— Твоя авария слишком подозрительная. Я хочу сложить полную картину.
— Зачем тебе? — помрачнела она. — То есть пойми меня правильно, я тоже хочу, но меня это прямо касается, а тебе-то что? Любопытство разыгралось?
— Сань, я вообще-то сотрудник полиции. — Чисто формальный, потому что кто-то же нужен в нашей дыре с официальными полномочиями. Но это уже детали. — Если сомневаешься, как приедем, свяжешься с полицией Фроста и запросишь подтверждение.
— А тебе не кажется, что этим делом как раз полиция Фроста и должна заниматься?
— Должна, — согласился я. — Только не займется.
«Не займется». Михай сказал это с такой абсолютной уверенностью… Так говорят о чем-то естественном, абсолютном, известном каждому ребенку. Даже не «дважды два — четыре», а «вода мокрая». И только я собралась спросить, почему, как дорога свернула за высоченную ледяную скалу, и…
Ёлочки-метёлочки, вот это да!
Между скал серебрилась округлыми боками типовая мобильная исследовательская станция, я на такой преддипломную практику проходила. Наш научрук называл такие станции «летающая тарелка» — выглядит точь-в-точь как этот плод фантазий предков-землян. Честно говоря, в буйной зелени яблоневых садов Эринии это чудо инженерной мысли смотрелось примерно так же уместно, как розовый куст посреди картофельного поля, но здесь, среди льда, станция вписалась как родная.
У меня даже настроение поднялось!
— Так у вас здесь научная станция? — спросила я. — Что ж ты сразу не сказал?
— Была когда-то научная, — Михай подрулил под днище базы, где, как я помнила, среди прочих технических служб должен располагаться большой гараж и мастерская. «Мастерской я этот примитив называть отказываюсь, — всплыл в памяти недовольный голос нашего техника-водителя Виталика. — Это такая же мастерская, как я навигатор звездолета, а вы хотите, чтобы я здесь чудеса творил на пустом месте?»
— Когда-то? — растерянно переспросила я.
— Девять лет назад. Тогда здесь было самое крупное из разведанных месторождений кристаллов.
Я кивнула: об энергокристаллах, основной, кроме льда, достопримечательности Криоса, в дороге изучила все, что было в открытом доступе. Крайне мало, надо сказать. Впрочем, для основного вывода хватало: не до конца изученная, но крайне ценная штука, аборигены на них чуть ли не молятся, пришлые добывают, в том числе нелегально, ну а самое поганое — внезапные энергетические всплески, от которых отказывает напрочь вся аппаратура в зоне действия этого всплеска. Мой автопилот тому примером.
— Значит, изучали кристаллы. А потом? Почему «была»? Вот, как новенькая же, стоять ей еще и стоять.
— Именно что «стоять». В том смысле, что простаивать. Приехали, вылезай.
Следом за Михаем я спрыгнула на пласталевый пол. И так знакомо метнулось в просторном ангаре эхо… Будто вот сейчас выглянет из своей каптерки Виталик, спросит притворно-хмуро: «Что, опять вашу битву за урожай бобры выиграли?» — эринийские бобры были нашим бичом на преддипломной, на них там охота запрещена: исчезающий вид. Ага, как же, исчезающий! Эти твари расплодились так, что сады приходилось огораживать двойной сеткой под током, и то находили лазейки.
Как там, интересно, сейчас дела? Мне на Эринии понравилось, но буйные бескрайние сады — не мой профиль. Я — агротехник замкнутых пространств. Космические оранжереи, экосистемы на орбитальных станциях, теплицы на ледяном Криосе или раскаленной Лавинии. Очень востребованное направление, на кусок хлеба с маслом всегда себе заработаешь, а если соображаешь хоть немного выше среднего, так найдется и что поверх масла намазать.
И конкуренция не слишком высокая, работы всем хватает. Поэтому мысль, что такси мне испортили намеренно, казалась не просто дикой, а горячечным бредом. Тем более что я — никто и звать никак. В любой профессии есть всем известные асы, монстры-профи, но мне до такого еще расти и расти. Молодой специалист, два года после выпуска, кому я нужна?!
Но Михай первым делом полез в недра моего автопилота, так что я присела на высокую подножку его допотопного тягача и стала молча ждать.
Заодно осмотрелась внимательнее, и признаки запустения буквально бросились в глаза. Начиная с такого очевидного, как пустой гараж — не может же на всю базу быть один-единственный тягач? И чтобы сразу весь транспорт на выезде — тоже не бывает. Не положено, всегда должен быть резерв. Грязные разводы на полу, которых не было бы, работай как следует робоуборщик. Даже запах… Вместо стерильной чистоты здесь пахло влажной затхлостью, едва заметно, но неприятно.
Тянуло спросить у Михая, что здесь все-таки случилось, но я боялась помешать. В конце концов, сейчас он занимался моим транспортом. Но как же давила тишина вокруг! Мертвая…
Так, Саня, хватит! Развела ностальгию на пустом месте, лучше о своих проблемах подумай. Сегодняшних, которые надо решать пусть не срочно-немедленно-уже-вчера, но все-таки в ближайшие дни. Вряд ли на «колымаге» Михая реально добраться до Фроста. Нужна связь. Вызвать такси… Интересно, сюда вообще по вызову полетит? И долетит ли?
Михай вылез из такси, почесал в затылке и спросил:
— Говоришь, только прилетела? И на Криосе раньше не бывала?
— Да, а что? — странные вопросы, какая разница, бывала я здесь раньше или нет?
— Любопытно мне, кому в том самом Фросте, до которого ты даже добраться не успела, ты так сильно мешаешь?
— То есть — мешаю?
— Автопилот твой в полном порядке. Не считая того, что туда приоритетным введен маршрут от космопорта до Разлома.
— То есть… — я осеклась.
— То есть кто-то очень не хотел, чтобы ты добралась до Фроста, — безжалостно закончил Михай. — Разлом — это гарантированный отказ всего. Здесь фонит всегда сильно, а пару раз в неделю — критично сильно. Ты могла просто рухнуть в бездонную пропасть, пропала и пропала. Но даже приземление ничего не гарантировало.
Могла, он прав. Не хотелось об этом думать, я гнала из памяти картинку, но темный провал пропасти под брюхом резко пошедшего вниз катера — не то, что легко забыть. И все-таки случайность или чей-то умысел — кардинально разные вещи. Сложно поверить, что вот так ни с того ни с сего кто-то тебе неизвестный решил тебя убить.
— Но ты ведь меня нашел, — возразила я не столько Михаю, сколько мысли об убийстве. — И очень быстро!
— Скажешь спасибо Даргу. Он меня начал будить, когда ты еще только падала. То есть я не просто так любовался видами вдоль Разлома с утра пораньше, а конкретно искал следы аварийной посадки. Точно зная, что должен найти.
— А Дарг, он…
— Даргораган, парень из местных. Прижился у нас. Он хаотичный псионик, говорит, ему излучение от Разлома помогает видеть. То есть со своим даром разбираться, если перевести на человеческий.
— Ничего не поняла! — честно призналась я. — Что за хаотичный и причем тут излучение, да не какое-то, а от Разлома? И что за Разлом такой, в информации о Криосе ничего о нем нет!
Михай дурашливо развел руками:
— Мы слишком мелкие в масштабах целой планеты.
— Расскажи! — то ли попросила, то ли потребовала я. Вот же… раздразнил любопытство!
А он так усмехнулся, что сразу стало ясно — этого и хотел! То есть не самому лезть с объяснениями, а чтобы я попросила. Но вместо того чтобы удовлетворить, наконец, мое любопытство, предложил:
— Доставай свои вещи, выберем тебе комнату. Наверняка ведь хочешь отдохнуть, переодеться, и чего там еще хотят девушки после долгой дороги. Поспать, поесть?
Есть я хотела! Хотя поняла это только после слов Михая. Наверное, мой ответный взгляд был красноречивее всяких слов, потому что Михай тут же сказал:
— Не бойся, накормим!
И тут мне в голову пришла еще одна внезапная и не очень приятная мысль. И я осторожно спросила:
— Михай, скажи, пожалуйста… Твой спасательный рейс, техосмотр или, не знаю, как лучше назвать, экспертиза этого несчастного такси, комната, еда… Сколько все это будет стоить?
Он неприятно сощурился, ожег меня внезапно потяжелевшим взглядом и спросил:
— А ты свою жизнь во сколько оцениваешь?
И, пока я пыталась понять, как на это ответить, продолжил:
— Правильный ответ: жизнь в деньгах не оценивают. Ты моя гостья. Комнат пустых два этажа. Закрыли тему, выгружай вещи. Помогу донести.
— Ладно, — я вгляделась в его сердитые глаза и добавила: — Извини. Ты, по-моему, обиделся, но я не хотела обидеть. Слушай, а от вас до Фроста далеко?
— Триста с лишним километров по прямой.
— А такси починить получится?
— Получится. Только снова все откажет, когда к Разлому подлетишь.
Кажется, с каждым моим вопросом он заводился еще больше. А я ведь хотела, наоборот, замять неловкость. Как-то неправильно, похоже, выбрала тему. Ладно, помолчу немного.
Я выгрузила из багажника два чемодана и спортивную сумку и тоскливо посмотрела на оставшиеся там керамитовые спецконтейнеры. Двести шестьдесят кило общим весом. Упаковка «Экспортсемян» для космических перевозок обеспечивает идеальную сохранность, и какие-то особые условия не требуются. В принципе, можно так здесь и бросить. Но я лучше шмотки свои брошу, чем такую ценность, да без присмотра!
— Не утащим. Тележка нужна.
— Что там у тебя?
— Это для теплиц.
Он подошел, заглянул в багажник. Присвистнул. Подумал и спросил:
— Кладовка для запчастей подойдет? Место есть, на ключ запирается. Чтобы ты не волновалась за свои сокровища.
— Давай, — согласилась я.
И я ведь пошутил насчет «сокровищ». Ну в самом деле, кому здесь нужны ее ящики? «Для теплиц», ха! У нас здесь всех теплиц — лимонное дерево в столовой, полметра высотой, этим летом аж четыре цветка на нем было, и хоть бы один лимон завязался. Чего-то ему не хватает для счастья. Но мы же его не за лимоны любим, а за кусочек зелени среди вечной зимы вокруг.
Но Саня приняла мою шутку как очень даже серьезное предложение. Обрадовалась. Ладно, перетащил я ее ящики в кладовку, с меня не убудет. На ключ запер и запасной ей отдал. А потом снова пошутил:
— Может, у тебя там контрабандный кофе припрятан? Тогда и авария объясняется, конкурентов никто не любит.
А она замерла, уставившись на меня с совершенно потрясенным видом. И только когда тишина стала совсем уж дурацкой, переспросила:
— Кофе?
— Пойдем, — я едва удержался от демонстративного «рука-лицо». Неужели непонятно, что жизнь на Криосе сильно отличается от нормальных планет? В том числе и такой вроде бы ерундой, как цена на стаканчик кофе. — Пойдем, Саня, ты вроде бы поесть хотела, нет? Или ты решила поселиться прямо здесь? В кладовке, в обнимку со своей контрабандой?
— Да не контрабанда это! — она сердито фыркнула, прямо как тюлень где-нибудь в проруби в Ледяных пустошах, и подхватила свою пузатую сумку. Чемоданы уже взял я. И даже лифт успел вызвать. — Все честно и официально задекларировано. Этим Карпетянский занимался. Работодатель мой, — пояснила. — Я ему товарные чеки переслала, он все оформил.
— Почему ты такая серьезная? — я пропустил ее в лифт и нажал на третий этаж. — Я шутил, Сань.
Она посмотрела на меня потерянно и тихо сказала:
— Потому что там есть кофе. Саженцы. Карпетянский мне весь мозг вынес, пока сорта выбрал. Я думала, он просто экзотику любит. Ну… кофе, мандарины, гранат, хурма. Персики.
— Персики, — выразительно повторил я. — В теплице на Криосе.
— Ничем твой Криос принципиально не отличается от орбитальной станции, — фыркнула она, теперь уже с явным превосходством. То есть иронию мою уловила, но не прониклась.
— Отличается, — возразил я. — В худшую сторону. Сюда очень сложно завозить грузы. Так что персик твой будет даже не на вес золота, а еще дороже.
Тем временем лифт дополз до жилого этажа, и я широким жестом обвел видимую часть коридора:
— Выбирай жилье. Занятые — подписаны.
Она пожала плечами и подошла к ближайшей чистой двери.
— Какая разница? Они же типовые. Дай мне полчаса, ладно?
— Столовая этажом ниже, спускайся как будешь готова, — предложил я. — Вряд ли тебе понадобится проводник на такой простой маршрут.
Она снова фыркнула, теперь смешливо. Не девушка, а пятьдесят оттенков фырканья! А я подумал: надо как-нибудь очень аккуратно, не светясь, узнать, этот ее Карпетянский жив еще вообще?
Персики, надо же. Вкусная штука, наверное.
Я спустился в столовую, заглянул в холодильник. Что ж, у нас было мясо, хорошая жирная трапсятина, в морозы гораздо полезнее всяких там персиков-шмерсиков. Правда, сырое. Чтобы сотворить из него что-нибудь действительно вкусное, нужно не меньше часа, а лучше полтора-два, а у меня всего полчаса.
Были стейки из криля, самый примитивный вариант: сунул в гриль, пять минут и готово. И огромная кастрюля фирменного шурум-бурума от Мамочки. То есть как-то это безумное блюдо называется на крионском, я даже примерно помню, как, но повторить вслух не возьмусь. Двадцать два слога, три ударения, к тому же возможны варианты в зависимости от того, какие добавлены овощи и травы. Так-то в основе — рубленая трапсятина и лапша, но почему-то каждый раз получается что-то разное. Но вкусное.
Я как раз думал, ждать Саню или поесть — все-таки не завтракал, а время уже почти к обеду, — когда в столовую ураганом ворвался Макс.
У нашего Безумного Макса в принципе только два фазовых состояния — когда он не спит, естественно. «Завис» и «ураган». «Завис» — глубокие теоретические размышления, в том числе о смысле жизни, а «ураган» — острая жажда деятельности. Так вот в столовую он обычно приходит в зависшем состоянии. «Очень удобный мужчина, — шутит Мамочка, — можно миску собачьего криля дать, он и не заметит, еще и спасибо скажет». Учитывая, как вкусно Мамочка готовит, в этой шутке очень много обиды, но против правды не попрешь: когда Макс мыслит, такие мелочи, как вкус еды, перестают иметь значение. Но это еще полбеды. В фазе приступа работоспособности он вообще забывает поесть. Поэтому я очень сильно удивился, увидев его в столовой в таком непривычном виде.
— Где она? — сходу спросил Макс.
— Дядя Макс, сегодня среда, — укоризненно, как ребенку, напомнил я. — Твоя Лара улетела к своим вчера утром и вернется самое раннее в пятницу. Или даже на той неделе, как погода будет.
Лара — это он так Мамочку зовет. Она так-то Хайлари, Поющая Звезда по-крионски.
— Но если ты вспомнил, что иногда надо питаться, то еды она оставила. Вон, полная кастрюля. Я как раз собирался позавтракать.
— Да причем тут Лара! Кофейная девочка твоя где?
— Кто?! Дядь Макс, ты вообще в порядке? — осторожно спросил я. — Ну там, может, поспать надо? Часов десять, для гарантии?
Он сунул нос в холодильник, вытащил кастрюлю, навалил себе самую большую тарелку Мамочкиной стряпни, сунул разогреваться и очень жалобно сказал:
— Ты, Мишка, девственный по части умственного допинга человек. Ты не представляешь, как мне не хватает кофе.
— И что?
— И Дарг мне сказал, что ты ее привезешь.
Тут уж у меня начала брезжить догадка. И все-таки я решил уточнить.
— Что конкретно он тебе сказал? Сам же знаешь его «я так вижу». Меня, к примеру, он сегодня разбудил и заявил, что солнце падает.
Макс покосился за окно, на тусклый круг солнца в снежной пелене, и процитировал, даже интонации, по-моему, скопировал:
— Михдаен уже привез ее. Твои батареи и ее ящики — и кофе хватит на всех.
«У тебя там что, кофе контрабандный?» — вспомнил я собственную шутку. И Санину реакцию.
— Зачем тебе? — помрачнела она. — То есть пойми меня правильно, я тоже хочу, но меня это прямо касается, а тебе-то что? Любопытство разыгралось?
— Сань, я вообще-то сотрудник полиции. — Чисто формальный, потому что кто-то же нужен в нашей дыре с официальными полномочиями. Но это уже детали. — Если сомневаешься, как приедем, свяжешься с полицией Фроста и запросишь подтверждение.
— А тебе не кажется, что этим делом как раз полиция Фроста и должна заниматься?
— Должна, — согласился я. — Только не займется.
ГЛАВА 3. Александра
«Не займется». Михай сказал это с такой абсолютной уверенностью… Так говорят о чем-то естественном, абсолютном, известном каждому ребенку. Даже не «дважды два — четыре», а «вода мокрая». И только я собралась спросить, почему, как дорога свернула за высоченную ледяную скалу, и…
Ёлочки-метёлочки, вот это да!
Между скал серебрилась округлыми боками типовая мобильная исследовательская станция, я на такой преддипломную практику проходила. Наш научрук называл такие станции «летающая тарелка» — выглядит точь-в-точь как этот плод фантазий предков-землян. Честно говоря, в буйной зелени яблоневых садов Эринии это чудо инженерной мысли смотрелось примерно так же уместно, как розовый куст посреди картофельного поля, но здесь, среди льда, станция вписалась как родная.
У меня даже настроение поднялось!
— Так у вас здесь научная станция? — спросила я. — Что ж ты сразу не сказал?
— Была когда-то научная, — Михай подрулил под днище базы, где, как я помнила, среди прочих технических служб должен располагаться большой гараж и мастерская. «Мастерской я этот примитив называть отказываюсь, — всплыл в памяти недовольный голос нашего техника-водителя Виталика. — Это такая же мастерская, как я навигатор звездолета, а вы хотите, чтобы я здесь чудеса творил на пустом месте?»
— Когда-то? — растерянно переспросила я.
— Девять лет назад. Тогда здесь было самое крупное из разведанных месторождений кристаллов.
Я кивнула: об энергокристаллах, основной, кроме льда, достопримечательности Криоса, в дороге изучила все, что было в открытом доступе. Крайне мало, надо сказать. Впрочем, для основного вывода хватало: не до конца изученная, но крайне ценная штука, аборигены на них чуть ли не молятся, пришлые добывают, в том числе нелегально, ну а самое поганое — внезапные энергетические всплески, от которых отказывает напрочь вся аппаратура в зоне действия этого всплеска. Мой автопилот тому примером.
— Значит, изучали кристаллы. А потом? Почему «была»? Вот, как новенькая же, стоять ей еще и стоять.
— Именно что «стоять». В том смысле, что простаивать. Приехали, вылезай.
Следом за Михаем я спрыгнула на пласталевый пол. И так знакомо метнулось в просторном ангаре эхо… Будто вот сейчас выглянет из своей каптерки Виталик, спросит притворно-хмуро: «Что, опять вашу битву за урожай бобры выиграли?» — эринийские бобры были нашим бичом на преддипломной, на них там охота запрещена: исчезающий вид. Ага, как же, исчезающий! Эти твари расплодились так, что сады приходилось огораживать двойной сеткой под током, и то находили лазейки.
Как там, интересно, сейчас дела? Мне на Эринии понравилось, но буйные бескрайние сады — не мой профиль. Я — агротехник замкнутых пространств. Космические оранжереи, экосистемы на орбитальных станциях, теплицы на ледяном Криосе или раскаленной Лавинии. Очень востребованное направление, на кусок хлеба с маслом всегда себе заработаешь, а если соображаешь хоть немного выше среднего, так найдется и что поверх масла намазать.
И конкуренция не слишком высокая, работы всем хватает. Поэтому мысль, что такси мне испортили намеренно, казалась не просто дикой, а горячечным бредом. Тем более что я — никто и звать никак. В любой профессии есть всем известные асы, монстры-профи, но мне до такого еще расти и расти. Молодой специалист, два года после выпуска, кому я нужна?!
Но Михай первым делом полез в недра моего автопилота, так что я присела на высокую подножку его допотопного тягача и стала молча ждать.
Заодно осмотрелась внимательнее, и признаки запустения буквально бросились в глаза. Начиная с такого очевидного, как пустой гараж — не может же на всю базу быть один-единственный тягач? И чтобы сразу весь транспорт на выезде — тоже не бывает. Не положено, всегда должен быть резерв. Грязные разводы на полу, которых не было бы, работай как следует робоуборщик. Даже запах… Вместо стерильной чистоты здесь пахло влажной затхлостью, едва заметно, но неприятно.
Тянуло спросить у Михая, что здесь все-таки случилось, но я боялась помешать. В конце концов, сейчас он занимался моим транспортом. Но как же давила тишина вокруг! Мертвая…
Так, Саня, хватит! Развела ностальгию на пустом месте, лучше о своих проблемах подумай. Сегодняшних, которые надо решать пусть не срочно-немедленно-уже-вчера, но все-таки в ближайшие дни. Вряд ли на «колымаге» Михая реально добраться до Фроста. Нужна связь. Вызвать такси… Интересно, сюда вообще по вызову полетит? И долетит ли?
Михай вылез из такси, почесал в затылке и спросил:
— Говоришь, только прилетела? И на Криосе раньше не бывала?
— Да, а что? — странные вопросы, какая разница, бывала я здесь раньше или нет?
— Любопытно мне, кому в том самом Фросте, до которого ты даже добраться не успела, ты так сильно мешаешь?
— То есть — мешаю?
— Автопилот твой в полном порядке. Не считая того, что туда приоритетным введен маршрут от космопорта до Разлома.
— То есть… — я осеклась.
— То есть кто-то очень не хотел, чтобы ты добралась до Фроста, — безжалостно закончил Михай. — Разлом — это гарантированный отказ всего. Здесь фонит всегда сильно, а пару раз в неделю — критично сильно. Ты могла просто рухнуть в бездонную пропасть, пропала и пропала. Но даже приземление ничего не гарантировало.
Могла, он прав. Не хотелось об этом думать, я гнала из памяти картинку, но темный провал пропасти под брюхом резко пошедшего вниз катера — не то, что легко забыть. И все-таки случайность или чей-то умысел — кардинально разные вещи. Сложно поверить, что вот так ни с того ни с сего кто-то тебе неизвестный решил тебя убить.
— Но ты ведь меня нашел, — возразила я не столько Михаю, сколько мысли об убийстве. — И очень быстро!
— Скажешь спасибо Даргу. Он меня начал будить, когда ты еще только падала. То есть я не просто так любовался видами вдоль Разлома с утра пораньше, а конкретно искал следы аварийной посадки. Точно зная, что должен найти.
— А Дарг, он…
— Даргораган, парень из местных. Прижился у нас. Он хаотичный псионик, говорит, ему излучение от Разлома помогает видеть. То есть со своим даром разбираться, если перевести на человеческий.
— Ничего не поняла! — честно призналась я. — Что за хаотичный и причем тут излучение, да не какое-то, а от Разлома? И что за Разлом такой, в информации о Криосе ничего о нем нет!
Михай дурашливо развел руками:
— Мы слишком мелкие в масштабах целой планеты.
— Расскажи! — то ли попросила, то ли потребовала я. Вот же… раздразнил любопытство!
А он так усмехнулся, что сразу стало ясно — этого и хотел! То есть не самому лезть с объяснениями, а чтобы я попросила. Но вместо того чтобы удовлетворить, наконец, мое любопытство, предложил:
— Доставай свои вещи, выберем тебе комнату. Наверняка ведь хочешь отдохнуть, переодеться, и чего там еще хотят девушки после долгой дороги. Поспать, поесть?
Есть я хотела! Хотя поняла это только после слов Михая. Наверное, мой ответный взгляд был красноречивее всяких слов, потому что Михай тут же сказал:
— Не бойся, накормим!
И тут мне в голову пришла еще одна внезапная и не очень приятная мысль. И я осторожно спросила:
— Михай, скажи, пожалуйста… Твой спасательный рейс, техосмотр или, не знаю, как лучше назвать, экспертиза этого несчастного такси, комната, еда… Сколько все это будет стоить?
Он неприятно сощурился, ожег меня внезапно потяжелевшим взглядом и спросил:
— А ты свою жизнь во сколько оцениваешь?
И, пока я пыталась понять, как на это ответить, продолжил:
— Правильный ответ: жизнь в деньгах не оценивают. Ты моя гостья. Комнат пустых два этажа. Закрыли тему, выгружай вещи. Помогу донести.
— Ладно, — я вгляделась в его сердитые глаза и добавила: — Извини. Ты, по-моему, обиделся, но я не хотела обидеть. Слушай, а от вас до Фроста далеко?
— Триста с лишним километров по прямой.
— А такси починить получится?
— Получится. Только снова все откажет, когда к Разлому подлетишь.
Кажется, с каждым моим вопросом он заводился еще больше. А я ведь хотела, наоборот, замять неловкость. Как-то неправильно, похоже, выбрала тему. Ладно, помолчу немного.
Я выгрузила из багажника два чемодана и спортивную сумку и тоскливо посмотрела на оставшиеся там керамитовые спецконтейнеры. Двести шестьдесят кило общим весом. Упаковка «Экспортсемян» для космических перевозок обеспечивает идеальную сохранность, и какие-то особые условия не требуются. В принципе, можно так здесь и бросить. Но я лучше шмотки свои брошу, чем такую ценность, да без присмотра!
— Не утащим. Тележка нужна.
— Что там у тебя?
— Это для теплиц.
Он подошел, заглянул в багажник. Присвистнул. Подумал и спросил:
— Кладовка для запчастей подойдет? Место есть, на ключ запирается. Чтобы ты не волновалась за свои сокровища.
— Давай, — согласилась я.
ГЛАВА 4. Михай
И я ведь пошутил насчет «сокровищ». Ну в самом деле, кому здесь нужны ее ящики? «Для теплиц», ха! У нас здесь всех теплиц — лимонное дерево в столовой, полметра высотой, этим летом аж четыре цветка на нем было, и хоть бы один лимон завязался. Чего-то ему не хватает для счастья. Но мы же его не за лимоны любим, а за кусочек зелени среди вечной зимы вокруг.
Но Саня приняла мою шутку как очень даже серьезное предложение. Обрадовалась. Ладно, перетащил я ее ящики в кладовку, с меня не убудет. На ключ запер и запасной ей отдал. А потом снова пошутил:
— Может, у тебя там контрабандный кофе припрятан? Тогда и авария объясняется, конкурентов никто не любит.
А она замерла, уставившись на меня с совершенно потрясенным видом. И только когда тишина стала совсем уж дурацкой, переспросила:
— Кофе?
— Пойдем, — я едва удержался от демонстративного «рука-лицо». Неужели непонятно, что жизнь на Криосе сильно отличается от нормальных планет? В том числе и такой вроде бы ерундой, как цена на стаканчик кофе. — Пойдем, Саня, ты вроде бы поесть хотела, нет? Или ты решила поселиться прямо здесь? В кладовке, в обнимку со своей контрабандой?
— Да не контрабанда это! — она сердито фыркнула, прямо как тюлень где-нибудь в проруби в Ледяных пустошах, и подхватила свою пузатую сумку. Чемоданы уже взял я. И даже лифт успел вызвать. — Все честно и официально задекларировано. Этим Карпетянский занимался. Работодатель мой, — пояснила. — Я ему товарные чеки переслала, он все оформил.
— Почему ты такая серьезная? — я пропустил ее в лифт и нажал на третий этаж. — Я шутил, Сань.
Она посмотрела на меня потерянно и тихо сказала:
— Потому что там есть кофе. Саженцы. Карпетянский мне весь мозг вынес, пока сорта выбрал. Я думала, он просто экзотику любит. Ну… кофе, мандарины, гранат, хурма. Персики.
— Персики, — выразительно повторил я. — В теплице на Криосе.
— Ничем твой Криос принципиально не отличается от орбитальной станции, — фыркнула она, теперь уже с явным превосходством. То есть иронию мою уловила, но не прониклась.
— Отличается, — возразил я. — В худшую сторону. Сюда очень сложно завозить грузы. Так что персик твой будет даже не на вес золота, а еще дороже.
Тем временем лифт дополз до жилого этажа, и я широким жестом обвел видимую часть коридора:
— Выбирай жилье. Занятые — подписаны.
Она пожала плечами и подошла к ближайшей чистой двери.
— Какая разница? Они же типовые. Дай мне полчаса, ладно?
— Столовая этажом ниже, спускайся как будешь готова, — предложил я. — Вряд ли тебе понадобится проводник на такой простой маршрут.
Она снова фыркнула, теперь смешливо. Не девушка, а пятьдесят оттенков фырканья! А я подумал: надо как-нибудь очень аккуратно, не светясь, узнать, этот ее Карпетянский жив еще вообще?
Персики, надо же. Вкусная штука, наверное.
Я спустился в столовую, заглянул в холодильник. Что ж, у нас было мясо, хорошая жирная трапсятина, в морозы гораздо полезнее всяких там персиков-шмерсиков. Правда, сырое. Чтобы сотворить из него что-нибудь действительно вкусное, нужно не меньше часа, а лучше полтора-два, а у меня всего полчаса.
Были стейки из криля, самый примитивный вариант: сунул в гриль, пять минут и готово. И огромная кастрюля фирменного шурум-бурума от Мамочки. То есть как-то это безумное блюдо называется на крионском, я даже примерно помню, как, но повторить вслух не возьмусь. Двадцать два слога, три ударения, к тому же возможны варианты в зависимости от того, какие добавлены овощи и травы. Так-то в основе — рубленая трапсятина и лапша, но почему-то каждый раз получается что-то разное. Но вкусное.
Я как раз думал, ждать Саню или поесть — все-таки не завтракал, а время уже почти к обеду, — когда в столовую ураганом ворвался Макс.
У нашего Безумного Макса в принципе только два фазовых состояния — когда он не спит, естественно. «Завис» и «ураган». «Завис» — глубокие теоретические размышления, в том числе о смысле жизни, а «ураган» — острая жажда деятельности. Так вот в столовую он обычно приходит в зависшем состоянии. «Очень удобный мужчина, — шутит Мамочка, — можно миску собачьего криля дать, он и не заметит, еще и спасибо скажет». Учитывая, как вкусно Мамочка готовит, в этой шутке очень много обиды, но против правды не попрешь: когда Макс мыслит, такие мелочи, как вкус еды, перестают иметь значение. Но это еще полбеды. В фазе приступа работоспособности он вообще забывает поесть. Поэтому я очень сильно удивился, увидев его в столовой в таком непривычном виде.
— Где она? — сходу спросил Макс.
— Дядя Макс, сегодня среда, — укоризненно, как ребенку, напомнил я. — Твоя Лара улетела к своим вчера утром и вернется самое раннее в пятницу. Или даже на той неделе, как погода будет.
Лара — это он так Мамочку зовет. Она так-то Хайлари, Поющая Звезда по-крионски.
— Но если ты вспомнил, что иногда надо питаться, то еды она оставила. Вон, полная кастрюля. Я как раз собирался позавтракать.
— Да причем тут Лара! Кофейная девочка твоя где?
— Кто?! Дядь Макс, ты вообще в порядке? — осторожно спросил я. — Ну там, может, поспать надо? Часов десять, для гарантии?
Он сунул нос в холодильник, вытащил кастрюлю, навалил себе самую большую тарелку Мамочкиной стряпни, сунул разогреваться и очень жалобно сказал:
— Ты, Мишка, девственный по части умственного допинга человек. Ты не представляешь, как мне не хватает кофе.
— И что?
— И Дарг мне сказал, что ты ее привезешь.
Тут уж у меня начала брезжить догадка. И все-таки я решил уточнить.
— Что конкретно он тебе сказал? Сам же знаешь его «я так вижу». Меня, к примеру, он сегодня разбудил и заявил, что солнце падает.
Макс покосился за окно, на тусклый круг солнца в снежной пелене, и процитировал, даже интонации, по-моему, скопировал:
— Михдаен уже привез ее. Твои батареи и ее ящики — и кофе хватит на всех.
«У тебя там что, кофе контрабандный?» — вспомнил я собственную шутку. И Санину реакцию.
