Заря еще только занималась, когда в опочивальню к Алану вломился один из его дружинников.
– Голубь, княжич, – заорал он, бросаясь к кровати. – Со срочным посланием.
– Какой, к лешему, голубь? – пробурчал Алан, недовольный столь ранней побудкой. Лег он куда как за полночь. – Они ж ночью не летают.
– Заговоренный, – выдохнул дружинник и протянул птицу.
У крылатого посланника глаза горели потусторонним красным светом, да и смотрел он эдак оценивающе, словно решал, отдать этому человеку вверенный ему, голубю, груз, или недостоин. По счастью, особо вредничать птица не стала и позволила снять с себя тубу. После чего, вырвавшись, выпорхнула в открытое по душной погоде окно. Дружинник, немного помявшись и с любопытством покосившись на записку, вскоре догадался уйти.
Алан потер лицо, пытаясь окончательно проснуться. Хотелось верить, что подняли его ни свет ни заря по важному поводу, но, зная отправителя, это вполне могло быть и «дружеской» шуткой. Что было вполне понятно, ведь они любили одну и ту же девушку. Наконец, послание было развернуто.
«Напоминаю, сегодня тот самый день. Если память короткая, вот текст пророчества. Сегодня ты встретишь трех девушек. Одна из них может одарить тебя взаимной любовью, что вы пронесете через года, другая станет примерной супругой, но большего, чем уважение, в браке не будет. А третья постарается жизнь тебе сломать, а потом и вовсе ее лишить. Постарайся выбрать мудро, помня, что зрить надо в корень. Хотя до нас дошли слухи, что твой отец здорово решил тебе усложнить жизнь, натаскав в ваши хоромы всяких царевен-королевен да боярских дочек, что породовитее. Он идиот, а ты смотри внимательно, богам на титулы с высокой башни плевать. Но в любом случае на нашу со Светозарой свадьбу приезжаешь или с невестой, или никак. Если б я не читал вашу переписку, ты бы у меня уже где-нибудь на болотах квакал».
Подписи не было, да она и не нужна. В такие моменты Вес прискорбно сильно напоминал Анвара, Темного князя, Князя-завоевателя. Так что про угрозу превратить в лягушку он не шутил. Но и прекращать переписку Алан не мог, да и не хотел. Отец княжича, знавший о ней давно, никак не мог определиться со своим к этому отношением. С одной стороны, только полный тюфель будет продолжать общаться как ни в чем не бывало с девушкой, что дала тебе от ворот поворот. С другой, девушка не абы кто, а полноправная княгиня сопредельного княжества, что пятикратно превосходило их собственное. Да и маг при ней такой, что с богами тягаться может. С такими только дружить и остается.
Про девиц высокородных правда была. Отец, желая помочь, как всегда, только хуже сделал. А ведь если судьба встретить суженую сегодня, там приглашай не приглашай, а все равно сведет. Пока же княжичу только без толку время тратить на них приходилось, а работой заниматься, когда они по опочивальням разойдутся. От того княжич и не высыпался. Лишь одна из них выделялась своей любовью к наукам. Бывало, сядут они рядышком, Алан донесения верных людей читает, а принцесса Элиса одну из книг, привезенных с собой. И такая благодать наступала. Никто о погоде и нарядах не трещит и преданно в глаза не заглядывает.
Дверь в опочивальню снова с грохотом распахнулась.
– Там это... – начал тот же самый дружинник, что давеча голубя принес.
– Еще послание? – почти спокойно спросил княжич, натягивая штаны и вспоминая, куда перед сном положил верхнюю рубаху.
– Почти, – хватило совести смутиться визитеру. – Там принцесса приехала. Ну то есть привезли ее. Одну-одинешеньку. Говорят, всех сопровождающих разбойники поубивали, она одна насилу и вырвалась. Только это не у нас было, а на территории соседей. Еще говорят, что она одного из южных султанов дочь и ее как раз к нам на сватовство и отправили.
– Это кто ж такой говорливый? – вскользь поинтересовался Алан, обуваясь и, после недолгого раздумья, отбрасывая на сундук кафтан. День обещал быть жарким, достанет и рубашки верхней расшитой.
– Люди, – попытался увильнуть дружинник.
– Этим людям делать больше нечего, окромя пересудов да домыслов, словно старики на завалинке, перебирать? Сей же час велю Доброгору гнать вас в разъезды. Вон и сам сказал, что сызнова разбойнички на дорогах завелись.
Провинившийся повесил буйну голову и гадал, что за нелегкая принесла во второй раз в опочивальню. Не такие уж и срочные вести, пропустить пополнение в стайке девиц на выданье все одно было бы невозможно. Дождавшись конца словесной порки, служивый предпочел убраться подобру-поздорову. Даже если и не пропишут телесной для пущего воспитательного эффекта, зато работой нагрузить – на это княжич скор.
Алана же по дороге в трапезную перехватил один из дворовых мальчишек и передал, что его князь Ивар видеть хочет. И что он сейчас в саду, изволит на свежем воздухе распекать нерадивых подданных.
К тому времени, как княжич пришел, бояре уже нестройным хором благодарили князя-батюшку за науку. Еще б им не благодарить, собравшиеся были сплошь лизоблюды да прихлебатели, толку от них нет, только казну на их житье-пропитание переводить. Однако отец отчего-то им благоволил и только журил вот так время от времени, на том они и расходились, довольные друг другом.
– Сын мой, – начал Ивар. – Помнишь ли о том, что день сегодня не простой, а самими богами отмеченный? – И, не дожидаясь ответа, продолжил: – Ты смотри, нам, главное, ту, что жизнь твою погубить может, не выбрать бы. А так любая сгодится.
Может, отцу, жаждавшему внуков, любая в невестки и сгодилась бы, однако Алан сомневался, что Вес будет того же мнения. Или истинная суженая, что вытеснит из души княжича образ Светозары, или придется квакать на ближайшем болоте. Во избежание искушения, так сказать.
Пришлось заверить, что, конечно же, помнит. Более того, ему даже не поленились черкануть с утра пораньше и отправить с зачарованным голубем. И отцовские наставления упали на благодатную почву собственных размышлений о благе княжества. Ивар довольно покивал и отпустил сына выбирать невесту.
Новую претендентку в жены ему представили за завтраком. Ростом Хания была невысока, зато гибка и изящна, чего не скрывало длинное неприталенное платье из алого шелка с богатой золотой вышивкой. Алое же покрывало на голове удерживали драгоценные заколки. Белолика, брови соболиные, губки, что ягода малина, очи темные, опущены долу. На вопросы сотрапезниц отвечала кратко да тихо. Кабы Алан рядом не сидел, и сам бы половину не услышал.
Поведала им красавица, что папа-султан решил связи с севером наладить, породниться. Известное дело, жен в гареме немерено, от того дочерей и вовсе не сосчитать, отчего б несколькими и не пожертвовать. Так и оказалась она вдали от дома. А тут разбойники. Всех поубивали, сама Хания спаслась лишь потому, что последний верный ее отцу человек в реку ее толкнул и унесло ее быстрое течение далеко от тех мест. Насилу на берег выбралась.
Всеблагой Аллах не оставил девушку на чужбине, и вскоре на ее наткнулся разъезд княжеских добрых молодцов. Князь Борун, к которому ее доставили, в положение вошел и препроводил сюда.
Алан про себя подумал, что оно и понятно. Неженатых сыновей у старого пройдохи не осталось, а так оказал услугу соседу. Теперь бы еще знать, что за это попросит.
Как все насытились, девицам-красавицам предложили в светлицу пройти да заняться тем, к чему душа лежит и рука привычна. Мол, на любой вкус досуг обеспечим. Большинство склонилось к вышиванию, однако ж нашлись и те, кто предпочел прясть. Южная гостья предложила петь труженицам, чтобы время быстрее пролетело. И затянула что-то на своем языке, с таинственными, непривычными уху переливами в голосе. И так это было красиво, что и инструмента никакого было не надо.
Алан же, пристроившись в углу и делая вид, что внимательно за всеми наблюдает, думал совсем не о том. Мысли его занимала одна из чернавок, что прислуживала за завтраком. Лицо у нее хоть и было смутно знакомо, но княжич точно был уверен, что раньше в тереме ее не видел. Значит, новенькая. Вот только руки у нее были холеные, сразу видно, что к черной работе непривычны. Надо бы не забыть расспросить матушку. Как знать, может, это одна из тех напророченных.
Но это попозже. А пока же неплохо бы познакомиться поближе с южной гостьей.
– Как же в тереме душно, – посетовал княжич. – Прогуляться бы. Многоуважаемая Хания, не составишь ли мне компанию? Сад в это время года прекрасен.
Так они чинно и молча гуляли, пока Алан не нашел удачное место, где они все еще были бы на виду, но подслушать их никто не мог.
– Я знаю, что ты не дочь султана, – начал он, пристально глядя на девушку. – Так кто же ты?
На прекрасном лице отразились смятение и возмущение в равной степени.
– Мой приезд сюда был неподобающе обставлен, – едва заметно кивнула Хания, потупившись. – Сомнения понятны, ведь я ничего не могу предоставить, кроме своего слова.
– Дело не в этом, – отмахнулся Алан. – Знаешь, у нас как-то гостил один падишах. Поневоле. Одна из трех его жен заболела, когда они ехали на север. Мне пришлось развлекать оставшихся и дочь в придачу, пока отец спаивал падишаха, склоняя его к заключению одной сделки.
– Это же неприлично, – ахнула девушка. – Чтобы их сопровождал посторонний мужчина, даже не евнух.
– Ты же не боишься гулять со мной.
– Мне пришлось путешествовать в компании дружинников, – скорбно поджала губы девушка. – Едва ли моей репутации может что-то повредить еще сильнее.
– Так вот, – не дал сбить себя с толку княжич. – Я достаточно на них насмотрелся за то время. Как и на прочих высокородных девиц. Их всех объединяет одно. Воспитание, основанное на чувстве превосходства. Им с младенчества это внушают. И теперь это сквозит в каждом их жесте, каждом слове, их видении мира. У меня есть знакомая княгиня. Ее учили в странном ключе, и она куда ближе к народу, но все же это есть и в ней. Не знаю, как это выразить. Может, право на повеление. Даже в тех женах падишаха, хотя у них не было практически никакой власти, это было, а в тебе нет. Ты талантливо копируешь внешнее, но не смогла ухватить внутреннее.
– А ты, выходит, в столь малый срок сумел распознать во мне обманщицу? – Глаз Хания так и не подняла, на лице кротость и смирение.
– Меня учили подмечать мелочи, – пожал плечами княжич, решив не уточнять, что перенял он это у советника из соседнего княжества Велимира.
– Чтобы я ни сказала в свою защиту, у меня все равно будет только мое слово. А ты уже все для себя решил. – Девушка печально покачала головой.
– Довольно игры, – поморщился Алан. – Я не собираюсь тебя гнать или обличать, если за твоей душой нет греха и ты честно мне расскажешь, кто ты.
– Какая щедрость. С чего бы? – полюбытствовала Хания.
– Сначала расскажи о себе правду, а потом видно будет.
Она испытующе посмотрела на него. Алан не торопил, понимая, какой непростой у нее сейчас выбор. Если признается, то назад дороги не будет, и ей придется положиться на его милость. С другой, он и так мог обвинить ее в притворстве, и ее в лучшем случае заключат в комнату в тереме, в худшем – в темницу. Смотря, в какой степени к княжичу прислушается его отец.
– Я путешествую, называясь дочерью султана, потому что так безопаснее, – наконец, призналась девушка. – В свое время я достаточно прослужила в гареме и научилась всему, чему учили там девочек. Конечно, тайно. Мне казалось до сих пор, что науку я усвоила получше тех неумех.
– А сюда приехала на смотрины? Тоже замуж хочешь?
– Уж точно не за тебя, – усмехнулась Хания. – Не то чтобы ты чем-то плох. Да только прежде чем дать дозволение на брак, твой отец слал бы за гонцом гонца к султану Сулейману, пока не получил бы ответ. А потом, обозленный обманом, попросту бы меня казнил, чтобы другим неповадно было. Я такой судьбы не хочу.
– А какую хочешь? Если выбирать могла вольно?
– Сколько себя помню, я всегда хотела подняться из черни. Все для этого делала. Ну почти. А еще петь. И учить пению. Да только это никак не совместить.
– Разве не только через замужество можно?
– Чтобы муж мной помыкал? Слишком уж своевольна я стала за время странствий. Так что был у меня другой план. Где бы я ни гостила, мужчины, плененные моим пением, всегда дарили драгоценности. Так что я хотела накопить побольше, да и осесть где-нибудь, назвавшись вдовой. До сих пор мне удавалось всех провести, кроме тебя, откуда я происхожу.
– Почему же был? – уточнил Алан.
– Потому что разбойники все отняли, – помрачнела девушка. – Даже от монет, зашитых в жилетку, пришлось избавиться, чтобы не пойти ко дну.
Княжич смотрел на расстроенную красавицу и думал о том, как же горько ей было расставаться с таким трудом добытым добром. Не то чтобы он одобрял ее действия, однако ж для Хании это были не просто драгоценности, а путь к мечте, который теперь придется начинать заново.
– Будь моей гостьей, – улыбнулся он ей. – Только, чур, вести себя хорошо.
– Может ли быть иначе? – скромно спросила девушка, возвращаясь к роли дочери султана. И только лукавые глаза выдавали ее.
Обед отличался от завтрака только блюдами. А так те же самые люди вели те же самые разговоры за тем же столом. Но княжичу не было скучно. Он исподволь наблюдал за чернавкой, чьи руки никак не соответствовали ее работе. Та прятала глаза и старалась держаться подальше и только к концу трапезы, не иначе как расхрабрившись, налила ему питья. А после выскользнула из залы. Да так и не вернулась.
С матушкой увидеться Алан так и не смог. Девицы, раздосадованные тем, что он звал Ханию в сад, утроили усилия по его завоеванию. Так что под вечер ему казалось, что его тошнит от всего этого. А потом оказалось, что не казалось. Алан не вылезал из уборной, к тошноте прибавились и другие малоприятные симптомы. В терем немедля вызвали самых сведущих травников да целителей.
К тому моменту как они пришли, княжича, с трудом остающегося в сознании, уложили в кровать. Состояние его стремительно ухудшалось. И последующие события он мало помнил. Только чьи-то ласковые руки, нежный голос да голубые, словно летнее небо, глаза.
Проснулся Алан глубокой ночью. Луна, как раз заглядывающая в окно, прекрасно все освещала. И нянюшку, спавшую в кресле подле его кровати, и черноволосую девушку, сидевшую на оной.
– Твоих рук дело? – просипел княжич и закашлялся.
Хания легко поднялась и подошла к столику, на котором стояли кувшин с кубком. Однако налитое девушке отчего-то не понравилось. Она сначала принюхалась, а потом макнула палец в кубок и попробовала содержимое.
– Это ж скольким ты дорогу перебежал, уважаемый? – тихо, но с отчетливым возмущением спросила она. – Не яд, так приворотное.
И со стуком обратно кубок поставила. Нянюшка всхрапнула и устроилась поудобнее. Да полноте, могла ли добрая женщина, не раз выхаживавшая его в детстве, так беспечно уснуть, когда ее воспитанник едва ли не на смертном одре? Вывод напрашивался пренеприятный. Алан настороженно смотрел, как фальшивая принцесса возвращается и снова садится на кровать.
– Прости, но воды нет. А эту гадость пить не рекомендую, если не хочешь себя потерять.
– Яд – твоих рук дело? – снова спросил княжич, даже не надеясь на честный ответ. Но, может, у его дверей кого поставили, чтобы в случае чего лекаря кликнул? Жаль, голос слаб.
– Голубь, княжич, – заорал он, бросаясь к кровати. – Со срочным посланием.
– Какой, к лешему, голубь? – пробурчал Алан, недовольный столь ранней побудкой. Лег он куда как за полночь. – Они ж ночью не летают.
– Заговоренный, – выдохнул дружинник и протянул птицу.
У крылатого посланника глаза горели потусторонним красным светом, да и смотрел он эдак оценивающе, словно решал, отдать этому человеку вверенный ему, голубю, груз, или недостоин. По счастью, особо вредничать птица не стала и позволила снять с себя тубу. После чего, вырвавшись, выпорхнула в открытое по душной погоде окно. Дружинник, немного помявшись и с любопытством покосившись на записку, вскоре догадался уйти.
Алан потер лицо, пытаясь окончательно проснуться. Хотелось верить, что подняли его ни свет ни заря по важному поводу, но, зная отправителя, это вполне могло быть и «дружеской» шуткой. Что было вполне понятно, ведь они любили одну и ту же девушку. Наконец, послание было развернуто.
«Напоминаю, сегодня тот самый день. Если память короткая, вот текст пророчества. Сегодня ты встретишь трех девушек. Одна из них может одарить тебя взаимной любовью, что вы пронесете через года, другая станет примерной супругой, но большего, чем уважение, в браке не будет. А третья постарается жизнь тебе сломать, а потом и вовсе ее лишить. Постарайся выбрать мудро, помня, что зрить надо в корень. Хотя до нас дошли слухи, что твой отец здорово решил тебе усложнить жизнь, натаскав в ваши хоромы всяких царевен-королевен да боярских дочек, что породовитее. Он идиот, а ты смотри внимательно, богам на титулы с высокой башни плевать. Но в любом случае на нашу со Светозарой свадьбу приезжаешь или с невестой, или никак. Если б я не читал вашу переписку, ты бы у меня уже где-нибудь на болотах квакал».
Подписи не было, да она и не нужна. В такие моменты Вес прискорбно сильно напоминал Анвара, Темного князя, Князя-завоевателя. Так что про угрозу превратить в лягушку он не шутил. Но и прекращать переписку Алан не мог, да и не хотел. Отец княжича, знавший о ней давно, никак не мог определиться со своим к этому отношением. С одной стороны, только полный тюфель будет продолжать общаться как ни в чем не бывало с девушкой, что дала тебе от ворот поворот. С другой, девушка не абы кто, а полноправная княгиня сопредельного княжества, что пятикратно превосходило их собственное. Да и маг при ней такой, что с богами тягаться может. С такими только дружить и остается.
Про девиц высокородных правда была. Отец, желая помочь, как всегда, только хуже сделал. А ведь если судьба встретить суженую сегодня, там приглашай не приглашай, а все равно сведет. Пока же княжичу только без толку время тратить на них приходилось, а работой заниматься, когда они по опочивальням разойдутся. От того княжич и не высыпался. Лишь одна из них выделялась своей любовью к наукам. Бывало, сядут они рядышком, Алан донесения верных людей читает, а принцесса Элиса одну из книг, привезенных с собой. И такая благодать наступала. Никто о погоде и нарядах не трещит и преданно в глаза не заглядывает.
Дверь в опочивальню снова с грохотом распахнулась.
– Там это... – начал тот же самый дружинник, что давеча голубя принес.
– Еще послание? – почти спокойно спросил княжич, натягивая штаны и вспоминая, куда перед сном положил верхнюю рубаху.
– Почти, – хватило совести смутиться визитеру. – Там принцесса приехала. Ну то есть привезли ее. Одну-одинешеньку. Говорят, всех сопровождающих разбойники поубивали, она одна насилу и вырвалась. Только это не у нас было, а на территории соседей. Еще говорят, что она одного из южных султанов дочь и ее как раз к нам на сватовство и отправили.
– Это кто ж такой говорливый? – вскользь поинтересовался Алан, обуваясь и, после недолгого раздумья, отбрасывая на сундук кафтан. День обещал быть жарким, достанет и рубашки верхней расшитой.
– Люди, – попытался увильнуть дружинник.
– Этим людям делать больше нечего, окромя пересудов да домыслов, словно старики на завалинке, перебирать? Сей же час велю Доброгору гнать вас в разъезды. Вон и сам сказал, что сызнова разбойнички на дорогах завелись.
Провинившийся повесил буйну голову и гадал, что за нелегкая принесла во второй раз в опочивальню. Не такие уж и срочные вести, пропустить пополнение в стайке девиц на выданье все одно было бы невозможно. Дождавшись конца словесной порки, служивый предпочел убраться подобру-поздорову. Даже если и не пропишут телесной для пущего воспитательного эффекта, зато работой нагрузить – на это княжич скор.
Алана же по дороге в трапезную перехватил один из дворовых мальчишек и передал, что его князь Ивар видеть хочет. И что он сейчас в саду, изволит на свежем воздухе распекать нерадивых подданных.
К тому времени, как княжич пришел, бояре уже нестройным хором благодарили князя-батюшку за науку. Еще б им не благодарить, собравшиеся были сплошь лизоблюды да прихлебатели, толку от них нет, только казну на их житье-пропитание переводить. Однако отец отчего-то им благоволил и только журил вот так время от времени, на том они и расходились, довольные друг другом.
– Сын мой, – начал Ивар. – Помнишь ли о том, что день сегодня не простой, а самими богами отмеченный? – И, не дожидаясь ответа, продолжил: – Ты смотри, нам, главное, ту, что жизнь твою погубить может, не выбрать бы. А так любая сгодится.
Может, отцу, жаждавшему внуков, любая в невестки и сгодилась бы, однако Алан сомневался, что Вес будет того же мнения. Или истинная суженая, что вытеснит из души княжича образ Светозары, или придется квакать на ближайшем болоте. Во избежание искушения, так сказать.
Пришлось заверить, что, конечно же, помнит. Более того, ему даже не поленились черкануть с утра пораньше и отправить с зачарованным голубем. И отцовские наставления упали на благодатную почву собственных размышлений о благе княжества. Ивар довольно покивал и отпустил сына выбирать невесту.
***
Новую претендентку в жены ему представили за завтраком. Ростом Хания была невысока, зато гибка и изящна, чего не скрывало длинное неприталенное платье из алого шелка с богатой золотой вышивкой. Алое же покрывало на голове удерживали драгоценные заколки. Белолика, брови соболиные, губки, что ягода малина, очи темные, опущены долу. На вопросы сотрапезниц отвечала кратко да тихо. Кабы Алан рядом не сидел, и сам бы половину не услышал.
Поведала им красавица, что папа-султан решил связи с севером наладить, породниться. Известное дело, жен в гареме немерено, от того дочерей и вовсе не сосчитать, отчего б несколькими и не пожертвовать. Так и оказалась она вдали от дома. А тут разбойники. Всех поубивали, сама Хания спаслась лишь потому, что последний верный ее отцу человек в реку ее толкнул и унесло ее быстрое течение далеко от тех мест. Насилу на берег выбралась.
Всеблагой Аллах не оставил девушку на чужбине, и вскоре на ее наткнулся разъезд княжеских добрых молодцов. Князь Борун, к которому ее доставили, в положение вошел и препроводил сюда.
Алан про себя подумал, что оно и понятно. Неженатых сыновей у старого пройдохи не осталось, а так оказал услугу соседу. Теперь бы еще знать, что за это попросит.
Как все насытились, девицам-красавицам предложили в светлицу пройти да заняться тем, к чему душа лежит и рука привычна. Мол, на любой вкус досуг обеспечим. Большинство склонилось к вышиванию, однако ж нашлись и те, кто предпочел прясть. Южная гостья предложила петь труженицам, чтобы время быстрее пролетело. И затянула что-то на своем языке, с таинственными, непривычными уху переливами в голосе. И так это было красиво, что и инструмента никакого было не надо.
Алан же, пристроившись в углу и делая вид, что внимательно за всеми наблюдает, думал совсем не о том. Мысли его занимала одна из чернавок, что прислуживала за завтраком. Лицо у нее хоть и было смутно знакомо, но княжич точно был уверен, что раньше в тереме ее не видел. Значит, новенькая. Вот только руки у нее были холеные, сразу видно, что к черной работе непривычны. Надо бы не забыть расспросить матушку. Как знать, может, это одна из тех напророченных.
Но это попозже. А пока же неплохо бы познакомиться поближе с южной гостьей.
– Как же в тереме душно, – посетовал княжич. – Прогуляться бы. Многоуважаемая Хания, не составишь ли мне компанию? Сад в это время года прекрасен.
Так они чинно и молча гуляли, пока Алан не нашел удачное место, где они все еще были бы на виду, но подслушать их никто не мог.
– Я знаю, что ты не дочь султана, – начал он, пристально глядя на девушку. – Так кто же ты?
На прекрасном лице отразились смятение и возмущение в равной степени.
– Мой приезд сюда был неподобающе обставлен, – едва заметно кивнула Хания, потупившись. – Сомнения понятны, ведь я ничего не могу предоставить, кроме своего слова.
– Дело не в этом, – отмахнулся Алан. – Знаешь, у нас как-то гостил один падишах. Поневоле. Одна из трех его жен заболела, когда они ехали на север. Мне пришлось развлекать оставшихся и дочь в придачу, пока отец спаивал падишаха, склоняя его к заключению одной сделки.
– Это же неприлично, – ахнула девушка. – Чтобы их сопровождал посторонний мужчина, даже не евнух.
– Ты же не боишься гулять со мной.
– Мне пришлось путешествовать в компании дружинников, – скорбно поджала губы девушка. – Едва ли моей репутации может что-то повредить еще сильнее.
– Так вот, – не дал сбить себя с толку княжич. – Я достаточно на них насмотрелся за то время. Как и на прочих высокородных девиц. Их всех объединяет одно. Воспитание, основанное на чувстве превосходства. Им с младенчества это внушают. И теперь это сквозит в каждом их жесте, каждом слове, их видении мира. У меня есть знакомая княгиня. Ее учили в странном ключе, и она куда ближе к народу, но все же это есть и в ней. Не знаю, как это выразить. Может, право на повеление. Даже в тех женах падишаха, хотя у них не было практически никакой власти, это было, а в тебе нет. Ты талантливо копируешь внешнее, но не смогла ухватить внутреннее.
– А ты, выходит, в столь малый срок сумел распознать во мне обманщицу? – Глаз Хания так и не подняла, на лице кротость и смирение.
– Меня учили подмечать мелочи, – пожал плечами княжич, решив не уточнять, что перенял он это у советника из соседнего княжества Велимира.
– Чтобы я ни сказала в свою защиту, у меня все равно будет только мое слово. А ты уже все для себя решил. – Девушка печально покачала головой.
– Довольно игры, – поморщился Алан. – Я не собираюсь тебя гнать или обличать, если за твоей душой нет греха и ты честно мне расскажешь, кто ты.
– Какая щедрость. С чего бы? – полюбытствовала Хания.
– Сначала расскажи о себе правду, а потом видно будет.
Она испытующе посмотрела на него. Алан не торопил, понимая, какой непростой у нее сейчас выбор. Если признается, то назад дороги не будет, и ей придется положиться на его милость. С другой, он и так мог обвинить ее в притворстве, и ее в лучшем случае заключат в комнату в тереме, в худшем – в темницу. Смотря, в какой степени к княжичу прислушается его отец.
– Я путешествую, называясь дочерью султана, потому что так безопаснее, – наконец, призналась девушка. – В свое время я достаточно прослужила в гареме и научилась всему, чему учили там девочек. Конечно, тайно. Мне казалось до сих пор, что науку я усвоила получше тех неумех.
– А сюда приехала на смотрины? Тоже замуж хочешь?
– Уж точно не за тебя, – усмехнулась Хания. – Не то чтобы ты чем-то плох. Да только прежде чем дать дозволение на брак, твой отец слал бы за гонцом гонца к султану Сулейману, пока не получил бы ответ. А потом, обозленный обманом, попросту бы меня казнил, чтобы другим неповадно было. Я такой судьбы не хочу.
– А какую хочешь? Если выбирать могла вольно?
– Сколько себя помню, я всегда хотела подняться из черни. Все для этого делала. Ну почти. А еще петь. И учить пению. Да только это никак не совместить.
– Разве не только через замужество можно?
– Чтобы муж мной помыкал? Слишком уж своевольна я стала за время странствий. Так что был у меня другой план. Где бы я ни гостила, мужчины, плененные моим пением, всегда дарили драгоценности. Так что я хотела накопить побольше, да и осесть где-нибудь, назвавшись вдовой. До сих пор мне удавалось всех провести, кроме тебя, откуда я происхожу.
– Почему же был? – уточнил Алан.
– Потому что разбойники все отняли, – помрачнела девушка. – Даже от монет, зашитых в жилетку, пришлось избавиться, чтобы не пойти ко дну.
Княжич смотрел на расстроенную красавицу и думал о том, как же горько ей было расставаться с таким трудом добытым добром. Не то чтобы он одобрял ее действия, однако ж для Хании это были не просто драгоценности, а путь к мечте, который теперь придется начинать заново.
– Будь моей гостьей, – улыбнулся он ей. – Только, чур, вести себя хорошо.
– Может ли быть иначе? – скромно спросила девушка, возвращаясь к роли дочери султана. И только лукавые глаза выдавали ее.
***
Обед отличался от завтрака только блюдами. А так те же самые люди вели те же самые разговоры за тем же столом. Но княжичу не было скучно. Он исподволь наблюдал за чернавкой, чьи руки никак не соответствовали ее работе. Та прятала глаза и старалась держаться подальше и только к концу трапезы, не иначе как расхрабрившись, налила ему питья. А после выскользнула из залы. Да так и не вернулась.
С матушкой увидеться Алан так и не смог. Девицы, раздосадованные тем, что он звал Ханию в сад, утроили усилия по его завоеванию. Так что под вечер ему казалось, что его тошнит от всего этого. А потом оказалось, что не казалось. Алан не вылезал из уборной, к тошноте прибавились и другие малоприятные симптомы. В терем немедля вызвали самых сведущих травников да целителей.
К тому моменту как они пришли, княжича, с трудом остающегося в сознании, уложили в кровать. Состояние его стремительно ухудшалось. И последующие события он мало помнил. Только чьи-то ласковые руки, нежный голос да голубые, словно летнее небо, глаза.
Проснулся Алан глубокой ночью. Луна, как раз заглядывающая в окно, прекрасно все освещала. И нянюшку, спавшую в кресле подле его кровати, и черноволосую девушку, сидевшую на оной.
– Твоих рук дело? – просипел княжич и закашлялся.
Хания легко поднялась и подошла к столику, на котором стояли кувшин с кубком. Однако налитое девушке отчего-то не понравилось. Она сначала принюхалась, а потом макнула палец в кубок и попробовала содержимое.
– Это ж скольким ты дорогу перебежал, уважаемый? – тихо, но с отчетливым возмущением спросила она. – Не яд, так приворотное.
И со стуком обратно кубок поставила. Нянюшка всхрапнула и устроилась поудобнее. Да полноте, могла ли добрая женщина, не раз выхаживавшая его в детстве, так беспечно уснуть, когда ее воспитанник едва ли не на смертном одре? Вывод напрашивался пренеприятный. Алан настороженно смотрел, как фальшивая принцесса возвращается и снова садится на кровать.
– Прости, но воды нет. А эту гадость пить не рекомендую, если не хочешь себя потерять.
– Яд – твоих рук дело? – снова спросил княжич, даже не надеясь на честный ответ. Но, может, у его дверей кого поставили, чтобы в случае чего лекаря кликнул? Жаль, голос слаб.
