1
Снег узорно ложился на ветви деревьев, то ли шутливо, то ли всерьёз прятал крыши машин.
Серебрил окно.
Катя сидела на стуле, прижав к груди острые коленки и тихо плакала. Раньше она любила зиму, а теперь…
Теперь она очень старалась её полюбить, но что-то не получалось.
– У меня уши отмёрзли! – Завалившись в комнату, радостно сообщила сестра Юлька. Румянец ещё красил её щёки, а морозец витал рядом, внося в затхлый воздух помещения прохладу и свежесть.
– Отмёрзли, а ты улыбаешься, – вздохнула Катя. Не обернулась – видела отражение в зеркальной дверце шкафа.
– Улыбаюсь конечно. Знаешь, как на улице красиво? Всё утонуло в снегу! Даже я!
– Ты не утонула, стоишь здесь.
– Стою, – не стала отрицать Юлька. – Но могла и утонуть. Там снега во! – Она провела рукой над головой, вызвав у Кати лёгкую улыбку. – Так-то лучше. А то грустишь и грустишь. Скучно с тобой.
Сейчас пообедаем и пойдём гулять. Вместе слепим снеговика. Большу-у-ущего! – Юлька забралась на кровать, а затем подпрыгнула, стремясь достать до потолка. До потолка не получилось.
– Ну-у-у, ты поняла, – посерьёзнела Юлька. – Перестань уже ныть, и за мной.
– Мне что-то не хочется… – Честно призналась Катя. – Ты иди, а я здесь посижу.
– Не хочется, не хочется… – Проворчала Юлька. – Тебе никогда ничего не хочется. Сидишь и сидишь у окна. Кого ты там высматриваешь?
– Никого, – ответила Катя, не желая говорить правду, потому что правда эта была глупой и от того грустной.
– Никого? Тогда слезай со стула и пошли на кухню. Мама шарлотку испекла. Поедим борща, а потом… – Юлька улыбнулась в предвкушении.
Катя знала, как сестра любит шарлотку. Об этом все знали.
– Ну слезай! Пошли! Я кушать хочу! – Юля потянула Катю за рукав.
– Я не голодная, иди сама. Приятного аппетита.
Юля замолчала, сощурилась, а потом серьёзно спросила:
– Кать, вот скажи, ты к этому стулу приросла?
– Нет.
– Точно? А если бы я утонула, ты бы подняла свою попу и пошла меня спасать?
– Где утонула? Твоя мама не пускает дальше детской площадки.
– Да хоть в снегу! Так ты бы пошла меня спасать?
Теперь Катя обернулась. Слёзы высохли. В умных глазах стояла недетская усталость. Очередной вздох и Катя безнадёжно спросила:
– Юль, ты ведь не отстанешь, да?
– Не отстану. Но ты не ответила. Спасла бы меня или нет?
– Конечно спасла, – Катя поднялась со стула. – Хорошо. Я поем. Но лепить снеговика не буду.
– Договорились. Я буду лепить, а ты – скучать.
Катя хоть и покачала головой, но на её губах спряталась улыбка.
– Всё смотришь в окно? Лизок, а я блины испёк.
– Ты?!
Удивление одержало победу в битве с грустью, и Лиза, обернувшись, недоверчиво посмотрела на мужа.
А тот в ответ:
– Что я не мужик? С Потапычем справиться могу, а с какими-то там блинами нет?
И задрал нос, мигом становясь тем самым парнишкой, каким она его полюбила десять лет назад.
Лиза помолчала-помолчала, затем склонила голову на бок, скрестила руки и не спросила, утвердила:
– Сжёг.
– Да.
Лиза вздохнула и неожиданно тепло улыбнулась:
– Думаю, Толь, это повод прогуляться к магазину.
– Потапыч обрадуется, – улыбнулся муж. – Потапыч! Гулять!
У Юли рот не закрывался. Она рассказывала о своей прогулке, о том, как чуть не утонула, о планах на большого снеговика и о компьютерной игре, про которую не слышал лишь глухой. Катя слышала уже раз в тысячный и о том, что папа скачает эту игру сестре в выходные – тоже. Когда Юля заняла свой рот любимой шарлоткой, Катя набралась смелости и спросила:
– Тамара Викторовна, а можно мне книгу?
– Что?!
– Нет-нет, не сейчас! – Пустилась Катя в спешные объяснения. – В выходные. Можете купить мне… книгу?
Женские пальцы сжали ложку, губы натянулись в улыбке. Тамара Викторовна переспросила:
– Книгу?
– Да, она есть в интернете, но я хочу именно книгу. Мне бабушка всегда читала книги.
Пальцы расслабились, отложили ложку. Тамара Викторовна, плохо скрывая раздражение, уточнила:
– У тебя разве не много книг?
– Да, но…
– Но ты хочешь ещё? Тебе всё мало?
– Нет, но я уже их прочитала, а…
– А я значит должна снова тратить деньги, – перебила её Тамара Викторовна.
– Я уже немного подкопила, мне просто не хватает и…
– Не хватает тебе?
– Просто бабушка всегда…
– Но я не твоя бабушка, – тихо и злобно напомнила Тамара Викторовна.
– Да, но она всегда мне покупала новую книгу перед Новым годом. Это была наша традиция, и я подумала…
– Подумала она… Ты хоть понимаешь, сколько сейчас стоят книги? А ты глотаешь их как… как… – Слова находились с трудом, но Тамара Викторовна всё же отыскала нужные. – Как ненасытная акула!
– Простите… Я больше не буду просить… – Катя выскочила из-за стола.
Женские пальцы вновь сжали ложку, стиснули до дрожи в руке и отшвырнули. Ложка звонко стукнулась о кафель.
– Зачем ты так мама? – Юлька наклонилась поднять ложку. Её хмурый взгляд встретился с полным отчаяния и ненависти. Ненависти к самой себе.
Юлька бросилась за сестрой, а Тамара Викторовна выхватила из кармана платья зазвонивший мобильник и прокричала:
– Бросай всё и домой! Я не могу так больше! Не могу!
Катя слышала то, что сказала Тамара Викторовна. Слышала и понимала. Девочка заняла прежнее место и уставилась в окно немигающим взглядом. Слёз уже не было. Высохли, а может их просто не осталось.
Неожиданно на шею лёг шарф. Тёплый вязанный. Тот самый, над которым трудилась бабушка. Катя краем глаза увидела виноватое лицо. Это Юлька заглянула через плечо.
– Ты не обижайся, ладно? Я сама тебе куплю книгу. Раз традиция, значит её надо поддерживать. А сейчас идём гулять. Больше в одиночестве мне тонуть не хочется.
– Хочешь, чтобы я тоже утонула?
Юля улыбнулась:
– Я тебя вытащу, если что, а ты – меня.
Катя кивнула.
– Тогда идём? Нас ждёт снеговик.
– Но твоя мама, наверное, не захочет тебя отпускать со мной. Она считает…
– Что эта Катя оказывает на тебя дурное влияние, – повторила Юля точь-в-точь как мама.
И девочки рассмеялись. А через несколько минут они бежали по лестнице, не слушая женских выкриков, угроз, уговоров. Бежали навстречу зимнему дню и белому снегу, который с лёгкостью растворил всё то, что было неприятно.
Тамара наблюдала в окно за своей девочкой и её сестрой, игнорируя голос в телефоне.
– Том! – Позвали уже в который раз. – Том, да что у вас там происходит?
Тамара Викторовна рывком задёрнула занавеску, поднесла телефон к уху и не спросила, гаркнула:
– А ты ещё не понял? Наша Юля сбежала на улицу из-за этой Кати! Сбежала, не сказав мне ни слова!
– Подожди. Что значит сбежала?
– Ничего! Бросай всё, приезжай скорее! Я не хочу бороться с ней одна! Я… –Злость ослабла, а вместе с ним и голос. Последнее прозвучало совсем тихо. – Я… Я… Жень, я так не хочу…
2
Потапыч обожал снег. Он радостно вилял хвостом, а потом снова и снова прятал морду в сугробе. Лиза наблюдала за ним, улыбаясь. Губы тянулись радостью будто по собственной воле. Этот пёс неизменно дарил ей улыбку.
– Ну и чудик наш пёс, – ухмыльнулся Толя, взяв жену за руку. – А помнишь, как мы его нашли?
– Конечно. Сидел комочек в сугробе и жалобно выл. У меня от его воя сердце заныло.
– А я тогда испугался, что ты его не примешь.
– Почему?
– Не знаю. – Толя пожал плечами. – Ты всегда говорила, что хочешь маленькую собачку, а тут… – Он кивнул на огромного ньюфаундленда.
Лиза вздохнула и честно призналась:
– Взрослого я бы его точно не взяла. Но тогда он был крошечным, беззащитным и совсем не смахивал на медведя.
– А сейчас?
– Что сейчас?
– Думаешь также?
– Сейчас я не сомневаюсь, что этот медведь милейшее существо в мире, и, если бы он потерялся, уже став взрослым, я бы всё равно его взяла к себе.
Пёс, будто поняв, о ком речь, подскочил к хозяйке и лизнул в руку, а затем умчался в белую даль.
– Резвится, – сказал Толя и неожиданно отпустил руку жены.
– То-о-оль? – Приподняла одну бровь Лиза.
Муж хитро улыбнулся.
– А мы? А? Лизок? Пробежимся? Слабо наперегонки?
Лиза хмыкнула:
– Мы уже не дети, Толь, мне давно за три…
Муж рванул с места первым, Лиза сразу за ним. Смеясь и толкаясь, они бежали, пока совсем не выдохлись.
«Счастливые…» – Подумала Тамара, вновь глядя в окно. Видеть Катю не хотелось, но о дочери она беспокоилась, поэтому разрешала той гулять исключительно на площадке во дворе. И сначала смотрела, как Юля катает шар, втыкает палки-ручки и начинает всё по новой, а затем перевела взгляд на пару влюблённых, бегающих вместе с огромным псом. Те полностью завладели её вниманием, как только повалились на сугроб у входа на площадку. Пуховик женщины сливался с белым снегом, но её рыжие волосы горели огнём, напоминая о собственном цвете волос, уже как лет десять скрытом под белой краской. И что хуже, напоминая о цвете волос Ирины.
В памяти мелькнул образ родной сестры, умершей столь рано, и губы сами собой произнесли:
– Иринка…
В ту же минуту тяжким грузом обрушились воспоминания о беззаботном детстве, об играх с сестрой, о мечте выйти замуж в один день и родить дочек. Сбылось лишь последнее.
Слёзы размыли и счастливую пару, и любимую дочку, оставив лишь немую сцену прошлого. В этой сцене была больничная палата, снег за окном и бледная Ирина. Сестра умирала. Врождённая болезнь передалась лишь ей и сгрызла всю без остатка, оставив от красивых черт лица заострённые скулы и впавшие глаза да лёгкость в теле, заставлявшую страдать все мышцы лишь сильнее. Но в конце концов тело не справилось с коварным монстром. Ирина… не справилась.
Тамара покидала палату с нескончаемой болью. Она шла нетвёрдой походкой и едва не рухнула там, на лестнице, спускаясь на первый этаж. Но твёрдость душевная оказалась сильнее физической. Вдыхая морозный воздух, Тамара уже знала, что обязательно исполнит волю сестры, если так потребуется. После похорон и спустя ещё пару месяцев её решение оставалось непоколебимым. Однако время шло, и однажды лёгкая надежда заговорила тихим вредным голосом. Она убеждала, что бабушка сумеет вытянуть внучку до восемнадцатилетия, а там девочка справится сама. Нехотя Тамара признавалась себе, что так было бы лучше всего. Брать на воспитание Катю означало большие перемены, к которым она не хотела не то, что готовиться, даже думать о них не хотела. И Тамара зажила привычной жизнью, оставив на задворках сознания и умершую сестру, и своё обещание.
На мгновение Тамара вынырнула из воспоминаний и вновь взглянула на счастливую пару. Невольная мысль, что когда-то и они с мужем были такими, вонзилась в сердце иглой. Тамара тяжело вздохнула, переводя взгляд, полный злости, ненависти на Катю, ведь это она, рыжая девчонка, всё разрушила, войдя в ту самую дверь, в которую сейчас вошёл муж.
– Том, ты поссорилась с Катей? – Женя подошёл к жене.
Она не стала ругать его за уличную обувь и за то, что тот опять курил. Посмотрела с обидой, укором. Отвернулась. Муж обнял её за плечи, вдохнул аромат шампуня и хотел сказать о любви, о том, как она ему дорога и что они вместе обязательно со всем справятся, но… промолчал.
– Они счастливые, несмотря на возраст, – тихо произнесла Тамара, тыча пальцем в окно на пару с собакой.
Он тоже их увидел, но что сказать не знал. Все его слова в последнее время не доходили до жены, а обещания… Обещания он давал, заранее зная, что вряд ли сможет исполнить. Как например в этот раз. Обещал ведь, что они поедут отдыхать на Новый год под Питер. Снимут домик, отдохнут с душой. Юлька возьмёт свою школьную подружку. И им всем будет хорошо. И ведь он действительно так планировал, только забыл про одну маленькую деталь – про Катю, живущую второй год с ними. Вместе с ней отдых Тома не представляла.
– Молчишь? Конечно молчишь. Что ты можешь сказать? Пропадаешь целыми днями на работе, а я вынуждена находить с ней общий язык. Должна улыбаться и делать вид, будто всё легко, потому что я и должна делать её жизнь лёгкой, я же вроде как заменяю ей маму. Только я не могу, мне тяжело! Из-за неё все наши проблемы! – Тамара, продолжая сыпать обидными словами, прижалась лбом к стеклу. – Те люди счастливы. И мы когда-то были счастливы, но вот именно, что когда-то. – Горькая усмешка легла на губы. – И Юля была совсем другой. Она никогда не убегала на улицу, не предупредив, и не смотрела на меня так… – Тамара всё же обернулась. Впилась взглядом в лицо мужа. – Ты бы видел, как она на меня посмотрела! Будто я для неё враг! А я ведь самый родной человек! Я её мать! Наша девочка стала другой, ты вновь стал курить, я всё время срываюсь, а я… Я ведь не хотела этого. Я думала, что будет легче, что…
Тёплые объятия заглушили рыдания.
– Томка, я понимаю. Взять чужого ребёнка в семью нелегко. Но и ей непросто. Мы для неё самые близкие люди, Том? Ты сейчас ничего не говори, только слушай, ладно? А раз хочется плакать, плачь. Я не против. Эта куртка повидала уже столько твоих слёз. И соплей, между прочим.
Она подняла своё лицо, и он увидел, что ей чуть-чуть стало легче.
– Какая длинная сопля, – нахмурился Женя, разглядывая её нос, и зацокал языком. – Так-так-так. Мне необходимо отнести её в лабораторию и изучить под микроскопом. Уверен, эта сопля претендует на звание самой мерзкой и длинной сопли в истории.
– Дурак, – она шутливо стукнула его кулаком в плечо и улыбнулась. – Не можешь говорить о серьёзном? Шутник…
– Могу. Диссертация о сопле вообще-то штука серьёзная.
– Всё, хватит!
– Хватит что? Разглядывать соплю?
– Женя!
– Тома!
– Я люблю тебя.
Теперь улыбнулся он.
Двое стояли у окна и наблюдали за счастливой парой, за двумя десятилетними девочками и думали об одном – о том, что лучше им и правда поговорить. Пока ещё можно. Пока шуткой удаётся прикрыть агонию в душе.
– Я заварю чай.
– Хотел предложить тоже самое.
– Осталась шарлотка. Будешь?
Мирно прошли на кухню, молча выпили чай, поели. Она помыла посуду, он протёр стол. Глядя на старания мужа, Тамара понимала, сколь сильно и сама неправа по отношению к нему да и в целом. Катя ведь, по сути, хорошая девочка. Спокойная и тихая. А то, что вызывает раздражение, так это не её вина. Груз оказался для Тамары слишком тяжёл. Не рассчитала она своих сил, вот в чём суть на самом деле. Если бы от этого осознания становилось хоть немного легче, но нет, злость к самой себе рвалась наружу.
Женя, словно почуяв неладное, крепко обнял жену как раз в тот момент, когда она готова была взорваться. Прижал к себе, не дав её злым упрёкам вырваться наружу и, несмотря на собственный страх, произнёс:
– Том, я по-прежнему тебя люблю и не виню за отношение к Кате. Ты выполняешь свой долг, но это нелегко. Ты… Ты просто знай, что я рядом. И всегда поддержу любое твоё решение.
– Так ты согласен её отдать?
– Нет, она же не вещь, Тома! – Он выпустил жену из объятий. – Я говорю о психологе. Если ты скажешь, что нам всем нужна семейная терапия, я – за. Раньше был против, но сейчас я за. Возможно, это действительно поможет.
– Психолог? – Тамара отодвинулась от мужа. – Ты это серьёзно?
Снег узорно ложился на ветви деревьев, то ли шутливо, то ли всерьёз прятал крыши машин.
Серебрил окно.
Катя сидела на стуле, прижав к груди острые коленки и тихо плакала. Раньше она любила зиму, а теперь…
Теперь она очень старалась её полюбить, но что-то не получалось.
– У меня уши отмёрзли! – Завалившись в комнату, радостно сообщила сестра Юлька. Румянец ещё красил её щёки, а морозец витал рядом, внося в затхлый воздух помещения прохладу и свежесть.
– Отмёрзли, а ты улыбаешься, – вздохнула Катя. Не обернулась – видела отражение в зеркальной дверце шкафа.
– Улыбаюсь конечно. Знаешь, как на улице красиво? Всё утонуло в снегу! Даже я!
– Ты не утонула, стоишь здесь.
– Стою, – не стала отрицать Юлька. – Но могла и утонуть. Там снега во! – Она провела рукой над головой, вызвав у Кати лёгкую улыбку. – Так-то лучше. А то грустишь и грустишь. Скучно с тобой.
Сейчас пообедаем и пойдём гулять. Вместе слепим снеговика. Большу-у-ущего! – Юлька забралась на кровать, а затем подпрыгнула, стремясь достать до потолка. До потолка не получилось.
– Ну-у-у, ты поняла, – посерьёзнела Юлька. – Перестань уже ныть, и за мной.
– Мне что-то не хочется… – Честно призналась Катя. – Ты иди, а я здесь посижу.
– Не хочется, не хочется… – Проворчала Юлька. – Тебе никогда ничего не хочется. Сидишь и сидишь у окна. Кого ты там высматриваешь?
– Никого, – ответила Катя, не желая говорить правду, потому что правда эта была глупой и от того грустной.
– Никого? Тогда слезай со стула и пошли на кухню. Мама шарлотку испекла. Поедим борща, а потом… – Юлька улыбнулась в предвкушении.
Катя знала, как сестра любит шарлотку. Об этом все знали.
– Ну слезай! Пошли! Я кушать хочу! – Юля потянула Катю за рукав.
– Я не голодная, иди сама. Приятного аппетита.
Юля замолчала, сощурилась, а потом серьёзно спросила:
– Кать, вот скажи, ты к этому стулу приросла?
– Нет.
– Точно? А если бы я утонула, ты бы подняла свою попу и пошла меня спасать?
– Где утонула? Твоя мама не пускает дальше детской площадки.
– Да хоть в снегу! Так ты бы пошла меня спасать?
Теперь Катя обернулась. Слёзы высохли. В умных глазах стояла недетская усталость. Очередной вздох и Катя безнадёжно спросила:
– Юль, ты ведь не отстанешь, да?
– Не отстану. Но ты не ответила. Спасла бы меня или нет?
– Конечно спасла, – Катя поднялась со стула. – Хорошо. Я поем. Но лепить снеговика не буду.
– Договорились. Я буду лепить, а ты – скучать.
Катя хоть и покачала головой, но на её губах спряталась улыбка.
***
– Всё смотришь в окно? Лизок, а я блины испёк.
– Ты?!
Удивление одержало победу в битве с грустью, и Лиза, обернувшись, недоверчиво посмотрела на мужа.
А тот в ответ:
– Что я не мужик? С Потапычем справиться могу, а с какими-то там блинами нет?
И задрал нос, мигом становясь тем самым парнишкой, каким она его полюбила десять лет назад.
Лиза помолчала-помолчала, затем склонила голову на бок, скрестила руки и не спросила, утвердила:
– Сжёг.
– Да.
Лиза вздохнула и неожиданно тепло улыбнулась:
– Думаю, Толь, это повод прогуляться к магазину.
– Потапыч обрадуется, – улыбнулся муж. – Потапыч! Гулять!
Прода от 15 февраля
***
У Юли рот не закрывался. Она рассказывала о своей прогулке, о том, как чуть не утонула, о планах на большого снеговика и о компьютерной игре, про которую не слышал лишь глухой. Катя слышала уже раз в тысячный и о том, что папа скачает эту игру сестре в выходные – тоже. Когда Юля заняла свой рот любимой шарлоткой, Катя набралась смелости и спросила:
– Тамара Викторовна, а можно мне книгу?
– Что?!
– Нет-нет, не сейчас! – Пустилась Катя в спешные объяснения. – В выходные. Можете купить мне… книгу?
Женские пальцы сжали ложку, губы натянулись в улыбке. Тамара Викторовна переспросила:
– Книгу?
– Да, она есть в интернете, но я хочу именно книгу. Мне бабушка всегда читала книги.
Пальцы расслабились, отложили ложку. Тамара Викторовна, плохо скрывая раздражение, уточнила:
– У тебя разве не много книг?
– Да, но…
– Но ты хочешь ещё? Тебе всё мало?
– Нет, но я уже их прочитала, а…
– А я значит должна снова тратить деньги, – перебила её Тамара Викторовна.
– Я уже немного подкопила, мне просто не хватает и…
– Не хватает тебе?
– Просто бабушка всегда…
– Но я не твоя бабушка, – тихо и злобно напомнила Тамара Викторовна.
– Да, но она всегда мне покупала новую книгу перед Новым годом. Это была наша традиция, и я подумала…
– Подумала она… Ты хоть понимаешь, сколько сейчас стоят книги? А ты глотаешь их как… как… – Слова находились с трудом, но Тамара Викторовна всё же отыскала нужные. – Как ненасытная акула!
– Простите… Я больше не буду просить… – Катя выскочила из-за стола.
Женские пальцы вновь сжали ложку, стиснули до дрожи в руке и отшвырнули. Ложка звонко стукнулась о кафель.
– Зачем ты так мама? – Юлька наклонилась поднять ложку. Её хмурый взгляд встретился с полным отчаяния и ненависти. Ненависти к самой себе.
Юлька бросилась за сестрой, а Тамара Викторовна выхватила из кармана платья зазвонивший мобильник и прокричала:
– Бросай всё и домой! Я не могу так больше! Не могу!
Катя слышала то, что сказала Тамара Викторовна. Слышала и понимала. Девочка заняла прежнее место и уставилась в окно немигающим взглядом. Слёз уже не было. Высохли, а может их просто не осталось.
Неожиданно на шею лёг шарф. Тёплый вязанный. Тот самый, над которым трудилась бабушка. Катя краем глаза увидела виноватое лицо. Это Юлька заглянула через плечо.
– Ты не обижайся, ладно? Я сама тебе куплю книгу. Раз традиция, значит её надо поддерживать. А сейчас идём гулять. Больше в одиночестве мне тонуть не хочется.
– Хочешь, чтобы я тоже утонула?
Юля улыбнулась:
– Я тебя вытащу, если что, а ты – меня.
Катя кивнула.
– Тогда идём? Нас ждёт снеговик.
– Но твоя мама, наверное, не захочет тебя отпускать со мной. Она считает…
– Что эта Катя оказывает на тебя дурное влияние, – повторила Юля точь-в-точь как мама.
И девочки рассмеялись. А через несколько минут они бежали по лестнице, не слушая женских выкриков, угроз, уговоров. Бежали навстречу зимнему дню и белому снегу, который с лёгкостью растворил всё то, что было неприятно.
Тамара наблюдала в окно за своей девочкой и её сестрой, игнорируя голос в телефоне.
– Том! – Позвали уже в который раз. – Том, да что у вас там происходит?
Тамара Викторовна рывком задёрнула занавеску, поднесла телефон к уху и не спросила, гаркнула:
– А ты ещё не понял? Наша Юля сбежала на улицу из-за этой Кати! Сбежала, не сказав мне ни слова!
– Подожди. Что значит сбежала?
– Ничего! Бросай всё, приезжай скорее! Я не хочу бороться с ней одна! Я… –Злость ослабла, а вместе с ним и голос. Последнее прозвучало совсем тихо. – Я… Я… Жень, я так не хочу…
Прода от 15.02.2023, 19:33
2
Потапыч обожал снег. Он радостно вилял хвостом, а потом снова и снова прятал морду в сугробе. Лиза наблюдала за ним, улыбаясь. Губы тянулись радостью будто по собственной воле. Этот пёс неизменно дарил ей улыбку.
– Ну и чудик наш пёс, – ухмыльнулся Толя, взяв жену за руку. – А помнишь, как мы его нашли?
– Конечно. Сидел комочек в сугробе и жалобно выл. У меня от его воя сердце заныло.
– А я тогда испугался, что ты его не примешь.
– Почему?
– Не знаю. – Толя пожал плечами. – Ты всегда говорила, что хочешь маленькую собачку, а тут… – Он кивнул на огромного ньюфаундленда.
Лиза вздохнула и честно призналась:
– Взрослого я бы его точно не взяла. Но тогда он был крошечным, беззащитным и совсем не смахивал на медведя.
– А сейчас?
– Что сейчас?
– Думаешь также?
– Сейчас я не сомневаюсь, что этот медведь милейшее существо в мире, и, если бы он потерялся, уже став взрослым, я бы всё равно его взяла к себе.
Пёс, будто поняв, о ком речь, подскочил к хозяйке и лизнул в руку, а затем умчался в белую даль.
– Резвится, – сказал Толя и неожиданно отпустил руку жены.
– То-о-оль? – Приподняла одну бровь Лиза.
Муж хитро улыбнулся.
– А мы? А? Лизок? Пробежимся? Слабо наперегонки?
Лиза хмыкнула:
– Мы уже не дети, Толь, мне давно за три…
Муж рванул с места первым, Лиза сразу за ним. Смеясь и толкаясь, они бежали, пока совсем не выдохлись.
***
«Счастливые…» – Подумала Тамара, вновь глядя в окно. Видеть Катю не хотелось, но о дочери она беспокоилась, поэтому разрешала той гулять исключительно на площадке во дворе. И сначала смотрела, как Юля катает шар, втыкает палки-ручки и начинает всё по новой, а затем перевела взгляд на пару влюблённых, бегающих вместе с огромным псом. Те полностью завладели её вниманием, как только повалились на сугроб у входа на площадку. Пуховик женщины сливался с белым снегом, но её рыжие волосы горели огнём, напоминая о собственном цвете волос, уже как лет десять скрытом под белой краской. И что хуже, напоминая о цвете волос Ирины.
В памяти мелькнул образ родной сестры, умершей столь рано, и губы сами собой произнесли:
– Иринка…
В ту же минуту тяжким грузом обрушились воспоминания о беззаботном детстве, об играх с сестрой, о мечте выйти замуж в один день и родить дочек. Сбылось лишь последнее.
Слёзы размыли и счастливую пару, и любимую дочку, оставив лишь немую сцену прошлого. В этой сцене была больничная палата, снег за окном и бледная Ирина. Сестра умирала. Врождённая болезнь передалась лишь ей и сгрызла всю без остатка, оставив от красивых черт лица заострённые скулы и впавшие глаза да лёгкость в теле, заставлявшую страдать все мышцы лишь сильнее. Но в конце концов тело не справилось с коварным монстром. Ирина… не справилась.
Тамара покидала палату с нескончаемой болью. Она шла нетвёрдой походкой и едва не рухнула там, на лестнице, спускаясь на первый этаж. Но твёрдость душевная оказалась сильнее физической. Вдыхая морозный воздух, Тамара уже знала, что обязательно исполнит волю сестры, если так потребуется. После похорон и спустя ещё пару месяцев её решение оставалось непоколебимым. Однако время шло, и однажды лёгкая надежда заговорила тихим вредным голосом. Она убеждала, что бабушка сумеет вытянуть внучку до восемнадцатилетия, а там девочка справится сама. Нехотя Тамара признавалась себе, что так было бы лучше всего. Брать на воспитание Катю означало большие перемены, к которым она не хотела не то, что готовиться, даже думать о них не хотела. И Тамара зажила привычной жизнью, оставив на задворках сознания и умершую сестру, и своё обещание.
На мгновение Тамара вынырнула из воспоминаний и вновь взглянула на счастливую пару. Невольная мысль, что когда-то и они с мужем были такими, вонзилась в сердце иглой. Тамара тяжело вздохнула, переводя взгляд, полный злости, ненависти на Катю, ведь это она, рыжая девчонка, всё разрушила, войдя в ту самую дверь, в которую сейчас вошёл муж.
– Том, ты поссорилась с Катей? – Женя подошёл к жене.
Она не стала ругать его за уличную обувь и за то, что тот опять курил. Посмотрела с обидой, укором. Отвернулась. Муж обнял её за плечи, вдохнул аромат шампуня и хотел сказать о любви, о том, как она ему дорога и что они вместе обязательно со всем справятся, но… промолчал.
– Они счастливые, несмотря на возраст, – тихо произнесла Тамара, тыча пальцем в окно на пару с собакой.
Он тоже их увидел, но что сказать не знал. Все его слова в последнее время не доходили до жены, а обещания… Обещания он давал, заранее зная, что вряд ли сможет исполнить. Как например в этот раз. Обещал ведь, что они поедут отдыхать на Новый год под Питер. Снимут домик, отдохнут с душой. Юлька возьмёт свою школьную подружку. И им всем будет хорошо. И ведь он действительно так планировал, только забыл про одну маленькую деталь – про Катю, живущую второй год с ними. Вместе с ней отдых Тома не представляла.
– Молчишь? Конечно молчишь. Что ты можешь сказать? Пропадаешь целыми днями на работе, а я вынуждена находить с ней общий язык. Должна улыбаться и делать вид, будто всё легко, потому что я и должна делать её жизнь лёгкой, я же вроде как заменяю ей маму. Только я не могу, мне тяжело! Из-за неё все наши проблемы! – Тамара, продолжая сыпать обидными словами, прижалась лбом к стеклу. – Те люди счастливы. И мы когда-то были счастливы, но вот именно, что когда-то. – Горькая усмешка легла на губы. – И Юля была совсем другой. Она никогда не убегала на улицу, не предупредив, и не смотрела на меня так… – Тамара всё же обернулась. Впилась взглядом в лицо мужа. – Ты бы видел, как она на меня посмотрела! Будто я для неё враг! А я ведь самый родной человек! Я её мать! Наша девочка стала другой, ты вновь стал курить, я всё время срываюсь, а я… Я ведь не хотела этого. Я думала, что будет легче, что…
Тёплые объятия заглушили рыдания.
– Томка, я понимаю. Взять чужого ребёнка в семью нелегко. Но и ей непросто. Мы для неё самые близкие люди, Том? Ты сейчас ничего не говори, только слушай, ладно? А раз хочется плакать, плачь. Я не против. Эта куртка повидала уже столько твоих слёз. И соплей, между прочим.
Она подняла своё лицо, и он увидел, что ей чуть-чуть стало легче.
– Какая длинная сопля, – нахмурился Женя, разглядывая её нос, и зацокал языком. – Так-так-так. Мне необходимо отнести её в лабораторию и изучить под микроскопом. Уверен, эта сопля претендует на звание самой мерзкой и длинной сопли в истории.
– Дурак, – она шутливо стукнула его кулаком в плечо и улыбнулась. – Не можешь говорить о серьёзном? Шутник…
– Могу. Диссертация о сопле вообще-то штука серьёзная.
– Всё, хватит!
– Хватит что? Разглядывать соплю?
– Женя!
– Тома!
– Я люблю тебя.
Теперь улыбнулся он.
Двое стояли у окна и наблюдали за счастливой парой, за двумя десятилетними девочками и думали об одном – о том, что лучше им и правда поговорить. Пока ещё можно. Пока шуткой удаётся прикрыть агонию в душе.
– Я заварю чай.
– Хотел предложить тоже самое.
– Осталась шарлотка. Будешь?
Мирно прошли на кухню, молча выпили чай, поели. Она помыла посуду, он протёр стол. Глядя на старания мужа, Тамара понимала, сколь сильно и сама неправа по отношению к нему да и в целом. Катя ведь, по сути, хорошая девочка. Спокойная и тихая. А то, что вызывает раздражение, так это не её вина. Груз оказался для Тамары слишком тяжёл. Не рассчитала она своих сил, вот в чём суть на самом деле. Если бы от этого осознания становилось хоть немного легче, но нет, злость к самой себе рвалась наружу.
Женя, словно почуяв неладное, крепко обнял жену как раз в тот момент, когда она готова была взорваться. Прижал к себе, не дав её злым упрёкам вырваться наружу и, несмотря на собственный страх, произнёс:
– Том, я по-прежнему тебя люблю и не виню за отношение к Кате. Ты выполняешь свой долг, но это нелегко. Ты… Ты просто знай, что я рядом. И всегда поддержу любое твоё решение.
– Так ты согласен её отдать?
– Нет, она же не вещь, Тома! – Он выпустил жену из объятий. – Я говорю о психологе. Если ты скажешь, что нам всем нужна семейная терапия, я – за. Раньше был против, но сейчас я за. Возможно, это действительно поможет.
– Психолог? – Тамара отодвинулась от мужа. – Ты это серьёзно?
