Алина Борисова
Бал белых лилий.
Костюм сидел идеально. Светло серый, с иголочки, пиджак, пошитый лишь вчера к сему торжественному случаю, в совершенстве облегал фигуру, подчеркивая все достоинства, и не скрывая недостатков – просто за отсутствием недостатков. Нежная бледность дорогой материи выгодно подчеркивала яркую сочность сиреневой сорочки, излучавшей, казалось, не только цвет, но и аромат цветущей по весне сирени. Сорочка тоже была новой, хотя точно такую же он покупал год назад. И выкинул, как выкинет и эту, и прямо вместе с костюмом, и видимо, уже завтра.
Костюм ему не шел. Не сочетался с настроением, аурой, внешностью. Не его цветовая гамма. Не его. Но традиции предписывали, им же созданные традиции и предписывали, и надо бы эти традиции переписать, пока они совсем не закостенели, но всех остальных все устраивало, всем нравилось, все привыкли. Ну а он… просто образ.
Он в некотором раздражении щелкнул пальцами по короткой цепочке белого золота, соединявшей бриллиантовые зажимы на острых краях сиреневого воротничка, и отвернулся от зеркала.
- Светлейший куратор, все практически готово. Мы можем начинать? – вопрос прозвучал с почтением, но без подобострастия. За семнадцать лет существования праздника в его организационном комитете остались лишь люди, умевшие работать с вампирами.
- За куратора сказать не могу, а как Распорядитель Бала, - вампир улыбнулся, - готов дать команду к его началу.
- Конечно, светлейший Распорядитель, - немолодой мужчина открыто улыбнулся в ответ. Да, этот бал не предполагал озвучивания не только должностей, но и даже имен участвующих в нем вампиров. Но это там, в зале, а они за кулисами, и здесь все и всех давно прекрасно знают. – Включаем Часы?
- Да, Максим, начинаем.
Он неспешно проходит за сцену, прислушиваясь к гулу людских голосов, доносящемуся из огромного зала. Нетерпение, волнение, ожидание. Миг до чуда. Миг до безграничного счастья. Легкая фоновая музыка замолкает, а с ней смолкают и голоса. И в оглушительной тишине начинают свой перепев Часы.
Небольшое мелодичное вступление, и наконец, сыплются удары. И многоголосая толпа с замиранием сердца считает их хором:
- Один, два, три…
Он стоит на сцене, скрытый от них легчайшим белым полотнищем, но прекрасно видя и слыша всех. И, невольно заражаясь их страстным нетерпением, тоже начинает считать:
- Одиннадцать, двенадцать, тринадцать…
Эти часы не отсчитывают время суток. Они отсчитывают годы жизни. Восемнадцать ударов. Восемнадцать лет. Ровно столько сейчас им всем, собравшимся в огромном, построенном специально для этого бала, здании на окраине столицы. Вчерашние школьники, лучшие из лучших из всех городов и весей. Ровно тысяча – юных, нетерпеливых, восторженных. Ожидающих величайшего события своей жизни – встречи с вампиром. А если очень-приочень повезет, то и не только встречи.
- Восемнадцать!!!
Зал взрывается бурными овациями. Он неподвижно стоит, улыбаясь и ожидая свой выход. Еще не сейчас. Для начала – вальс. И где-то на хорах дирижер взмахивает палочкой, и два десятка юных пар – девы в снежно-белых вечерних платьях с широким декольте, и юноши в кристально-белых костюмах – уверенно занимают центр паркета. Им тоже по восемнадцать, они тоже выпускники, и от прочих их отличает лишь то, что танцевать – в различных коллективах страны - они учились с детства, а не только две последние недели перед балом.
Все должно быть красиво, особенно начало. Это бал-фантазия, бал-мечта. Бал Белых Лилий. Подарок юным, вступающим во взрослую жизнь. Еще иллюзия серьезных отношений. Но уже намек на них. Возможность встретиться с идеалом. Возможность осознать цену, которую может стоить встреча с мечтой. И гарантированно вернуться домой. И тысяча подписанных накануне контрактов на жизнь к утру превратятся просто в исписанную бумагу. Контракты Бала Белых Лилий имеют срок действия всего одну ночь, но даже в нее исполнению не подлежат. Туда, где царят лилии, с розами не приходят.
За выполнением данного условия следили крайне жестко, и даже смерть в результате несчастного случая грозила допустившему ее аннулированием разрешения пересекать Бездну. Но популярность бала росла год от года. Причем не только среди людей, но и среди вампиров. И сейчас, скрытые от публики тончайшими занавесями, в декоративных арках по периметру зала, за Белым Вальсом наблюдали более пятидесяти представителей древнейшего народа.
Им запрещено сегодня брать. Они могут только дарить. Взгляды, улыбки, танцы. И даже звание Избранника или Избранницы. И первые уроки страсти на мягких перинах уютных комнат второго этажа, и укус, которым наутро счастливец или счастливица смогут гордиться, хвастаясь среди друзей. Еще не любовь, но игра в нее. Еще не отношения – но прикосновение к этому таинству. Только удовольствия. Только исполнение самых заветных мечтаний.
Нельзя забрать жизнь. И контракт продлить тоже нельзя. И даже заключить новый – ни с одним из участников в течение месяца после бала. Ну а все, что случится через месяц, к балу ведь уже не относится. Такова жизнь.
Пары кружились. Белые, словно лилии, прекрасные, словно лилии. Юные, только входящие во взрослую жизнь, начинающие ее сегодня с чистого листа, с первого шага, с первого вальсового па. И такие же юные, чистые, прекрасные, замершие от предвкушения или притопывающие от нетерпения, исключительно в белом, как и танцоры, участники Бала восторженно ждали чуда.
А он выбирал. Его выход следующий, и ему будет нужна партнерша. Приглянулась одна – высокая, статная, с волосами золотыми, будто солнышко. Горделивый разворот ее плеч, красиво откинутая голова на длинной изящной шее. И бесконечная плавность движений. Музыка словно текла сквозь нее, пела в ее душе, дрожала каждым натянутым нервом. Дева наслаждалась танцем, отдавалась танцу. В ней не было нетерпения, предвкушения, лишь кружение в вихре музыки и света.
«Подойдет», мысленно отметил он. Он всегда выбирал среди танцоров. Им привычна сцена, привычно внимание толпы. Да и танцевать они гарантированно умеют. А его партнерша должна быть лучшей. Зримо лучшей. Чтоб даже вопроса не возникало – а почему, собственно, она.
Вальс окончен, и девы приседают в реверансе. Хлопают слабо, настолько велико нетерпение. Народ ждал – и ждет – не вальса. Все ждут его.
Уверенной рукой отдернув тонкую ткань, Распорядитель Бала предстает перед восторженной публикой. Раскручивая и выпуская свою ауру, позволяя ей ударить по толпе, позволяя им ощутить, впервые в жизни почувствовать, что это такое – настоящий Древний вампир.
Вздох восторга, переходящий во всхлип. Две тысячи горящих глаз. Те, кто оказался в последних рядах, его, конечно, не чувствуют, только видят, но ведь и образ его их самым смелым ожиданиям соответствует. Светлые волосы, собранные в традиционный «вампирский» хвост. Элегантный костюм, подчеркивающий все достоинства стройной «истинно вампирской» фигуры. Сиреневый цвет, прочно вошедший в человеческое сознание как «вампирский». И пусть лично ему не идет. Лично его за костюмом вообще не видно.
Он обращается с речью. Искренней, прочувствованной. Написанной им лет семнадцать назад, но написанной удачно, а потому с тех пор не менявшейся.
Он их приветствует, он им желает… И ведь действительно желает, иначе зачем ему этот ежегодный бал? Его должность позволяла ему скинуть почетное право быть Распорядителем Бала Белых Лилий на кого угодно.
Но он предпочитал сам. Быть кусочком их сбывшейся мечты. Дарить прикосновение к чуду.
Он медленно сходит со сцены в зал. Сейчас его выбор. Его танец. И две тысячи глаз – следят.
Она стоит, чуть касаясь плечом партнера, и все еще стараясь выровнять дыхание после быстрого танца. На щеках румянец, серые глаза восторженно распахнуты и неотрывно следят за каждым его шагом.
Он кажется ей совершенством. Самим совершенством. Его сила тягучей волной словно продавливает пространство, проходит сквозь них, обычных смертных, обжигая, пронзая, заволакивая разум сладостной болью. Он идет. Все ближе, с каждым шагом. И за его спиной светится лунным серебром рой мельчайших пылинок. Словно звездная пыль, или шлейф его могучей силы. Он все ближе. Она напрягает глаза, чтоб до мельчайших деталей разглядеть его лицо. Может быть… может быть, ей повезет, и он пройдет достаточно близко, и она сможет разглядеть узкие черточки его вампирских зрачков… и даже гладкость щек, никогда не знавших щетины… Хотя, нет, ведь щеки… ее надо коснуться, чтоб ощутить, а такое… и помыслить страшно, но вот глаза…
И она забывает и о зрачках, и о прочих глупостях, потому что его глаза… такие зеленые, таких не бывает просто! Глубокие, яркие, словно два изумруда, его глаза затмевают весь мир, и она не сразу осознает, что он никуда уже не идет, а просто стоит перед ней, и смотрит…
Это что? Это она так бессовестно пялилась? Что он даже остановился, чтоб укорить ее в этом? Она вспыхивает и смущенно опускает глаза, еле сдерживаясь, чтоб вообще не спрятать лицо в ладонях.
- Окажите мне честь, прекрасная дева.
Потрясенная, она поднимает взгляд. Его рука протянута к ней, он по-прежнему смотрит. На нее, только на нее, тут не ошибиться.
- Подарите мне этот танец.
Она??? Но она не лучшая, он, должно быть ошибся. Есть другие, красивее, умнее, талантливее, добрее, честнее… что там должен ценить вампир? И потом, она же… они же здесь не взаправду, они просто танцоры… Они как танцоры лучшие, но ведь на Бал выбирают не за это…
Но он ждет, и она опускает дрожащую руку на его ладонь и позволяет вывести себя на центр паркета.
Он чувствует, как она дрожит. Ощущает ее удивление, смятение, растерянность.
- Медленный вальс, - чуть слышно шепчет он ей, приглашая принять позицию.
Она послушно кладет свободную руку ему на плечо, приближается корпусом… чуть замирает в нерешительности, но пальцы его руки слегка надавливают на лопатку, приглашая продолжить движение. И она отбрасывает сомнения, плотно смыкая свои бедра с его и привычно прогибаясь в пояснице. И успокаиваясь. Шея вытянута с легким наклоном влево, голова откинута, взгляд поверх плеча партнера. Не вампира, партнера! Один незаметный жест меняет все. Позиция. То, как он встал с ней в пару, сказало ей о нем больше, чем смогли бы слова. Это будет танец, а не его имитация. А танцевать она умела.
Взмах руки дирижера, начали!
Вот за что он любил танцоров. Любая «девочка из толпы», даже зная движения, ни за что не осмелилась бы встать с ним в классическую правильную позицию. И была бы в этом танце не «распускающимся лепестком цветка», растущим с ним «из единого стебля», а просто мухой в его паутине, болтающейся рядом без смысла и цели, и сгорая от стыда, что Он (О-оо!!) так близко.
А он любил красоту. Красоту линий, символов, жестов. И единство пары было основой красивого танца, его избранницу этому научили, она умела раствориться не только в танце, но и в партнере. Предугадывать каждое его движение, следовать за ним, быть продолжением его тела.
И медленный вальс, который он давным-давно выбрал в качестве «своего» танца на этом балу, в полной мере позволял и танцорам и зрителям насладиться красотой и отточенностью тягучих движений.
Он начал с простейшего. Правый поворот. Целый круг медленного и мерного кружения пары, словно предлагающей полюбоваться собой со всех сторон. А его партнерше время прийти в себя, успокоиться и освоиться – в этой паре, в этом танце, в этом качестве. Она справлялась. Легкая улыбка на устах, красивые, длинные, выверенные шаги. Мысок, вся стопа, легкий присед. Привычная музыка, привычные движения, привычное внимание публики.
- Мне очень понравилось, как вы выступили. Это был замечательный танец, - негромко сообщает он деве.
- Вы видели? – она удивляется. Он ведь появился уже после.
- Я смотрел, - в его голосе столько тепла, что это звучит, как «я любовался». – Ты удивительно красиво танцуешь. Я был сражен, - он позволяет себе улыбнуться.
И не дает ей времени смутиться, выводит в положение променада, шассе, и вновь закрывает позицию. Левый поворот. Плетение. Он демонстрирует свою партнершу, свою избранницу. Любуется сам и позволяет любоваться всем прочим.
- А в волосах твоих солнце прячется, - он продолжает ласкать ее комплиментами. – Порой так слепит! Весь зал уже ослепило. Меня первого.
Она смущается, а он усложняет танец, вводя новые фигуры – одну за одной. Она движется безукоризненно, легко угадывая его намерения. Смущенная и польщенная его словами, но ни на секунду не теряющая нить танца – многолетняя выучка свое дает. Порой он чуть перестраховывается, посылая ей в мозг кусочки схемы – не сильно, намеком, фрагментом, и лишний раз убеждаясь, что фигуры ей знакомы, что она это знает, делала, сможет.
- Ты прекрасная партнерша, - шепчет он ей. – С тобой хочется танцевать бесконечно.
И с изумлением чувствует, как ее сердце пронзает страх.
Ее запинка была почти незаметна, он поддержал, и они выровняли движение. И легкую, многократно отрепетированную улыбку на лицо она вернула. Но страх…
Она с ужасом вспоминает, что бесконечности не будет, что этот танец – первый и последний, не просто единственный, но вообще последний в ее краткой жизни, что он кончится – и вообще уже больше ничего не будет. Потому что Распорядитель Бала выбрал ее, такого не могло случиться, потому что… она не лучшая, но он выбрал ее, и ей открывать этот Бал. А Бал Вампиров – это Бал Белых Лилий, бал бескорыстной и возвышенной жертвы, и его открывает не танец, а кровь. Этот Бал откроет лишь кровь Первой Избранницы, ее кровь. Она должна будет отдать свою кровь – всю, до последней капли. И если вампиры сочтут ее кровь достаточно чистой, а ее жертву – достаточно благородной и искренней, то они прилетят. Сойдут в этот зал, выйдут к людям. И начнется настоящий Бал, настоящее чудо, когда вампиры танцуют с людьми, как с равными, когда у каждого есть возможность коснуться руки, выйти в круг, и на всю жизнь сохранить в памяти… Но для этого она должна принести свою жертву. Ей оказана величайшая честь. И она справится… Но так хочется жить!..
Она танцевала. Свой последний в жизни танец. Самозабвенно, отчаянно, словно стремясь в этом танце прожить все, что ей уже не доведется. Он восхищался ее танцем, и с недоумением следил за бурей в ее душе, где схлестывались вихри сильнейших эмоций: решимость – и одновременно отчаянье на грани безумия; счастье и гордость - и одновременно смятение и боль.
Вальс окончен. Она приседает в последнем реверансе, благодаря его за этот танец, за его выбор, за оказанную ей честь. Она не подведет, она…
Сглатывает, не в силах побороть подступивший ужас. Умереть. Вот прямо уже сейчас.
Он смотрит в ее глаза. Задыхается от кошмара, царящего в ее душе. Что это? Откуда? Он открывает этот Бал семнадцать лет, и семнадцать лет его Избранницы бегут на сцену, не помня себя от счастья, теряя по дороге и его, и бальные туфельки, а тут…
Ей плохо, ей страшно до ужаса, она просто не сможет… Он не вправе вести ее на сцену в таком состоянии. Поклониться и выбрать другую? Но ее загрызут свои же, Бал станет ее позором, когда должен-то был – триумфом.
Фанфары. Ему кажется, у нее даже пульс замирает.
И он поднимает руку.
Музыка смолкает, тишина становится оглушительной. Он находит взглядом дирижера, и спокойно сообщает ему:
Бал белых лилий.
Костюм сидел идеально. Светло серый, с иголочки, пиджак, пошитый лишь вчера к сему торжественному случаю, в совершенстве облегал фигуру, подчеркивая все достоинства, и не скрывая недостатков – просто за отсутствием недостатков. Нежная бледность дорогой материи выгодно подчеркивала яркую сочность сиреневой сорочки, излучавшей, казалось, не только цвет, но и аромат цветущей по весне сирени. Сорочка тоже была новой, хотя точно такую же он покупал год назад. И выкинул, как выкинет и эту, и прямо вместе с костюмом, и видимо, уже завтра.
Костюм ему не шел. Не сочетался с настроением, аурой, внешностью. Не его цветовая гамма. Не его. Но традиции предписывали, им же созданные традиции и предписывали, и надо бы эти традиции переписать, пока они совсем не закостенели, но всех остальных все устраивало, всем нравилось, все привыкли. Ну а он… просто образ.
Он в некотором раздражении щелкнул пальцами по короткой цепочке белого золота, соединявшей бриллиантовые зажимы на острых краях сиреневого воротничка, и отвернулся от зеркала.
- Светлейший куратор, все практически готово. Мы можем начинать? – вопрос прозвучал с почтением, но без подобострастия. За семнадцать лет существования праздника в его организационном комитете остались лишь люди, умевшие работать с вампирами.
- За куратора сказать не могу, а как Распорядитель Бала, - вампир улыбнулся, - готов дать команду к его началу.
- Конечно, светлейший Распорядитель, - немолодой мужчина открыто улыбнулся в ответ. Да, этот бал не предполагал озвучивания не только должностей, но и даже имен участвующих в нем вампиров. Но это там, в зале, а они за кулисами, и здесь все и всех давно прекрасно знают. – Включаем Часы?
- Да, Максим, начинаем.
Он неспешно проходит за сцену, прислушиваясь к гулу людских голосов, доносящемуся из огромного зала. Нетерпение, волнение, ожидание. Миг до чуда. Миг до безграничного счастья. Легкая фоновая музыка замолкает, а с ней смолкают и голоса. И в оглушительной тишине начинают свой перепев Часы.
Небольшое мелодичное вступление, и наконец, сыплются удары. И многоголосая толпа с замиранием сердца считает их хором:
- Один, два, три…
Он стоит на сцене, скрытый от них легчайшим белым полотнищем, но прекрасно видя и слыша всех. И, невольно заражаясь их страстным нетерпением, тоже начинает считать:
- Одиннадцать, двенадцать, тринадцать…
Эти часы не отсчитывают время суток. Они отсчитывают годы жизни. Восемнадцать ударов. Восемнадцать лет. Ровно столько сейчас им всем, собравшимся в огромном, построенном специально для этого бала, здании на окраине столицы. Вчерашние школьники, лучшие из лучших из всех городов и весей. Ровно тысяча – юных, нетерпеливых, восторженных. Ожидающих величайшего события своей жизни – встречи с вампиром. А если очень-приочень повезет, то и не только встречи.
- Восемнадцать!!!
Зал взрывается бурными овациями. Он неподвижно стоит, улыбаясь и ожидая свой выход. Еще не сейчас. Для начала – вальс. И где-то на хорах дирижер взмахивает палочкой, и два десятка юных пар – девы в снежно-белых вечерних платьях с широким декольте, и юноши в кристально-белых костюмах – уверенно занимают центр паркета. Им тоже по восемнадцать, они тоже выпускники, и от прочих их отличает лишь то, что танцевать – в различных коллективах страны - они учились с детства, а не только две последние недели перед балом.
Все должно быть красиво, особенно начало. Это бал-фантазия, бал-мечта. Бал Белых Лилий. Подарок юным, вступающим во взрослую жизнь. Еще иллюзия серьезных отношений. Но уже намек на них. Возможность встретиться с идеалом. Возможность осознать цену, которую может стоить встреча с мечтой. И гарантированно вернуться домой. И тысяча подписанных накануне контрактов на жизнь к утру превратятся просто в исписанную бумагу. Контракты Бала Белых Лилий имеют срок действия всего одну ночь, но даже в нее исполнению не подлежат. Туда, где царят лилии, с розами не приходят.
За выполнением данного условия следили крайне жестко, и даже смерть в результате несчастного случая грозила допустившему ее аннулированием разрешения пересекать Бездну. Но популярность бала росла год от года. Причем не только среди людей, но и среди вампиров. И сейчас, скрытые от публики тончайшими занавесями, в декоративных арках по периметру зала, за Белым Вальсом наблюдали более пятидесяти представителей древнейшего народа.
Им запрещено сегодня брать. Они могут только дарить. Взгляды, улыбки, танцы. И даже звание Избранника или Избранницы. И первые уроки страсти на мягких перинах уютных комнат второго этажа, и укус, которым наутро счастливец или счастливица смогут гордиться, хвастаясь среди друзей. Еще не любовь, но игра в нее. Еще не отношения – но прикосновение к этому таинству. Только удовольствия. Только исполнение самых заветных мечтаний.
Нельзя забрать жизнь. И контракт продлить тоже нельзя. И даже заключить новый – ни с одним из участников в течение месяца после бала. Ну а все, что случится через месяц, к балу ведь уже не относится. Такова жизнь.
Пары кружились. Белые, словно лилии, прекрасные, словно лилии. Юные, только входящие во взрослую жизнь, начинающие ее сегодня с чистого листа, с первого шага, с первого вальсового па. И такие же юные, чистые, прекрасные, замершие от предвкушения или притопывающие от нетерпения, исключительно в белом, как и танцоры, участники Бала восторженно ждали чуда.
А он выбирал. Его выход следующий, и ему будет нужна партнерша. Приглянулась одна – высокая, статная, с волосами золотыми, будто солнышко. Горделивый разворот ее плеч, красиво откинутая голова на длинной изящной шее. И бесконечная плавность движений. Музыка словно текла сквозь нее, пела в ее душе, дрожала каждым натянутым нервом. Дева наслаждалась танцем, отдавалась танцу. В ней не было нетерпения, предвкушения, лишь кружение в вихре музыки и света.
«Подойдет», мысленно отметил он. Он всегда выбирал среди танцоров. Им привычна сцена, привычно внимание толпы. Да и танцевать они гарантированно умеют. А его партнерша должна быть лучшей. Зримо лучшей. Чтоб даже вопроса не возникало – а почему, собственно, она.
Вальс окончен, и девы приседают в реверансе. Хлопают слабо, настолько велико нетерпение. Народ ждал – и ждет – не вальса. Все ждут его.
Уверенной рукой отдернув тонкую ткань, Распорядитель Бала предстает перед восторженной публикой. Раскручивая и выпуская свою ауру, позволяя ей ударить по толпе, позволяя им ощутить, впервые в жизни почувствовать, что это такое – настоящий Древний вампир.
Вздох восторга, переходящий во всхлип. Две тысячи горящих глаз. Те, кто оказался в последних рядах, его, конечно, не чувствуют, только видят, но ведь и образ его их самым смелым ожиданиям соответствует. Светлые волосы, собранные в традиционный «вампирский» хвост. Элегантный костюм, подчеркивающий все достоинства стройной «истинно вампирской» фигуры. Сиреневый цвет, прочно вошедший в человеческое сознание как «вампирский». И пусть лично ему не идет. Лично его за костюмом вообще не видно.
Он обращается с речью. Искренней, прочувствованной. Написанной им лет семнадцать назад, но написанной удачно, а потому с тех пор не менявшейся.
Он их приветствует, он им желает… И ведь действительно желает, иначе зачем ему этот ежегодный бал? Его должность позволяла ему скинуть почетное право быть Распорядителем Бала Белых Лилий на кого угодно.
Но он предпочитал сам. Быть кусочком их сбывшейся мечты. Дарить прикосновение к чуду.
Он медленно сходит со сцены в зал. Сейчас его выбор. Его танец. И две тысячи глаз – следят.
Она стоит, чуть касаясь плечом партнера, и все еще стараясь выровнять дыхание после быстрого танца. На щеках румянец, серые глаза восторженно распахнуты и неотрывно следят за каждым его шагом.
Он кажется ей совершенством. Самим совершенством. Его сила тягучей волной словно продавливает пространство, проходит сквозь них, обычных смертных, обжигая, пронзая, заволакивая разум сладостной болью. Он идет. Все ближе, с каждым шагом. И за его спиной светится лунным серебром рой мельчайших пылинок. Словно звездная пыль, или шлейф его могучей силы. Он все ближе. Она напрягает глаза, чтоб до мельчайших деталей разглядеть его лицо. Может быть… может быть, ей повезет, и он пройдет достаточно близко, и она сможет разглядеть узкие черточки его вампирских зрачков… и даже гладкость щек, никогда не знавших щетины… Хотя, нет, ведь щеки… ее надо коснуться, чтоб ощутить, а такое… и помыслить страшно, но вот глаза…
И она забывает и о зрачках, и о прочих глупостях, потому что его глаза… такие зеленые, таких не бывает просто! Глубокие, яркие, словно два изумруда, его глаза затмевают весь мир, и она не сразу осознает, что он никуда уже не идет, а просто стоит перед ней, и смотрит…
Это что? Это она так бессовестно пялилась? Что он даже остановился, чтоб укорить ее в этом? Она вспыхивает и смущенно опускает глаза, еле сдерживаясь, чтоб вообще не спрятать лицо в ладонях.
- Окажите мне честь, прекрасная дева.
Потрясенная, она поднимает взгляд. Его рука протянута к ней, он по-прежнему смотрит. На нее, только на нее, тут не ошибиться.
- Подарите мне этот танец.
Она??? Но она не лучшая, он, должно быть ошибся. Есть другие, красивее, умнее, талантливее, добрее, честнее… что там должен ценить вампир? И потом, она же… они же здесь не взаправду, они просто танцоры… Они как танцоры лучшие, но ведь на Бал выбирают не за это…
Но он ждет, и она опускает дрожащую руку на его ладонь и позволяет вывести себя на центр паркета.
Он чувствует, как она дрожит. Ощущает ее удивление, смятение, растерянность.
- Медленный вальс, - чуть слышно шепчет он ей, приглашая принять позицию.
Она послушно кладет свободную руку ему на плечо, приближается корпусом… чуть замирает в нерешительности, но пальцы его руки слегка надавливают на лопатку, приглашая продолжить движение. И она отбрасывает сомнения, плотно смыкая свои бедра с его и привычно прогибаясь в пояснице. И успокаиваясь. Шея вытянута с легким наклоном влево, голова откинута, взгляд поверх плеча партнера. Не вампира, партнера! Один незаметный жест меняет все. Позиция. То, как он встал с ней в пару, сказало ей о нем больше, чем смогли бы слова. Это будет танец, а не его имитация. А танцевать она умела.
Взмах руки дирижера, начали!
Вот за что он любил танцоров. Любая «девочка из толпы», даже зная движения, ни за что не осмелилась бы встать с ним в классическую правильную позицию. И была бы в этом танце не «распускающимся лепестком цветка», растущим с ним «из единого стебля», а просто мухой в его паутине, болтающейся рядом без смысла и цели, и сгорая от стыда, что Он (О-оо!!) так близко.
А он любил красоту. Красоту линий, символов, жестов. И единство пары было основой красивого танца, его избранницу этому научили, она умела раствориться не только в танце, но и в партнере. Предугадывать каждое его движение, следовать за ним, быть продолжением его тела.
И медленный вальс, который он давным-давно выбрал в качестве «своего» танца на этом балу, в полной мере позволял и танцорам и зрителям насладиться красотой и отточенностью тягучих движений.
Он начал с простейшего. Правый поворот. Целый круг медленного и мерного кружения пары, словно предлагающей полюбоваться собой со всех сторон. А его партнерше время прийти в себя, успокоиться и освоиться – в этой паре, в этом танце, в этом качестве. Она справлялась. Легкая улыбка на устах, красивые, длинные, выверенные шаги. Мысок, вся стопа, легкий присед. Привычная музыка, привычные движения, привычное внимание публики.
- Мне очень понравилось, как вы выступили. Это был замечательный танец, - негромко сообщает он деве.
- Вы видели? – она удивляется. Он ведь появился уже после.
- Я смотрел, - в его голосе столько тепла, что это звучит, как «я любовался». – Ты удивительно красиво танцуешь. Я был сражен, - он позволяет себе улыбнуться.
И не дает ей времени смутиться, выводит в положение променада, шассе, и вновь закрывает позицию. Левый поворот. Плетение. Он демонстрирует свою партнершу, свою избранницу. Любуется сам и позволяет любоваться всем прочим.
- А в волосах твоих солнце прячется, - он продолжает ласкать ее комплиментами. – Порой так слепит! Весь зал уже ослепило. Меня первого.
Она смущается, а он усложняет танец, вводя новые фигуры – одну за одной. Она движется безукоризненно, легко угадывая его намерения. Смущенная и польщенная его словами, но ни на секунду не теряющая нить танца – многолетняя выучка свое дает. Порой он чуть перестраховывается, посылая ей в мозг кусочки схемы – не сильно, намеком, фрагментом, и лишний раз убеждаясь, что фигуры ей знакомы, что она это знает, делала, сможет.
- Ты прекрасная партнерша, - шепчет он ей. – С тобой хочется танцевать бесконечно.
И с изумлением чувствует, как ее сердце пронзает страх.
Ее запинка была почти незаметна, он поддержал, и они выровняли движение. И легкую, многократно отрепетированную улыбку на лицо она вернула. Но страх…
Она с ужасом вспоминает, что бесконечности не будет, что этот танец – первый и последний, не просто единственный, но вообще последний в ее краткой жизни, что он кончится – и вообще уже больше ничего не будет. Потому что Распорядитель Бала выбрал ее, такого не могло случиться, потому что… она не лучшая, но он выбрал ее, и ей открывать этот Бал. А Бал Вампиров – это Бал Белых Лилий, бал бескорыстной и возвышенной жертвы, и его открывает не танец, а кровь. Этот Бал откроет лишь кровь Первой Избранницы, ее кровь. Она должна будет отдать свою кровь – всю, до последней капли. И если вампиры сочтут ее кровь достаточно чистой, а ее жертву – достаточно благородной и искренней, то они прилетят. Сойдут в этот зал, выйдут к людям. И начнется настоящий Бал, настоящее чудо, когда вампиры танцуют с людьми, как с равными, когда у каждого есть возможность коснуться руки, выйти в круг, и на всю жизнь сохранить в памяти… Но для этого она должна принести свою жертву. Ей оказана величайшая честь. И она справится… Но так хочется жить!..
Она танцевала. Свой последний в жизни танец. Самозабвенно, отчаянно, словно стремясь в этом танце прожить все, что ей уже не доведется. Он восхищался ее танцем, и с недоумением следил за бурей в ее душе, где схлестывались вихри сильнейших эмоций: решимость – и одновременно отчаянье на грани безумия; счастье и гордость - и одновременно смятение и боль.
Вальс окончен. Она приседает в последнем реверансе, благодаря его за этот танец, за его выбор, за оказанную ей честь. Она не подведет, она…
Сглатывает, не в силах побороть подступивший ужас. Умереть. Вот прямо уже сейчас.
Он смотрит в ее глаза. Задыхается от кошмара, царящего в ее душе. Что это? Откуда? Он открывает этот Бал семнадцать лет, и семнадцать лет его Избранницы бегут на сцену, не помня себя от счастья, теряя по дороге и его, и бальные туфельки, а тут…
Ей плохо, ей страшно до ужаса, она просто не сможет… Он не вправе вести ее на сцену в таком состоянии. Поклониться и выбрать другую? Но ее загрызут свои же, Бал станет ее позором, когда должен-то был – триумфом.
Фанфары. Ему кажется, у нее даже пульс замирает.
И он поднимает руку.
Музыка смолкает, тишина становится оглушительной. Он находит взглядом дирижера, и спокойно сообщает ему:
