Проснулся он спустя четыре часа, бодрый и свежий, будто не было сумасшедшей ночи, не было перестрелки и загубленной квартиры. Чарли в спальне храпел, раскинувшись звездой на постели, и Бен в очередной раз пожалел, что вчера вообще пришел в бар.
«За каким чертом я и сюда-то приперся?» – тоскливо подумал он, разглядывая небольшую, но уютную квартиру.
Кухня, гостиная и спальня. Санузел, душевая кабина. Мебель старенькая, но ухоженная, на стенах кое-где аккуратно подклеены обои. А парень-то рукастый и чистоплотный, даром что без матери рос.
Его отец, Ричард, когда-то служил в полиции. Он не работал «в поле», не бегал по грязным улицам, не карабкался на заборы и не спрыгивал с крыш, пытаясь поймать очередного нарушителя спокойствия. Зато он был отменным аналитиком. Собирал информацию по крупицам, а затем складывал из нее полную картину. Как пазл. Над ним посмеивались, когда он требовал анализ пыли из дома подозреваемого; на него орали, когда он клал отчет перед начальником и утверждал, что на последней странице указан убийца, точь-в-точь, как в детективном романе. Но когда прочесть документ все же удосуживались, дело моментально сдвигалось с мертвой точки. Ричард был наблюдательным. Слишком наблюдательным.
И в конце концов это сыграло с ним злую шутку.
Однажды на стол лег толстый отчет в трех томах, где подробнейшим образом раскрывалась коррупционная схема, включающая в себя самого комиссара полиции и небезызвестного оппозиционного политика. Он разоблачал настолько сенсационные вещи, что обнародование этого отчета поставило бы под угрозу обрушения всю вертикаль власти. Сидя в кабинете, Ричард нащупал тончайшие нити, из которых потом сплел искусную паутину. С чувством полного удовлетворения он отправился домой, к жене и ребенку, ожидая, что на следующее утро проснется в новом мире.
Так и вышло, только внешний мир ничуть не пострадал. Зато его собственный разлетелся вдребезги.
Приехав утром на работу, он столкнулся с постановлением об увольнении и со стеной гробовой тишины. Все смотрели на него настолько злобно, что, не будь они полицейскими, забили бы стульями на месте – за самодеятельность Ричарда их лишили зарплаты на три месяца. Не распорядись начальство об увольнении, Ричарду пришлось бы уйти самому – спокойно работать ему уже не дали бы. Для всех он стал неприкасаемым, с которым и заговорить-то позорно.
Разговор с начальником ни к чему не привел. Тот прятал глаза и отвечал на вопросы односложно и уклончиво. Одно Ричард понял точно – наверху приказали запрятать отчет в самый дальний архив, а то и вообще сжечь, чтобы не мозолил глаза и случайно не выплыл в самый неподходящий момент. Все его усилия пошли прахом, и никому не было до этого дела.
- Радуйся, что жив остался, – пробормотал начальник под нос перед его уходом.
А неделю спустя его жена усадила шестилетнего сына на заднее сиденье их семейного «форда», велела ему пристегнуться, а сама, сев за руль, повернула ключ зажигания.
Взрывной волной выбило стекла в домах по обеим сторонам улицы.
Каким-то чудом маленький Чарли выжил. Проигнорировав приказ матери, он открыл окно и высунулся наружу, чтобы попрощаться с отцом. Взрывом его выкинуло из машины, и он отделался поверхностными ранами.
Но Элисон погибла.
Случившееся потрясло Ричарда. Несколько месяцев он выходил из дома только за тем, чтобы отвести Чарли в школу или в больницу – у паренька обнаружилась какая-то страшная болезнь, которую Бен даже не смог бы выговорить. Страховка за смерть жены оказалась большой, даже слишком, и от наблюдательного Ричарда это не укрылось. Он начал копать и понял, что эти деньги – компенсация от «доброжелателей», которая была призвана заткнуть ему рот.
Он не взял из них ни цента. Несмотря на то, что на лечение Чарли требовалось целое состояние, он не тронул их и пальцем.
Вместо этого, собрав немногие накопления, открыл бар под названием «Пальмера».
Что ж, усилия Ричарда принесли плоды – пацан, живой и здоровый, дрых беспробудным сном, сладко посапывая.
И будет обидно, если он попадет под горячую руку в этой непонятной стычке. Обстрел, битум – не многовато ли событий с его участием для одной ночи?
Бен наскоро умылся, натянул куртку и направился к двери.
- Куда намылился? – окликнул его сонный голос.
Чарли стоял на пороге спальни и широко зевал.
- Я же сказал, что всего на одну ночь, – ответил Бен. – Погостил и хватит.
- И что дальше? – Чарли запустил пальцы в спутанные волосы и поморщился. – Было б тебе куда идти, вчера бы не притащился. Идем пить кофе. Сейчас только сполоснусь…
Зевая, он ушел в ванную. Бен хмуро проводил взглядом его перечеркнутую давним шрамом спину.
Бен
- М-да, – только и смог сказать Чарли, стоя на пороге квартиры Бена. – Мусорщик будет просто счастлив, когда придется отдирать твои манатки от мусорного бака.
На поверку битумом оказались залиты абсолютно все вещи Бена, вплоть до тех, что лежали в шкафу. Ящики стола выдвинули специально, чтобы уничтожить все, что там хранилось, одежду уже было не спасти. В одночасье Бен лишился того немногого, что у него еще оставалось.
- Пару бочек универсального очистителя – и все будет зашибись. – попытался пошутить он, стараясь проглотить вставший в горле горький ком.
Чарли махнул рукой.
- Идиотское чувство юмора – моя прерогатива, не пытайся переплюнуть батю. – Он оглядывал всепоглощающую черноту с таким видом, будто лицезрел египетский храм. – Честно, это гениально и страшно одновременно. Все знают о ваших контрах с Ла Араньей, но даже для нее это слишком.
- В случае с этой поганкой забудь слово «слишком».
Безуспешно попытавшись спасти хотя бы часть вещей, Бен и Чарли покинули загаженную квартиру. Бен старался не думать о том, что скажет домовладелице, и в голову полезли мысли о том, кто мог сотворить подобное.
Пусть вчера он и пошутил, что во врагах у него ходит полгорода, в этом случае напрашивался только один вариант. И Чарли его уже озвучил.
В парке было многолюдно. Дети играли в снежки, те, кто помладше, вместе с родителями лепили снеговиков. Молодежь каталась на коньках. Отовсюду несся заливистый смех и праздничная музыка, и ничто не говорило о том, что с приходом сумерек город превратится в адов котел.
Они сели на скамейку возле самого катка – все остальные были заняты. Мимо проносились, держась за руки, юноши и девушки, матери поддерживали детей, которые то и дело норовили шлепнуться на лед. Все радовались жизни. Все, кроме Бена. Он эту способность утратил давным-давно.
- Когда ты сказал про кофе, я думал, что мы будем пить его дома, – проворчал он, принимая у Чарли бумажный стакан.
- А на кого я вчера потратил последние граммы? – фыркнул тот. – К тому же пришлось вылить его в унитаз. Так что пей и не ворчи, как старая бабка, это бесплатно.
- Бесплатный сыр получает только вторая мышка.
Чарли кивнул и присосался к своему стакану.
Некоторое время они сидели молча, наблюдая за людьми. Бен уже и не помнил, когда в последний раз что-то праздновал. Но хорошо помнил, когда был счастлив. Слишком хорошо.
Потому что вскоре все превратилось в пыль. И никак не могло собраться обратно.
- Слушай, Чарли, – начал Бен, – держался бы ты от меня подальше. Я, конечно, благодарен тебе за гостеприимство, но…
- Заткнись, Индус, – беззлобно бросил в ответ Чарли. – Во-первых, ты сам ко мне приперся. А во-вторых, хоть какое-то веселье.
Бен поморщился, услышав из уст парня давнее прозвище. Этим же словом величали его бывшие сослуживцы. Нетрудно было догадаться, чем оно обусловлено – он непроизвольно потянулся к каплевидному шраму, алевшему посреди лба.
- Неужто тебе настолько скучно жить?
- Еще скажи, что я специально позволил разнести мой бар, – хмыкнул Чарли и с меткостью игрока НБА запустил опустевший стаканчик в урну неподалеку.
Оба привалились к спинке скамейки и уставились в серое небо. Вновь пошел снег.
Что ни говори, а приятно было слышать веселые голоса, а не вопли ужаса. После наступления темноты люди старались лишний раз не выходить из дома или, по крайней мере, избегать неблагополучных районов. Этот город никогда не был безобидным, но за последние несколько лет возглавил список самых опасных. И все благодаря ей.
Ла Аранье.
Бен снял крышку со стакана и отпил большой глоток кофе. Внутри разлилось приятное тепло, он почти почувствовал себя хорошо, но тут большой снежок со всего маху врезался в стакан, и остатки выплеснулись на куртку.
- Что за…
- Ох, прошу прощения! – К ним, улыбаясь во все тридцать два зуба, подъехал на коньках мужчина. – Я не в тебя целился.
Бен вздрогнул всем телом и вскинул голову.
На него смотрело лицо, много лет являвшееся к нему в кошмарах, лицо, которое он безуспешно искал среди тысяч других. Пронзительные зеленые глаза смотрели без малейшего удивления, черные волосы растрепались и падали на плечи мягкими волнами. Лицо пересекал, минуя глазницу, длинный шрам от лба до скулы.
И это было единственное отличие от того человека, которого Бен не мог забыть. Даже улыбка осталась прежней. Мягкой, обволакивающей. Но Бен знал: тот, кто видел эту улыбку, вряд ли мог рассчитывать на то, что в ближайшие пять минут останется жив.
- Здравствуй, Индус, – приветствовал его Родриго Кортес.
И привычный мир разлетелся на осколки.
