Вздохнув, она обернулась и начала говорить, стараясь подмечать все детали. Ради папы.
– Ну, заброшенное полуразрушенное здание. Скорее всего раньше было каким-то комплексом.
– Почему ты так решила?
– Ну, по форме дыр в стенах. Они напоминают двери и окна.
– Это не аргумент, – Александра смотрела на Ингу, не отрываясь.
– Ну, ещё у дальней стены проёмы, напоминающие бывшие кабинки. Возможно, раздевалки, – Инга вздохнула.
– Хорошо. Дальше.
– Ну, кругом разбросаны шприцы, презервативы, обёртки от шоколада. – Она наклонилась и стала внимательно рассматривать землю. – Ну, какие-то клочки бумаги, окурки, шурупы.
– Гайки, – моментально поправила её Александра.
– Ну, гайки. Целлофановые пакеты, обломки бетона, куски засохшего дерева, кирпичная крошка.
Она поднялась с корточек и с вызовом посмотрела на детектива:
– Достаточно или я ещё не весь мусор перечислила?
– Что ещё ты видишь?
– О, Боже, – Инга закатила глаза с густо накрашенными ресницами. – Что я ещё вижу. Ну, граффити на левой стене. Уж извините, прочесть не могу. Не разбираюсь. Ну, порнографический рисунок. Ну, подтёки красной краски. Или крови?
– Это не кровь, – заметила Александра.
– Жаль. Хоть что-то интересное. Ну, две пивные бутылки у стены, ну, недоеденный бутерброд с чем-то белым.
– Это майонез.
– Ну... и всё, пожалуй.
– Уверена? – взгляд детектива пронизывал похлеще ледяного ветра.
Александра резко склонила голову набок. Её густые прямые волосы оттенка молочного шоколада каскадом легли на одну сторону. Инга не обратила на это никакого внимания и добавила:
– Ну, ещё жуткая грязь и дохлая мышь на входе.
– Крыса.
– Да какая разница?
Детектив нарочно повторила манипуляцию с волосами, но Инга уже смотрела на экран своего телефона, явно чего-то ожидая.
– Не прошла.
– Что? – Инга подняла глаза и с непониманием уставилась на Александру.
– Это был маленький экзамен, и ты его не прошла.
– Что? Как? Подождите! Это нечестно! Объясните в чём дело?
Детектив развернулась и двинулась по направлению к проёму, заменяющему дверь. Инга поспешила за ней:
– Что я должна была увидеть? Да подождите, Александра...
– Ты даже отчества моего не запомнила.
Детектив произнесла это без обиды, но Инга всё равно испытала лёгкий стыд. Они работали вместе уже неделю: не то чтобы работали, правильнее сказать она ходила за детективом хвостиком уже неделю. Но не запомнить отчество... Это было её самой большой ошибкой. Она уже решила, что не видать ей хорошей оценки, как неожиданно Александра обернулась и озарила вполне дружеской улыбкой:
– А ведь я тебе подсказывала. Дважды. Догадаешься в какой момент это было и, возможно, я забуду о твоей невнимательности.
Снова эти загадки. Уж лучше сразу провалиться на месте, но желательно всё-таки не на этом зловонном месте. Она чувствовала – это последний шанс и стала прокручивать в памяти всё, что только что было. Наконец, в голове зазвенел колокольчик. На лекциях по психологии это называли то ли инсейтом, то ли инсайтом.
Она улыбнулась и произнесла:
– Когда вы говорили о крысе, точно!
Александра стояла с непроницаемым выражением лица.
Неужели она промахнулась? Но ведь больше никаких подсказок не было. Зазвонил телефон, но Инга сбросила свою подругу. Теперь её внимание всецело принадлежало детективу:
– Так я угадала?
– К сожалению, нет, – Александра развернулась и последовала по направлению к дороге.
– Но какой правильный ответ? Скажите!
Детектив резко остановилась и так же резко обернулась:
– А это будет твоим домашним заданием.
– Понять где была подсказка?
– Именно.
– Но... – Инга не знала, что сказать: вот влипла, так влипла.
Уже на остановке она хмуро спросила:
– А можно хоть узнать, где лежал труп?
Александра подняла воротник пальто, в очередной раз жалея, что не надела шарф. Затем убрала упавшую прядь волос с лица и ответила:
– У проёма, заменявшего дверь. На входе.
Инга удивлённо подняла идеально нарисованные брови:
– Так там же была только крыса.
Губы детектива изогнулись в улыбке:
– А никто и не говорил, что труп человеческий.
«Возможно я и была чересчур строга, но девочка должна понимать, что ей предстоит. Как говорится «тяжело в учении, легко в бою», – с такими мыслями Александра поднималась в свою квартиру на четвёртом этаже.
Лифт, как назло, сломался и приходилось волочиться по грязной лестнице с обшарпанными перилами. Она мечтала, что когда-нибудь съедет отсюда и поселится в более благополучном доме. Эта девятиэтажка уже разваливалась. Капитальный ремонт не делали с 1980 года. Удивительно, как этот дом вообще продержался столько лет. Она пыталась достучаться до «Жилкомсервиса», но безуспешно и даже запугивание связями в полиции не привело ни к какому результату.
Александра дважды повернула ключ в замочной скважине и оказалась в маленькой прихожей. Выключатель уже неделю не работал, а ей всё некогда было обратиться за помощью. Даже мастера было звать необязательно – этажом выше жил симпатичный сосед всегда готовый прийти на помощь. Но у неё было столько дел.
В детективном агентстве, которое она назвала в свою же честь, телефон разрывался от предложений. Репортёры звонили, желая взять интервью, граждане взывали к правосудию и сетовали на полицию. Друзья криминалисты просили помощи в распутывании своих старых дел, а ещё провода обрывали родители, возмущённые тем, что домашний телефон всегда молчит. Сплошное веселье.
А началось всё это после того, как кто-то сообщил в один крупный журнал, что она обладает «фантастической интуицией и высоким интеллектом и всё при том, что она женщина». И это вряд ли было комплиментом. Никакой шумихи и не было бы, если сказанное не являлось чистой правдой. Вот телефон и разрывался, а она всем хотела помочь.
Александра как Мать Тереза пыталась отвечать на звонок каждого – только родителей игнорировала. Они только и делали, что каждый раз заводили одну и ту же песнь: «Ты не должна такими вещами заниматься, ты должна уволиться, брось это дело, вернись в психологию, твоя работа слишком опасна». И так постоянно. Объяснять им свою любовь к головоломкам было бесполезно. Они и в детстве-то смеялись над её играми в Шерлока Холмса, хотя она и находила потерянные ключи и носки. И пусть Александра уже давно переступила через порог подросткового возраста, уважения это ей не прибавило.
Темнота нисколько не смущала. Иногда работать приходилось и не в таких условиях. Самым страшным местом, где ей доводилось бывать, была, безусловно, котельная. Необъяснимый страх сгореть заживо – вот чего она по-настоящему боялась.
Нащупав крючок слева от входной двери, она повесила сумку. Затем так же наощупь нашла прямоугольную дверцу шкафа, потянулась к ручке: шкаф открылся, обнажая две полки с обувью и вешалки с разнообразной верхней одеждой. Александра сняла пальто, повесила его на ближайшую из вешалок, затем поставила кожаные сапоги на самую нижнюю полку и задержалась в проходе, представляя какой растрёпанной выглядит. После такого ветра не помешало бы и причесаться, но прежде, чем ступать на холодный кафель и приводить свою внешность в порядок, следовало надеть носки и поставить чайник. Со второй задачей она справилась без труда, и пузатому красному жителю оставалось только дожидаться своего звёздного часа, чтобы возвестить о готовности пронзительным свистом.
А вот с носками возникли трудности. Об этом никто не знал, но детектив ненавидела обыкновенные тапки и испытывала страсть к носкам.
Она бросила сумку вместе с расчёской на диван и выдвинула отсек, где хранилось постельное бельё. Между стопкой отглаженных белоснежных простыней и ватным одеялом лежал большой белый пакет с приклеенной посередине бумажкой. На ней красовались буквы «СЗ».
Александра с нежностью вынула его из ящика и затем высыпала содержимое на диван: пёстрая горка вязаных носков различных оттенков зелёного заставила сердце биться чаще.
В её небольшой квартире было множество мест, где хранились такие пакеты. В нижнем ящичке в ванной прятались носки «ЖО». Заглавные буквы означали принадлежность к цветовой гамме и подсказывали, что в пакете хранятся жёлтые, оранжевые, оранжево-жёлтые и всевозможные узоры из этих двух цветов. На кухне внутри угловой скамьи лежал пакет «ФС»: в нём были носки фиолетовых и сиреневых оттенков. В гостиной в тумбочке под телевизором хранился пакет «КР» с красно-розовыми носками, а в пуфике вместе с фурнитурой прятались коричнево-бежевые «КБ».
Пурпурные, голубые, малиновые, кирпичные, бирюзовые, серые, абрикосовые, карамельные. В этом царстве носков можно было найти практически все оттенки и делились они не только по цветам, но и по временам года. Шерстяные вязаные и с пухом относились к холодным сезонам, кружевные и хлопковые – к тёплым.
А вообще, надо сказать, цвет играл в жизни Александры одну из главных ролей: он поднимал настроение, вдохновлял, успокаивал, помогал сосредоточиться, согревал и даже мог напугать. Её эмоциональное состояние полностью отражалось на цветовых предпочтениях, и сейчас она выбирала между изумрудными носками и носками на два тона темнее, не в силах дать точную характеристику своему настроению. Она была раздражена, но на пятьдесят процентов или на семьдесят? Инга провалила задание и, похоже, так ничему и не научилась. Александра решила, что ей ближе второй вариант. Всё-таки Инга была не просто малообразованной девчонкой, но ещё и ленивой. И надела те носки, что были темнее.
На кухне засвистел чайник, и одновременно с ним зазвонил мобильный. На экране высветилось имя, которое вызывало лишь отрицательные эмоции – Конюхов Владимир Вениаминович, руководитель следственного отдела. Он лично год назад отчитал её за то, что она указала на его ошибку перед подчинёнными, а на утро после инцидента предложил сменить место работы, что она и сделала. И разговор с ним не мог быть приятным. Заранее готовясь выслушивать его вечно недовольный голос, она ответила на звонок.
– Селивёрстова.
– Жалоба на тебя.
Последнее слово он будто выплюнул, и Александра машинально провела рукой по лицу, словно пытаясь смыть влажный след. Конюхов продолжал:
– Понимаешь ли ты речь о ком?!
Эти его речевые инверсии никогда Александру не забавляли, а в конкретной ситуации и вовсе вызывали лишь отвращение. Он обращался с ней не просто, как с женщиной, чьё место на кухне. Он говорил с ней, как с очень недалёкой женщиной.
– Фасулидзе не просто стажёр – сама знаешь её папа кто. И если она пожалуется ему, то жизнь весёлая ожидает не только тебя, Селивёрстова, но и меня.
– Кем бы ни были Фасулидзе, знания никто не отменял, – парировала детектив, – а этой девочке даже лень включить наблюдательность.
– Селивёрстова, не шути. Задача твоя ей помочь.
– Я ей подсказывала. Дважды.
– Значит надо было трижды, – повысил голос Конюхов.
– Она не обратила внимание на самое элементарное, – выдохнула Александра.
– И на что же это?
– На мой знак.
– И ты указывала на что?
– Ни на что.
Повисла пауза. Она слышала, как собеседник закурил сигарету. Детектив знала, что это значит и улыбнулась.
– Селивёрстова, меня не беси.
– И не пытаюсь, – Александра жалела, что Конюхов не видит её улыбки. Такие мерзкие люди, как он, вызывали в ней приступы жалости и отвращения.
– Что к чёрту это значит?
Конюхов начинал терять терпение. Она это чувствовала по сбившемуся дыханию и даже представила, как он тушит сигарету, не успев поднести ко рту.
– Селивёрстова, что за цирк устроила ты?
– Выясняла степень её внимательности, – спокойно ответила детектив, – а заодно и уверенности в собственных словах.
Он тяжело выдохнул:
– Не понимаю тебя я, Селивёрстова.
– Во-первых, её легко ввести в заблуждение, легко сбить столку. А во-вторых, главное не то, на что я указывала, а то, что она не обратила внимание на моё резкое изменение позы.
– Разница какая! – Конюхов уже кипел.
Александра вспомнила про чайник, подавила зачатки смеха и серьёзно ответила:
– Разница в том, что на моём месте может оказаться её коллега или, не дай Бог, жертва, и в момент опасности Фасулидзе просто не заметит подсказки, тем самым упуская, возможно, последний шанс на спасение. Или другой вариант: из-за своей невнимательности пропустит ключевую улику и, как следствие, не раскроет дело.
Пауза была дольше предыдущей. Александра успела выйти на кухню и насыпать листья зелёного чая с клубникой и чабрецом, достать свою любимую кружку с изображением космоса и поднять чайник с плиты, когда собеседник решил продолжить разговор.
– Ясно это, – произнёс Конюхов уже тише. – А что там за проблема с мышью?
– С крысой, – поправила она, наливая кипяток.
– Так что?
– Я указала на ошибку.
– Это имело значение?
– Образованность всегда имеет значение.
Она открыла шкафчик и достала пачку печенья.
– Чёрт бы тебя побрал, Селивёрстова! Забываешься ты.
– А вы не забывайте, кто попросил меня нянчиться с этой девчонкой! – парировала Александра.
– Я надеялся, что ты не будешь выкидывать штучки свои. Если бы мои сотрудники не были заняты делом, я не обратился бы к тебе. Это мера вынужденная. В следующий раз подумай о том, Фасулидзе кто такие.
Александра знала, почему Конюхов обратился к ней. Она была лучшая, но он этого, конечно, не признает.
– Надеюсь, поняла меня ты.
На этом разговор был окончен.
Александра прошла в ванную комнату, прихватив с собой расчёску. Казалось, шоколадные пряди возмущались вместе с ней. Они никак не желали собираться в хвост и это вызывало раздражение. Недолго думая, она открыла кран, намочила расчёску и начала тщательно проводить по каждой прядке. Способ сработал. Ей удалось привести в порядок не только волосы, но и мысли. Негативные эмоции сошли на нет.
Впереди ждала горячая кружка ароматного чая и печенье, что вкупе составляло прекрасное продолжение дня.
Голоса больше походили на помехи старого телевизора. Мария улавливала лишь отдельные звуки, но и это вызывало беспокойство. Она несколько раз попыталась открыть глаза, но ощутила такое жжение в области верхнего века, что не решилась разлепить ресницы и бросила эту затею. Голова была тяжёлой, словно к ней привязали пятикилограммовую гирю и тянули из стороны в сторону. Она предприняла попытку повернуть голову, но и эта идея не увенчалась успехом. Тяжесть сдавливала шейные позвонки и обжигающей волной стремилась к грудной клетке. И тогда Мария постаралась сосредоточиться на сердечном ритме: чем дольше она слушала неровное биение, тем отчётливее становились очертания помех. Постепенно они перестали быть бесплотным шумом и приобрели человеческие интонации. Сложились в слова.
Мария узнала голоса. Тихий вкрадчивый спокойный принадлежал её психологу Виктору Андреевичу. Тягучий и сладкий, почти медовый – женщине-администратору, что сидела на входе в частный центр. Кажется, её звали Ольга.
Они говорили о ней. Не называли имён, но она это чувствовала, как чувствовала и то, что услышанное невероятно важно и поэтому, оставив все попытки открыть глаза, просто лежала в кресле и ловила каждое слово.
– Ну, заброшенное полуразрушенное здание. Скорее всего раньше было каким-то комплексом.
– Почему ты так решила?
– Ну, по форме дыр в стенах. Они напоминают двери и окна.
– Это не аргумент, – Александра смотрела на Ингу, не отрываясь.
– Ну, ещё у дальней стены проёмы, напоминающие бывшие кабинки. Возможно, раздевалки, – Инга вздохнула.
– Хорошо. Дальше.
– Ну, кругом разбросаны шприцы, презервативы, обёртки от шоколада. – Она наклонилась и стала внимательно рассматривать землю. – Ну, какие-то клочки бумаги, окурки, шурупы.
– Гайки, – моментально поправила её Александра.
– Ну, гайки. Целлофановые пакеты, обломки бетона, куски засохшего дерева, кирпичная крошка.
Она поднялась с корточек и с вызовом посмотрела на детектива:
– Достаточно или я ещё не весь мусор перечислила?
– Что ещё ты видишь?
– О, Боже, – Инга закатила глаза с густо накрашенными ресницами. – Что я ещё вижу. Ну, граффити на левой стене. Уж извините, прочесть не могу. Не разбираюсь. Ну, порнографический рисунок. Ну, подтёки красной краски. Или крови?
– Это не кровь, – заметила Александра.
– Жаль. Хоть что-то интересное. Ну, две пивные бутылки у стены, ну, недоеденный бутерброд с чем-то белым.
– Это майонез.
– Ну... и всё, пожалуй.
– Уверена? – взгляд детектива пронизывал похлеще ледяного ветра.
Александра резко склонила голову набок. Её густые прямые волосы оттенка молочного шоколада каскадом легли на одну сторону. Инга не обратила на это никакого внимания и добавила:
– Ну, ещё жуткая грязь и дохлая мышь на входе.
– Крыса.
– Да какая разница?
Детектив нарочно повторила манипуляцию с волосами, но Инга уже смотрела на экран своего телефона, явно чего-то ожидая.
– Не прошла.
– Что? – Инга подняла глаза и с непониманием уставилась на Александру.
– Это был маленький экзамен, и ты его не прошла.
– Что? Как? Подождите! Это нечестно! Объясните в чём дело?
Детектив развернулась и двинулась по направлению к проёму, заменяющему дверь. Инга поспешила за ней:
– Что я должна была увидеть? Да подождите, Александра...
– Ты даже отчества моего не запомнила.
Детектив произнесла это без обиды, но Инга всё равно испытала лёгкий стыд. Они работали вместе уже неделю: не то чтобы работали, правильнее сказать она ходила за детективом хвостиком уже неделю. Но не запомнить отчество... Это было её самой большой ошибкой. Она уже решила, что не видать ей хорошей оценки, как неожиданно Александра обернулась и озарила вполне дружеской улыбкой:
– А ведь я тебе подсказывала. Дважды. Догадаешься в какой момент это было и, возможно, я забуду о твоей невнимательности.
Снова эти загадки. Уж лучше сразу провалиться на месте, но желательно всё-таки не на этом зловонном месте. Она чувствовала – это последний шанс и стала прокручивать в памяти всё, что только что было. Наконец, в голове зазвенел колокольчик. На лекциях по психологии это называли то ли инсейтом, то ли инсайтом.
Она улыбнулась и произнесла:
– Когда вы говорили о крысе, точно!
Александра стояла с непроницаемым выражением лица.
Неужели она промахнулась? Но ведь больше никаких подсказок не было. Зазвонил телефон, но Инга сбросила свою подругу. Теперь её внимание всецело принадлежало детективу:
– Так я угадала?
– К сожалению, нет, – Александра развернулась и последовала по направлению к дороге.
– Но какой правильный ответ? Скажите!
Детектив резко остановилась и так же резко обернулась:
– А это будет твоим домашним заданием.
– Понять где была подсказка?
– Именно.
– Но... – Инга не знала, что сказать: вот влипла, так влипла.
Уже на остановке она хмуро спросила:
– А можно хоть узнать, где лежал труп?
Александра подняла воротник пальто, в очередной раз жалея, что не надела шарф. Затем убрала упавшую прядь волос с лица и ответила:
– У проёма, заменявшего дверь. На входе.
Инга удивлённо подняла идеально нарисованные брови:
– Так там же была только крыса.
Губы детектива изогнулись в улыбке:
– А никто и не говорил, что труп человеческий.
***
«Возможно я и была чересчур строга, но девочка должна понимать, что ей предстоит. Как говорится «тяжело в учении, легко в бою», – с такими мыслями Александра поднималась в свою квартиру на четвёртом этаже.
Лифт, как назло, сломался и приходилось волочиться по грязной лестнице с обшарпанными перилами. Она мечтала, что когда-нибудь съедет отсюда и поселится в более благополучном доме. Эта девятиэтажка уже разваливалась. Капитальный ремонт не делали с 1980 года. Удивительно, как этот дом вообще продержался столько лет. Она пыталась достучаться до «Жилкомсервиса», но безуспешно и даже запугивание связями в полиции не привело ни к какому результату.
Александра дважды повернула ключ в замочной скважине и оказалась в маленькой прихожей. Выключатель уже неделю не работал, а ей всё некогда было обратиться за помощью. Даже мастера было звать необязательно – этажом выше жил симпатичный сосед всегда готовый прийти на помощь. Но у неё было столько дел.
В детективном агентстве, которое она назвала в свою же честь, телефон разрывался от предложений. Репортёры звонили, желая взять интервью, граждане взывали к правосудию и сетовали на полицию. Друзья криминалисты просили помощи в распутывании своих старых дел, а ещё провода обрывали родители, возмущённые тем, что домашний телефон всегда молчит. Сплошное веселье.
А началось всё это после того, как кто-то сообщил в один крупный журнал, что она обладает «фантастической интуицией и высоким интеллектом и всё при том, что она женщина». И это вряд ли было комплиментом. Никакой шумихи и не было бы, если сказанное не являлось чистой правдой. Вот телефон и разрывался, а она всем хотела помочь.
Александра как Мать Тереза пыталась отвечать на звонок каждого – только родителей игнорировала. Они только и делали, что каждый раз заводили одну и ту же песнь: «Ты не должна такими вещами заниматься, ты должна уволиться, брось это дело, вернись в психологию, твоя работа слишком опасна». И так постоянно. Объяснять им свою любовь к головоломкам было бесполезно. Они и в детстве-то смеялись над её играми в Шерлока Холмса, хотя она и находила потерянные ключи и носки. И пусть Александра уже давно переступила через порог подросткового возраста, уважения это ей не прибавило.
Темнота нисколько не смущала. Иногда работать приходилось и не в таких условиях. Самым страшным местом, где ей доводилось бывать, была, безусловно, котельная. Необъяснимый страх сгореть заживо – вот чего она по-настоящему боялась.
Нащупав крючок слева от входной двери, она повесила сумку. Затем так же наощупь нашла прямоугольную дверцу шкафа, потянулась к ручке: шкаф открылся, обнажая две полки с обувью и вешалки с разнообразной верхней одеждой. Александра сняла пальто, повесила его на ближайшую из вешалок, затем поставила кожаные сапоги на самую нижнюю полку и задержалась в проходе, представляя какой растрёпанной выглядит. После такого ветра не помешало бы и причесаться, но прежде, чем ступать на холодный кафель и приводить свою внешность в порядок, следовало надеть носки и поставить чайник. Со второй задачей она справилась без труда, и пузатому красному жителю оставалось только дожидаться своего звёздного часа, чтобы возвестить о готовности пронзительным свистом.
А вот с носками возникли трудности. Об этом никто не знал, но детектив ненавидела обыкновенные тапки и испытывала страсть к носкам.
Она бросила сумку вместе с расчёской на диван и выдвинула отсек, где хранилось постельное бельё. Между стопкой отглаженных белоснежных простыней и ватным одеялом лежал большой белый пакет с приклеенной посередине бумажкой. На ней красовались буквы «СЗ».
Александра с нежностью вынула его из ящика и затем высыпала содержимое на диван: пёстрая горка вязаных носков различных оттенков зелёного заставила сердце биться чаще.
В её небольшой квартире было множество мест, где хранились такие пакеты. В нижнем ящичке в ванной прятались носки «ЖО». Заглавные буквы означали принадлежность к цветовой гамме и подсказывали, что в пакете хранятся жёлтые, оранжевые, оранжево-жёлтые и всевозможные узоры из этих двух цветов. На кухне внутри угловой скамьи лежал пакет «ФС»: в нём были носки фиолетовых и сиреневых оттенков. В гостиной в тумбочке под телевизором хранился пакет «КР» с красно-розовыми носками, а в пуфике вместе с фурнитурой прятались коричнево-бежевые «КБ».
Пурпурные, голубые, малиновые, кирпичные, бирюзовые, серые, абрикосовые, карамельные. В этом царстве носков можно было найти практически все оттенки и делились они не только по цветам, но и по временам года. Шерстяные вязаные и с пухом относились к холодным сезонам, кружевные и хлопковые – к тёплым.
А вообще, надо сказать, цвет играл в жизни Александры одну из главных ролей: он поднимал настроение, вдохновлял, успокаивал, помогал сосредоточиться, согревал и даже мог напугать. Её эмоциональное состояние полностью отражалось на цветовых предпочтениях, и сейчас она выбирала между изумрудными носками и носками на два тона темнее, не в силах дать точную характеристику своему настроению. Она была раздражена, но на пятьдесят процентов или на семьдесят? Инга провалила задание и, похоже, так ничему и не научилась. Александра решила, что ей ближе второй вариант. Всё-таки Инга была не просто малообразованной девчонкой, но ещё и ленивой. И надела те носки, что были темнее.
На кухне засвистел чайник, и одновременно с ним зазвонил мобильный. На экране высветилось имя, которое вызывало лишь отрицательные эмоции – Конюхов Владимир Вениаминович, руководитель следственного отдела. Он лично год назад отчитал её за то, что она указала на его ошибку перед подчинёнными, а на утро после инцидента предложил сменить место работы, что она и сделала. И разговор с ним не мог быть приятным. Заранее готовясь выслушивать его вечно недовольный голос, она ответила на звонок.
– Селивёрстова.
– Жалоба на тебя.
Последнее слово он будто выплюнул, и Александра машинально провела рукой по лицу, словно пытаясь смыть влажный след. Конюхов продолжал:
– Понимаешь ли ты речь о ком?!
Эти его речевые инверсии никогда Александру не забавляли, а в конкретной ситуации и вовсе вызывали лишь отвращение. Он обращался с ней не просто, как с женщиной, чьё место на кухне. Он говорил с ней, как с очень недалёкой женщиной.
– Фасулидзе не просто стажёр – сама знаешь её папа кто. И если она пожалуется ему, то жизнь весёлая ожидает не только тебя, Селивёрстова, но и меня.
– Кем бы ни были Фасулидзе, знания никто не отменял, – парировала детектив, – а этой девочке даже лень включить наблюдательность.
– Селивёрстова, не шути. Задача твоя ей помочь.
– Я ей подсказывала. Дважды.
– Значит надо было трижды, – повысил голос Конюхов.
– Она не обратила внимание на самое элементарное, – выдохнула Александра.
– И на что же это?
– На мой знак.
– И ты указывала на что?
– Ни на что.
Повисла пауза. Она слышала, как собеседник закурил сигарету. Детектив знала, что это значит и улыбнулась.
– Селивёрстова, меня не беси.
– И не пытаюсь, – Александра жалела, что Конюхов не видит её улыбки. Такие мерзкие люди, как он, вызывали в ней приступы жалости и отвращения.
– Что к чёрту это значит?
Конюхов начинал терять терпение. Она это чувствовала по сбившемуся дыханию и даже представила, как он тушит сигарету, не успев поднести ко рту.
– Селивёрстова, что за цирк устроила ты?
– Выясняла степень её внимательности, – спокойно ответила детектив, – а заодно и уверенности в собственных словах.
Он тяжело выдохнул:
– Не понимаю тебя я, Селивёрстова.
– Во-первых, её легко ввести в заблуждение, легко сбить столку. А во-вторых, главное не то, на что я указывала, а то, что она не обратила внимание на моё резкое изменение позы.
– Разница какая! – Конюхов уже кипел.
Александра вспомнила про чайник, подавила зачатки смеха и серьёзно ответила:
– Разница в том, что на моём месте может оказаться её коллега или, не дай Бог, жертва, и в момент опасности Фасулидзе просто не заметит подсказки, тем самым упуская, возможно, последний шанс на спасение. Или другой вариант: из-за своей невнимательности пропустит ключевую улику и, как следствие, не раскроет дело.
Пауза была дольше предыдущей. Александра успела выйти на кухню и насыпать листья зелёного чая с клубникой и чабрецом, достать свою любимую кружку с изображением космоса и поднять чайник с плиты, когда собеседник решил продолжить разговор.
– Ясно это, – произнёс Конюхов уже тише. – А что там за проблема с мышью?
– С крысой, – поправила она, наливая кипяток.
– Так что?
– Я указала на ошибку.
– Это имело значение?
– Образованность всегда имеет значение.
Она открыла шкафчик и достала пачку печенья.
– Чёрт бы тебя побрал, Селивёрстова! Забываешься ты.
– А вы не забывайте, кто попросил меня нянчиться с этой девчонкой! – парировала Александра.
– Я надеялся, что ты не будешь выкидывать штучки свои. Если бы мои сотрудники не были заняты делом, я не обратился бы к тебе. Это мера вынужденная. В следующий раз подумай о том, Фасулидзе кто такие.
Александра знала, почему Конюхов обратился к ней. Она была лучшая, но он этого, конечно, не признает.
– Надеюсь, поняла меня ты.
На этом разговор был окончен.
Александра прошла в ванную комнату, прихватив с собой расчёску. Казалось, шоколадные пряди возмущались вместе с ней. Они никак не желали собираться в хвост и это вызывало раздражение. Недолго думая, она открыла кран, намочила расчёску и начала тщательно проводить по каждой прядке. Способ сработал. Ей удалось привести в порядок не только волосы, но и мысли. Негативные эмоции сошли на нет.
Впереди ждала горячая кружка ароматного чая и печенье, что вкупе составляло прекрасное продолжение дня.
Прода от 20.11.2020, 19:04
Глава 3
Голоса больше походили на помехи старого телевизора. Мария улавливала лишь отдельные звуки, но и это вызывало беспокойство. Она несколько раз попыталась открыть глаза, но ощутила такое жжение в области верхнего века, что не решилась разлепить ресницы и бросила эту затею. Голова была тяжёлой, словно к ней привязали пятикилограммовую гирю и тянули из стороны в сторону. Она предприняла попытку повернуть голову, но и эта идея не увенчалась успехом. Тяжесть сдавливала шейные позвонки и обжигающей волной стремилась к грудной клетке. И тогда Мария постаралась сосредоточиться на сердечном ритме: чем дольше она слушала неровное биение, тем отчётливее становились очертания помех. Постепенно они перестали быть бесплотным шумом и приобрели человеческие интонации. Сложились в слова.
Мария узнала голоса. Тихий вкрадчивый спокойный принадлежал её психологу Виктору Андреевичу. Тягучий и сладкий, почти медовый – женщине-администратору, что сидела на входе в частный центр. Кажется, её звали Ольга.
Они говорили о ней. Не называли имён, но она это чувствовала, как чувствовала и то, что услышанное невероятно важно и поэтому, оставив все попытки открыть глаза, просто лежала в кресле и ловила каждое слово.
