Часть 1. Место для жизни.
Глава 1. Дорога к дому.
Черный внедорожник стремительно несся по пустынной в этот утренний час дороге. Тучи пыли, вздымаемые автомобилем, подолгу висели в воздухе, отмечая его след среди безжизненных, высушенных солнцем пустошей. Взбирающееся на небосклон солнце даже в столь ранний час не претендовало на титул «ласковое», нещадно слепя глаза, спрятанные за темными стеклами очков.
В машине ехали двое. Высокий худощавый мужчина с длинными черными волосами, собранными в аккуратный хвост. И маленькая девочка, усаженная в детском креслице на переднее сиденье автомобиля. Белоснежные локоны, в хаотическом беспорядке обрамлявшие кукольно-прекрасное личико являли собой полную противоположность шевелюре ее спутника.
Мужчина и девочка молчали. И только радио заполняло тишину бессмысленными звуками:
- «Розовые розы
Светке Соколовой,
Светке Соколовой,
Однокласснице моей…»*
Мужчина протянул руку и переключил приемник.
- «Белые розы, белые розы,
Беззащитны шипы»**, - заголосило радио еще более гнусавым голосом.
Он переключает вновь.
- «Желтые тюльпаны,
Вестники разлуки…»***
Он глубоко вздыхает и снова тянется к переключателю.
- Оставь, хорошая песня, - подает голос девочка.
- Вот это? – он в изумлении смотрит на ребенка. – Песня?
- Ага, - беззаботно отвечает малышка. И даже начинает подпевать, - «…помнят твои руки… помнят твои губы… строгие цветы, строгие цветы…»***
---------------------------------------------------------------------------
* текст песни: Н. Просторова
** текст песни: С. Кузнецов
** * текст песни: И. Николаев
----------------------------------------------------------------------------
Он морщится, но терпит.
- А у тебя правда есть заколдованный сад? – оборвав песню на полуслове, оборачивается к нему девочка.
- Просто сад.
- А мама говорила, на облаках, - недовольно дуется малышка.
- Чуть повыше, - едва заметно улыбается мужчина.
- Выше облаков? – ее глаза загораются восторгом. – И там… там правда можно летать? В любое время? Сколько захочется?
- В моей стране можно летать везде. В любое время и сколько захочется, - он по-прежнему смотрит на ребенка с улыбкой, вот только в голосе мелькает что-то… Впрочем, она не замечает этого. Слишком поражена его ответом.
- А как же?.. А если увидят?
- Смотря что увидят, - он решает перевести все в шутку. - Если то, как ты врезаешься в дерево – точно не похвалят.
- Я в деревья не врезаюсь! – гордо сообщает малышка.
- Тогда и бояться нечего. В моей стране все умеют летать. И постоянно этим пользуются.
- Здорово, - она помолчала, глядя в окно. Но за окном расстилалась та же бесконечная выжженная солнцем пустошь. Редкие группы чахлых кустиков по сторонам от дороги особой живости в пейзаж не вносили. – А я правда принцесса эльфов? – вновь оборачивается она к мужчине. – По-настоящему?
- Да, моя хорошая.
- А ты король?
- А я король, - он улыбается. И тепло его улыбки, нежное, ласковое, заполняет ее всю без остатка, и она растворяется в этом ощущении тепла и света, нежась, словно молодой росток под солнцем. Вот только солнце никогда не было к ней таким ласковым. Оно всегда только жгло ее слишком белую кожу, лишь слепило ее ярко-голубые глаза, словно стремясь выжечь их, сделать тусклыми, блеклыми, как у всех вокруг.
Девчушка протягивает руку и опускает на глаза темные очки. Дешевые, кривенькие, из магазина одноразовых товаров «Все для праздника». Их пластиковые «стекла» сделаны в форме звезд, а нелепая зеленая оправа усыпана блестками.
Мужчину раздражает эта дешевая безвкусица, и он уже не раз предлагал ребенку поменять их на «взрослые», и даже «с бриллиантиками». Но малышка уперлась рогом, утверждая, что на ее очках настоящая звездная пыль, которая помогает ей кружить среди звезд. Он вздохнул и предпочел отступиться. Не все сразу. Он еще привьет ей хороший вкус и к вещам, и к музыке. Просто нужно время. А времени у них было отныне предостаточно. Все, сколько его существует на свете.
- А мне сошьют туфельки из лепестков роз? – она пытается представить себя эльфийской принцессой.
- З-зачем? – «король всех эльфов» явно глубоко озадачен.
- Мне мама читала сказку, там у всех эльфочек такие были.
- Это только в сказке, малыш.
- А мы разве не в сказку едем? – теперь не понимает девочка. - Эльфы – они же ведь только в сказках живут, разве нет? И еще все эльфы летают с цветка на цветок, - продолжает ребенок, не дожидаясь ответа. – А вот это как будет? Мы так уменьшимся или у вас там такие цветы большие?
- А тебе бы как больше хотелось? – ушел он от ответа.
- Я не знаю. Просто, если уменьшаться, тогда же и мухи окажутся большими, и осы. А осы злые, я их и так-то боясь. А если я стану совсем маленькой…
Он чуть отвлекся от ее щебетания, разглядывая дорогу. Впереди на обочине показались двое. Они неспешно брели вперед с рюкзаками на уставших плечах. Заслышав шум машины обернулись. Молодые, парень и девушка. Парень вскинул руку, привычным жестом тормозя попутку. Но, разглядев приближавшуюся машину чуть внимательнее, руку опустил. Как-то поспешно и… испуганно даже.
Но навороченный внедорожник остановился.
- Подвезти? – водитель с улыбкой вылез из машины и встал, опираясь на распахнутую дверцу. Нервозность пешеходов он ощущал прекрасно, и потому не торопился приближаться. – Пешком до ближайшего города далековато.
- Да нет, спасибо, мы лучше…
- Да, спасибо огромное, - перебила своего спутника девушка. – А мы, знаете, с самого утра голосуем, и никто не останавливается. А тут машин мало совсем ездит, мы и надежду уже потеряли.
- Садитесь, - приветливо кивает водитель. – А мы с дочкой из отпуска возвращаемся. Дорога дальняя. Так что вчетвером веселее будет. Давайте багажник открою, бросите вещи.
Вид прелестного ребенка на переднем сиденье окончательно отметает все сомнения. И парень, с энтузиазмом не меньшим, чем у его спутницы, убирает свой рюкзак в багажник автомобиля, где уже едут объемный чемодан, да полупустая спортивная сумка.
- Ну, давайте знакомиться, - продолжает водитель, посадив пассажиров и трогаясь с места. – Меня Антон зовут, дочку Ася…
Девочка недовольно бурчит под нос что-то неразборчивое.
- Может, просто поздороваешься, и мы не будем снова спорить? – косится он на ребенка.
- Здрасьте, - послушно произносит малышка. Негромко, словно смущаясь.
- Привет, - улыбается ей девушка. – А я Яна. А моего друга Павел зовут.
- Можно Паша, - добавляет тот, но скорее уж Антону, нежели ребенку.
- И куда же вы держите путь, Паша?
- В Знаменский монастырь. Вам ведь по дороге?
- Да дорога здесь одна. Только до него еще километров тридцать. Долго бы вам самим шагать.
- Да мы рассчитывали на попутку…
- Вот только попуток здесь почти что нет, а те, что есть – не останавливаются, - перебивает парня Яна. – Так что спасибо вам огромное! Мы бы, конечно, и сами дошли, у нас и палатки с собой, и провиант. Тем более, мы ведь не только в монастырь, мы и дальше… такой у нас… мини-поход. Но с вами мы и силы сэкономим, и время.
- То-то я смотрю, не похожи вы на богомольцев, - улыбается им в зеркальце Антон. – А дальше – это ведь в Заброшенный город, верно?
- Ну… а как вы догадались?
- Как я уже сказал – на богомольцев вы не похожи. А значит, монастырь вам интересен как памятник истории. А его история и история Заброшенного города неразделимы. Глупо проделать такой путь, да еще пешком, и не попытаться хотя бы взглянуть на город. А по возможности – так и проникнуть.
- А туда возможно проникнуть? – быстро уточняет Яна.
- Все возможно, если есть желание, - пожимает плечами Антон. – Сам не пробовал, но истории всякие слышал. Кстати, вам повезло вдвойне. Мы ведь и сами собирались завернуть по дороге в монастырь. Хотел показать его дочке, раз уж мимо проезжаем. Место весьма интересное.
- А чем интересное? – подает голосок ребенок.
- А ты к ребятам назад перебирайся, и они тебе все расскажут, - Антон отстегивает ремни ее кресла. – Они ведь к путешествию подготовились, так что куда больше меня знают.
- А разве можно? – удивляется девочка.
- Ну конечно, малышка. Пролезай, - отец помогает ей пробраться между креслами.
- А папа нам не разрешал отстегиваться во время движения, - сообщает вдруг девочка.
- Папа? – переспрашивает Яна, настороженно глядя на Антона. Но тот внимательно смотрит на дорогу, никак не реагируя на происходящее.
- Мамин муж, - охотно поясняет ребенок. – Ну, он же ведь тоже папа, раз он меня воспитывал.
- Да, конечно, - спешит согласиться Яна. - А сколько тебе уже лет?
- Шесть, - девчушка устраивается на сиденье между ними, - а что?
- Да любопытно просто. У меня племяшке четыре года, я думала, тебе столько же.
- Все так думают, - равнодушно отзывается ребенок. – Я просто расту медленней. Потом догоню. Так что за история?
- А история такая, - начинает рассказывать Яна. - Был некогда город. Он возник на перекрестке торговых путей и разбогател благодаря торговцам. И испортило жителей города богатство. Стали они алчными и злобными, перестали помогать ближним, творить добро и молиться в храмах.
А на холме, неподалеку от города, был монастырь. И не раз монахи его призывали жителей города покаяться и отступиться от зла, да никто не хотел их слушать. И однажды случилась беда. Отвернул Господь лик свой от города, и плодородные земли вокруг обернулись пустыней. И все золото, что хранили горожане в подвалах, превратилось в песок. И разверзлись врата адовы, и всех жителей, от мала до велика, утащили черти в свои подземные чертоги.
А монастырь уцелел. Остановилась пустыня у подножья холма его, не пошла дальше. Говорят – спасла его чудотворная икона, что в храме хранилась. Когда начал город погружаться в песок, вынесли ее монахи на стену – и не смогли слуги дьявола на холм подняться.
- А почему они ее тогда в город не принесли? – недоуменно поинтересовалась девочка.
- Если они были такие добрые, почему они даже не попытались город защитить?
- Яна же сказала – в городе жили злые люди, - решил помочь подружке Паша. – Зачем им было спасать убийц, воров, предателей?
- Но там же все погибли! – горячилась девочка. – Все, даже дети. Их тоже не надо было спасать? Они тоже воры и убийцы? А если бы мы в том городе жили? Вот у меня сестра есть. Маленькая, еще ходить не умеет. Она что, тоже преступница? Ее тоже надо в ад?
- Ну… - замялся Паша.
- Глупая сказка, - подытожил ребенок. – Я лучше обратно вперед сяду, там на дорогу смотреть удобней, - она ловко запрыгивает коленками на широкий подлокотник передних кресел.
- Ася, - останавливает ее немного недоуменный голос отца. – А ты точно кушать не хочешь?
- Почему не хочу? Хочу. Я кушать всегда хочу, - чуть пожимает плечиками малышка, перебираясь обратно на свое кресло. – Это у меня болезнь такая, забыла, как называется… ну, когда есть все время хочется… Так она у меня с рожденья с самого, я привыкла уже, - она тянется за ремнем, собираясь пристегнуться.
Взвизгнув тормозами, внедорожник останавливается. Слишком резко, пассажиров кидает на передние кресла. А так и не пристегнувшаяся девочка удерживается на месте, даже не качнувшись. Только спрашивает недоуменно:
- Ты чего?
- Давай-ка выйдем. Посидите, ребята. Мы сейчас.
Он обходит машину, собираясь помочь ей выйти, но она спрыгивает на землю, не дожидаясь.
- Нам еще долго ехать?
- До монастыря? Нет, совсем не долго.
- Не хочу в этот дурацкий монастырь.
- Да мы и не пойдем. Просто подбросим ребят. Не говорить же, что мы из-за них сворачиваем, им неловко будет. Ты мне лучше скажи, - он присаживается перед ней на корточки, берет за руку, очередной раз поражаясь, насколько маленькая и бледная у нее ладошка. Почти прозрачная, того гляди растает. – Тебя хоть раз кормили досыта? Ты хоть однажды засыпала, не чувствуя голода?
- Нет, - она смотрит на него недоуменно. – Но я же говорила, я и не могу. Это болезнь такая. Бо… бу… не помню, как называется.
- Жадность она называется, - он резко встает, стараясь замкнуть в себе вспыхнувшие раздражение и гнев, не дать им пролиться наружу. Они морили ее голодом! Морили его ребенка голодом и рассказывали ей сказки! Растет она медленней! Да с чего ей расти, если ее не кормят?!
- Я не жадная! – не понимает его ребенок.
- Да не ты, радость моя, не ты, - он подхватывает ее на руки, осторожно прижимает к себе. Затем садится с нею вместе прямо на обочине, развернувшись спиной к машине, бережно устраивает девочку у себя на коленях. – Ну ладно, раньше – это дело прошлого. Сейчас-то что не так? Почему ты не хочешь покушать? Тебе не нравятся ребята? – он решительно не понимал этого ребенка. Уже почти сутки, как он увез ее из дома. Ей давно пора есть. Приступы жажды в этом возрасте практически неконтролируемы. Она должна была уже разорвать горло как минимум одному из их пассажиров. А то и обоим, дети питаются неаккуратно. А она… сказки глупые слушает.
- Но ты ведь не предлагал, - недоумевает девочка. - А ребята – она бросает короткий взгляд на окна машины. – Они хорошие, но я же не могу прям при них. Давай они уйдут в свой монастырь, а ты меня покормишь.
- Чем же я тебя покормлю, если они уйдут?
- Ну… как… своей… - она засмущалась.
- Так моя не подходит, маленькая. Ты разве не чувствуешь?
- Чувствую, - она глубоко вздыхает и жмурится, улыбаясь. – Тебя чувствую… Ты такой… такой теплый. Такой бесконечный, такой… словно море. Теплое-теплое море. И когда ты рядом, меня как волны обнимают. Держат. Несут. Ты любишь плавать?
Он лишь качает головой.
- Зря. Я люблю. Плавать здорово. Даже не плавать. Просто лежать на воде, и чтоб волны качали… Вот ты такой же. Как волны. А люди не такие, они… тонкие, легкие. За них не удержаться. И холодные совсем. Больше похожи на ветер. Но не сильный, а так… вроде есть, а не ухватиться. А кровь у них горит… так горит, что просто больно быть рядом, так хочется согреться, утонуть в этом огне, захлебнуться, чтобы совсем… а нельзя. Никогда-никогда нельзя. Только капельку, одну только капельку из целого моря… А твоя не такая… она нежная, рядом с ней не больно. Как будто моя, просто течет в тебе. А хочется, чтоб в обоих. Сразу, вместе.
Он горько улыбнулся ее путанным объяснениям. Маленькая, голодная, замерзшая. Вечно плывущая в море крови, которую ей запрещали даже хотеть. Протянул ей запястье:
- Пусть будет вместе. Они не заметят, я обещаю, - добавил, увидев ее настороженный взгляд через его плечо.
Она благодарно улыбается. Разворачивается к нему спиной, кладет головку на сгиб одной его руки и притягивает к себе другую. Гладит запястье тоненькими пальчиками, рассматривает, как солнечные лучи, коротко ужалив, отскакивают от его кожи. Людей солнце не жалит, она смотрела. Людей ласкает. И кожа темнеет, становясь шоколадной. Как папины глаза. Да, как папины глаза. У нее есть свой собственный папа. Такой же, как она. И ей больше не будет одиноко. Не будет холодно. Мама любила ее, да. Но никогда не могла согреть. Как бы сильно ни обнимала. А с ним – ей не холодно. Впервые в жизни – не холодно.
Она медленно провела языком по его запястью. Почувствовала, как бьется пульс. Как чуть сильнее ударилось сердце. Ему нравилось. Он хотел, чтоб она укусила. И зубы вошли в его вену быстрее, чем она успела осознать, что их осталось только два, и ей уже есть, чем.
