Алина Борисова
Жар огня в ладонях моря.
Есть иные планеты,
Где мы были когда-то,
Где мы будем потом,
Не теперь, а когда, потеряв —
Себя потеряв без возврата -
Мы будем любить…
К. Бальмонт.
Она родилась в ночь неистовых зимних ветров, когда демоны гнева шатали их остров так, будто надеялись вырвать с корнем. Наивные демоны, они одни в целом мире не знали, что Острова – Земля-Над-Водой – корней не имеют. А впрочем, в ту ночь волны били настолько безудержно, что казалось, земля сама уже стала водой, а вода обрела непреклонность тверди.
Ее первый крик прорезал ночь меж двумя раскатами грома. И повитуха, взглянув в ее синие, как океан под полуденным солнцем, глаза, благоговейно выдохнула:
- Роана…
И нарекла новорожденной имя: Сэйна Таа – Госпожа Бури, ибо каждый знает, роаны приходят в мир, чтобы повелевать.
Ее мать была нара – бездарной. Да и бабка стихиями не владела. Отец, впрочем, был нариссидом из дома роа, но любому известно: дар по крови не передается. И потому ни мать, ни бабка не расстроились, когда первые дети, пришедшие в дом, были мало того, что бездарными, так еще и мальчишки. Четверых сыновей-нариссидов родила Шей Ли, и лишь пятой была долгожданная дочь. Но и она была нара, всего лишь нара.
Роана с глазами цвета океанских глубин пришла в этот мир, лишь когда чрево ее матери исторгло воды жизни в десятый раз. К этому времени трое ее братьев уже отдали свои тела земле, и один – воде. Еще один скрылся за краем океана, уйдя в плаванье со своей роаной. Единственная сестра уже купила своего первого мужа и жила с ним отдельным домом, подумывая приобрести второго. И давно уж ушел в дом жены самый старший из ее братьев. Лишь двое мальчишек все еще жили в доме ее матери, еще не выйдя из детского возраста.
Отец у них был один. Мать так и не выбрала себе ни второго, ни, тем более, третьего мужа, хотя ей достало бы пятнистых раковин каи на брачный выкуп. Но драгоценные раковины, самой своей формой напоминающие о животворящей силе женского естества (неважно, роана та женщина или просто нара), все так же висели на поясе матери, глухо постукивая друг о друга при каждом ее шаге. И когда подросшая немного дочь спрашивала у нее, почему, мать отвечала загадочное:
- Можно накупить себе десять мужей, но от них всех будет в десять раз меньше проку, чем от одного, который заставит петь твое сердце.
Маленькая Сэйна Таа хмурилась, не понимая, как от одного может быть больше толку, чем от десятерых. Ну… может, это для матери так, она все же нара. А роане нужно много мужей, чтобы можно было построить большой корабль и уплыть далеко-далеко в океан, еще дальше, чем ее брат Тэй Ди со своей роаной. И, может быть, по пути она еще встретит их. И даже спасет и поможет вернуться домой. Ведь не может же быть, чтоб им все еще не хотелось вернуться. Должно быть, просто их роана погибла, а Тэй Ди и другие осиротевшие роанниды не в силах сами пересечь океан, поскольку даже самым сильным мужчинам не дано перечить волнам и отыскивать дорогу в безбрежности вод.
Но чтобы купить много мужей – самых лучших мужей, разумеется! - для своего корабля, ей понадобится очень много жемчужин. Ну а жемчужины сами в дом не придут. И потому дни напролет она проводила в море, выискивая самый крупный, самый редкий, самый красивый жемчуг.
Ее брат-роаннид, хоть и был на несколько хороводов лун старше, все же был всего лишь мальчишкой и просто не мог опускаться столь глубоко и находиться под водой столь долго, как она. И потому поручение матери присматривать за сестренкой он выполнял обычно, носясь с другими мальчишками в догонялки в прибрежных водах и не мешая ей плавать там, где она пожелает. За свое молчание о глубине и дальности ее подводных прогулок каждую четверть луны он получал от сестры по жемчужинке, мелкой и «грязной» - желтовато-коричневого оттенка. Такие встречались в их водах чаще всего и потому не слишком сильно ценились. Но для лентяя Кен И и такие были богатством. Ей же было не жаль. В конце-то концов, не с пустыми ж руками его в чужой дом отдавать.
У нее же желтого было уже много. Ее интересовал куда более редкий в их водах белый. Или розовый. И, конечно, она ни за что не отказалась бы найти черный. Но черные жемчужины она видела пока разве что в ожерельях взрослых роан. Всего по два-три шарика, да и то не у всех. Черный жемчуг был самым редким даром океана. И потому она мечтала, что однажды… ну, пусть не скоро… у нее будет целое ожерелье из черных жемчужин. Да, а в центре – голубая. Всего одна, но самая большая, в виде капли. Голубой жемчуг в их водах не родился вообще. Но однажды – всего один-единственный раз – она видела голубую жемчужину у чужой роаны, остановившейся на их острове проездом из каких-то очень далеких морей.
А она вырастет и найдет эти моря, полные голубого жемчуга. Да, и для этого ей тоже нужен корабль. И команда. Ее верные мужья, что поплывут с ней через штормы чужих морей на поиски самых замечательных сокровищ. Каких больше нет ни у кого в мире.
Найденные жемчужины она собирала в матерчатый пояс, сотканный матерью из прочных нитей, получаемых из травы айа-а. Только женщины одарены способностью создавать сущее из несущественного, порождая ли новую жизнь из частичек своих внутренних вод или новое тканное полотно из фрагментов диких растений. И потому ни одному мужчине никто и никогда не позволит ткать, ведь не способен создать новое тот, кто самой природой лишен силы созидания.
Просверлить же жемчужину, для того, чтобы нанизать ее на тонкую прочную нить, разрешено лишь познавшей свою силу взрослой роане, а до тех пор сокровища должны быть скрыты от посторонних глаз, как скрыта истинная сила той, что еще не прошла посвящение.
Дни напролет она проводила в море, а вечерами, прижимаясь к матери в их хижине, сплетенной из толстых тростниковых стеблей, любила слушать ее сказки – о земле и воде, о родине и чужбине, о людях и нелюдях.
И пусть мать никогда в жизни не покидала их маленький остров, и те, от кого она услышала эти истории, тоже никогда его не покидали, сказки все равно поражали воображение.
- В далекие времена, когда мир состоял из одной лишь воды, жили в водах этого мира три великана – прекрасная роана Нур Саг и два ее брата. Роана очень любила своих братьев, хотя они постоянно дрались и ссорились. И вот однажды упал им с неба огромный ком земли. Он понравился всем, и решили великаны сделать из него сушу, но братья вновь стали ссориться и отнимать друг у друга землю. Долго прекрасная Нур Саг мирила братьев, да не хотели они мириться. И тогда взяла роана свою треть земли и ушла прочь. Но знала мудрая Нур Саг, что жадным братьям вечно будет мало, и потому свою землю она поделила на множество островов, но не дала им корней, не позволила прирасти ко дну океана. Потому и названы острова Го-Эн-Ри – Земля-Над-Водой, что вечно странствуют они по воле вод, не имея постоянного места. И только кто-то из братьев заметит остров, только захочет его схватить, протянет руку – а остров уже ускользнул, и лишь вода в хищной лапе жадного великана.
- А почему острова совсем не уплывают? – завороженно спрашивает маленькая Сэйна. – Они могли бы плыть, как корабли – далеко-далеко за горизонт, каждый в свою сторону, и растеряться по всему морю.
- Потому что великанша Нур Саг вовсе не хотела, чтоб они растерялись. Из водорослей хоони-хо она сплела длинные веревки, которые не под силу порвать ни одному шторму. Один конец каждой веревки она привязала к основанию каждого из своих островов, а другой зажала в руке. А после улеглась спать на самом дне океана. Но не слишком далеко от своих непутевых братьев, чтоб услышать, если они совсем расшалятся. Вот поэтому, хоть и плавают наши острова по воде, но лишь на длину веревки, что сплела для них искусная роана. У одних островов она длиннее, у других короче, одних одно течение крутит, других другое. Вот и не дано никому угадать, как сместятся острова уже в следующий взмах волны.
- Дано, - спорит малышка. Это она уже точно знает. – Всем роанам дано. Потому они и водят корабли.
- Да, - соглашается мать. – Роанам дано. Ведь они получают силу самой Нур Саг, когда во время посвящения спускаются на дно и касаются ее живота. Много сил у спящей великанши, не нужны они ей, пока она спит. Но только сильную роану эта сила сильнее сделает, слабую же усыпит навек, и останется она спать беспробудным сном на дне океана.
- Я буду сильной, - обещает девочка, запрокидывая голову и ловя ртом капли дождя, что просачиваются в их дом сквозь сплетенную из пальмовых листьев крышу.
- Конечно, ты будешь сильной, - кивает мать, стараясь не вспоминать о своем мальчике, так и не всплывшем после ритуала. А ведь роаннидам даже до живота Нур Саг спускаться не нужно, да и не по силам им это, им только до первых стражей… Но и стражей не осилил Рей Но, и рыбы обедали им, а не он рыбами. А Сэйна Таа будет сильной, она же девочка. Она одолеет всех.
- А что стало с другими великанами? – жаждет продолжения сказки малышка.
- О, братья-великаны дрались-дрались, да и помирились. И решили вместе сушу лепить. Но когда вылепили они уже форму, и стала земля застывать, отвернулся старший брат, засмотрелся на звезды. А младший не удержался, зачерпнул у старшего горсть земли, да и налепил ее себе сверху. Хотел было расплющить, чтоб побольше было, да жадность, что пламенела в его сердце, опалила его руки огнем. И затвердела обожженная земля, стала камнем. Так и вышли у младшего вместо нормальной земли – горы. И когда стал он их заселять, пришлось ему научить своих людей, будто червям, внутрь гор вгрызаться. А когда прогрызли они свою гору насквозь, и добрались до места, где великан в сон погрузился, то полыхнуло на них нестерпимым жаром великанской жадности и опалило огнем его злобной силы. И многие сгорели тогда, но те, кто выжил, и сами теперь полыхают огнем и сжигают любого, кто к ним прикоснется.
- Ужас, - жмется к матери девочка.
- Не бойся, до нас они не доберутся.
- Я не боюсь, - тут же спорит роана. – Пусть только попробуют, я их утоплю, любого. Нечего наших людей жечь, пусть своих жгут, коли не жалко!
- Говорят, все-таки жалко. И потому научились прятать они свой огонь, глубоко, не увидеть. И только из глаз им его не изгнать. Взглянешь в глаза любого одержимого пламенем – и найдешь там рыжий огонь – жаркий, неистовый, испепеляющий.
- Ну их! – девочка аж вздрагивает от омерзения. – Скажи лучше, что стало с третьим великаном.
- А что третий? Как увидел он, что брат у него землю украл, потянулся вернуть, да поздно, камнем все стало. А у него в земле дыра. Решил он тогда размер своей части суши уменьшить, чтоб верхний край выровнять – да края уже застыли, не сдвинешь. Вздохнул тогда третий брат, опустил руку свою в воду, зачерпнул полной горстью, да и залил дыру водой. А потом хорошенько перемешал землю и воду внутри застывших границ. И стала земля его топью. Ступишь на землю, а из земли вода сочиться, попытаешься плыть – да на мель сядешь. И пришлось его людям, которых он создал по примеру сестры и брата, жить в краю вечных болот, строить себе хижины на деревьях, да кочевать всю жизнь с дерева на дерево, как обезьяны. Потому что коварны болота и утопят, едва сделаешь хоть один неверный шаг.
- Меня не утопят, я роана.
- Роану вода не утопит, а там нет воды, там жижа. Липкая, склизкая. Обовьет щиколотки, прилепится несдираемой грязью, да утянет на дно.
- Ну и не нужны мне эти болота. Я в моря уплыву, они чистые и просторные. Буду искать, в каких водах голубой жемчуг родится. И когда вернусь – мне все позавидуют. А по болотам пусть дикари бродят. Им, небось их глупый великан и не дал ничего. Владел землей – и ту проворонил. Как можно быть таким глупым? Всю жизнь с братом дрался – а тут поверил. Нет, мужчины глупы. Вот Нур Саг – та молодец. Самую лучшую сушу сделала.
- Третий брат, может, и потерял по неосторожности часть небесного подарка. Да только выводы он сделал. И всю свою силу направил на то, чтоб знать тайные помыслы каждого, кто его окружает. Дабы никто больше не застал бы его врасплох. И от уснувшего великана люди болот получили именно эту силу – силу тайного знания. Ведомы им языки всех людей и зверей, и способны они слышать чужие мысли и внушать свои. Спит великан, да не спят среди болот его люди – его глаза и уши. В опасных местах живут они и сами они опасны. Помнят они о предательстве и злы на весь свет. Потому и сами они теперь всегда готовы предавать и обманывать. И горит в их глазах болотная гниль – зеленая, мутная…
Сэйна не слушала. Сэйна уже спала. И снились ей болота и горы, и люди с глазами цвета огня, и люди с глазами цвета гнили. А еще, почему-то, песок. Не прибрежный, а сухой-сухой. Мертвый и раскаленный.
- Ну почему я должна плыть к бабушке? Почему? Я ее и не знаю совсем. Я к тете хочу, моя тетя тоже роана, она тоже меня научит! – Сэйна негодовала и возмущалась, а мать лишь вздыхала, опуская глаза. Это роанниды, чья сила от природы невелика, могут жить в доме матери вплоть до заключения брака. Сила роаны требует контроля и подчинения, и потому лишь только минет юной роане восьмой хоровод лун, надлежит ей покинуть родителей-нари и перейти в дом одаренной родственницы, способной обучить и воспитать истинную владычицу моря.
- Бабушка Айтана Таа гораздо сильнее тети Вэйды. Ее сила превышает силы всех роан острова Радости, и потому она правит там. Кто лучше ее сможет подготовить тебя ко взрослой жизни?
- Тетя Вэйда сможет. Может, она и не самая сильная на нашем острове, но она живет рядом и всегда любила меня. А бабушку я даже не знаю. Она ни разу не навестила нас. Даже не приехала познакомиться!
- Зачем ей, она и так знала, что однажды ты приплывешь к ней сама, - тихо вздохнула мать. – И у нее будет вся жизнь, чтобы с тобой познакомиться.
Внучка-роана была именно той платой, что затребовала Айтана Таа за сына, заявив, что ее ребенок стоит дороже любых ракушек.
- Но она могла хотя бы приплыть, чтобы навестить папу.
- Какая роана станет тратить свое время на сына-нариссида? – горько вздохнул отец. – Их продают женам как можно раньше и как можно дальше, чтоб никогда уже не вспоминать об их бесславном существовании. Придет время, и ты тоже станешь стыдиться меня.
- Никогда! – Сэйна обняла его крепко, порывисто. – Никогда я не стану стыдиться ни тебя и ни маму. И никогда не забуду. И всегда буду приплывать в гости.
- Острова далеко. Они просто тебе не позволят.
- Я роана, и мне не нужно ничье позволение, чтобы плыть туда, куда я захочу! А острова далеко сегодня, да близко завтра.
- Вот такой и будь, - шепчет мать. – И никогда не сомневайся, ты – лучшая.
- Ты просто горсть сырого песка! Кучка сгнивших водорослей! – встрепанная девчонка была всего-то на полголовы выше ее, а орала так, словно как минимум прошла посвящение. – У твоего отца даже имени нет, он ничто! Как дочь ничтожества может быть нам родней?! Она может быть только ничтожеством!
- Я роана, - хмурилась Сэйна, недоумевая, с чего это кузину так перекосило. – Так же, как и ты. И род свой веду по матери. Так же, как и ты. А у моей матери имя есть!
- Тогда что ты делаешь у родни своего
Жар огня в ладонях моря.
Есть иные планеты,
Где мы были когда-то,
Где мы будем потом,
Не теперь, а когда, потеряв —
Себя потеряв без возврата -
Мы будем любить…
К. Бальмонт.
Глава 1 - Сэйна.
Она родилась в ночь неистовых зимних ветров, когда демоны гнева шатали их остров так, будто надеялись вырвать с корнем. Наивные демоны, они одни в целом мире не знали, что Острова – Земля-Над-Водой – корней не имеют. А впрочем, в ту ночь волны били настолько безудержно, что казалось, земля сама уже стала водой, а вода обрела непреклонность тверди.
Ее первый крик прорезал ночь меж двумя раскатами грома. И повитуха, взглянув в ее синие, как океан под полуденным солнцем, глаза, благоговейно выдохнула:
- Роана…
И нарекла новорожденной имя: Сэйна Таа – Госпожа Бури, ибо каждый знает, роаны приходят в мир, чтобы повелевать.
Ее мать была нара – бездарной. Да и бабка стихиями не владела. Отец, впрочем, был нариссидом из дома роа, но любому известно: дар по крови не передается. И потому ни мать, ни бабка не расстроились, когда первые дети, пришедшие в дом, были мало того, что бездарными, так еще и мальчишки. Четверых сыновей-нариссидов родила Шей Ли, и лишь пятой была долгожданная дочь. Но и она была нара, всего лишь нара.
Роана с глазами цвета океанских глубин пришла в этот мир, лишь когда чрево ее матери исторгло воды жизни в десятый раз. К этому времени трое ее братьев уже отдали свои тела земле, и один – воде. Еще один скрылся за краем океана, уйдя в плаванье со своей роаной. Единственная сестра уже купила своего первого мужа и жила с ним отдельным домом, подумывая приобрести второго. И давно уж ушел в дом жены самый старший из ее братьев. Лишь двое мальчишек все еще жили в доме ее матери, еще не выйдя из детского возраста.
Отец у них был один. Мать так и не выбрала себе ни второго, ни, тем более, третьего мужа, хотя ей достало бы пятнистых раковин каи на брачный выкуп. Но драгоценные раковины, самой своей формой напоминающие о животворящей силе женского естества (неважно, роана та женщина или просто нара), все так же висели на поясе матери, глухо постукивая друг о друга при каждом ее шаге. И когда подросшая немного дочь спрашивала у нее, почему, мать отвечала загадочное:
- Можно накупить себе десять мужей, но от них всех будет в десять раз меньше проку, чем от одного, который заставит петь твое сердце.
Маленькая Сэйна Таа хмурилась, не понимая, как от одного может быть больше толку, чем от десятерых. Ну… может, это для матери так, она все же нара. А роане нужно много мужей, чтобы можно было построить большой корабль и уплыть далеко-далеко в океан, еще дальше, чем ее брат Тэй Ди со своей роаной. И, может быть, по пути она еще встретит их. И даже спасет и поможет вернуться домой. Ведь не может же быть, чтоб им все еще не хотелось вернуться. Должно быть, просто их роана погибла, а Тэй Ди и другие осиротевшие роанниды не в силах сами пересечь океан, поскольку даже самым сильным мужчинам не дано перечить волнам и отыскивать дорогу в безбрежности вод.
Но чтобы купить много мужей – самых лучших мужей, разумеется! - для своего корабля, ей понадобится очень много жемчужин. Ну а жемчужины сами в дом не придут. И потому дни напролет она проводила в море, выискивая самый крупный, самый редкий, самый красивый жемчуг.
Ее брат-роаннид, хоть и был на несколько хороводов лун старше, все же был всего лишь мальчишкой и просто не мог опускаться столь глубоко и находиться под водой столь долго, как она. И потому поручение матери присматривать за сестренкой он выполнял обычно, носясь с другими мальчишками в догонялки в прибрежных водах и не мешая ей плавать там, где она пожелает. За свое молчание о глубине и дальности ее подводных прогулок каждую четверть луны он получал от сестры по жемчужинке, мелкой и «грязной» - желтовато-коричневого оттенка. Такие встречались в их водах чаще всего и потому не слишком сильно ценились. Но для лентяя Кен И и такие были богатством. Ей же было не жаль. В конце-то концов, не с пустыми ж руками его в чужой дом отдавать.
У нее же желтого было уже много. Ее интересовал куда более редкий в их водах белый. Или розовый. И, конечно, она ни за что не отказалась бы найти черный. Но черные жемчужины она видела пока разве что в ожерельях взрослых роан. Всего по два-три шарика, да и то не у всех. Черный жемчуг был самым редким даром океана. И потому она мечтала, что однажды… ну, пусть не скоро… у нее будет целое ожерелье из черных жемчужин. Да, а в центре – голубая. Всего одна, но самая большая, в виде капли. Голубой жемчуг в их водах не родился вообще. Но однажды – всего один-единственный раз – она видела голубую жемчужину у чужой роаны, остановившейся на их острове проездом из каких-то очень далеких морей.
А она вырастет и найдет эти моря, полные голубого жемчуга. Да, и для этого ей тоже нужен корабль. И команда. Ее верные мужья, что поплывут с ней через штормы чужих морей на поиски самых замечательных сокровищ. Каких больше нет ни у кого в мире.
Найденные жемчужины она собирала в матерчатый пояс, сотканный матерью из прочных нитей, получаемых из травы айа-а. Только женщины одарены способностью создавать сущее из несущественного, порождая ли новую жизнь из частичек своих внутренних вод или новое тканное полотно из фрагментов диких растений. И потому ни одному мужчине никто и никогда не позволит ткать, ведь не способен создать новое тот, кто самой природой лишен силы созидания.
Просверлить же жемчужину, для того, чтобы нанизать ее на тонкую прочную нить, разрешено лишь познавшей свою силу взрослой роане, а до тех пор сокровища должны быть скрыты от посторонних глаз, как скрыта истинная сила той, что еще не прошла посвящение.
Дни напролет она проводила в море, а вечерами, прижимаясь к матери в их хижине, сплетенной из толстых тростниковых стеблей, любила слушать ее сказки – о земле и воде, о родине и чужбине, о людях и нелюдях.
И пусть мать никогда в жизни не покидала их маленький остров, и те, от кого она услышала эти истории, тоже никогда его не покидали, сказки все равно поражали воображение.
- В далекие времена, когда мир состоял из одной лишь воды, жили в водах этого мира три великана – прекрасная роана Нур Саг и два ее брата. Роана очень любила своих братьев, хотя они постоянно дрались и ссорились. И вот однажды упал им с неба огромный ком земли. Он понравился всем, и решили великаны сделать из него сушу, но братья вновь стали ссориться и отнимать друг у друга землю. Долго прекрасная Нур Саг мирила братьев, да не хотели они мириться. И тогда взяла роана свою треть земли и ушла прочь. Но знала мудрая Нур Саг, что жадным братьям вечно будет мало, и потому свою землю она поделила на множество островов, но не дала им корней, не позволила прирасти ко дну океана. Потому и названы острова Го-Эн-Ри – Земля-Над-Водой, что вечно странствуют они по воле вод, не имея постоянного места. И только кто-то из братьев заметит остров, только захочет его схватить, протянет руку – а остров уже ускользнул, и лишь вода в хищной лапе жадного великана.
- А почему острова совсем не уплывают? – завороженно спрашивает маленькая Сэйна. – Они могли бы плыть, как корабли – далеко-далеко за горизонт, каждый в свою сторону, и растеряться по всему морю.
- Потому что великанша Нур Саг вовсе не хотела, чтоб они растерялись. Из водорослей хоони-хо она сплела длинные веревки, которые не под силу порвать ни одному шторму. Один конец каждой веревки она привязала к основанию каждого из своих островов, а другой зажала в руке. А после улеглась спать на самом дне океана. Но не слишком далеко от своих непутевых братьев, чтоб услышать, если они совсем расшалятся. Вот поэтому, хоть и плавают наши острова по воде, но лишь на длину веревки, что сплела для них искусная роана. У одних островов она длиннее, у других короче, одних одно течение крутит, других другое. Вот и не дано никому угадать, как сместятся острова уже в следующий взмах волны.
- Дано, - спорит малышка. Это она уже точно знает. – Всем роанам дано. Потому они и водят корабли.
- Да, - соглашается мать. – Роанам дано. Ведь они получают силу самой Нур Саг, когда во время посвящения спускаются на дно и касаются ее живота. Много сил у спящей великанши, не нужны они ей, пока она спит. Но только сильную роану эта сила сильнее сделает, слабую же усыпит навек, и останется она спать беспробудным сном на дне океана.
- Я буду сильной, - обещает девочка, запрокидывая голову и ловя ртом капли дождя, что просачиваются в их дом сквозь сплетенную из пальмовых листьев крышу.
- Конечно, ты будешь сильной, - кивает мать, стараясь не вспоминать о своем мальчике, так и не всплывшем после ритуала. А ведь роаннидам даже до живота Нур Саг спускаться не нужно, да и не по силам им это, им только до первых стражей… Но и стражей не осилил Рей Но, и рыбы обедали им, а не он рыбами. А Сэйна Таа будет сильной, она же девочка. Она одолеет всех.
- А что стало с другими великанами? – жаждет продолжения сказки малышка.
- О, братья-великаны дрались-дрались, да и помирились. И решили вместе сушу лепить. Но когда вылепили они уже форму, и стала земля застывать, отвернулся старший брат, засмотрелся на звезды. А младший не удержался, зачерпнул у старшего горсть земли, да и налепил ее себе сверху. Хотел было расплющить, чтоб побольше было, да жадность, что пламенела в его сердце, опалила его руки огнем. И затвердела обожженная земля, стала камнем. Так и вышли у младшего вместо нормальной земли – горы. И когда стал он их заселять, пришлось ему научить своих людей, будто червям, внутрь гор вгрызаться. А когда прогрызли они свою гору насквозь, и добрались до места, где великан в сон погрузился, то полыхнуло на них нестерпимым жаром великанской жадности и опалило огнем его злобной силы. И многие сгорели тогда, но те, кто выжил, и сами теперь полыхают огнем и сжигают любого, кто к ним прикоснется.
- Ужас, - жмется к матери девочка.
- Не бойся, до нас они не доберутся.
- Я не боюсь, - тут же спорит роана. – Пусть только попробуют, я их утоплю, любого. Нечего наших людей жечь, пусть своих жгут, коли не жалко!
- Говорят, все-таки жалко. И потому научились прятать они свой огонь, глубоко, не увидеть. И только из глаз им его не изгнать. Взглянешь в глаза любого одержимого пламенем – и найдешь там рыжий огонь – жаркий, неистовый, испепеляющий.
- Ну их! – девочка аж вздрагивает от омерзения. – Скажи лучше, что стало с третьим великаном.
- А что третий? Как увидел он, что брат у него землю украл, потянулся вернуть, да поздно, камнем все стало. А у него в земле дыра. Решил он тогда размер своей части суши уменьшить, чтоб верхний край выровнять – да края уже застыли, не сдвинешь. Вздохнул тогда третий брат, опустил руку свою в воду, зачерпнул полной горстью, да и залил дыру водой. А потом хорошенько перемешал землю и воду внутри застывших границ. И стала земля его топью. Ступишь на землю, а из земли вода сочиться, попытаешься плыть – да на мель сядешь. И пришлось его людям, которых он создал по примеру сестры и брата, жить в краю вечных болот, строить себе хижины на деревьях, да кочевать всю жизнь с дерева на дерево, как обезьяны. Потому что коварны болота и утопят, едва сделаешь хоть один неверный шаг.
- Меня не утопят, я роана.
- Роану вода не утопит, а там нет воды, там жижа. Липкая, склизкая. Обовьет щиколотки, прилепится несдираемой грязью, да утянет на дно.
- Ну и не нужны мне эти болота. Я в моря уплыву, они чистые и просторные. Буду искать, в каких водах голубой жемчуг родится. И когда вернусь – мне все позавидуют. А по болотам пусть дикари бродят. Им, небось их глупый великан и не дал ничего. Владел землей – и ту проворонил. Как можно быть таким глупым? Всю жизнь с братом дрался – а тут поверил. Нет, мужчины глупы. Вот Нур Саг – та молодец. Самую лучшую сушу сделала.
- Третий брат, может, и потерял по неосторожности часть небесного подарка. Да только выводы он сделал. И всю свою силу направил на то, чтоб знать тайные помыслы каждого, кто его окружает. Дабы никто больше не застал бы его врасплох. И от уснувшего великана люди болот получили именно эту силу – силу тайного знания. Ведомы им языки всех людей и зверей, и способны они слышать чужие мысли и внушать свои. Спит великан, да не спят среди болот его люди – его глаза и уши. В опасных местах живут они и сами они опасны. Помнят они о предательстве и злы на весь свет. Потому и сами они теперь всегда готовы предавать и обманывать. И горит в их глазах болотная гниль – зеленая, мутная…
Сэйна не слушала. Сэйна уже спала. И снились ей болота и горы, и люди с глазами цвета огня, и люди с глазами цвета гнили. А еще, почему-то, песок. Не прибрежный, а сухой-сухой. Мертвый и раскаленный.
***
- Ну почему я должна плыть к бабушке? Почему? Я ее и не знаю совсем. Я к тете хочу, моя тетя тоже роана, она тоже меня научит! – Сэйна негодовала и возмущалась, а мать лишь вздыхала, опуская глаза. Это роанниды, чья сила от природы невелика, могут жить в доме матери вплоть до заключения брака. Сила роаны требует контроля и подчинения, и потому лишь только минет юной роане восьмой хоровод лун, надлежит ей покинуть родителей-нари и перейти в дом одаренной родственницы, способной обучить и воспитать истинную владычицу моря.
- Бабушка Айтана Таа гораздо сильнее тети Вэйды. Ее сила превышает силы всех роан острова Радости, и потому она правит там. Кто лучше ее сможет подготовить тебя ко взрослой жизни?
- Тетя Вэйда сможет. Может, она и не самая сильная на нашем острове, но она живет рядом и всегда любила меня. А бабушку я даже не знаю. Она ни разу не навестила нас. Даже не приехала познакомиться!
- Зачем ей, она и так знала, что однажды ты приплывешь к ней сама, - тихо вздохнула мать. – И у нее будет вся жизнь, чтобы с тобой познакомиться.
Внучка-роана была именно той платой, что затребовала Айтана Таа за сына, заявив, что ее ребенок стоит дороже любых ракушек.
- Но она могла хотя бы приплыть, чтобы навестить папу.
- Какая роана станет тратить свое время на сына-нариссида? – горько вздохнул отец. – Их продают женам как можно раньше и как можно дальше, чтоб никогда уже не вспоминать об их бесславном существовании. Придет время, и ты тоже станешь стыдиться меня.
- Никогда! – Сэйна обняла его крепко, порывисто. – Никогда я не стану стыдиться ни тебя и ни маму. И никогда не забуду. И всегда буду приплывать в гости.
- Острова далеко. Они просто тебе не позволят.
- Я роана, и мне не нужно ничье позволение, чтобы плыть туда, куда я захочу! А острова далеко сегодня, да близко завтра.
- Вот такой и будь, - шепчет мать. – И никогда не сомневайся, ты – лучшая.
***
- Ты просто горсть сырого песка! Кучка сгнивших водорослей! – встрепанная девчонка была всего-то на полголовы выше ее, а орала так, словно как минимум прошла посвящение. – У твоего отца даже имени нет, он ничто! Как дочь ничтожества может быть нам родней?! Она может быть только ничтожеством!
- Я роана, - хмурилась Сэйна, недоумевая, с чего это кузину так перекосило. – Так же, как и ты. И род свой веду по матери. Так же, как и ты. А у моей матери имя есть!
- Тогда что ты делаешь у родни своего
