Вера Петровна судорожно вгоняла воздух в окостеневшие от ужаса лёгкие. Сознание сопротивлялось правде, психика уговаривала спрятать видение поглубже, а лучше просто стереть из памяти кадры из новостной ленты...
Значит, это уже пятый случай только в Химках. И это не совпадение, как бы не пытались классифицировать инциденты.
Она вспомнила самый первый – два месяца назад. Обычный вызов: мальчик шести лет, Федя Ерёмин, высокая температура, подозрение на ОРВИ. Адрес был ближе всех по её участку, и педиатр Дементьева направилась именно туда.
Дверь открыла молодая мать, в золотистых кудряшках и домашнем изящном платье, презрительно прищурилась, попросила надеть бахилы и не разуваться.
– Мы вообще-то вас с утра ждём, доктор! Я уже хотела скорую вызывать. У Феди температура не падает, я и вчера и сегодня сбивала!.
Вихрастый мальчишка действительно горел, но горло чистое, в лёгких хрипов нет, сердцебиение в норме, лимфоузлы не увеличены.
– Как же ты заболел, котик? – Вера Петровна ощупывала желёзки.
Маленький пациент равнодушно смотрел на неё блестящими от лихорадки голубыми глазами. Белки в красных прожилках, сосудики полопались, неприятное зрелище. Дементьева мельком проверила: следов травм или насилия нет, ни синяков, ни ссадин. Горячая кожа гладкая и нежная.
– Мы на выходных в Москву ездили, может быть Федя в парке на каруселях что-то подхватил, они же там не обрабатывают ничего! Или на площадке, туда ведь кого только не приводят, с соплями до пояса! – озабоченно качала головой Ерёмина.
– Тошнота, рвота? – сомневалась Вера Петровна, признаков обезвоживания не наблюдается, вряд ли отравление.
– Нет, мы вчера кушали хорошо, и ужинали с добавкой.
– Лес посещал? От клещевого энцефалита прививали? – терпеливо спрашивала Дементьева.
– Нет, мы прививки не ставим, у нас медотводы были, – поджала губы мать.
Вера Петровна тихо вздохнула. Симптомов боррелиоза нет, на пневмонию тоже не похоже. Педиатр оставила стандартный набор рекомендаций для лечения ОРВИ, настоятельно просила Ерёмину вызвать скорую, если температуру не удастся сбить, и ни в коем случае не отказываться от госпитализации.
– Доктор, а может быть... – уже на пороге остановила неуверенным вопросом молодая мать. – Может быть такая реакция на стресс из-за сильного потрясения?
Дементьева замерла.
«Вечно они так! Нет, чтоб полную картину для анамнеза!» – с тоской подумала она.
– А что случилось с Федей?
– Неделю назад мы в «Дубках» гуляли, ходили уточек кормить и белочек смотреть, – прижала руки к груди Ерёмина. – И Федя в прудик упал. Там маленький пруд такой, мелкий, недалеко от храма, как войти. Мы хотели сфотографироваться, а он не слушался и упал в воду. Испугался, конечно же, хоть и мелко, там мужчина был, помог спасти.
– Да, может быть запоздалая реакция на стресс. Проблемы со сном были?
– Нет, мы хорошо спим днём, и вечером вовремя укладываю его.
– Наблюдайте, поправляйтесь, – привычно кивнула педиатр.
До восьми вечера Вера Петровна посетила ещё пятерых маленьких пациентов. Приползла домой и сбросила разношенные туфли с отёкших ног. Единственный радостный момент за весь день!
В пустой квартире никто не ждал. Отца своего она не знала, а мать схоронила почти семь лет назад. Приняв душ, она сидела на кухне с чаем и сдобным вишнёвым рулетом. Не первый раз с вялым негодованием возвращалась к мысли, что её нагружают работой больше, чем остальных, потому, что она незамужняя и без детей. У неё даже кота нет, так мало времени Вера проводила дома.
А спустя ещё несколько дней вечером она стояла в очереди в «Пятёрочке», головная боль отупляла и прибивала к земле. Но тут из белого шума разговора двух других женщин вырвалась знакомая фамилия.
– Так Ерёмина в разводе была, Федьку теперь или бабка, мать Светкина, или отец забрать должны. А нет, так в приют пойдёт. Жалко мальчишку, маленький ещё! – причитала тучная дама, делясь с соседкой.
– Извините, а что с ней случилось? – чуть наклонилась к ним Вера Петровна. Женщины с удивлением оглянулись на неё, и Вера поспешно поправила: – Я Федю лечила, он к нашей поликлинике прикреплён.
– А вы не слышали? Нашли мёртвой в квартире! Федя в гостях у соседей был, домой его привели, а Светка башкой в духовке, газ пустила. Квартиру вскрывали, аварийка была! Ужас! Молодая ведь ещё! – женщины скорбно качали головами.
Дементьева тогда шла домой в смешанных чувствах. Вот как так: только ты человека видела, разговаривала, а раз – и он труп! Вот жизнь-то! Жалко Феденьку.
Второй к ней на приём привели девочку. Ребёнок зашёл в кабинет за руку с мамой, неубедительно переставляя заплетающиеся ноги. Даше Лысенко температуру сбили, но вот заторможенность и приступы лихорадки периодически возникали.
Вера Петровна увидела красные от паутины рваных сосудов глаза и вспомнила Федю Ерёмина. Внутри что-то настороженно царапнуло. Она обратилась к маме, статной женщине с тёмно-каштановыми волосами.
– В пруд на прогулке не падали?
Та посмотрела на педиатра, как на сумасшедшую, метнула беспокойный взгляд к медсестре, занятой заполнением карт.
– Нет, вы что, доктор! Какой пруд?
– Недавно мальчик один в «Дубках» в воду упал, потом на стрессе похожее состояние наблюдалось. Тоже с температурой.
– В «Дубках» мы гуляем часто, и по воскресеньям после службы в храме обязательно. Но неужели вы думаете, что я бы не заметила, как ребёнок утонул! – возмущённо выдохнула Лысенко.
Вера Петровна смотрела на восьмилетнюю Дашу. Девочка медленно моргнула, и равнодушное лихорадочное стекло стало живым и заинтересованным. На бледных щеках появились лукавые ямочки, и Даша улыбнулась. Так же неторопливо розовые губки приоткрыли на три секунды ряд крупных треугольных зазубренных по краям резцов и клыков...
Дементьева вздрогнула и зажмурилась на мгновение. Нет, показалось. Ребёнок сидел, сгорбившись, спокойно и устало глядя на поцарапанный ростомер с фанерным жирафом.
– Даша, открой ротик, пожалуйста. Покажи горлышко, котик, – Вера Петровна похолодевшими пальцами разорвала упаковку деревянного шпателя.
Молочные мелкие зубки, два резца выпали, на их месте прорезались постоянные, кривя и так неровный заборчик. Чистое горло, язык без налёта.
Дементьева написала направление на анализы, чтобы прояснить клиническую картину. Ребёнок цел и невредим, а ведёт себя как макаронина недоваренная. Нельзя исключать отравление, ведь она могла попробовать что-то из маминых лекарств, например. Но эта улыбка... Вера с большим трудом убедила себя, что ей померещилось. Усталость и головная боль, сверлящая виски, не могли не сказаться на восприятии. На повторный приём через десять дней Лысенко не явились.
Вера Петровна собиралась домой, складывала сумку в конце дня, когда зашла Кузнецова из регистратуры, нахмуренная и сосредоточенная. Безо всяких предисловий стала беспардонно рыться на столе.
– Привет! Ищешь чего? – задавив неприязнь, спросила Вера.
«Ну почему никто никогда не спрашивает разрешения! Как будто бы я пустое место!», – с тоской подумала она.
– Да. У тебя последний раз Лысенко была. Внизу карты нет, значит тут завалялась. Опека документы запросила.
– Опека?
– Да. Ребёнка в реабилитационный центр направили, – бросив безрезультатные поиски, Кузнецова подняла на Веру чёрные глаза и сокрушённо вздохнула. – Прикинь, мать у неё под машину бросилась, прямо среди белого дня! С детской площадки выбежала, и под грузовик! Жесть! На глазах у детей всё! Девочка до ночи в полиции сидела, ни слова не произнесла, отец приехал, забрал. А утром – сам из окна с одиннадцатого этажа! Ужас, что делается!
Дементьева выронила сумку, по столу, звякнув, раскатились несколько монеток, ручки, блокнот, зеркальце, косметика и ключи. Коллега не нашла карту и, махнув рукой, пошла искать в соседнем кабинете.
Вера, пошатнувшись, тяжело опустилась на стул, машинально стала собирать в сумочку вещи.
«Что ж это! Мамочки!», – мысли колотились в голове, путаясь в комок колючей проволоки.
Дома полежала в ванне, согрелась, но окончательно расслабиться не получилось. Вера Петровна уселась перед ноутбуком, чувствуя, как от вымытых волос холодит сырое пятно на спине халата. Пальцы замерли над клавиатурой.
«Химки, самоубийства, новости», – настучала она, подумав.
Вовремя пришла мысль, что такие случаи всё же редко попадают в новостные сводки. И Дементьева зашла в местную группу Вконтакте, пролистала сообщения об уборке территорий, о петиции против очередной застройки, жалоба на магазин, объявление о распродаже, гневную тираду о подростках у подъезда. Вот, есть, нашла!
«Помогите, неравнодушные люди. Мою соседку-вдову вынули из петли, похороны в четверг. Осталось двое детей, семи и девяти лет, госпитализировали с высокой температурой. Опеку над ними оформила сестра покойного отца, знаю её лично, ответственная женщина. Помогите, кто сколько может, для поддержки сирот! Контакты и реквизиты для перевода...».
«Соседи! Жуткая история! Умер отец-одиночка! Сын с ним трое суток в квартире провёл, пока хватились. Ребёнка отправили на передержку в социально-реабилитационный центр. Будут искать родственников!».
Перед глазами поплыли рассыпавшиеся комментарии.
«...Говорят, на Парковой выбросилась из окна в состоянии алкогольного опьянения... Осталась дочь семи лет... Давно на учёте состояли, а никто и не следил...».
Не очень чёткое короткое видео с чьего-то телефона. Толпа всполошившихся людей у подъезда. Девочка держит в руках старую мягкую игрушку. Колготки пузырятся на коленках, кофта криво застёгнута не на те пуговицы, платье на вырост. Её мать на асфальте не видно за ногами и спинами очевидцев и зевак. Подрагивающая камера приближает лицо девочки. Она спокойна, удивлена вниманием, прячет лицо в ободранного не то зайца, не то медведя.
Вера Петровна поняла, что не дышит, тупые свёрла боли врезались в затылок, в ушах зазвенело. Едва коснувшись мышки, она включила видеозапись с начала, вглядывалась, не веря себе. И чуть не раздавив кнопку, остановила ролик буквально на последних кадрах.
Девочка улыбнулась. Тот же оскал крупных недетских зубов. Зазубренных краёв, конечно не видно. Но Вера знала, что они есть. Даша Лысенко показала их тогда.
...Итак, пять случаев. Дементьева долго переводила дыхание. Сознание сопротивлялось, психика уговаривала спрятать видение поглубже, стереть из памяти. Почти не спала ночь, крутилась, вставала включить везде свет, попить воды. Странные необъяснимые смерти не шли из головы.
«Да ты просто устала, выгорела, потому что без отпуска пашешь, вот чуть-чуть и того...! А если нет? Если я права, и они как-то связаны? Заявить, сообщить? Ага, приходишь, такая, в полицию, и говоришь, мол, я знаю, я раскрыла мировой заговор, одержимые дети избавляются от родителей! Угадай с одного раза, куда тебя повезут добрые люди санитары?».
Вера посмотрела на своё отражение в зеркале в ванной: под глазами тени, волосы тусклые и всклокоченные, лицо сухое и бледное. Неудивительно, что одна и никому не нужна, и на поехавшую очень похожа.
Проснулась с тяжёлой и больной головой. Выходной, выспаться бы. Но Дементьева не умела отдыхать и жить для себя. Впряглась, зашла к двум пожилым соседкам, спросила, что нужно в магазине и аптеке. Взяла с собой сумку на колёсиках и пошаркала к универсаму.
На свежем воздухе показалось, что свёрла, застрявшие в костях черепа, на несколько минут остановились. Вера Петровна с наслаждением дышала. Погуляла по пустому магазину, а когда шла обратно, присела в соседнем дворе в тенёчке. Смотрела на детскую площадку из ярких модулей, их таких в прошлом году администрация много построила. На улицу с писком выкатились трое детей, следом из подъезда две мамашки-болтушки с колясками. Дементьева устало прикрыла глаза, под веками поплыли цветные пульсирующие пятна.
– Дети – маленькие монстры! – прозвучало рядом.
Вера Петровна вздрогнула от неожиданности, оглянулась. На краешке скамьи присела растрёпанная девушка в серой безразмерной футболке и чёрных широких джинсах. Она открыла банку пива, с шипением отвернув кольцо.
– Извините, вы что-то сказали? – откашлялась Вера Петровна.
– Я сказала, что дети – монстры, злобные карлики! Только бесят и выводят! – сердито ответила девушка и с наслаждением отхлебнула из банки. – Вы что, не в курсе, бабуля?
«Дожилась, так тебе и надо, теперь ты «бабуля» в сорок шесть лет. А ей не рановато ли для пивасика. Небось ещё не завтракала. И что у них за мода такая дурацкая – в мешках ходят, и не разберёшь сразу, мальчик или девочка? И чего «монстры», ничего не монстры. Ага. А Лысенку вспомни – мороз по коже! Да, ничего не было, ты просто устала и срываешься на бедное дитё!».
– Ну, зачем ты так на малышей...? – примирительно начала она.
Но девушка только махнула рукой, из банки на асфальт плеснул шматок пены.
– Ой, не затирайте мне про этих ангелочков, бабуль! – зло скривилась она. – У матери, вон, шесть человек после меня и все – черти сплошные!
«Вот, сразу всё понятно: не долюбили, не додали, теперь зла на весь мир, поэтому пьёт и гуляет! Вместо веселья и беззаботной юности – вечные пелёнки, ор, крики и сопли младших. Бедная девочка!».
– Ты у мамы была за няньку, это не справедливо, но ведь старшие должны помогать, и...
– Я вас умоляю! – девушка глотнула пива. – Она шляется, а я её выводок пасти должна, прям предел мечтаний. Хоть бы они её сожрали что ли!
– Что? – горло сжалось, перекрыв кислород, а между рёбер стрельнула невралгия.
– Это мне подружка рассказывала...
Девушка замолчала, с сомнением покосилась на Веру, вздохнула и снова приложилась к банке.
– У неё парень в полиции на Левом берегу. В бараке нашли бабу обглоданную. Четверо детей было, пропали куда-то. Думают на собак или собутыльников. Там шалман был, нарики тусовались. А я думаю, её дети сгрызли.
– Да ты понимаешь, что говоришь? – Вера почувствовала, как по голове и спине рассыпались колючие ледяные мурашки паники.
– Так ведь не от хорошей жизни, – зло усмехнувшись, девушка ещё выпила.
– Пить надо меньше! – фыркнула Дементьева, вцепилась в свою сумку, встала, опираясь на тележку.
– Да пошла ты, – буркнула девица.
Вера Петровна, спотыкаясь, быстро пошагала к своему дому.
«Нет, невозможно! Ужас!», – колотились в голове мысли.
Она занесла продукты соседкам. Взялась готовить обед, да всё из рук валилось.
«Да чего кашеварить-то? Чтоб опять всю неделю на работе из коробочки обед ковырять? Не хочу!».
В голову впились раскалённые спицы. Вера сердито бросила тарелку и половник в раковину. Испугалась резкого звука, замерла в вечном ожидании «Сейчас придут и будут ругаться!». Мама всю жизнь так говорила, боялась всего и всех.
Дементьева прошла в прихожую, машинально провела расчёской по волосам перед зеркалом. Немолодая, некрасивая женщина смотрела на неё из отражения, выпучив обезумевшие глаза.
Эти малыши – совсем не малыши, вот и всё! Ими что-то управляет, болезнь ли, демоны, не важно. Главное – не думать, что это дети.
«Я докажу, что это не дети, люди должны с ними бороться!».
Вера Петровна спокойно улыбнулась этой идее. Да, уже больше двадцати пяти лет она работала с детьми. В трёх разных поликлиниках. Она-то знала, как с ними обращаться.
От звонка в дверь Вера подскочила на месте. На лестнице послышался детский смех и громкий топот по ступенькам. Она схватилась за грудь, пытаясь утихомирить колотящееся от испуга сердце.
Значит, это уже пятый случай только в Химках. И это не совпадение, как бы не пытались классифицировать инциденты.
Она вспомнила самый первый – два месяца назад. Обычный вызов: мальчик шести лет, Федя Ерёмин, высокая температура, подозрение на ОРВИ. Адрес был ближе всех по её участку, и педиатр Дементьева направилась именно туда.
Дверь открыла молодая мать, в золотистых кудряшках и домашнем изящном платье, презрительно прищурилась, попросила надеть бахилы и не разуваться.
– Мы вообще-то вас с утра ждём, доктор! Я уже хотела скорую вызывать. У Феди температура не падает, я и вчера и сегодня сбивала!.
Вихрастый мальчишка действительно горел, но горло чистое, в лёгких хрипов нет, сердцебиение в норме, лимфоузлы не увеличены.
– Как же ты заболел, котик? – Вера Петровна ощупывала желёзки.
Маленький пациент равнодушно смотрел на неё блестящими от лихорадки голубыми глазами. Белки в красных прожилках, сосудики полопались, неприятное зрелище. Дементьева мельком проверила: следов травм или насилия нет, ни синяков, ни ссадин. Горячая кожа гладкая и нежная.
– Мы на выходных в Москву ездили, может быть Федя в парке на каруселях что-то подхватил, они же там не обрабатывают ничего! Или на площадке, туда ведь кого только не приводят, с соплями до пояса! – озабоченно качала головой Ерёмина.
– Тошнота, рвота? – сомневалась Вера Петровна, признаков обезвоживания не наблюдается, вряд ли отравление.
– Нет, мы вчера кушали хорошо, и ужинали с добавкой.
– Лес посещал? От клещевого энцефалита прививали? – терпеливо спрашивала Дементьева.
– Нет, мы прививки не ставим, у нас медотводы были, – поджала губы мать.
Вера Петровна тихо вздохнула. Симптомов боррелиоза нет, на пневмонию тоже не похоже. Педиатр оставила стандартный набор рекомендаций для лечения ОРВИ, настоятельно просила Ерёмину вызвать скорую, если температуру не удастся сбить, и ни в коем случае не отказываться от госпитализации.
– Доктор, а может быть... – уже на пороге остановила неуверенным вопросом молодая мать. – Может быть такая реакция на стресс из-за сильного потрясения?
Дементьева замерла.
«Вечно они так! Нет, чтоб полную картину для анамнеза!» – с тоской подумала она.
– А что случилось с Федей?
– Неделю назад мы в «Дубках» гуляли, ходили уточек кормить и белочек смотреть, – прижала руки к груди Ерёмина. – И Федя в прудик упал. Там маленький пруд такой, мелкий, недалеко от храма, как войти. Мы хотели сфотографироваться, а он не слушался и упал в воду. Испугался, конечно же, хоть и мелко, там мужчина был, помог спасти.
– Да, может быть запоздалая реакция на стресс. Проблемы со сном были?
– Нет, мы хорошо спим днём, и вечером вовремя укладываю его.
– Наблюдайте, поправляйтесь, – привычно кивнула педиатр.
До восьми вечера Вера Петровна посетила ещё пятерых маленьких пациентов. Приползла домой и сбросила разношенные туфли с отёкших ног. Единственный радостный момент за весь день!
В пустой квартире никто не ждал. Отца своего она не знала, а мать схоронила почти семь лет назад. Приняв душ, она сидела на кухне с чаем и сдобным вишнёвым рулетом. Не первый раз с вялым негодованием возвращалась к мысли, что её нагружают работой больше, чем остальных, потому, что она незамужняя и без детей. У неё даже кота нет, так мало времени Вера проводила дома.
А спустя ещё несколько дней вечером она стояла в очереди в «Пятёрочке», головная боль отупляла и прибивала к земле. Но тут из белого шума разговора двух других женщин вырвалась знакомая фамилия.
– Так Ерёмина в разводе была, Федьку теперь или бабка, мать Светкина, или отец забрать должны. А нет, так в приют пойдёт. Жалко мальчишку, маленький ещё! – причитала тучная дама, делясь с соседкой.
– Извините, а что с ней случилось? – чуть наклонилась к ним Вера Петровна. Женщины с удивлением оглянулись на неё, и Вера поспешно поправила: – Я Федю лечила, он к нашей поликлинике прикреплён.
– А вы не слышали? Нашли мёртвой в квартире! Федя в гостях у соседей был, домой его привели, а Светка башкой в духовке, газ пустила. Квартиру вскрывали, аварийка была! Ужас! Молодая ведь ещё! – женщины скорбно качали головами.
Дементьева тогда шла домой в смешанных чувствах. Вот как так: только ты человека видела, разговаривала, а раз – и он труп! Вот жизнь-то! Жалко Феденьку.
Второй к ней на приём привели девочку. Ребёнок зашёл в кабинет за руку с мамой, неубедительно переставляя заплетающиеся ноги. Даше Лысенко температуру сбили, но вот заторможенность и приступы лихорадки периодически возникали.
Вера Петровна увидела красные от паутины рваных сосудов глаза и вспомнила Федю Ерёмина. Внутри что-то настороженно царапнуло. Она обратилась к маме, статной женщине с тёмно-каштановыми волосами.
– В пруд на прогулке не падали?
Та посмотрела на педиатра, как на сумасшедшую, метнула беспокойный взгляд к медсестре, занятой заполнением карт.
– Нет, вы что, доктор! Какой пруд?
– Недавно мальчик один в «Дубках» в воду упал, потом на стрессе похожее состояние наблюдалось. Тоже с температурой.
– В «Дубках» мы гуляем часто, и по воскресеньям после службы в храме обязательно. Но неужели вы думаете, что я бы не заметила, как ребёнок утонул! – возмущённо выдохнула Лысенко.
Вера Петровна смотрела на восьмилетнюю Дашу. Девочка медленно моргнула, и равнодушное лихорадочное стекло стало живым и заинтересованным. На бледных щеках появились лукавые ямочки, и Даша улыбнулась. Так же неторопливо розовые губки приоткрыли на три секунды ряд крупных треугольных зазубренных по краям резцов и клыков...
Дементьева вздрогнула и зажмурилась на мгновение. Нет, показалось. Ребёнок сидел, сгорбившись, спокойно и устало глядя на поцарапанный ростомер с фанерным жирафом.
– Даша, открой ротик, пожалуйста. Покажи горлышко, котик, – Вера Петровна похолодевшими пальцами разорвала упаковку деревянного шпателя.
Молочные мелкие зубки, два резца выпали, на их месте прорезались постоянные, кривя и так неровный заборчик. Чистое горло, язык без налёта.
Дементьева написала направление на анализы, чтобы прояснить клиническую картину. Ребёнок цел и невредим, а ведёт себя как макаронина недоваренная. Нельзя исключать отравление, ведь она могла попробовать что-то из маминых лекарств, например. Но эта улыбка... Вера с большим трудом убедила себя, что ей померещилось. Усталость и головная боль, сверлящая виски, не могли не сказаться на восприятии. На повторный приём через десять дней Лысенко не явились.
Вера Петровна собиралась домой, складывала сумку в конце дня, когда зашла Кузнецова из регистратуры, нахмуренная и сосредоточенная. Безо всяких предисловий стала беспардонно рыться на столе.
– Привет! Ищешь чего? – задавив неприязнь, спросила Вера.
«Ну почему никто никогда не спрашивает разрешения! Как будто бы я пустое место!», – с тоской подумала она.
– Да. У тебя последний раз Лысенко была. Внизу карты нет, значит тут завалялась. Опека документы запросила.
– Опека?
– Да. Ребёнка в реабилитационный центр направили, – бросив безрезультатные поиски, Кузнецова подняла на Веру чёрные глаза и сокрушённо вздохнула. – Прикинь, мать у неё под машину бросилась, прямо среди белого дня! С детской площадки выбежала, и под грузовик! Жесть! На глазах у детей всё! Девочка до ночи в полиции сидела, ни слова не произнесла, отец приехал, забрал. А утром – сам из окна с одиннадцатого этажа! Ужас, что делается!
Дементьева выронила сумку, по столу, звякнув, раскатились несколько монеток, ручки, блокнот, зеркальце, косметика и ключи. Коллега не нашла карту и, махнув рукой, пошла искать в соседнем кабинете.
Вера, пошатнувшись, тяжело опустилась на стул, машинально стала собирать в сумочку вещи.
«Что ж это! Мамочки!», – мысли колотились в голове, путаясь в комок колючей проволоки.
Дома полежала в ванне, согрелась, но окончательно расслабиться не получилось. Вера Петровна уселась перед ноутбуком, чувствуя, как от вымытых волос холодит сырое пятно на спине халата. Пальцы замерли над клавиатурой.
«Химки, самоубийства, новости», – настучала она, подумав.
Вовремя пришла мысль, что такие случаи всё же редко попадают в новостные сводки. И Дементьева зашла в местную группу Вконтакте, пролистала сообщения об уборке территорий, о петиции против очередной застройки, жалоба на магазин, объявление о распродаже, гневную тираду о подростках у подъезда. Вот, есть, нашла!
«Помогите, неравнодушные люди. Мою соседку-вдову вынули из петли, похороны в четверг. Осталось двое детей, семи и девяти лет, госпитализировали с высокой температурой. Опеку над ними оформила сестра покойного отца, знаю её лично, ответственная женщина. Помогите, кто сколько может, для поддержки сирот! Контакты и реквизиты для перевода...».
«Соседи! Жуткая история! Умер отец-одиночка! Сын с ним трое суток в квартире провёл, пока хватились. Ребёнка отправили на передержку в социально-реабилитационный центр. Будут искать родственников!».
Перед глазами поплыли рассыпавшиеся комментарии.
«...Говорят, на Парковой выбросилась из окна в состоянии алкогольного опьянения... Осталась дочь семи лет... Давно на учёте состояли, а никто и не следил...».
Не очень чёткое короткое видео с чьего-то телефона. Толпа всполошившихся людей у подъезда. Девочка держит в руках старую мягкую игрушку. Колготки пузырятся на коленках, кофта криво застёгнута не на те пуговицы, платье на вырост. Её мать на асфальте не видно за ногами и спинами очевидцев и зевак. Подрагивающая камера приближает лицо девочки. Она спокойна, удивлена вниманием, прячет лицо в ободранного не то зайца, не то медведя.
Вера Петровна поняла, что не дышит, тупые свёрла боли врезались в затылок, в ушах зазвенело. Едва коснувшись мышки, она включила видеозапись с начала, вглядывалась, не веря себе. И чуть не раздавив кнопку, остановила ролик буквально на последних кадрах.
Девочка улыбнулась. Тот же оскал крупных недетских зубов. Зазубренных краёв, конечно не видно. Но Вера знала, что они есть. Даша Лысенко показала их тогда.
...Итак, пять случаев. Дементьева долго переводила дыхание. Сознание сопротивлялось, психика уговаривала спрятать видение поглубже, стереть из памяти. Почти не спала ночь, крутилась, вставала включить везде свет, попить воды. Странные необъяснимые смерти не шли из головы.
«Да ты просто устала, выгорела, потому что без отпуска пашешь, вот чуть-чуть и того...! А если нет? Если я права, и они как-то связаны? Заявить, сообщить? Ага, приходишь, такая, в полицию, и говоришь, мол, я знаю, я раскрыла мировой заговор, одержимые дети избавляются от родителей! Угадай с одного раза, куда тебя повезут добрые люди санитары?».
Вера посмотрела на своё отражение в зеркале в ванной: под глазами тени, волосы тусклые и всклокоченные, лицо сухое и бледное. Неудивительно, что одна и никому не нужна, и на поехавшую очень похожа.
Проснулась с тяжёлой и больной головой. Выходной, выспаться бы. Но Дементьева не умела отдыхать и жить для себя. Впряглась, зашла к двум пожилым соседкам, спросила, что нужно в магазине и аптеке. Взяла с собой сумку на колёсиках и пошаркала к универсаму.
На свежем воздухе показалось, что свёрла, застрявшие в костях черепа, на несколько минут остановились. Вера Петровна с наслаждением дышала. Погуляла по пустому магазину, а когда шла обратно, присела в соседнем дворе в тенёчке. Смотрела на детскую площадку из ярких модулей, их таких в прошлом году администрация много построила. На улицу с писком выкатились трое детей, следом из подъезда две мамашки-болтушки с колясками. Дементьева устало прикрыла глаза, под веками поплыли цветные пульсирующие пятна.
– Дети – маленькие монстры! – прозвучало рядом.
Вера Петровна вздрогнула от неожиданности, оглянулась. На краешке скамьи присела растрёпанная девушка в серой безразмерной футболке и чёрных широких джинсах. Она открыла банку пива, с шипением отвернув кольцо.
– Извините, вы что-то сказали? – откашлялась Вера Петровна.
– Я сказала, что дети – монстры, злобные карлики! Только бесят и выводят! – сердито ответила девушка и с наслаждением отхлебнула из банки. – Вы что, не в курсе, бабуля?
«Дожилась, так тебе и надо, теперь ты «бабуля» в сорок шесть лет. А ей не рановато ли для пивасика. Небось ещё не завтракала. И что у них за мода такая дурацкая – в мешках ходят, и не разберёшь сразу, мальчик или девочка? И чего «монстры», ничего не монстры. Ага. А Лысенку вспомни – мороз по коже! Да, ничего не было, ты просто устала и срываешься на бедное дитё!».
– Ну, зачем ты так на малышей...? – примирительно начала она.
Но девушка только махнула рукой, из банки на асфальт плеснул шматок пены.
– Ой, не затирайте мне про этих ангелочков, бабуль! – зло скривилась она. – У матери, вон, шесть человек после меня и все – черти сплошные!
«Вот, сразу всё понятно: не долюбили, не додали, теперь зла на весь мир, поэтому пьёт и гуляет! Вместо веселья и беззаботной юности – вечные пелёнки, ор, крики и сопли младших. Бедная девочка!».
– Ты у мамы была за няньку, это не справедливо, но ведь старшие должны помогать, и...
– Я вас умоляю! – девушка глотнула пива. – Она шляется, а я её выводок пасти должна, прям предел мечтаний. Хоть бы они её сожрали что ли!
– Что? – горло сжалось, перекрыв кислород, а между рёбер стрельнула невралгия.
– Это мне подружка рассказывала...
Девушка замолчала, с сомнением покосилась на Веру, вздохнула и снова приложилась к банке.
– У неё парень в полиции на Левом берегу. В бараке нашли бабу обглоданную. Четверо детей было, пропали куда-то. Думают на собак или собутыльников. Там шалман был, нарики тусовались. А я думаю, её дети сгрызли.
– Да ты понимаешь, что говоришь? – Вера почувствовала, как по голове и спине рассыпались колючие ледяные мурашки паники.
– Так ведь не от хорошей жизни, – зло усмехнувшись, девушка ещё выпила.
– Пить надо меньше! – фыркнула Дементьева, вцепилась в свою сумку, встала, опираясь на тележку.
– Да пошла ты, – буркнула девица.
Вера Петровна, спотыкаясь, быстро пошагала к своему дому.
«Нет, невозможно! Ужас!», – колотились в голове мысли.
Она занесла продукты соседкам. Взялась готовить обед, да всё из рук валилось.
«Да чего кашеварить-то? Чтоб опять всю неделю на работе из коробочки обед ковырять? Не хочу!».
В голову впились раскалённые спицы. Вера сердито бросила тарелку и половник в раковину. Испугалась резкого звука, замерла в вечном ожидании «Сейчас придут и будут ругаться!». Мама всю жизнь так говорила, боялась всего и всех.
Дементьева прошла в прихожую, машинально провела расчёской по волосам перед зеркалом. Немолодая, некрасивая женщина смотрела на неё из отражения, выпучив обезумевшие глаза.
Эти малыши – совсем не малыши, вот и всё! Ими что-то управляет, болезнь ли, демоны, не важно. Главное – не думать, что это дети.
«Я докажу, что это не дети, люди должны с ними бороться!».
Вера Петровна спокойно улыбнулась этой идее. Да, уже больше двадцати пяти лет она работала с детьми. В трёх разных поликлиниках. Она-то знала, как с ними обращаться.
От звонка в дверь Вера подскочила на месте. На лестнице послышался детский смех и громкий топот по ступенькам. Она схватилась за грудь, пытаясь утихомирить колотящееся от испуга сердце.
