– Так почему Феюшка? – неловко спросила я у ребенка. Никогда не знала о чем разговаривать с детсадовцами. Не спрашивать же в самом «как прошел день». Меня саму в бытность ребенком это во взрослых сильно раздражало, потому что я понимала, им это совсем неинтересно. В лучшем случае, забудут, в худшем – потом будут со смехом пересказывать друзьям. И вот теперь я сама взрослая. Какая ирония судьбы.
Кошка, бело-черная, полосатая и пушистая, в данный момент терпеливо сносила детские объятия, даже не пытаясь протестовать. Надо сказать, во мне это вызывало зависть. Моя кошка терпеть не могла всяких фривольностей и редко снисходила до того, чтобы полежать у меня на коленях или дать себя погладить.
– Потому что она Феюшка, – непонимающе ответила Лиза. Логично, конечно, но ближе к разгадке я не стала и решила зайти с другой стороны.
– А почему не Феечка? – уточнила я.
– Так не похоже же, – распахнула глаза девочка. Немного поколебавшись, она отпустила кошкe и куда-то утопала. Впрочем, довольно быстро вернулась с раскрасками. – Феечки вот такие.
Я посмотрела на дистрофичных длинноногих девиц с крыльями, носившими исключительно декоративных характер. Перевела взгляд на умывавшуюся на диване кошку. Благодаря врожденной грациозности, этот колобок дотягивался везде. Даже эстетика не страдала. Снова посмотрела на раскраску. Да, не феечка. Совсем.
– А почему не Фея? – спросила я. – Ее столько, что даже на отчество тянет.
Кошка вперила в меня укоризненный взгляд словно все понимала, и я сейчас сказала жуткую бестактность.
– Так ведь она маленькая и лапочка, – терпеливо объяснила Лиза, видимо решив, что тетя очень глупая и ей все надо разжевывать. – И еще волшебная. Когда я плохо сплю или мне страшно, она приходит и меня eмурлыкает. А еще мама говорит, что кошки могут болезнь отгонять. Только я слышала, что они не отгоняют, а меняются. И сами вместо нас болеют, а потом живут меньше. Так что я, когда чихаю, ее отгоняю, чтобы она со мной не менялась, потому что я ее люблю.
– Ага, – глубокомысленно поддакнула я. Кажется я в ее возрасте, такими умными мыслями родителей не радовала.
– О чем болтаете? – бодро поинтересовалась Светка, мать Лизы, вползая в комнату. Выглядела она погано: бледная, с синяками под глазами и испариной на лбу. После заседания в туалете лучше ей явно не стало.
– Может все же скорую? – негромко в очередной раз предложила я.
– Пройдет, – отмахнулась подруга и немного шатаясь дошла до шкафа откуда извлекала аптечку и начала в ней копаться. Прям нормальную аптечку, пластиковую, со множеством отделений, больший красным крестом на крышке. А еще все таблетки были подписаны. То есть на упаковке или блистере было подписано «от головной боли», «для пищеварения», «при отравлении» и так далее. Я против воли вспомнила, что у меня все лекарства свалены в коробке из-под обуви и порой я сама не помнила от чего те или другие таблетки, приходилось идти в интернет.
– Я рассказывала, что кошки могут меняться с больными, – важно ответила Лиза. – Только я Феюшке не позволяю, чтобы она не умерла рано. Как Фомка Сонин. Даже если она на радугу попадет. Мама и ты поправляйся. Я не хочу, чтобы ты тоже ушла на радугу.
Я точно знала, что глаза у меня стали круглые, как у совы, за эту особенность меня в детстве немилосердно дразнили. Как понимаете, такого поворота в разговоре я точно не ожидала.
– Жадина, – беззлобно поддразнила Светка дочь и запила таблетки из стоявшей тут же маленькой бутылки с водой.
– Вы обсуждаете радугу? – попыталась я как можно более деликатно обозначить свое недоумение.
– А что делать? – вздохнула подруга и устроилась на диване. Под один бок к ней немедленно нырнула Лиза, а под другой кошка. – То Фома Котофеевич покинул нас, то Клавдия Петровна.
Клавдией Петровной, я припомнила, звали мать Светкиного мужа, которая недавно почила. Сама с этой почтенной дамой знакома не была, поэтому соболезнования мои были скорее формальными. Что ж, это действительно весомый довод поговорить с ребенком о смерти. Странно, что радуга, а не облачка или небо.
– Радуга – это такое место, куда попадают животные и хорошие люди, – снисходительно пояснила мне Лиза. – И вы, наверное, тоже.
Тут она с сомнением осмотрела меня сверху донизу. Я фыркнула. Ну да, у меня лишний вес. Ну ладно, очень много лишнего веса. Хотя мой последний бойфренд, говорил, что трогательно-пухленькая и мягенькая. И даже то, что этот паразит сбежал от меня к феечке, его слов в моем сознании не поколебало.
– Так ведь тело на земле останется, – серьезно возразила Светка. – А душа-то у нее светлая и легкая. Самое то для радуги. Так что уверена, мы потом все там встретимся.
– Но лучше попозже, – пробормотала я. Все это начинало уже пугать.
– Ну тут как карта ляжет, – прикрыла глаза эта бледная немочь, ставшая, кажется, еще бледней. – Торопиться туда не надо. А то плакать будут. Ведь жалко же, когда уходят. Да, Лиз? Помнишь, как ты рыдала, провожая Дашу? А ведь она всего-то в другой город переехала. Такие вот люди эгоисты, нам всегда себя жалко, что мы лишились компании, которой дорожили. Даже если им там сейчас хорошо. Неважно в другом городе или на радуге. Плачем мы о себе любимых.
Последнее она уже шептала. Лиза с тревогой смотрела на мать. Феюшка громко усердно мурлыкала. Аж начиналось верить, что и правда пытается обменять свое здоровье на Светкину болезнь.
– Так, все, я скорую вызываю, – решительно объявила я и, достав телефон, набрала нужный номер.
Бригада приехала быстро. Чтобы все же уговорить Светку отправиться в больницу, я поклялась всем чем только можно, что останусь здесь и буду присматривать за домом и домочадцами. И надо же было Светкиному мужу именно сейчас застрять на вахте. Раньше он не прилетит никак. Не потому что бессердечный, а потому что самолета нет. И когда будет никто не знает.
Так что привезя Анжелику, я осталась в дурдоме за главную. Две кошки, каждая из которых считала себя царицей, и это как минимум, плюс гиперактивный ребенок едва не свели меня с ума, но я все же выстояла, пока Свету не выписали.
– Рада, что ты не отправилась на радугу, – обняла я ее. – Мы очень по тебе скучали.
Кошка, бело-черная, полосатая и пушистая, в данный момент терпеливо сносила детские объятия, даже не пытаясь протестовать. Надо сказать, во мне это вызывало зависть. Моя кошка терпеть не могла всяких фривольностей и редко снисходила до того, чтобы полежать у меня на коленях или дать себя погладить.
– Потому что она Феюшка, – непонимающе ответила Лиза. Логично, конечно, но ближе к разгадке я не стала и решила зайти с другой стороны.
– А почему не Феечка? – уточнила я.
– Так не похоже же, – распахнула глаза девочка. Немного поколебавшись, она отпустила кошкe и куда-то утопала. Впрочем, довольно быстро вернулась с раскрасками. – Феечки вот такие.
Я посмотрела на дистрофичных длинноногих девиц с крыльями, носившими исключительно декоративных характер. Перевела взгляд на умывавшуюся на диване кошку. Благодаря врожденной грациозности, этот колобок дотягивался везде. Даже эстетика не страдала. Снова посмотрела на раскраску. Да, не феечка. Совсем.
– А почему не Фея? – спросила я. – Ее столько, что даже на отчество тянет.
Кошка вперила в меня укоризненный взгляд словно все понимала, и я сейчас сказала жуткую бестактность.
– Так ведь она маленькая и лапочка, – терпеливо объяснила Лиза, видимо решив, что тетя очень глупая и ей все надо разжевывать. – И еще волшебная. Когда я плохо сплю или мне страшно, она приходит и меня eмурлыкает. А еще мама говорит, что кошки могут болезнь отгонять. Только я слышала, что они не отгоняют, а меняются. И сами вместо нас болеют, а потом живут меньше. Так что я, когда чихаю, ее отгоняю, чтобы она со мной не менялась, потому что я ее люблю.
– Ага, – глубокомысленно поддакнула я. Кажется я в ее возрасте, такими умными мыслями родителей не радовала.
– О чем болтаете? – бодро поинтересовалась Светка, мать Лизы, вползая в комнату. Выглядела она погано: бледная, с синяками под глазами и испариной на лбу. После заседания в туалете лучше ей явно не стало.
– Может все же скорую? – негромко в очередной раз предложила я.
– Пройдет, – отмахнулась подруга и немного шатаясь дошла до шкафа откуда извлекала аптечку и начала в ней копаться. Прям нормальную аптечку, пластиковую, со множеством отделений, больший красным крестом на крышке. А еще все таблетки были подписаны. То есть на упаковке или блистере было подписано «от головной боли», «для пищеварения», «при отравлении» и так далее. Я против воли вспомнила, что у меня все лекарства свалены в коробке из-под обуви и порой я сама не помнила от чего те или другие таблетки, приходилось идти в интернет.
– Я рассказывала, что кошки могут меняться с больными, – важно ответила Лиза. – Только я Феюшке не позволяю, чтобы она не умерла рано. Как Фомка Сонин. Даже если она на радугу попадет. Мама и ты поправляйся. Я не хочу, чтобы ты тоже ушла на радугу.
Я точно знала, что глаза у меня стали круглые, как у совы, за эту особенность меня в детстве немилосердно дразнили. Как понимаете, такого поворота в разговоре я точно не ожидала.
– Жадина, – беззлобно поддразнила Светка дочь и запила таблетки из стоявшей тут же маленькой бутылки с водой.
– Вы обсуждаете радугу? – попыталась я как можно более деликатно обозначить свое недоумение.
– А что делать? – вздохнула подруга и устроилась на диване. Под один бок к ней немедленно нырнула Лиза, а под другой кошка. – То Фома Котофеевич покинул нас, то Клавдия Петровна.
Клавдией Петровной, я припомнила, звали мать Светкиного мужа, которая недавно почила. Сама с этой почтенной дамой знакома не была, поэтому соболезнования мои были скорее формальными. Что ж, это действительно весомый довод поговорить с ребенком о смерти. Странно, что радуга, а не облачка или небо.
– Радуга – это такое место, куда попадают животные и хорошие люди, – снисходительно пояснила мне Лиза. – И вы, наверное, тоже.
Тут она с сомнением осмотрела меня сверху донизу. Я фыркнула. Ну да, у меня лишний вес. Ну ладно, очень много лишнего веса. Хотя мой последний бойфренд, говорил, что трогательно-пухленькая и мягенькая. И даже то, что этот паразит сбежал от меня к феечке, его слов в моем сознании не поколебало.
– Так ведь тело на земле останется, – серьезно возразила Светка. – А душа-то у нее светлая и легкая. Самое то для радуги. Так что уверена, мы потом все там встретимся.
– Но лучше попозже, – пробормотала я. Все это начинало уже пугать.
– Ну тут как карта ляжет, – прикрыла глаза эта бледная немочь, ставшая, кажется, еще бледней. – Торопиться туда не надо. А то плакать будут. Ведь жалко же, когда уходят. Да, Лиз? Помнишь, как ты рыдала, провожая Дашу? А ведь она всего-то в другой город переехала. Такие вот люди эгоисты, нам всегда себя жалко, что мы лишились компании, которой дорожили. Даже если им там сейчас хорошо. Неважно в другом городе или на радуге. Плачем мы о себе любимых.
Последнее она уже шептала. Лиза с тревогой смотрела на мать. Феюшка громко усердно мурлыкала. Аж начиналось верить, что и правда пытается обменять свое здоровье на Светкину болезнь.
– Так, все, я скорую вызываю, – решительно объявила я и, достав телефон, набрала нужный номер.
Бригада приехала быстро. Чтобы все же уговорить Светку отправиться в больницу, я поклялась всем чем только можно, что останусь здесь и буду присматривать за домом и домочадцами. И надо же было Светкиному мужу именно сейчас застрять на вахте. Раньше он не прилетит никак. Не потому что бессердечный, а потому что самолета нет. И когда будет никто не знает.
Так что привезя Анжелику, я осталась в дурдоме за главную. Две кошки, каждая из которых считала себя царицей, и это как минимум, плюс гиперактивный ребенок едва не свели меня с ума, но я все же выстояла, пока Свету не выписали.
– Рада, что ты не отправилась на радугу, – обняла я ее. – Мы очень по тебе скучали.
