Часть 1. Ты станешь другой, когда наступит лето
Здравствуй, Тень.
Я не знаю, когда это началось. Порой мне кажется, что я все еще сплю. Да и что тут скрывать — я так хочу в это верить, ты просто не представляешь себе, как хочу. Но увы.
Сколько бы раз я не вставала с кровати, я всегда понимаю, что наступил новый день и сделан еще один шаг к неизбежному. Знаешь, мне часто не верят, когда я говорю, что ясновидящая. Да, ты, возможно, никогда не знала об этом, но все ведь когда-то случается в первый раз.
…Две недели назад ко мне пришла довольно тяжелая клиентка. У нее умер муж за месяц до моего приема, вот она и решила хоть кому-то выговориться и судьбу свою узнать заодно. Я, конечно же, согласилась помочь, причем бесплатно — жаль ведь человека. Вот только будущее у женщины оказалось настолько мрачным, что я захотела уберечь несчастную от инфаркта при виде подобных новостей — вот и соврала ей, что все в порядке, а она мне и поверила. Я теперь раскаиваюсь в своих действиях, но зато, слава богу, она сможет прожить еще несколько лет с детьми и воспитать их, как надо.
Знаешь, Тень, я только потом поняла, какую глупость и предательство своим совершила. Ясновидящие не должны врать, это закон. А я солгала. И на мне с тех пор лежит проклятье.
Ясновидящие не должны врать, для этого они и были наделены своей силой. Я не потомственная гадалка, сама развивала в себе эту способность. А когда пришло время пройти особую инициацию, поклялась, что буду говорить людям только правду, везде и всегда. И вот, спустя целых пять лет я внезапно нарушила свои слова. И что мне теперь делать?..
Я понимаю, что вряд ли ты найдешь эти записи когда-нибудь, но надеюсь, что к тому времени у тебя все уладится и ты вернешься к прежней жизни. Проклятье, что лежит на мне, все сильнее давит на мое здоровье. Я уже сейчас редко встаю с постели, а встреча рассвета для меня — настоящее счастье. Родственников у меня не осталось, друзья разъехались по разным странам, я осталась одна наедине со своим дневником, куда я ежедневно писала заметки вплоть до этого дня. Сегодня я оставлю здесь свои слова отдельно, но вложу туда обратно — может, ты сможешь вспомнить и отыщешь мою последнюю память… Частенько могу беседовать сама с собой или с зеркалом, когда становится слишком одиноко или нечего делать. Приезжие говорят, что я сошла с ума. Может быть, так оно и есть. А может, это знак того, что я скоро исчезну.
Знаешь, я порой смотрю в окно и вижу солнечный день, зеленые сады и леса, счастливых людей. Но мне так тяжело. В моей душе лето еще не наступило, даже весны — и той не наблюдается. У меня появилась отдышка, в свои неполные двадцать семь поседела. Теперь все отмечают, что такой цвет мне идет. Ну что ж, может, если успею, как-нибудь скажу им спасибо. Ну или ты скажешь, если сумеешь все вспомнить после нового дня рождения…
Помнится, как-то раз к тебе в деревню приехал один парень, может, видела его? Он однажды предложил мне руку и сердце, а я согласилась. Эх, я тогда была такой легкомысленной и наивной, дорогая Тень. На развод подала спустя год и до сих пор горжусь этим, ведь не каждая женщина сможет выбраться из ямы, в которую угодила когда-то я. Кажется, ты как-то раз спрашивала свою маму, когда приехала домой на лето после школы в четвертом классе, что такое любовь и откуда появляются дети, а она только плечами пожала, отмахнулась и сказала, что узнаешь позже. Ты потом так хныкала от обиды и желания понять все. Наверное, сейчас ты даже сменила свое имя. Надеюсь, что теперь ты хоть немного подросла - недаром же двадцать девять исполнилось - и мы, возможно, скоро увидимся.
Знаешь, порой я думаю о том, зачем я здесь. Люди ведь так хотят найти свои истоки, так стремятся познать свое прошлое всеми доступными способами. А я не хочу. Я как будто не от мира сего. Может быть, это из-за моего третьего глаза, из-за ясновидения? Сверхспособности ведь так трудно развить, а тем более получить наследственно. Такие люди — большая редкость. И выходят они в этот свет лишь изредка, при крайней необходимости. По себе знаю, поверь. Но все же даже меня, часто нелюдимую и замкнутую, иногда терзает мысль моего истинного происхождения. Кто я такая, Тень? Для тебя, для твоих родителей, для знакомых? Понимаю, сейчас ты еще пока не готова ответить. Но когда будешь, приходи в свой дом — это письмо будет лежать на столике у твоей кровати нетронутым ничьими руками. Может, слегка покроется пылью, но это ведь должно тебя только обрадовать, я знаю. Мы будем с тобой так похожи — и в то же время абсолютно различаться. Ты будешь из будущего, а я сейчас из прошлого. И мы словно — а может, и вправду — один и тот же человек.
Мне уже пора, к сожалению. Дописываю последние строчки и вижу стремительно приближающийся рассвет, а вместе с ним — долгожданное спокойствие… Только что перечитала предыдущий абзац и поняла, что в самом начале написала полный бред. Впрочем, как почти и во всей заметке. Мне жаль, что проклятье так на мне сказалось, но надеюсь, что ты сможешь понять и меня, и мое положение. Терять собственную память — это так неприятно, особенно, когда она нужна просто позарез. Растекаться мыслями по древу и забывать то, что было вначале... Это ужасно. Хотя, именно поэтому я и пишу это письмо для тебя — себя в будущем, себя после нового рождения, чтобы я в твоем мире смогла наконец жить без обязательств. Думаю, что когда-нибудь я вернусь, и ты найдешь эти записи. А пока что живи, как хочешь, ведь я отпускаю все свои мысли с миром и раскаянием в неправильных поступках. Думаю, что впереди тебя будет ждать очень много нового и интересного. Я не грущу о своем будущем, ведь у каждой гадалки оно предрешено. Но у тебя оно может быть совершенно не таким. Я улыбаюсь и надеюсь, что ты станешь другой, когда когда-нибудь воротишься с прогулки к себе домой и найдешь это письмо. Ведь тогда наступит настоящее лето. Лето, которое увижу в следующей жизни твоими глазами и я...
С наилучшими пожеланиями из прошлого,
Миранда по прозвищу Тень.
Часть 2. Она мечтала летать
Она мечтала летать.
Всегда и везде, чуть ли не с самого ее детства, родители постоянно слышали от нее только одно: «Я хочу научиться летать. Ведь можно же летать, как птица, правда?». Они не знали, что ей ответить. Но их дочь с какого-то момента сама начала искать ответ на этот вопрос — залезала на стулья и прыгала с них, махая руками и таким образом пытаясь взлететь. Конечно, эти попытки всегда заканчивались ее падением на пол, но Лиза не отчаивалась. Она продолжала так же прыгать со стульев, не обращая никакого внимания на замечания мамы или отца.
Так было ровно до тех пор, пока однажды по телевизору семилетняя девочка не увидела фигуристку Александру Трусову. Она была поражена. Ей казалось… нет, она была уверена в том, что девушка летала. Летала на льду, свободная и прекрасная. Восхищенно провожая ее взглядом, Лиза внезапно подскочила к матери и воскликнула:
— Мам! Я хочу стать такой же, как она!
— Правда? — Удивилась женщина. — Но ты ведь всегда желала летать. А фигуристки… они просто скользят.
— Нет, мама, они летают! — Замотала головой Лиза и еще сильнее вцепилась в рукав маминой кофты, с обожанием глядя на выступающую тем временем Александру. Фигуристка вдруг подпрыгнула в воздух и сделала пять стремительных оборотов вокруг своей оси, грациозно приземлившись и тут же подпрыгнув… нет, взлетев снова под вопли восхищенной публики. — Видишь, мама? Саша не скользит! Она летает! Парит в воздухе, как птица!
…Под напором дочери родители сдались и отдали ее на обучение фигурному катанию. Девочка обожала ходить на занятия и стремилась все делать как можно лучше. У нее был отличный пример для подражания и отличные тренера. Лиза часто приходила на городской каток и там упражнялась в неучебное время. И через год состоялось ее первое публичное выступление на одном из зимних фестивалей, где она впервые продемонстрировала сотням людей свои способности.
Девочка получила третье место. Но она не отчаивалась и продолжала совершенствоваться. Сначала она выполняла простые элементы, а потом пошла дальше и стала учиться более сложным. С каждым годом ее мастерство росло. Родители не могли на нее нарадоваться.
А потом наступил тот момент, когда Лиза получила право участвовать в Олимпийских соревнованиях.
***
Вначале ей было страшно, ведь ее с минуты на минуту увидят, возможно, миллионы людских глаз. Четырнадцатилетняя девочка почти не слушала наставления своего тренера, потому что из раза в раз они были одними и теми же. Лиза знала их наизусть. А вот предстоящее выступление ее нервировало, пускай она к тому моменту уже несколько лет была фигуристкой.
Когда ее позвали на лед, она медленно вышла и начала шестиминутную разминку, попутно теряясь где-то в мыслях — что поделать, даже несмотря на свое упорство, витать в облаках Лиза тоже любила. Но когда пришло время начать свой номер, девочка быстро собралась с духом и встала в начальную стойку.
Зазвучала музыка, и Лиза заскользила по льду, выполняя одни из самых сложных элементов, опускаясь к земле и взлетая ввысь под дикие вопли публики. Она даже не следовала списку, который велела выучить ей один из ее тренеров, она делала все по нарастающей и как ей захочется. Впрочем, такое было уже не единожды, так что каждый, кто хоть раз видел Лизу, уже знал, что определенного порядка ждать не стоит. Она делала все в загадочной беспорядочности, которая, несмотря ни на что, выглядела так, словно девочка именно так и занималась.
Наконец мелодия стихла, и Лиза медленно покинула лед под аплодисменты и крики. Нервно кусая губы, она уселась рядом со своим тренером на скамеечку и стала ждать результатов. Скользя взглядом по собравшейся на трибунах аудитории, она внезапно увидела Александру Трусову, которая уже собиралась уходить домой — она выступила перед девочкой и покидала лед под такие же вопли и всеобщее обожание со стороны множества людей. Фигуристка заметила Лизу и улыбнулась, помахав ей рукой. Девочка ответила ей тем же. Она выступала последней.
Озвучили результаты через несколько секунд. Лиза поделила первое место со своей кумиршей и получила золото. Она сияла от счастья и представляла себе, как гордятся ей ее родители перед телевизором. А потом, снова встретившись взглядом с Трусовой, получила от нее одобрительный кивок, улыбку и «большой палец кверху». Она гордилась ей.
И если потом кто-то из знакомых родителей Лизы говорил им, что в тот день их дочь прекрасно скользила на льду и выполняла пируэты, то они только отрицательно качали головой. Мама с папой знали, что все эти семь лет Лиза никогда не скользила по замершей воде и не выполняла что-либо — по крайней мере, для себя — а поэтому обычно на слова своих друзей с какой-то грустной и одновременно мечтательной и счастливой улыбкой отвечали:
— Знаете… Она мечтала летать.
Часть 3. Укради у меня самое ценное
Ты сидишь рядом со мной и перевязываешь мне раны, а я просто смотрю куда-то пустыми глазами и думаю о своем. Я вижу, что ты глядишь на меня с укором и слегка приоткрываешь рот, чтобы что-то сказать, но резко передумываешь и отводишь взгляд в сторону. Приподнимаюсь тогда на локтях и спрашиваю:
- Что-то не так, Лиззи?
- Нет-нет, все в порядке, Дарк, - поспешно говоришь ты и отмахиваешься, возвращаясь к своей работе.
Дарк Монест. Это мое имя. Сколько себя помню в юности, всегда ненавидел его и даже когда-то хотел сменить. Но не сложилось. Жизнь пошла совсем по иному руслу, чем я планировал.
- Знаешь, Лиззи, - тихо произношу; сил практически нет, - я тут однажды подумал… И решил, что пора становиться нормальным.
Ты с улыбкой смотришь на меня и вдруг начинаешь смеяться, но укор в твоих глазах никуда не уходит. Ты порой бываешь такой странной. Когда я впервые тебя встретил, то понял, что мы в чем-то схожи друг с другом.
- Нет, ну а что? – с притворным гневом вопрошаю я у тебя, заливисто смеющейся.
- Эх, Дарк, как я тебя все-таки люблю! – совершенно не в тему отзываешься ты и пуще прежнего заливаешься хохотом.
Считается, что смех способен продлевать жизнь. Новорожденный дельфиненок сразу после появления на свет никогда не должен отставать от матери, иначе он погибнет. Табак убивает четыре миллиона человек в год. Когда мы впервые встретились, то я услышал твой смех и понял, что только он может излечить мою грешную душу. Мы с тобой очень похожи на дельфина-мать и ее детеныша – ты подобно ей ведешь меня сквозь непроглядный мрак и отыскиваешь хотя бы мимолетный лучик света. Было время, когда я курил, но ты исцелила меня от этой пагубной привычки.
- Я знаю, Лиззи. Все я знаю.
- Угу-угу, - киваешь ты, не переставая смеяться. Рекорд по времени непрерывного смеха составляет три-четыре минуты. Ты бы могла его побить, я уверен в этом.
- Что смешного? – спрашиваю, хотя сейчас бы с удовольствием просто полежал на земле и поглядел бы в твои прекрасные, голубые, как лед, глаза.
- Да ничего, просто смешинка в рот попала. И да, твое решение стать нормальным – похвально, причем весьма.
Некоторое время между нами висит тишина, а после я словно просыпаюсь от какого-то сна и поднимаю на тебя взгляд. Ты готова выслушать мою историю, мою исповедь вот уже как пятнадцать лет подряд – из них десять я просидел в тюрьме… заслуженно. Сколько раз тебе все говорили, что я недостоин тебя, но ты никого не слушала. Смотрю на тебя и вдруг понимаю, что ты каким-то чудом будто прочитала мои мысли.
- Почему, Лиззи? – Начинаю я свою речь, ведь деваться мне теперь уже некуда. – Несколько лет назад я бы все отдал, чтобы моя семья мне сказала, что стать нормальным – хорошо. Сейчас же мне все равно. Меня никогда по-настоящему никто не поддерживал на моем пути, кроме тебя. Все считали меня ужасным человеком, только потому что я совершил множество преступлений. Но кто на самом деле в этом виноват, Лиззи? Уж не мои ли дражайшие отец и мать, брат и тетушка? Ведь на родителях лежит ответственность за будущее детей. Не поэтому ли паспорт выдают в восемнадцать лет? Воспитать ребят правильно, заложить в них доброе начало – вот главная ответственность и задача не только матери и отца, но и всего круга родственников. А что же я, Лиззи? Что происходило все мое детство в семье? Отец пил и избивал маму, она пахала на четырех работах и даже не противилась своему муженьку, как и не занималась мной. Тетушка постоянно была в разъездах по важным делам, ей было не до нас с братом. Себастьян же кое-как закончил школу, но не смог поступить на бюджет. Чем все закончилось, ты и сама знаешь. В итоге мой брат взял дурной пример с отца и спился. Он даже со мной толком не общался с окончанием среднего общего образования. Я остался один, Лиззи. Без присмотра, без нормального воспитания, без друзей. В школу я даже не пошел – денег просто не было. Я был предоставлен самому себе – так и началась вся эта ужасная история.
- Я знаю, Дарк, - киваешь ты, моя Леди Совершенство. – Но все-таки пойми…
- Что «пойми»? – Я чувствую, что грудь сжимает какая-то сила, мне хочется разреветься.
