Королева

05.11.2016, 18:27 Автор: Алёна Любич

Закрыть настройки

Легкий весенний ветер принес с собой, забытый мной, аромат черемухи. Помимо воли сразу нахлынули воспоминания из детства. Такие яркие и совершенно сейчас ненужные....
        Сад, с большим количеством цветущих плодовых деревьев: нежно-розовые, как влюбленные девицы, персики, белые с легкой зеленью яблоки и белоснежные вишни. Но нас с Даниэлем привлекала именно черемуха, именно ее аромат нас пьянил и заставлял часами сидеть под деревом, пока нас наконец не находили наши многочисленные нянюшки. Сколько всевозможных, по-юношески коварных планов и проделок мы выдумывали сидя под нашим любимым деревом, сколько всевозможных шалостей изобретали - знают только боги... И даже после того, как мы выросли и отправились учиться в разные школы, приезжая домой на каникулы, мы бросали свои сумки и мчались к нашей черемухе, зная, что найдем друг друга именно там. Мы понимали друг друга с полуслова, с полувзгляда, мы чувствовали друг друга, как близнецы, хотя разница между нашим появлением была чуть меньше полутора лет. Я была старше...
       Отбросив болезненные воспоминая, я посмотрела вперед. На небольшом расстоянии, от наспех сколоченного помоста, располагался столичный эшафот. Именно на нем казнили особо опасных преступников и врагов короны. Глашатай стоя на краю эшафота читал приговор. Толпа народа гудела, как рассерженный улей. Мнения людей разделились. Но мне это было не важно, решение принято, приговор был мной подписан, а менять свое мнение для королевы - непозволительная роскошь. Особенно сейчас...
       Несмотря на все усилия меня опять захлестнули воспоминания...
       В эту ночь я долго не могла заснуть, ворочалась с боку на бок, находясь на границе между сном и явью. Из этого состояние меня вырвал настойчивый стук в дверь. Младшая фрейлина, находившаяся в смежной комнате, подхватилась и, накинув халат, бросилась открывать. За дверью раздались требовательные голоса, о чем именно говорили я не слышала. Но вскоре фрейлина вернулась и сообщила, что прибыл королевский гонец с особо важным сообщением и просит немедленной аудиенции. Мне помогли одеться и привести себя в порядок, предчувствуя неладное я вышла в гостиную на дрожащих ногах. Из-за царившего в комнате полумрака, я не могла хорошо разглядеть посетителя. Гонец стоял лицом к окну, вполоборота ко мне, даже в полумраке было заметно, что костюм его весь в дорожной пыли, обувь грязная, новость, привезенная им, была настолько важной, что позволила ему предстать перед наследной принцессой в столь неподобающем виде. Как только я вошла он сделал навстречу мне шаг и опустился на одно колено, в протянутой мне руке лежала личная печатка короля, но я тогда даже не обратила на нее внимания... Всего пять слов сказал он, но эти слова перевернули мою жизнь, выбили привычную почву под ногами, заставили сердце сжаться в маленький комок и замереть на мгновение. Всего лишь пять слов. «Король умер. Да здравствует королева!", - словно гранитной плитой придавили меня его слова.
       Дальнейшие события происходили как в тумане, частичка меня умерла той ночью и я не жила, а скорее существовала. Похороны, коронация, многочисленные аудиенции с главами других государств или просто с важными людьми, приехавшими выразить либо соболезнование по поводу смерти родителей, либо поздравить с коронацией. Днем, я вела себя так, как того требовали обстоятельства и королевский титул, носила искусную маску, с выражением лица, подходящим случаю. Мои речи были заранее написаны, ответы на возможные вопросы заранее обдуманы и я долгое время днем изображала из себя послушную куклу. Я просто не могла прийти в себя. А ночами я выла, слезы были выплаканы в первые трое суток, потом их просто не осталось, а щемящая душу пустота никуда не делась. Поэтому ночами я просто бесслезно выла, уткнувшись в подушку, как раненный и медленно умирающий зверь. Полностью упиваясь своим горем, я практически не виделась с братом, да и он не искал встречи со мной. Я слышала, что он занимался расследованием странной смерти родителей, к чему я категорически не хотела прикасаться. Я боялась, что если займусь этим делом, буду присутствовать на заседаниях и собраниях, обсуждать всевозможные варианты и многое другое, то я сорвусь. Я не выдержу и та маска, которую я с таким трудом удерживала днем на своем лице сорвется и перед всеми предстанет запуганное, растерянное, жалкое дитя, кем я по сути и являлась, пока были живы мои родители, несмотря на свое совершеннолетие. А в память о них я хотела держаться, быть достойной королевой, которой они бы могли гордиться. О том, что я совершаю ошибку, я поняла слишком поздно...
       Моя холодность была принята за равнодушие, нежелание участвовать, в, итак, слишком запутанном расследовании гибели королевской четы, было воспринято, как возможное причастие к этим событиям. Ведь, несмотря, на, наверное, столетний указ моего дальнего предка, согласно которому не зависимо от пола престол наследует первенец, у нас во всем мире я стала первой королевой. До этого момента престол всегда принадлежал мужчинам. А в случае, если первым ребенком была девочка — то ее благополучно выдавали замуж, где она переходя в род мужа, уже не могла претендовать на трон. Но так, как совершеннолетие я отпраздновала не так давно и хотела еще насладиться свободой, то жениха мне даже не искали и помолвлена я ни с кем не была. А после коронации я могла заключить политически выгодный брак, в котором моему мужу была бы отведена роль короля-консорта. Но роль женщины на троне была воспринята многими отрицательно и в стране образовались два противоборствующие лагеря: один поддерживал королеву, другой нет и вот этому лагерю нужно было придумать вескую причину для моего свержения. Вот только мы с братом в этом противоборстве были всего лишь пешками...
       Как я узнала намного позднее, Даниэль тоже очень переживал смерть родителей и тоже страдал, но в отличие от меня, он не мог плакать ночами и грызть подушки. Он же мужчина и должен быть сильным. Доброжелатели, друзья или просто советчики нашлись быстро и мой любимый брат и сам не заметил, как плотно подсел на наркотик. Сначала дозы были маленькие и ничего плохого он в этом не видел, даже наоборот, тоска, чувство потерянности и безысходности отступали и приходил долгожданный покой. Но потом этих доз уже не хватало и приходилось увеличивать применение этой гадости. В этой стадии, он стал легко внушаемым, с часто меняющимся настроением и необоснованными приступами агрессии, которые ему быстро помогли найти на кого выплеснуть. Убедить его в том, что его сестра причастна к гибели родителей и давно мечтала занять престол, который испокон веков принадлежал сильнейшим и храбрейшим, достойным, а самое главное только мужчинам не составило большого труда. Последние года два мы с братом практически не виделись — он учился в закрытой военной академии, собирался стать генералом, а я практически все время находилась с родителями. Если честно, я его даже не узнала, увидев на похоронах,несмотря на то, что он находился, как член королевской семьи совсем рядом. Он возмужал, выглядел намного взрослее и серьезнее в парадной форме, которую я раньше не видела... Заметив мой взгляд он поклонился, холодно, подчеркнуто вежливо и четко согласно этикету. Два по-настоящему близких и родных человека, брат и сестра, мы в тот момент отдалились друг от друга, предпочтя справляться с ,казалось бы общим, нашим горем в одиночку. Это все сыграло на руку тем, кто был причастен к развернувшимся вскоре событиям.
       Проснувшись однажды рано утром от шума и криков я на себе испытала последствия такого страшного слова, которое казалось бы навеки поселилось в учебниках истории, как революция. Настал тот момент, когда два враждующих лагеря столкнулись. На площади поднялся мятеж, требовали свергнуть королеву-убийцу, повинную в смерти короля и его жены. Страшнее этих обвинений было лишь то, что лидером восстания был не кто иной, как мой брат. Я, находясь как в коконе, в своем горе не интересовалась внутренними делами своей страны и о царящем в ней настрое не знала и эта новость стала для меня шоком. Теперь уже мои доброжелатели, умело воспользовавшись ситуацией, перевели мой страх, обиду от несправедливых обвинений и горечь от предательства родного брата в ярость. Мне повезло, на моей стороне было большинство, среди которых были умнейшие, просчитавшие все на много ходов вперед, люди. Мы победили. Поле было расчищено и оставался последний ход ферзя...
       Я моргнула, заставляя уйти нахлынувшие воспоминания. На эшафот поднимался преступник в сопровождении палача. Он был одет в белоснежную рубашку, его светлые волосы, хранили еще следы недавней модной стрижки, а зеленые глаза смотрели спокойно. Его подвели к краю так, что несмотря на разделявшее эшафот и помост, на котором был установлен для меня трон, расстояние мы находились довольно близко напротив друг друга. Какое-то время мы просто молча смотрели друг другу в глаза, а потом он вдруг широко и по-мальчишески улыбнулся, точно так же как в детстве. Его глаза на миг зажглись озорной искоркой и я почувствовала себя маленькой девочкой, сидящей под черемухой. Мое лицо оставалось непроницаемой маской, ведь в отличие от лица брата, которое видела только я, мое лицо было обращено к толпе, его видели и мои советники, и глашатай, и палач. Но все-таки мои уголки губ слегка дрогнули, давая понять единственному родному мне человеку, что я отвечаю на его улыбку взаимностью. Он понял. Вмиг выражение его лица стало серьезным и глядя на меня в упор он "кивнул", медленно опустив и подняв ресницы, я, переведя взгляд с брата на палача, сделала тоже самое. Сейчас я вспомнила, как, пару дней назад, ходила к Даниэлю в камеру. К этому времени его кровь очистили от наркотика и он стал адекватно воспринимать действительность. Мы долго сидели и просто молчали. Потом, скорее для себя, чем для него я сказала, что не виновата в смерти родителей, на что он так же молча кивнул мне одними ресницами.
       Подойдя к Даниэлю палач подтолкнул его к плахе и надавив на плечи заставил опуститься на колени. Что было дальше - как палач поднимал и опускал топор - я хоть и смотрела, но не видела. Как улитка, я вся спряталась глубоко внутри себя, оставив снаружи только твердую раковину. Глаза оставались сухие, я больше никогда не смогу плакать.
       У меня не было другого выбора. Всегда найдутся недовольные тем, что королевством теперь правит женщина и мой брат, даже нехотя этого, всегда будет для меня угрозой. А он сам, однажды попробовавший наркотик, будет стремиться заполучить его вновь, рано или поздно тяга станет невыносима и он сорвется. Даже скорее рано, чем поздно, доброжелатели найдутся.
        Я не могла оставить его в живых, заперев в тюрьме или отправив в изгнание, на его место быстро нашлись бы Лже-Даниэли, само присутствие которых, как спичка сухую солому, разожгло бы новую революцию. Для блага итак измученной страны нужна была именно публичная казнь.
       Решение далось мне тяжело.Но я его приняла и только я буду нести ответственность за его последствия. Перед собой, перед моими подданными и перед страной. Я больше не буду пешкой ни в чьей игре. Ведь я — королева.