Земную жизнь пройдя до половины,
Я очутился в сумрачном лесу,
Утратив правый путь во тьме долины.
Божественная комедия
Данте Алигьери
Флигель состоял из двух помещений: небольших светлых сеней, где предлагалось скоротать время ожидающим, и комнаты, в которой местная знахарка вела прием.
В открытую настежь дверь через легкий тюль, повешенный для защиты от мошки и комаров, в сени стремился опьяняюще свежий воздух. Через окно, разделенное рейками на квадраты словно поле для игры в крестики-нолики, щедро лился солнечный свет, укутывая золотистой дымкой деревянные стулья, заботливо накрытый чистым пледом диванчик, картину с изображением весеннего половодья и кадку с растением, названия которого Семен не знал. Под картиной на диване сидела девушка. На ней было чопорное, весьма странное для ее возраста длинное платье. Гладкие светлые волосы были убраны в узел на затылке. Сцепленные в замок руки она держала на коленях и не отрывала взгляд от пола. По бокам от нее сидели женщина постарше и женщина помладше, и по внешнему сходству Семен предположил, что это, как в загадке — две матери и две дочери. Поначалу он всячески старался не прислушиваться к их беседе, но заняться больше было нечем, и волей-неволей он позволил себе этот акт недобропорядочного поведения.
— Зовут ее Дарьей, — наставительно шептала младшей дочери младшая мать. — Не разглядывай ее, а на все вопросы отвечай честно. Помни, она — твоя последняя надежда! Ты слышишь меня, Ольга?
— Да, мама, — прошелестела девушка.
— Что скажет — делай! И не перечь! Поняла меня? Ольга, ты меня поняла?!
— Да, мама.
Семен сдержал усмешку лишь из жалости к девушке: кажется, ей тут хотелось находиться еще меньше, чем ему. Интересно, зачем приехали, да еще и всем составом? Небось, венец безбрачия снимать.
Дверь из комнаты отворилась, и на пороге показалась женщина с грудным ребенком на руках. Женщина выходила спиной, кланялась и благодарила:
— Спасибо вам, спасибо, а то уж так намучилась…
Следом за ней вышла знахарка.
Не испытывая особого интереса, Семен все-таки взглянул на нее. Хмыкнул про себя.
Он был уверен: будет старуха. А тут…
Ей было лет тридцать пять, вряд ли больше. Округлое лицо, тщательно убранные под завязанную на затылке косынку волосы и, что уж совсем удивительно — футболка и свободные штаны, кажется, шаровары. Руки и лицо смуглые, верно от загара. Пожалуй, она была красива. Семен перевел взгляд обратно на картину. В нижнем правом углу на пеньке сидел зайка. Уши его были задраны вверх. Казалось, он высматривал деда Мазая в надежде, что тот явится и спасет его.
— Вы до города все-таки доедьте, сходите к врачу, — между тем посоветовала женщине знахарка. Голос у нее был приятный, спокойный. Отличный голос для того, кто хочет, чтобы ему доверяли. С таким хорошо работать с людьми. — Я бы вам УЗИ назначила и кардиограмму.
— Да что ж вы… Зачем же… — залопотала женщина. — Кашель же только… А там навыпишут всякого… Таблетками травить… Ездить еще туда-обратно, а то и не раз… Да и сами знаете… Где мне деньги взять? Лучше уж мы к вам. Вы точно плохого не посоветуете.
— Вот и сейчас все-таки прислушайтесь, постарайтесь найти возможность, — вздохнула знахарка. — До свидания, Людмила. Кто следующий?
И она обвела взглядом сени, на мгновение задержавшись на лице Семена.
— Мы! — подскочила мать девушки. — Мы следующие!
— Проходите.
Две матери и две дочери скрылись за дверью. Семен приготовился скучать дальше, но почти тут же из комнаты раздался самый настоящий крик. Он подскочил от неожиданности, приготовился бежать туда и спасать кого придется, но крик уже перерос в пламенную громкую речь.
— Двадцать пять лет! Двадцать пять — и нет мужа! Уж мы и старались, и искали, и свидания устраивали, и ничего! Мы же ее специально на физмат пристроили — и за пять лет — ни одного приличного мальчика! Нам вас очень-очень советовали…
Семен вздохнул и сделал шаг к выходу, но тут на крыльце возник Алексей. Сын глянул на него укоризненно, отвел рукой тюль и вошел в сени.
— Попытка бегства? — поинтересовался он.
— Все, что угодно, если сумеете избавить ее от этого проклятья! — раздался из-за двери мощный женский голос. В дело вступила старшая мать.
— Это что такое? — нахмурился Алеша.
— Венец безбрачия приехали снимать, — улыбнулся Семен, надеясь, что сын посмеется, осознает наконец всю нелепость и безумие затеянного мероприятия и выпустит его отсюда. Но вместо того, чтобы заявить о вопиющей глупости отдельных личностей, тот неожиданно тоскливо посмотрел на дверь, за которой шел «прием».
— Как думаешь, пап, может, на мне тоже… этот… венец? Может, попросить посмотреть, пока мы тут?
Семен опустился обратно на стул. Прикрыл глаза. Вроде бы двадцать первый век за окном, а люди продолжают верить в такую очевидную ересь.
— Нет на тебе ничего. Глупости не мели.
— Угу.
— Угу.
Сын сел рядом и замолчал. Вместе они, не сговариваясь, уставились на дверь. За нею наконец установилась тишина, видимо, теперь говорила знахарка. Периодически доносились восклицания матерей. Минут через двадцать дверь открылась и из нее показались две растерянные старшие представительницы семейства, а за ними задумчивая дочь. Мать и бабушка сделали несколько шагов по направлению к выходу, затем синхронно остановились и повернулись.
— Но подождите! — воскликнула мать. — Как же Олечка здесь одна… Никого же не знает… Вы уверены?..
— Не волнуйтесь об Ольге, — спокойно попросила целительница. — Езжайте. И лучше общаться по телефону, без визитов. Энергетические потоки по вашей женской линии необычайно сильны, они будут мешать процессу снятия венца такой силы. У вас крайне запущенный случай. Тут потребуются очень тонкие настройки и серьезный закреп. Если вы приедете, они собьются, и придется все начинать сначала. Полагаю, трех недель мне хватит. Вы же сами сказали, что специально ждали, когда Ольга пойдет в отпуск, чтобы попасть ко мне. Это было мудрое решение, так я смогу все сделать с толком, не торопясь. И вы безусловно правильно сделали, что не стали откладывать проблему в долгий ящик, с годами она обычно лишь усугубляется. Так что езжайте спокойно. Обещаю, я присмотрю за вашей дочерью.
«Какой бред, — подумал Семен. — И за это она наверняка потребует кучу денег».
— Оленька, — всхлипнула мать, — ты же никогда еще одна не оставалась… И мы же запланировали культурную программу... А теперь все сорвется!
Кажется, в этот момент девушку посетили те же мысли, потому что вместо того, чтобы расплакаться от ужаса и горя, она внезапно широко и радостно улыбнулась. Впрочем, нужно отдать ей должное: быстро взяла себя в руки и состроила вполне кислое выражение лица.
«Хм», — подумал Семен.
— Следующий, — объявила знахарка и посмотрела на него.
Поскольку из всех возможных посетителей в приемной Семен остался один, то следующим, очевидно, был он. Игнорировать этот факт не представлялось возможным, тем более Алеша уже мягко подталкивал его под локоть. Семен неохотно встал.
Один раз. Он вытерпит это один раз, только ради детей, почему-то тоже решивших, что стоящая перед ним женщина его последняя надежда, и больше никогда сюда не вернется.
Однако, переступив порог «кабинета», Семен все же сбился с шага. Сам не отдавая себе в том отчета, он ожидал увидеть внутри что-то, напоминающее иллюстрацию домика бабы Яги из сборника детских сказок. Но больше всего комната напоминала кабинет терапевта в муниципальной больнице. Расписанный под паркет-елочку линолеум на полу, выкрашенные темно-зеленой краской стены. Место, где стены встречались с потолком, было закруглено, как бывает это в старых домах, в том числе в том, где давным-давно Семен вырос, и его посетило забытое ощущение из детства: он просыпается утром, за окном лето, ранее солнце пробивается сквозь неплотно задернутые шторы, яркий луч ложится на потолок и на линялые обои в полосочку.
Семен дернул головой, отгоняя наваждение. Что это на него нашло?
— Присаживайтесь, — предложила знахарка и указала на стул, приставленный к ее столу. И впрямь как в поликлинике.
Между тем она помыла руки (Семен хмыкнул: кто еще в этой деревне мог похвастаться таким разветвленным водопроводом?) и заняла свое место. Стена за ее стулом от пола до потолка была увешана рисунками. Одни были выполнены хуже, другие лучше. В исполнении некоторых отчетливо прослеживалась поставленная взрослая рука. Что это? Подарки от благодарных клиентов?
— Слушаю вас, — напомнила о себе знахарка.
Семен замялся. Ситуация выходила глупая: все-таки она его сюда не звала, он сам пришел, а теперь сидит и молчит. Отнимает у человека время. Но он не знал, что говорить, потому что совершенно не верил, что эта женщина может его вылечить, и уж тем более ему не хотелось ей что-то о себе рассказывать.
Знахарка в ожидании смотрела на него, и в глазах ее читалась усталость человека, работающего с людьми. И может быть Семен не верил в ее способности, но зато верил в простое человеческое уважение. Поэтому он решил, что будет откровенен, и тогда этот фарс закончится, не начавшись, и все только выиграют.
— Меня прислали к вам мои дети, — признался Семен. — Они уверены, что вы способны мне помочь.
— А вы так не считаете.
— Нет.
Знахарка улыбнулась. Улыбка вышла скупая. Так, слегка приподнялись вверх уголки губ.
— Зато честно, — кивнула она. — Давайте хотя бы представимся друг другу. Меня зовут Дарья Андреевна, и если вы опасаетесь, что я начну плясать вокруг вас, распевая мантры и раскуривая благовония, то можете успокоиться, я не стану этого делать.
Семен нервно усмехнулся. Дарья угадала: именно этого он и боялся.
— Семен Александрович, — представился он в ответ. — На самом деле меня не мучает ничего сверхъестественного. Просто болят руки.
— Диагноз есть?
— Ворох. Можете выбрать тот, что вам больше понравится.
И он протянул ей пухлую папку. Оказывается, зря он посмеялся, когда дочь велела взять с собой на прием документы. Дарья приняла папку, раскрыла и на какое-то время погрузилась в изучение ее содержимого. Потом поинтересовалась:
— На что похожа боль?
Семен запнулся. Описание, отшлифованное многочасовыми страданиями, у него имелось: ощущения были такими, словно кто-то пытался проворачивать кости в его ладонях в разные стороны, предварительно окунув его руки в кипяток. Но один раз он уже рискнул озвучить это врачу. Тот поморщился и попросил не преувеличивать. Больше Семен до таких откровений не опускался.
— Просто острая боль в костях. Жжение.
— Как часто испытываете?
— По-разному. Иногда отпускает, иногда снова накатывает.
— В какое время суток сильнее всего болит?
Сильнее всего болело отчего-то на рассвете. За время болезни Семен приобрел страх перед восходом солнца и научился как следует разбираться в снотворных. Без них заснуть не получалось: он ведь знал, от чего проснется. Но это тоже звучало так себе.
— По утрам.
— Когда возникли первые проявления?
— Полтора года назад.
— Сколько вам полных лет?
— Пятьдесят.
— Кем вы работаете?
— Сейчас не работаю.
— А до этого?
— Был научным сотрудником.
— Чем лечились?
— Всем.
— А подробнее?
— Таблетки, мази, физиотерапия…
— Гимнастика?
— Нет. Мне предлагали, но…
— Но вы не стали делать.
— Не стал.
Он ожидал, что сейчас Дарья Андреевна скажет ему все, что думает о его безответственности, но она не сказала.
— Могу я взглянуть на ваши руки? — вместо этого спросила она.
Семен нехотя положил ладони на стол. Искривленные болезнью пальцы мелко подрагивали. Сам он предпочитал на них лишний раз не смотреть. Ему не хотелось, чтобы к рукам прикасались, но Дарья Андреевна вновь удивила его, потому что не стала этого делать. Она нахмурилась, оглядела выступающие под кожей бугорки суставов, а потом произнесла, посмотрев ему в глаза:
— Не хочу показаться бестактной, но обязана спросить: у вас кто-то умер, Семен Александрович? Перед началом болезни?
Вопрос застал врасплох. Семен медленно стянул ладони со стола. Ощутил, как учащенно забилось сердце. Знахарка ждала ответа.
— Я пойду, — вместо этого сказал он. — Спасибо за прием. Сколько я вам должен?
Дарья Андреевна поджала губы. Потом кивнула, словно своими словами он рассказал ей куда больше, чем собирался.
— Дело ваше, — вздохнула она. — Ничего вы мне не должны. А вообще я думаю, что вам лучше обратиться к психологу или психотерапевту. Полагаю, так будет вернее.
Семен сжал зубы. В ад того кабинета дети его тоже уже отправляли.
«Скорбь — это плата за любовь, — услышал он там. — Попробуйте улыбнуться. Ведь рядом с вами есть люди, ради которых стоит жить, правда?»
Больше он туда не вернулся.
— Спасибо за прием, — деревянно повторил он.
Забрал папку с документами, встал со стула и повернулся к выходу. И сделал шаг к нему, чтобы уйти и тоже никогда не вернуться, но судьба распорядилась иначе, потому что в этот момент дверь распахнулась и в кабинет ворвалась женщина, которую он уже видел сегодня.
— Дарья Андреевна!
Это снова была Людмила, но в этот раз на руках у неё был не младенец, а мальчик лет семи. Она прижимала его лицом к груди и держала как маленького, а его рука свисала вниз, и вся была перемазана красной краской, или не краской, потому что краска бы уже давно высохла, и с ладони бы не текла красной струйкой… кровь.
Семён ощутил острый приступ паники. Надо было что-то делать, куда-то бежать, звать на помощь, спасать…
— Клади на кушетку, — приказала знахарка. — Осторожнее! Что произошло?
— Топором рубанул, — задыхаясь, с трудом выговорила Людмила.
Семён мог поручиться: Дарья зарычала. Потом бросилась к шкафу, достала из него аптечку, поставила ее на кушетку и кинулась мыть руки. Снова вернулась к ребенку.
— Держи его, — велела она, натягивая одноразовые перчатки. — Нужно промыть.
Мальчишка взвыл и забился, рванул руку.
— Помогите! — повернулась Дарья к Семёну.
Семён облизал пересохшие губы. Что?..
Дарья разочарованно выдохнула, а потом произошло нечто странное: она обхватила голову мальчика ладонями и заглянула ему в глаза. В этот момент она стояла спиной к его матери, но Семен со своего места ясно видел, как она что-то произнесла. Мальчик застыл. Потом закатил глаза и обмяк.
— Что с ним? — заверещала Людмила.
— Обморок, — ответила Дарья. Не теряя времени, она уложила мальчика обратно на кушетку и принялась промывать рану. Проложила её губкой и наложила давящую повязку. Она действовала спокойно и уверенно, и это уверенность передалась что Семену, что Людмиле, и они оба покорно и тихо ждали, пока она закончит. Но выполнив все необходимое, знахарка, вместо того, чтобы заверить их, что теперь все хорошо, обеспокоенно покусала нижнюю губу. Кровь проступила сквозь повязку: сначала несколькими пятнышками, потом стала окрашивать ее в алый.
Дарья повернулась к Людмиле.
— Нужно остановить кровь и срочно доставить его в город. Я остановлю, а ты беги к мужу, пусть машину выгоняет…
— Так Толька опять в стельку…
— Значит, найди того, кто отвезет!
— Да где ж ещё…
— Мы на машине! — с удивлением услышал свой голос Семён. — Мы отвезем.
— Отлично, — с явным облегчением выдохнула Дарья. — Людмила, иди, предупреди детей.
— Да как же… Может, как-то без этого заживет?!
Дарья резко встала и развернулась к Людмиле. Заглянула ей в глаза.
Я очутился в сумрачном лесу,
Утратив правый путь во тьме долины.
Божественная комедия
Данте Алигьери
Глава 1
Флигель состоял из двух помещений: небольших светлых сеней, где предлагалось скоротать время ожидающим, и комнаты, в которой местная знахарка вела прием.
В открытую настежь дверь через легкий тюль, повешенный для защиты от мошки и комаров, в сени стремился опьяняюще свежий воздух. Через окно, разделенное рейками на квадраты словно поле для игры в крестики-нолики, щедро лился солнечный свет, укутывая золотистой дымкой деревянные стулья, заботливо накрытый чистым пледом диванчик, картину с изображением весеннего половодья и кадку с растением, названия которого Семен не знал. Под картиной на диване сидела девушка. На ней было чопорное, весьма странное для ее возраста длинное платье. Гладкие светлые волосы были убраны в узел на затылке. Сцепленные в замок руки она держала на коленях и не отрывала взгляд от пола. По бокам от нее сидели женщина постарше и женщина помладше, и по внешнему сходству Семен предположил, что это, как в загадке — две матери и две дочери. Поначалу он всячески старался не прислушиваться к их беседе, но заняться больше было нечем, и волей-неволей он позволил себе этот акт недобропорядочного поведения.
— Зовут ее Дарьей, — наставительно шептала младшей дочери младшая мать. — Не разглядывай ее, а на все вопросы отвечай честно. Помни, она — твоя последняя надежда! Ты слышишь меня, Ольга?
— Да, мама, — прошелестела девушка.
— Что скажет — делай! И не перечь! Поняла меня? Ольга, ты меня поняла?!
— Да, мама.
Семен сдержал усмешку лишь из жалости к девушке: кажется, ей тут хотелось находиться еще меньше, чем ему. Интересно, зачем приехали, да еще и всем составом? Небось, венец безбрачия снимать.
Дверь из комнаты отворилась, и на пороге показалась женщина с грудным ребенком на руках. Женщина выходила спиной, кланялась и благодарила:
— Спасибо вам, спасибо, а то уж так намучилась…
Следом за ней вышла знахарка.
Не испытывая особого интереса, Семен все-таки взглянул на нее. Хмыкнул про себя.
Он был уверен: будет старуха. А тут…
Ей было лет тридцать пять, вряд ли больше. Округлое лицо, тщательно убранные под завязанную на затылке косынку волосы и, что уж совсем удивительно — футболка и свободные штаны, кажется, шаровары. Руки и лицо смуглые, верно от загара. Пожалуй, она была красива. Семен перевел взгляд обратно на картину. В нижнем правом углу на пеньке сидел зайка. Уши его были задраны вверх. Казалось, он высматривал деда Мазая в надежде, что тот явится и спасет его.
— Вы до города все-таки доедьте, сходите к врачу, — между тем посоветовала женщине знахарка. Голос у нее был приятный, спокойный. Отличный голос для того, кто хочет, чтобы ему доверяли. С таким хорошо работать с людьми. — Я бы вам УЗИ назначила и кардиограмму.
— Да что ж вы… Зачем же… — залопотала женщина. — Кашель же только… А там навыпишут всякого… Таблетками травить… Ездить еще туда-обратно, а то и не раз… Да и сами знаете… Где мне деньги взять? Лучше уж мы к вам. Вы точно плохого не посоветуете.
— Вот и сейчас все-таки прислушайтесь, постарайтесь найти возможность, — вздохнула знахарка. — До свидания, Людмила. Кто следующий?
И она обвела взглядом сени, на мгновение задержавшись на лице Семена.
— Мы! — подскочила мать девушки. — Мы следующие!
— Проходите.
Две матери и две дочери скрылись за дверью. Семен приготовился скучать дальше, но почти тут же из комнаты раздался самый настоящий крик. Он подскочил от неожиданности, приготовился бежать туда и спасать кого придется, но крик уже перерос в пламенную громкую речь.
— Двадцать пять лет! Двадцать пять — и нет мужа! Уж мы и старались, и искали, и свидания устраивали, и ничего! Мы же ее специально на физмат пристроили — и за пять лет — ни одного приличного мальчика! Нам вас очень-очень советовали…
Семен вздохнул и сделал шаг к выходу, но тут на крыльце возник Алексей. Сын глянул на него укоризненно, отвел рукой тюль и вошел в сени.
— Попытка бегства? — поинтересовался он.
— Все, что угодно, если сумеете избавить ее от этого проклятья! — раздался из-за двери мощный женский голос. В дело вступила старшая мать.
— Это что такое? — нахмурился Алеша.
— Венец безбрачия приехали снимать, — улыбнулся Семен, надеясь, что сын посмеется, осознает наконец всю нелепость и безумие затеянного мероприятия и выпустит его отсюда. Но вместо того, чтобы заявить о вопиющей глупости отдельных личностей, тот неожиданно тоскливо посмотрел на дверь, за которой шел «прием».
— Как думаешь, пап, может, на мне тоже… этот… венец? Может, попросить посмотреть, пока мы тут?
Семен опустился обратно на стул. Прикрыл глаза. Вроде бы двадцать первый век за окном, а люди продолжают верить в такую очевидную ересь.
— Нет на тебе ничего. Глупости не мели.
— Угу.
— Угу.
Сын сел рядом и замолчал. Вместе они, не сговариваясь, уставились на дверь. За нею наконец установилась тишина, видимо, теперь говорила знахарка. Периодически доносились восклицания матерей. Минут через двадцать дверь открылась и из нее показались две растерянные старшие представительницы семейства, а за ними задумчивая дочь. Мать и бабушка сделали несколько шагов по направлению к выходу, затем синхронно остановились и повернулись.
— Но подождите! — воскликнула мать. — Как же Олечка здесь одна… Никого же не знает… Вы уверены?..
— Не волнуйтесь об Ольге, — спокойно попросила целительница. — Езжайте. И лучше общаться по телефону, без визитов. Энергетические потоки по вашей женской линии необычайно сильны, они будут мешать процессу снятия венца такой силы. У вас крайне запущенный случай. Тут потребуются очень тонкие настройки и серьезный закреп. Если вы приедете, они собьются, и придется все начинать сначала. Полагаю, трех недель мне хватит. Вы же сами сказали, что специально ждали, когда Ольга пойдет в отпуск, чтобы попасть ко мне. Это было мудрое решение, так я смогу все сделать с толком, не торопясь. И вы безусловно правильно сделали, что не стали откладывать проблему в долгий ящик, с годами она обычно лишь усугубляется. Так что езжайте спокойно. Обещаю, я присмотрю за вашей дочерью.
«Какой бред, — подумал Семен. — И за это она наверняка потребует кучу денег».
— Оленька, — всхлипнула мать, — ты же никогда еще одна не оставалась… И мы же запланировали культурную программу... А теперь все сорвется!
Кажется, в этот момент девушку посетили те же мысли, потому что вместо того, чтобы расплакаться от ужаса и горя, она внезапно широко и радостно улыбнулась. Впрочем, нужно отдать ей должное: быстро взяла себя в руки и состроила вполне кислое выражение лица.
«Хм», — подумал Семен.
— Следующий, — объявила знахарка и посмотрела на него.
Поскольку из всех возможных посетителей в приемной Семен остался один, то следующим, очевидно, был он. Игнорировать этот факт не представлялось возможным, тем более Алеша уже мягко подталкивал его под локоть. Семен неохотно встал.
Один раз. Он вытерпит это один раз, только ради детей, почему-то тоже решивших, что стоящая перед ним женщина его последняя надежда, и больше никогда сюда не вернется.
Однако, переступив порог «кабинета», Семен все же сбился с шага. Сам не отдавая себе в том отчета, он ожидал увидеть внутри что-то, напоминающее иллюстрацию домика бабы Яги из сборника детских сказок. Но больше всего комната напоминала кабинет терапевта в муниципальной больнице. Расписанный под паркет-елочку линолеум на полу, выкрашенные темно-зеленой краской стены. Место, где стены встречались с потолком, было закруглено, как бывает это в старых домах, в том числе в том, где давным-давно Семен вырос, и его посетило забытое ощущение из детства: он просыпается утром, за окном лето, ранее солнце пробивается сквозь неплотно задернутые шторы, яркий луч ложится на потолок и на линялые обои в полосочку.
Семен дернул головой, отгоняя наваждение. Что это на него нашло?
— Присаживайтесь, — предложила знахарка и указала на стул, приставленный к ее столу. И впрямь как в поликлинике.
Между тем она помыла руки (Семен хмыкнул: кто еще в этой деревне мог похвастаться таким разветвленным водопроводом?) и заняла свое место. Стена за ее стулом от пола до потолка была увешана рисунками. Одни были выполнены хуже, другие лучше. В исполнении некоторых отчетливо прослеживалась поставленная взрослая рука. Что это? Подарки от благодарных клиентов?
— Слушаю вас, — напомнила о себе знахарка.
Семен замялся. Ситуация выходила глупая: все-таки она его сюда не звала, он сам пришел, а теперь сидит и молчит. Отнимает у человека время. Но он не знал, что говорить, потому что совершенно не верил, что эта женщина может его вылечить, и уж тем более ему не хотелось ей что-то о себе рассказывать.
Знахарка в ожидании смотрела на него, и в глазах ее читалась усталость человека, работающего с людьми. И может быть Семен не верил в ее способности, но зато верил в простое человеческое уважение. Поэтому он решил, что будет откровенен, и тогда этот фарс закончится, не начавшись, и все только выиграют.
— Меня прислали к вам мои дети, — признался Семен. — Они уверены, что вы способны мне помочь.
— А вы так не считаете.
— Нет.
Знахарка улыбнулась. Улыбка вышла скупая. Так, слегка приподнялись вверх уголки губ.
— Зато честно, — кивнула она. — Давайте хотя бы представимся друг другу. Меня зовут Дарья Андреевна, и если вы опасаетесь, что я начну плясать вокруг вас, распевая мантры и раскуривая благовония, то можете успокоиться, я не стану этого делать.
Семен нервно усмехнулся. Дарья угадала: именно этого он и боялся.
— Семен Александрович, — представился он в ответ. — На самом деле меня не мучает ничего сверхъестественного. Просто болят руки.
— Диагноз есть?
— Ворох. Можете выбрать тот, что вам больше понравится.
И он протянул ей пухлую папку. Оказывается, зря он посмеялся, когда дочь велела взять с собой на прием документы. Дарья приняла папку, раскрыла и на какое-то время погрузилась в изучение ее содержимого. Потом поинтересовалась:
— На что похожа боль?
Семен запнулся. Описание, отшлифованное многочасовыми страданиями, у него имелось: ощущения были такими, словно кто-то пытался проворачивать кости в его ладонях в разные стороны, предварительно окунув его руки в кипяток. Но один раз он уже рискнул озвучить это врачу. Тот поморщился и попросил не преувеличивать. Больше Семен до таких откровений не опускался.
— Просто острая боль в костях. Жжение.
— Как часто испытываете?
— По-разному. Иногда отпускает, иногда снова накатывает.
— В какое время суток сильнее всего болит?
Сильнее всего болело отчего-то на рассвете. За время болезни Семен приобрел страх перед восходом солнца и научился как следует разбираться в снотворных. Без них заснуть не получалось: он ведь знал, от чего проснется. Но это тоже звучало так себе.
— По утрам.
— Когда возникли первые проявления?
— Полтора года назад.
— Сколько вам полных лет?
— Пятьдесят.
— Кем вы работаете?
— Сейчас не работаю.
— А до этого?
— Был научным сотрудником.
— Чем лечились?
— Всем.
— А подробнее?
— Таблетки, мази, физиотерапия…
— Гимнастика?
— Нет. Мне предлагали, но…
— Но вы не стали делать.
— Не стал.
Он ожидал, что сейчас Дарья Андреевна скажет ему все, что думает о его безответственности, но она не сказала.
— Могу я взглянуть на ваши руки? — вместо этого спросила она.
Семен нехотя положил ладони на стол. Искривленные болезнью пальцы мелко подрагивали. Сам он предпочитал на них лишний раз не смотреть. Ему не хотелось, чтобы к рукам прикасались, но Дарья Андреевна вновь удивила его, потому что не стала этого делать. Она нахмурилась, оглядела выступающие под кожей бугорки суставов, а потом произнесла, посмотрев ему в глаза:
— Не хочу показаться бестактной, но обязана спросить: у вас кто-то умер, Семен Александрович? Перед началом болезни?
Вопрос застал врасплох. Семен медленно стянул ладони со стола. Ощутил, как учащенно забилось сердце. Знахарка ждала ответа.
— Я пойду, — вместо этого сказал он. — Спасибо за прием. Сколько я вам должен?
Дарья Андреевна поджала губы. Потом кивнула, словно своими словами он рассказал ей куда больше, чем собирался.
— Дело ваше, — вздохнула она. — Ничего вы мне не должны. А вообще я думаю, что вам лучше обратиться к психологу или психотерапевту. Полагаю, так будет вернее.
Семен сжал зубы. В ад того кабинета дети его тоже уже отправляли.
«Скорбь — это плата за любовь, — услышал он там. — Попробуйте улыбнуться. Ведь рядом с вами есть люди, ради которых стоит жить, правда?»
Больше он туда не вернулся.
— Спасибо за прием, — деревянно повторил он.
Забрал папку с документами, встал со стула и повернулся к выходу. И сделал шаг к нему, чтобы уйти и тоже никогда не вернуться, но судьба распорядилась иначе, потому что в этот момент дверь распахнулась и в кабинет ворвалась женщина, которую он уже видел сегодня.
— Дарья Андреевна!
Это снова была Людмила, но в этот раз на руках у неё был не младенец, а мальчик лет семи. Она прижимала его лицом к груди и держала как маленького, а его рука свисала вниз, и вся была перемазана красной краской, или не краской, потому что краска бы уже давно высохла, и с ладони бы не текла красной струйкой… кровь.
Семён ощутил острый приступ паники. Надо было что-то делать, куда-то бежать, звать на помощь, спасать…
— Клади на кушетку, — приказала знахарка. — Осторожнее! Что произошло?
— Топором рубанул, — задыхаясь, с трудом выговорила Людмила.
Семён мог поручиться: Дарья зарычала. Потом бросилась к шкафу, достала из него аптечку, поставила ее на кушетку и кинулась мыть руки. Снова вернулась к ребенку.
— Держи его, — велела она, натягивая одноразовые перчатки. — Нужно промыть.
Мальчишка взвыл и забился, рванул руку.
— Помогите! — повернулась Дарья к Семёну.
Семён облизал пересохшие губы. Что?..
Дарья разочарованно выдохнула, а потом произошло нечто странное: она обхватила голову мальчика ладонями и заглянула ему в глаза. В этот момент она стояла спиной к его матери, но Семен со своего места ясно видел, как она что-то произнесла. Мальчик застыл. Потом закатил глаза и обмяк.
— Что с ним? — заверещала Людмила.
— Обморок, — ответила Дарья. Не теряя времени, она уложила мальчика обратно на кушетку и принялась промывать рану. Проложила её губкой и наложила давящую повязку. Она действовала спокойно и уверенно, и это уверенность передалась что Семену, что Людмиле, и они оба покорно и тихо ждали, пока она закончит. Но выполнив все необходимое, знахарка, вместо того, чтобы заверить их, что теперь все хорошо, обеспокоенно покусала нижнюю губу. Кровь проступила сквозь повязку: сначала несколькими пятнышками, потом стала окрашивать ее в алый.
Дарья повернулась к Людмиле.
— Нужно остановить кровь и срочно доставить его в город. Я остановлю, а ты беги к мужу, пусть машину выгоняет…
— Так Толька опять в стельку…
— Значит, найди того, кто отвезет!
— Да где ж ещё…
— Мы на машине! — с удивлением услышал свой голос Семён. — Мы отвезем.
— Отлично, — с явным облегчением выдохнула Дарья. — Людмила, иди, предупреди детей.
— Да как же… Может, как-то без этого заживет?!
Дарья резко встала и развернулась к Людмиле. Заглянула ей в глаза.
