
И жил в Китеже купец Мирослав, всем купцам купец. Три корабля водил вниз по широкой Ветлуге и каждый раз возвращался всё богаче и богаче. Была у него дочь Варвара. Всем красавицам красавица: белолика, черноброва. Глаза цвета бирюзы сверкали днём и горели ночью. Все парни на неё заглядываются, а она из дома одна ни ногой, с подружками гуляет, с ними же болтает, на парней не смотрит, сколь красив и знатен не был бы он.
И вот засобирался купец в заморские страны.
- Дочь моя, - сказал он, примеряя вышитый Варварой кафтан, - веди себя скромно. С подругами не гуляй. Чужих в дом не пускай. Особенно на Купалу. Знаешь, здесь, что день, что ночь – всё худо. А я ворочусь с подарками.
- Не волнуйся, батюшка, - отвечала ему Варвара, а у самой глаза сверкают, румянец на щеках горит. На чай в блюдце дует да улыбается.
Покачал головой Мирослав, однако не мог отказаться от странствия дальнего: уж и товары уложены, и люди собраны.
Только батюшка за порог Варвара к зеркалу, крутится вертится, бусы примеряет. Одни не нравятся, другие не нравятся. Всё ей к лицу, да не по нраву. Постучали в дверь, да так сильно, что звук по всей светлице пробежал. Варвара улыбнулась отражению и к окну, а на ступеньках пред крыльцом - мужичок, в лаптях, с бородой нечёсаной, а в руках резной ларец с пёстрыми узорами.
- Кто пришёл? – спросила Варвара.
Тут из дальней светлицы вышла бабка-кормилица.
- Душенька моя, - поспешила она к Варваре, - с кем ты говоришь? Ведь отец не велел.
- Девица-красавица, - старик потянулся к крышке ларца, - я стар и юродив, беден, несчастен. Всё, что осталось отдаю, за это монету малую прошу. Выйди-погляди, мож что приглянётся.
- Не ходи. Не ходи, - уговаривала нянюшка, да кого ж Варвара слушать будет, коль отца дома нет. Вышла она на крыльцо, глянула в ларец, а внутри ни подвесок из золота, ни браслетов из серебра. Уж хотела Варвара прогнать старика, как блеснули в ярком свете бусы из стекла.
- Сколько хочешь за них? – молвила Варвара.
Старик голову опустил, утирая слезу, цену назвал, что в пору за янтарь давать, однако не поскупилась Варвара. Дала даже больше, а вернувшись в дом, принялась вновь у зеркала крутиться. На шею бусы повесит – хороша, к волосам приложит – хороша. Крутится, вертится, на себя налюбоваться не может. Нянюшка только головой качала, сидя на низкой скамье.
Уже и ночь наступила, а Варвара даж пред сном перебирала аккуратными пальчиками стеклянные бусины, холодившие кожу в ночной тишине.
- Душенька, спасть пора, - нянюшка потушила свечи, чтоб уберечь дом от беды. – Брось бусы и полезай на печь. Уж ночь темна.
Отложила Варвара бусы, но в ларец убирать не стала, так что сверкали стеклянные бусины в мутном свете луны словно слёзы. Забралась Варвара на печь тёплую, укрылась одеялом толстым, спи да радуйся, а она всё рассматривала «слёзы». Уж и нянюшка ушла, и собака во дворе притихла. Смотрит Варвара и улыбается, как вдруг, лишь моргнуть успела, чудится ей образ у окна. Одет не по-нашенски: шуба из белоснежных перьев, волосы, что сосульки зимой под крышей, глаза сверкают, аки у совы. Стоял не двигался, а Варвара на него смотрела. Только моргнула и нет его. Истаял. Был или не был? Мож показалось? А глаза уже усталые, веки тяжёлые. Закрыла Варвара глаза, да и задремала.
Днём тихо, а ночью лихо
Утро яркое. Утро радостное. Весело всходит солнце над Китижем, золотит крыши, гладит голубей. Открыла глаза Варвара и тут же скатилась с печки. Нянюшка на шум прибежала, а Варвара бусы в руках держит и смотрит, нахмурив чернявые брови.
- Что ж, ты делаешь, деточка, - всплеснула руками нянюшка, - только солнце поднялось, а ты, не умывшись, не прибравшись, всё играешь. Брось это дело. Не в чести девице так себя вести.
Правы были её слова. Убрала Варвара бусы в ларец, под замок, подальше от искушения. Тут уж девки босые забегали, по приказу, не по воле собственной. Одна за водой, другая в сени. Много дел в доме, за день не переделаешь, а Варвара за пряжу уселась, чтобы к возращению батюшки, новую рубаху ему справить, а к рубахе штаны, а к штанам кафтан. Крутится колесо, собирается нить, а Варвара всё на ларец поглядывает. Мешок пряжи на половину опустел, как позвали со двора звонкие девичьи голоса.
«Варя! Варечка! Выходи гулять!» - кличут друженьки-подруженьки, Настасья с Февронией. – «День хорош! Солнце красное землю греет! Пошли в лес за грибами да ягодами!»
Нянюшка качает головой с мольбой на Варвару смотрит.
- Не ходи, дитятко! В лесу леший косматый, на озере русалки холодные! Не ходи, ведь отец не велел!
Закусила губу Варвара, бросила взгляд на ларец и отвечала:
- Не пойду я с вами. Дел в избе много.
- Как хочешь! – крикнула Настя.
Уж ночь наступила, опустел мешок с пряжей. Достала Варвара стеклянные бусы из ларца, примерила. Темно в светлице, лишь свеча горит у зеркала, а за ним тьма непроглядная. Темнее любой ночи безлунной.
Примерила Варвара бусы стеклянные. Сверкнули они, словно совиные очи и вновь у окна возник призрачный странник, стоит не шелохнётся, а Варвара и сама двинутся не может.
- Кто ты?
Распахнул странник рот, хотел слово молвить, но тут упал лунный свет на него, и растаял красавец, словно и не было его. Совала Варвара бусы и бросила в ларец. Не оглядываясь, забралась она на печку. Изогнулись губы капризно. Глаза гневом сверкают. Так и заснула.
Грех гадать, а не грех и погодать
Только зорюшка зажглась, а Варвара уж вся в трудах. Чаю не попивши, каши не поевши, всё пряжёт, всё ткёт. Вновь позвали дружки, на ярмарку пойти. Отмахнулась от них Варвара. Весь день шила вышивала. Рубаху соткала, только не по плечу она отцу. Нянюшка смотрит, хмурится, да помалкивает. Уж она то знает этот взгляд с хитринкой и нить синюю.
Как разлились сумерки по Китежу, отослала Dарвара всех из светлицы. Вновь уселась у зеркала, свечу зажгла да рубашку накинула на плечи.
- Суженный мой ряженный, приди ко мне наряженный. Вот рубаха для тебя, что красивей не сыскать. Сама плела, сама ткала, сама сшила, сама вышивала, все пальцы исколола. Жду тебя заветный, жду тебя приметный, - всё шептала она, в зеркало смотря. И тут звякнул ларец, а Варвара только в зеркало смотрит. Тёмных очей не отводит.
Темно и тихо в светлице, только звенит в ларце что-то. Слышится сверчок и снова звон. Видит Варвара в зеркале, как сверкают стеклянные бусины, катаются по полу, а затем вот он, красавец. Уж не у окна он, а всё ближе. Обнимает её за плечи, то ли улыбается, то ли скалится.
- Неужель не боишься меня? – молвил он, а Варвара в ответ улыбается.
- Чего ж боятся тебя? - отвечала она.
- Разве не знаешь, кто я? – Тёплые уста коснулись ланит, и так захотелось Варваре обернуться, а нельзя.
- Не знаю, но знать хочу.
Рассмеялся красавец, но слова больше не молвил. Лишь целовал её щёки.
- Обернись и скажу. Обернись.
И так упоителен был этот голос, так сладок, словно мёд, что не сдержалась Варвара, обернулась, а за ней сова белокрылая. Вскрикнула Варвара с испугу, перебудила челядь. Вбежала и нянюшка и босоногие девицы, принялись всей толпой гонять птицу по светлице.
«Нет! Не трожте!» - закричала Варвара, да ку да уж. Вылетела сова в окно и растаяла в ночи черной. Топала Варвара, бранилась на челядь, а сделанного не воротишь. Пригорюнилась на. Луна светлоликая уж всё небо прошла, а Варваре не спится.
- Где это видано? Где это слыхано? – поднялась Варвара, а в ногах её сидит мужичок ростом с вершок. Борода словно пучок соломы.
- И чего помалкиваешь? – молвил он. – Где это видано, чтоб нечисть лесная по избе шастала? Еле выпроводил.
Встрепенулась Варвара. Засверкали очи. Покраснели ланиты.
- Кто просил тебя, старик-домовик? Разве велела я иль забыл, что не делается в этом доме ничего бе моего веления?
Домовой почесал бороду, но страха не высказал.
- Глупая девка! – буркнул он, не двинувшись. – Молода совсем, вот и думаешь, что сладишь с ним, а он не леший, не водяной. На одну ладонь тебя посадит, а другой прихлопнет.
Фыркнула Василиса и ничего не ответила. Только сморщила хорошенький носик, и покатился домовой с печи, аки клубок, через всю светлицу в тёмный угол.
Легко обещать, да трудно исполнять
Новый день новая заря, за зарёй полдень, а потом и к закату солнце покатилось. Вновь зовут друженьки Варвару, а она, как услышала, тут же засобиралась. Ни нянюшка, ни дядюшки не смогли остановить её. Вышла Варвара и тут же люди оборачиваться стали: хороша. Глаза, что два озера. Толстая, чёрная коса змейкой спадает по васильковому сарафану. Вышивка так искусна, что все мастерицы завидуют, а Варвара лишь глаза опускает да улыбается.
- Вот и ты, душенька, - взяла Настя её под руку, - мы уж думали, ты свет белый забудешь.
- И то право, - вторила ей Феврония. – Сколько радости в городе, а ты всё под замком сидишь, а парни просят, где ты, что ты. В конец нас утомили.
Смеётся Варвара, но не рассказывает, что ночами в избе творилось. Всё в небо поглядывает.
- Батюшка увёл корабли, - молвила она. – А на мне изба и все домашние. Не могла я пойти с вами, однако ж не пропущу сегодняшние гулянья в честь Ивана Купалы. Позабудем о плохом, будем прыгать через костёр, в реке купаться, а на рассвете соберём расу, чтобы красоты на весь следующий год хватило.
- Ты и о красоте беспокоишься? – покачала головой Настасья. – Уж не дразнишь ли нас?
Не успела ответить ей Варвара – преградили им путь парни высокие, широкоплечие в новых рубахах с яркой вышивкой. Вышел вперёд Ярослав, что выше других был, шире в плечах. Лицо под солнцем давно потемневшее, а светило неуёмное ещё и веснушек по носу рассыпало.
- Куда спешите красавицы? – молвил он.
- А тебе зачем надобно? – отвечала ему Ефросиния.
Не ответил ей Ярослав. Только на Варвару смотрел, взгляд не отводил.
- День уж к вечеру клонится, - заговорила она. – Разве не знаешь, что сегодня день Купалы. Вот и идём на поляну.
- И мы туда же, - улыбнулся Ярослав, - идите с нами. Одним беды не избежать.
Сговорились и пошли вместе мимо кремля белокаменного, через ярморочную площадь к воротам широким, а за воротами мост хрустальный. Каждый шаг звоном отражался, и взлетала мелодия лёгкой пеленой в небеса голубые, терялась средь порозовевших облаков, что уносились в сизую даль.
Перешли юнцы да девицы через мост на берег, где стеной раскинулся густой лес.
- Куда ж вы, молодцы? – спросила Настасья, когда шагнул Ярослав к лесной опушке.
- Как куда? Лешего пугать, русалок за волосы дёргать, – ответил тот, а у самого глаза маслянистые, точно у лиса. – Не убоитесь с нами пойти.
- Не убоимся, - молвила Варвара, и первая пошла вперёд.
За плохого замуж не хочется, а хорошего негде взять. Часть 1
Переплелись кроны деревьев, что неба не видно, а в корнях кусты колючие, так что и шаг не сделаешь. Идут и страх сердца берёт от тиши, от шорохов, от скрипов. Лес живёт, а мож и умер давно. Ничего не ясно.
Улыбнулась Варвара и запела, так что голос юный разогнал все страхи. Идёт, заливается, смотрит бесстрашно. Подхватили за ней подружки, а за ними парни. Нет больше тишины мёртвой, нет, шагов лешевых. Казалось, даже ветви деревьев раздвинулись, так что светлее стало. Свернула тропинка узкая и вывела всех на поляну широкую. Отступили деревья здесь, не сами, по воле людской. Каждую осень рубили здесь люди деревья себе на растопку, каждую весну выкорчёвывали пни, чтобы вспахать поле, а лес своего не уступал. Вот и сейчас уж кусты цеплялись за юбки да штаны, травы давно проклюнулись, погубив все посевы. Только и оставалось людям, что да зимы ждать.
А пока уж костёр средь поляны собирают. Молодцы ветки стаскивают. Девицы хохочут, в круг собравшись, на парней смотрят, а как те глянут, глаза отводят. Небо над головами расстилается ковром. Вспыхивают каменья звёзд и сверкают, подмигивая. Тени тают, утопая в темноте, пока не вспыхивает с хрустом огонь, подбрасывая вверх искры, но не долететь им да неба. Судьба пеплом бросает их на землю.
- Еще что кому до нас, когда праздничек у нас! – завела Настасья, подхватили девицы. А Варвара слова не молвит, только в огонь смотрит. Потемнели очи, стали чернее ночи. Взвилось пламя будто жеребец необъезженный, и упало на земь. Поют девки, за руки парней берут, в хоровод тянут. И Варвара с ними. Пляшет, поёт. Вдруг схватил её Ярослав за руку. Крепко держит и к огню ведёт.
- Красива ты, - молвил он. – жениться хочу. Верю, что судьбою мне обещанная.
- Веришь-верь, - отвечала ему Варвара, - да руки при себе держи.
Прыгнул Ярослав, да Варвара за ним. Вцепился огонь в штанину, словно зверь. Закричал Ярослав и разжал руки.
- Не быть женихом! Не быть невестой! – закричали парни с девицами. Ярослав скривился, штанину потушил, а Варвара улыбалась, опустив очи.
Зазвенели гусли, запела свирель. Прыгают другие, хохочут, гадают, кто на судьбу, кто на женитьбу. Вдруг поднялся ветер, почернело небо. Темно так, что ни звёзд, ни луны не видно. Припал огонь к земле, аки испугался чего-то. Жмутся девки к парням, зовут подружек. Зашевелились ветки, заходили деревья, задрожала земля. Взвыла темнота так, что бросились все прочь, только пятки сверкали, а Варвара стояла, чуть улыбаясь.
- Неужель не боишься? – протянул голос.
- Я чего бояться. Всё шутки твои, - отвечала она.
Хрустнули ветки и вышел на поляну великан, что верста коломенская. Рожа круглая красная, глаза большие чёрные, да не живые, а нарисованные. Фыркнул Ярослав и сбросил с себя накидку чёрную, а с ней пропало и чудо-юдо. Вновь стоял красавец писанный, смотрел на Варвару и улыбался.
- Ты девка знатная, красивая, смышлёная, - молвил он. – Чего ж кочевряжишься? Аки худ я в женихи? Иль другого ждёшь?
Ничего не ответила ему Варвара, ибо блеснули в небе белые крылья. Бросилась она со смехов в лес, а в след ей грозил Ярослав. Дорога сама ковром под ноги стелется. Ведёт, заманивает. Выбежала Варвара, но не к Светлояру широкому, а к терему высокому. Башни у того терема не ниже самых старых дубов. Оглянулась Варвара, а Ярослава не видно. Пропал в чаще лесной, что лунный луч во тьме.
За плохого замуж не хочется, а хорошего негде взять. Часть 2
Заблестели окна терема светом тёплым, приветливым. Белочки пред Варварой дверь распахнули. А в светлице широкой, за столом сам леший сидел. Волосы цвета мха, нос не дать-не взять сук, глаза, что орехи.
- Варвара, душа моя, - подскочил леший, весь кряхтя, словно старый дуб. – Заждался я тебя. И вот ты здесь: посмотри на мой дом. Люб он тебе? Только скажи, и станет он твоим, а ты моей.
Обвела взглядом Варвара светлицу и поджала пухлые губы.
- Хорош твой дом, но не люб он мне. И ты мне не люб, - топнула ножкой Варвара и оказалась вновь на тропе. Пошла она прочь, а травы за сарафан цепляются. Деревья к волосам тянутся.
Лес всё гуще, деревья всё толще. Уж и не видно, что впереди, как не вглядывайся. Махнула Варвара рукой и возник в неё в руке факел, да не простой: посажен череп белый на палке длинной, а в пустых глазницах горит огонь.
Далеко-давно средь кряковистых дубов и тонких берёз лежал Китеж. Что это был за град, никто не сможет описать высоту его белых стен, нарядность изб, блеск куполов. Лежал Китеж на острове средь озера широкого, а соединял его с берегом хрустальный мост.
И жил в Китеже купец Мирослав, всем купцам купец. Три корабля водил вниз по широкой Ветлуге и каждый раз возвращался всё богаче и богаче. Была у него дочь Варвара. Всем красавицам красавица: белолика, черноброва. Глаза цвета бирюзы сверкали днём и горели ночью. Все парни на неё заглядываются, а она из дома одна ни ногой, с подружками гуляет, с ними же болтает, на парней не смотрит, сколь красив и знатен не был бы он.
И вот засобирался купец в заморские страны.
- Дочь моя, - сказал он, примеряя вышитый Варварой кафтан, - веди себя скромно. С подругами не гуляй. Чужих в дом не пускай. Особенно на Купалу. Знаешь, здесь, что день, что ночь – всё худо. А я ворочусь с подарками.
- Не волнуйся, батюшка, - отвечала ему Варвара, а у самой глаза сверкают, румянец на щеках горит. На чай в блюдце дует да улыбается.
Покачал головой Мирослав, однако не мог отказаться от странствия дальнего: уж и товары уложены, и люди собраны.
Только батюшка за порог Варвара к зеркалу, крутится вертится, бусы примеряет. Одни не нравятся, другие не нравятся. Всё ей к лицу, да не по нраву. Постучали в дверь, да так сильно, что звук по всей светлице пробежал. Варвара улыбнулась отражению и к окну, а на ступеньках пред крыльцом - мужичок, в лаптях, с бородой нечёсаной, а в руках резной ларец с пёстрыми узорами.
- Кто пришёл? – спросила Варвара.
Тут из дальней светлицы вышла бабка-кормилица.
- Душенька моя, - поспешила она к Варваре, - с кем ты говоришь? Ведь отец не велел.
- Девица-красавица, - старик потянулся к крышке ларца, - я стар и юродив, беден, несчастен. Всё, что осталось отдаю, за это монету малую прошу. Выйди-погляди, мож что приглянётся.
- Не ходи. Не ходи, - уговаривала нянюшка, да кого ж Варвара слушать будет, коль отца дома нет. Вышла она на крыльцо, глянула в ларец, а внутри ни подвесок из золота, ни браслетов из серебра. Уж хотела Варвара прогнать старика, как блеснули в ярком свете бусы из стекла.
- Сколько хочешь за них? – молвила Варвара.
Старик голову опустил, утирая слезу, цену назвал, что в пору за янтарь давать, однако не поскупилась Варвара. Дала даже больше, а вернувшись в дом, принялась вновь у зеркала крутиться. На шею бусы повесит – хороша, к волосам приложит – хороша. Крутится, вертится, на себя налюбоваться не может. Нянюшка только головой качала, сидя на низкой скамье.
Уже и ночь наступила, а Варвара даж пред сном перебирала аккуратными пальчиками стеклянные бусины, холодившие кожу в ночной тишине.
- Душенька, спасть пора, - нянюшка потушила свечи, чтоб уберечь дом от беды. – Брось бусы и полезай на печь. Уж ночь темна.
Отложила Варвара бусы, но в ларец убирать не стала, так что сверкали стеклянные бусины в мутном свете луны словно слёзы. Забралась Варвара на печь тёплую, укрылась одеялом толстым, спи да радуйся, а она всё рассматривала «слёзы». Уж и нянюшка ушла, и собака во дворе притихла. Смотрит Варвара и улыбается, как вдруг, лишь моргнуть успела, чудится ей образ у окна. Одет не по-нашенски: шуба из белоснежных перьев, волосы, что сосульки зимой под крышей, глаза сверкают, аки у совы. Стоял не двигался, а Варвара на него смотрела. Только моргнула и нет его. Истаял. Был или не был? Мож показалось? А глаза уже усталые, веки тяжёлые. Закрыла Варвара глаза, да и задремала.
Днём тихо, а ночью лихо
Утро яркое. Утро радостное. Весело всходит солнце над Китижем, золотит крыши, гладит голубей. Открыла глаза Варвара и тут же скатилась с печки. Нянюшка на шум прибежала, а Варвара бусы в руках держит и смотрит, нахмурив чернявые брови.
- Что ж, ты делаешь, деточка, - всплеснула руками нянюшка, - только солнце поднялось, а ты, не умывшись, не прибравшись, всё играешь. Брось это дело. Не в чести девице так себя вести.
Правы были её слова. Убрала Варвара бусы в ларец, под замок, подальше от искушения. Тут уж девки босые забегали, по приказу, не по воле собственной. Одна за водой, другая в сени. Много дел в доме, за день не переделаешь, а Варвара за пряжу уселась, чтобы к возращению батюшки, новую рубаху ему справить, а к рубахе штаны, а к штанам кафтан. Крутится колесо, собирается нить, а Варвара всё на ларец поглядывает. Мешок пряжи на половину опустел, как позвали со двора звонкие девичьи голоса.
«Варя! Варечка! Выходи гулять!» - кличут друженьки-подруженьки, Настасья с Февронией. – «День хорош! Солнце красное землю греет! Пошли в лес за грибами да ягодами!»
Нянюшка качает головой с мольбой на Варвару смотрит.
- Не ходи, дитятко! В лесу леший косматый, на озере русалки холодные! Не ходи, ведь отец не велел!
Закусила губу Варвара, бросила взгляд на ларец и отвечала:
- Не пойду я с вами. Дел в избе много.
- Как хочешь! – крикнула Настя.
Уж ночь наступила, опустел мешок с пряжей. Достала Варвара стеклянные бусы из ларца, примерила. Темно в светлице, лишь свеча горит у зеркала, а за ним тьма непроглядная. Темнее любой ночи безлунной.
Примерила Варвара бусы стеклянные. Сверкнули они, словно совиные очи и вновь у окна возник призрачный странник, стоит не шелохнётся, а Варвара и сама двинутся не может.
- Кто ты?
Распахнул странник рот, хотел слово молвить, но тут упал лунный свет на него, и растаял красавец, словно и не было его. Совала Варвара бусы и бросила в ларец. Не оглядываясь, забралась она на печку. Изогнулись губы капризно. Глаза гневом сверкают. Так и заснула.
Грех гадать, а не грех и погодать
Только зорюшка зажглась, а Варвара уж вся в трудах. Чаю не попивши, каши не поевши, всё пряжёт, всё ткёт. Вновь позвали дружки, на ярмарку пойти. Отмахнулась от них Варвара. Весь день шила вышивала. Рубаху соткала, только не по плечу она отцу. Нянюшка смотрит, хмурится, да помалкивает. Уж она то знает этот взгляд с хитринкой и нить синюю.
Как разлились сумерки по Китежу, отослала Dарвара всех из светлицы. Вновь уселась у зеркала, свечу зажгла да рубашку накинула на плечи.
- Суженный мой ряженный, приди ко мне наряженный. Вот рубаха для тебя, что красивей не сыскать. Сама плела, сама ткала, сама сшила, сама вышивала, все пальцы исколола. Жду тебя заветный, жду тебя приметный, - всё шептала она, в зеркало смотря. И тут звякнул ларец, а Варвара только в зеркало смотрит. Тёмных очей не отводит.
Темно и тихо в светлице, только звенит в ларце что-то. Слышится сверчок и снова звон. Видит Варвара в зеркале, как сверкают стеклянные бусины, катаются по полу, а затем вот он, красавец. Уж не у окна он, а всё ближе. Обнимает её за плечи, то ли улыбается, то ли скалится.
- Неужель не боишься меня? – молвил он, а Варвара в ответ улыбается.
- Чего ж боятся тебя? - отвечала она.
- Разве не знаешь, кто я? – Тёплые уста коснулись ланит, и так захотелось Варваре обернуться, а нельзя.
- Не знаю, но знать хочу.
Рассмеялся красавец, но слова больше не молвил. Лишь целовал её щёки.
- Обернись и скажу. Обернись.
И так упоителен был этот голос, так сладок, словно мёд, что не сдержалась Варвара, обернулась, а за ней сова белокрылая. Вскрикнула Варвара с испугу, перебудила челядь. Вбежала и нянюшка и босоногие девицы, принялись всей толпой гонять птицу по светлице.
«Нет! Не трожте!» - закричала Варвара, да ку да уж. Вылетела сова в окно и растаяла в ночи черной. Топала Варвара, бранилась на челядь, а сделанного не воротишь. Пригорюнилась на. Луна светлоликая уж всё небо прошла, а Варваре не спится.
- Где это видано? Где это слыхано? – поднялась Варвара, а в ногах её сидит мужичок ростом с вершок. Борода словно пучок соломы.
- И чего помалкиваешь? – молвил он. – Где это видано, чтоб нечисть лесная по избе шастала? Еле выпроводил.
Встрепенулась Варвара. Засверкали очи. Покраснели ланиты.
- Кто просил тебя, старик-домовик? Разве велела я иль забыл, что не делается в этом доме ничего бе моего веления?
Домовой почесал бороду, но страха не высказал.
- Глупая девка! – буркнул он, не двинувшись. – Молода совсем, вот и думаешь, что сладишь с ним, а он не леший, не водяной. На одну ладонь тебя посадит, а другой прихлопнет.
Фыркнула Василиса и ничего не ответила. Только сморщила хорошенький носик, и покатился домовой с печи, аки клубок, через всю светлицу в тёмный угол.
Легко обещать, да трудно исполнять
Новый день новая заря, за зарёй полдень, а потом и к закату солнце покатилось. Вновь зовут друженьки Варвару, а она, как услышала, тут же засобиралась. Ни нянюшка, ни дядюшки не смогли остановить её. Вышла Варвара и тут же люди оборачиваться стали: хороша. Глаза, что два озера. Толстая, чёрная коса змейкой спадает по васильковому сарафану. Вышивка так искусна, что все мастерицы завидуют, а Варвара лишь глаза опускает да улыбается.
- Вот и ты, душенька, - взяла Настя её под руку, - мы уж думали, ты свет белый забудешь.
- И то право, - вторила ей Феврония. – Сколько радости в городе, а ты всё под замком сидишь, а парни просят, где ты, что ты. В конец нас утомили.
Смеётся Варвара, но не рассказывает, что ночами в избе творилось. Всё в небо поглядывает.
- Батюшка увёл корабли, - молвила она. – А на мне изба и все домашние. Не могла я пойти с вами, однако ж не пропущу сегодняшние гулянья в честь Ивана Купалы. Позабудем о плохом, будем прыгать через костёр, в реке купаться, а на рассвете соберём расу, чтобы красоты на весь следующий год хватило.
- Ты и о красоте беспокоишься? – покачала головой Настасья. – Уж не дразнишь ли нас?
Не успела ответить ей Варвара – преградили им путь парни высокие, широкоплечие в новых рубахах с яркой вышивкой. Вышел вперёд Ярослав, что выше других был, шире в плечах. Лицо под солнцем давно потемневшее, а светило неуёмное ещё и веснушек по носу рассыпало.
- Куда спешите красавицы? – молвил он.
- А тебе зачем надобно? – отвечала ему Ефросиния.
Не ответил ей Ярослав. Только на Варвару смотрел, взгляд не отводил.
- День уж к вечеру клонится, - заговорила она. – Разве не знаешь, что сегодня день Купалы. Вот и идём на поляну.
- И мы туда же, - улыбнулся Ярослав, - идите с нами. Одним беды не избежать.
Сговорились и пошли вместе мимо кремля белокаменного, через ярморочную площадь к воротам широким, а за воротами мост хрустальный. Каждый шаг звоном отражался, и взлетала мелодия лёгкой пеленой в небеса голубые, терялась средь порозовевших облаков, что уносились в сизую даль.
Перешли юнцы да девицы через мост на берег, где стеной раскинулся густой лес.
- Куда ж вы, молодцы? – спросила Настасья, когда шагнул Ярослав к лесной опушке.
- Как куда? Лешего пугать, русалок за волосы дёргать, – ответил тот, а у самого глаза маслянистые, точно у лиса. – Не убоитесь с нами пойти.
- Не убоимся, - молвила Варвара, и первая пошла вперёд.
За плохого замуж не хочется, а хорошего негде взять. Часть 1
Переплелись кроны деревьев, что неба не видно, а в корнях кусты колючие, так что и шаг не сделаешь. Идут и страх сердца берёт от тиши, от шорохов, от скрипов. Лес живёт, а мож и умер давно. Ничего не ясно.
Улыбнулась Варвара и запела, так что голос юный разогнал все страхи. Идёт, заливается, смотрит бесстрашно. Подхватили за ней подружки, а за ними парни. Нет больше тишины мёртвой, нет, шагов лешевых. Казалось, даже ветви деревьев раздвинулись, так что светлее стало. Свернула тропинка узкая и вывела всех на поляну широкую. Отступили деревья здесь, не сами, по воле людской. Каждую осень рубили здесь люди деревья себе на растопку, каждую весну выкорчёвывали пни, чтобы вспахать поле, а лес своего не уступал. Вот и сейчас уж кусты цеплялись за юбки да штаны, травы давно проклюнулись, погубив все посевы. Только и оставалось людям, что да зимы ждать.
А пока уж костёр средь поляны собирают. Молодцы ветки стаскивают. Девицы хохочут, в круг собравшись, на парней смотрят, а как те глянут, глаза отводят. Небо над головами расстилается ковром. Вспыхивают каменья звёзд и сверкают, подмигивая. Тени тают, утопая в темноте, пока не вспыхивает с хрустом огонь, подбрасывая вверх искры, но не долететь им да неба. Судьба пеплом бросает их на землю.
- Еще что кому до нас, когда праздничек у нас! – завела Настасья, подхватили девицы. А Варвара слова не молвит, только в огонь смотрит. Потемнели очи, стали чернее ночи. Взвилось пламя будто жеребец необъезженный, и упало на земь. Поют девки, за руки парней берут, в хоровод тянут. И Варвара с ними. Пляшет, поёт. Вдруг схватил её Ярослав за руку. Крепко держит и к огню ведёт.
- Красива ты, - молвил он. – жениться хочу. Верю, что судьбою мне обещанная.
- Веришь-верь, - отвечала ему Варвара, - да руки при себе держи.
Прыгнул Ярослав, да Варвара за ним. Вцепился огонь в штанину, словно зверь. Закричал Ярослав и разжал руки.
- Не быть женихом! Не быть невестой! – закричали парни с девицами. Ярослав скривился, штанину потушил, а Варвара улыбалась, опустив очи.
Зазвенели гусли, запела свирель. Прыгают другие, хохочут, гадают, кто на судьбу, кто на женитьбу. Вдруг поднялся ветер, почернело небо. Темно так, что ни звёзд, ни луны не видно. Припал огонь к земле, аки испугался чего-то. Жмутся девки к парням, зовут подружек. Зашевелились ветки, заходили деревья, задрожала земля. Взвыла темнота так, что бросились все прочь, только пятки сверкали, а Варвара стояла, чуть улыбаясь.
- Неужель не боишься? – протянул голос.
- Я чего бояться. Всё шутки твои, - отвечала она.
Хрустнули ветки и вышел на поляну великан, что верста коломенская. Рожа круглая красная, глаза большие чёрные, да не живые, а нарисованные. Фыркнул Ярослав и сбросил с себя накидку чёрную, а с ней пропало и чудо-юдо. Вновь стоял красавец писанный, смотрел на Варвару и улыбался.
- Ты девка знатная, красивая, смышлёная, - молвил он. – Чего ж кочевряжишься? Аки худ я в женихи? Иль другого ждёшь?
Ничего не ответила ему Варвара, ибо блеснули в небе белые крылья. Бросилась она со смехов в лес, а в след ей грозил Ярослав. Дорога сама ковром под ноги стелется. Ведёт, заманивает. Выбежала Варвара, но не к Светлояру широкому, а к терему высокому. Башни у того терема не ниже самых старых дубов. Оглянулась Варвара, а Ярослава не видно. Пропал в чаще лесной, что лунный луч во тьме.
За плохого замуж не хочется, а хорошего негде взять. Часть 2
Заблестели окна терема светом тёплым, приветливым. Белочки пред Варварой дверь распахнули. А в светлице широкой, за столом сам леший сидел. Волосы цвета мха, нос не дать-не взять сук, глаза, что орехи.
- Варвара, душа моя, - подскочил леший, весь кряхтя, словно старый дуб. – Заждался я тебя. И вот ты здесь: посмотри на мой дом. Люб он тебе? Только скажи, и станет он твоим, а ты моей.
Обвела взглядом Варвара светлицу и поджала пухлые губы.
- Хорош твой дом, но не люб он мне. И ты мне не люб, - топнула ножкой Варвара и оказалась вновь на тропе. Пошла она прочь, а травы за сарафан цепляются. Деревья к волосам тянутся.
Лес всё гуще, деревья всё толще. Уж и не видно, что впереди, как не вглядывайся. Махнула Варвара рукой и возник в неё в руке факел, да не простой: посажен череп белый на палке длинной, а в пустых глазницах горит огонь.
